... Интересно ему,  видите  ли,
было... Пинкертон занюханный."
   Женский голос принадлежал Марии. Слепой  не  узнал  его  сразу  из-за
интонации. Такой собачьей преданности, такой  безоговорочной  покорности
он не слышал в голосе неприступной Андреевны никогда, даже в те  минуты,
когда она извивалась под ним,  задыхаясь  от  страсти  и  шепча  тайные,
темные слова, от которых у него все плыло перед глазами...
   Мужской  голос  был  ему   незнаком:   басистый,   глубокий,   хорошо
поставленный, голос  человека,  привыкшего  много  говорить,  причем  не
просто  говорить,  а  вещать.  Такие  голоса  бывают  у  не  старых  еще
начальников среднего  звена,  много  валяющих  дурака  перед  народом  и
делающих  успешную  карьеру:  сытый,   самоуверенный   голос   человека,
привыкшего по первому требованию получать все, что ему нужно.
   - Что Колышев? - спросил незнакомый мужской голос.
   - Убит, - ответила Мария.
   "Кто это - Колышев? - подумал Глеб. - Кто убит?"
   - Хорошо, - сказал мужчина. - Просто  очень  хорошо.  Мне  этот  змей
очкастый давно надоел.
   "Ага, - подумал Глеб, - ясно. Очкастый там был только один.., что  ж,
туда ему и дорога."
   - Где Аркадий? - спросил мужчина.
   - С лейтенантом, - ответила Мария. -  Дает  показания.  Договорились,
что Колышев был заодно с.., с ним.
   Глеб даже перестал дышать, чувствуя, что эти двое разглядывают его.
   - Что-то долго он в отключке, - сказал мужчина. - Не помер он  у  вас
часом?
   - Живой, - ответила Мария. - От этого не умирают.
   - Ладно, - проворчал ее собеседник. - Теперь вот что... Лесных, когда
узнает, будет рвать и метать. Нам с ним ссориться пока  что  рано.  Надо
этого типа припрятать до поры, сделать вид, что он в бегах. Потом, когда
все рассосется,  можно  будет  его  "поймать".  Лейтенант  и  поймает..,
глядишь, старшим лейтенантом сделается...
   - Да, - покорным эхом отозвалась Мария.
   - Теперь так, -  продолжал  мужчина.  -  Колышева  убрали  -  это  вы
молодцы, слов нет. Но теперь нам придется поработать  на  Лесных,  чтобы
глаза ему до поры замазать. Начнем с этого.., с эколога.
   Пойдешь ты.
   - Снова взрывчатка? - спросила Мария.
   - Да нет, не стоит повторяться, - задумчиво протянул  мужчина.  -  Не
знаю, что-нибудь придумаем. - Он помолчал. В тишине щелкнула  зажигалка,
и через некоторое  время  ноздрей  Глеба  коснулся  запах  марихуаны.  -
Разоспался твой крестничек, - заметил собеседник  Андреевны.  -  Как  он
хоть в постели-то? Не опозорился?
   - Не опозорился, - спокойно, как о чем-то привычном, ответила она.  -
Хотя до тебя ему, конечно, далеко.
   "Подумаешь, - хотел сказать Глеб, но промолчал. - Повалялся бы  он  с
мое без памяти. И потом, столько времени без женщины..."
   - А ты и рада, - проворчал мужчина.
   - Ты сам меня послал, - спокойно ответила  медсестра,  и  впервые  за
весь разговор Глеб услышал в ее голосе что-то похожее на слабый протест.
- Неужели тебе было  бы  приятнее,  если  бы  мне  пришлось  возиться  с
импотентом?
   - Хочешь честно? - спросил мужчина и, не дожидаясь ответа, сказал:
   - Хрен его знает, что мне приятнее. Приятнее всего мне было бы сейчас
сидеть с тобой на бортике бассейна где-нибудь в Беверли Хиллз...
   "Ишь ты, - подумал Глеб, - крапивинский мечтатель." Он уже  понял,  с
кем имеет дело.., с кем ему придется иметь дело, если  его  попросту  не
прирежут, как свинью, прямо на этом ковре.
   Лежать на полу в неудобной позе стало просто  невыносимо,  тем  более
что Глеб давно ощущал настоятельную  потребность  посетить  местечко,  в
которое даже король ходит пешком. Он открыл глаза и пошевелился, пытаясь
сесть. Это получилось у него не сразу: все тело затекло, и очень  мешали
связанные за спиной руки.
   - Очухался? - спросил мужчина.
   Слепой огляделся. Он  сидел  на  ковре,  устилавшем  почти  весь  пол
просторной комнаты с высоким потолком и огромным,  едва  ли  не  во  всю
стену, окном.
   Справа от него располагался большой, безвкусно декорированный  камин,
из которого остро несло гарью.
   Над  камином  висела  траченная  молью  оленья  голова  с   огромными
ветвистыми рогами, а чуть ниже  был  укреплен  на  крюках  винчестер,  в
котором только простак  не  признал  бы  довольно  халтурно  выполненный
муляж. Напротив камина стоял низкий стеклянный столик, к  которому  были
придвинуты два глубоких кожаных кресла. Больше никакой мебели в  комнате
не было, если не считать большой,  в  полстены,  картины,  висевшей  над
столиком и отражавшей космогонические представления  художника,  основой
которых была застарелая шизофрения. Такое, во всяком случае, сложилось у
Глеба впечатление.
   В одном из кресел, том, что слева от  стола,  сидела  Мария,  знакомо
забросив ногу на ногу. Вместо белого халата не ней теперь  было  строгое
темно-серое платье с глухим воротом, на фоне которого  колени  медсестры
показались Глебу волнующими даже в его нынешнем  бедственном  положении.
Она сидела откинувшись на спинку кресла, запрокинув  к  потолку  усталое
лошадиное лицо, и медленно, с наслаждением, курила  длинную  зеленоватую
сигарету, делая глубокие неторопливые затяжки и подолгу задерживая дым в
легких.
   Напротив нее, по-хозяйски  раскинувшись  в  мягких  глубинах  кресла,
расположился крупный мужчина в дорогом купальном халате на  голое  тело.
Все части его тела, не скрытые халатом, были  покрыты  густым  спутанным
волосом, напоминавшим шерсть гориллы.  Нечесаная  грива  прямых,  как  у
индейца, смоляных волос спускалась до самых плеч и частично занавешивала
глубоко запавшие недобрые глаза, казавшиеся непропорционально маленькими
на широком скуластом лице с крючковатым, как у француза, носом,  большим
твердым ртом и крупным, округлым, сильно выдающимся вперед подбородком с
ярко выраженной ямочкой посередке, свидетельствовавшей, по слухам,  чуть
ли не о гениальности. Глеб подумал, что в  гениальность  этого  человека
было гораздо легче поверить, если  бы  он  хотя  бы  на  время  перестал
ковыряться в носу согнутым  мизинцем.  По  всей  видимости,  это  и  был
загадочный Волков, о котором Аркадий в  свое  время  прожужжал  ему  все
уши...
   "Черт возьми, - подумал Глеб, - если  бы  у  меня  до  сих  пор  были
какие-то  сомнения  по  поводу  этого  гуру-целителя,  то   сейчас   они
развеялись бы в пыль... даже если бы я не знал об  оружии  и  не  слышал
предыдущего разговора. Но  при  чем  здесь  какой-то  эколог?  Ладно,  -
подумал он, кое-как усаживаясь посреди  ковра.  -  Не  до  экологов  мне
сейчас,  граждане.  Самому  бы  уцелеть...  Интересно,   зачем   я   ему
понадобился? Марихуанку покуривают.., релаксация у них.  Сделал  дело  -
гуляй смело... Кого-то они только что кинули, какого-то Лесных, и,  судя
по талантам новопреставленного Колышева, Лесных  этот  -  мужчина  очень
серьезный. Ох, опасно играет господин Волков, ох, опасно!"
   - Ну что, дружок, - вынимая мизинец из носа и  непринужденно  вытирая
его о полу своего роскошного халата, сказал Волков, - попался?  Говорить
будешь?
   - Это смотря что, - ответил Глеб.
   Мария приподняла  голову  со  спинки  кресла,  взглянула  на  него  с
некоторым удивлением, словно на ее глазах вдруг заговорил, скажем, стул,
и снова уставилась в потолок, выдувая своим умелым ртом дымные кольца  -
она релаксировала.
   - Смелый парень, - заметил Волков. - Знаешь,  на  твоем  месте  любой
мало-мальски умный человек сказал бы все  -  что  спрашивали  и  что  не
спрашивали.
   - Во-первых, я просто умный, а не мало-мальски, - ответил Глеб,  -  а
во-вторых, меня еще никто ни о чем не спрашивал.
   - Резонно, - сказал Волков.  Он  вынул  из  кармана  халата  какой-то
блестящий амулет на тонкой цепочке и принялся рассеянно раскачивать  его
перед собой, любуясь игрой света на полированной поверхности, - Как тебя
нравится мой медальончик? - спросил он.
   Глеб внутренне усмехнулся. "Дешевка, - подумал он. - Бабок  на  рынке
лови на такие трюки, да и то  -  поймаешь  ли  еще.  Бабки  нынче  такие
ушлые..."
   - Симпатичная штучка, - сказал он, стараясь делать вид,  что  смотрит
на медальон, на самом же деле сфокусировав взгляд на  участке  стены  за
левым плечом Волкова. - Почем брал? Кстати, ты не хочешь  развязать  мне
руки? Затекают...
   - Гм, - сказал Волков, продолжая раскачивать медальон  в  воздухе.  -
Руки... А ты хулиганить не будешь?
   - Не буду, - не вполне искренне ответил Глеб. - В конце концов,  твои
люди спасли мне жизнь.
   - Не обольщайся, - сказал Волков. - Отнять жизнь гораздо  легче,  чем
подарить.
   Он щелкнул пальцами свободной руки. Дверь  открылась,  и  в  комнату,
бесшумно ступая по ворсистому ковру обутыми в  кроссовки  ногами,  вошла
стройная,  немного,  на  вкус  Глеба,  худоватая  блондинка  в   линялом
джинсовом  костюме.  Слепой  припомнил,  что,  кажется,  встречал  ее  в
библиотеке,  она  пробегала  по  коридору  с   пачкой   каких-то   книг.
"Удивительная штука, - подумал он.  -  Одна  -  библиотекарь,  вторая  -
медработник. И эта дикая  секта,  этот  полуголый  пророк  с  волосатыми
ногами и чуть ли не по локоть завинченным в нос мизинцем... Странно."
   Блондинка вынула из кармана пружинный нож, со щелчком открыла  лезвие
и мастерски перепилила веревки, стягивавшие  запястья  Глеба.  Закончив,
она отступила на пару шагов в сторону, убрала нож и вынула из-под куртки
большой никелированный пистолет с длинным глушителем.
   - Ба! - сказал Глеб. - Какая роскошь.  Вы  когда-нибудь  стреляли  из
такого? Предупреждаю, у этой модели довольно  сильная  отдача.  Можно  с
непривычки повредить запястье.
   Вместо ответа блондинка большим  пальцем  взвела  курок  и  направила
пистолет на Глеба.
   - Она у вас не очень нервная? - спросил Глеб у Волкова.
   - Ладно, - буркнул тот, - кончай  цирк.  Все  уже  поняли,  какой  ты
храбрый. Скажи лучше, на кого работаешь.
   - Понятия не имею, - честно ответил Глеб. - Но  думаю,  что  если  бы
работал на кого-нибудь, то ни меня, ни тебя здесь сейчас не было бы.
   - Фу-ты ну-ты, - покачал головой Волков. - Ты что же,  в  самом  деле
ничего про себя не помнишь?
   - В самом деле, - сказал Глеб, растирая запястья.
   - И ты уверен, что не вспомнишь, даже если тебе, к  примеру,  вырвать
парочку ногтей?  -  снова  засовывая  палец  в  ноздрю,  поинтересовался
Волков.
   - Да хоть все, - щедро разрешил Глеб. - Когда начнем?
   - Ладно, - сказал Волков. - В таком случае, откуда тебе известно  про
оружие в котельной?
   - Видел, - сказал Глеб. - Совершенно случайно.
   Про захороненный под стеной котельной труп он решил не  говорить:  он
не знал правил этой игры и не мог сказать, когда и  какой  козырь  может
ему пригодиться.
   - Допустим,  -  недовольно  поморщившись,  сказал  хозяин.  -  Тогда,
надеюсь, ты не  станешь  возражать  против  небольшого  сеанса  гипноза?
Помнится, Аркадий все просил меня покопаться в твоей памяти...
   - А альтернатива? - спросил Глеб.
   Волков вытянул вперед левую руку, наставил на него указательный палец
и сделал вид, что стреляет.
   - Тогда зачем спрашивать? - пожал плечами Глеб.
   - Скажем так:  твоя  добровольная  помощь  существенно  облегчит  мою
задачу, - ответил Волков.
   - Знаешь, - сказал Слепой, - честно говоря, у меня нет  ни  малейшего
желания облегчать тебе жизнь. Но...
   - Но? - переспросил Волков.
   - Но мне самому ужасно интересно, что из этого  получится,  -  сказал
Глеб.

Глава 12

   Вслед за шаркающим домашними  шлепанцами  хозяином  Слепой  прошел  в
кабинет. Шествие  замыкала  блондинка  с  наведенным  в  спину  пленника
пистолетом.  Оглянувшись  на   ходу,   Глеб   поразился   тому,   какая,
оказывается, разносторонняя подготовка у нынешних библиотекарей:  девица
шла, отстав от него метра на два с половиной, и крепко сжимала  пистолет
обеими руками, так что попытка обезоружить ее скорее всего окончилась бы
весьма плачевно: Глебу очень  не  понравилось  безжизненно-внимательное,
как у готовой к броску щуки, выражение ее глаз.
   Кабинет, в отличие от зала, в котором Слепой пришел в  себя,  поражал
воображение  безвкусной  варварской  роскошью,  наиболее  полно  отражая
характер хозяина. Глеб подозревал, что в  спальне  может  оказаться  еще
хуже, но едва уловимый запашок борделя витал и здесь,  и  Глеб  невольно
стал смотреть под ноги, безотчетно опасаясь наступить на  использованный
презерватив.
   В западной стене кабинета обнаружилась скрытая тяжелой,  чуть  ли  не
бархатной, темно-бордовой с золотом  портьерой  ниша,  в  которой  стоял
столик, стул, а в самой глубине -  большое,  похожее  на  зубоврачебное,
кресло с фиксирующими ремнями для рук, ног и головы.
   - Кучеряво, - сказал Глеб. - А кабинки с электрическим стулом  у  вас
здесь нет?
   Он паясничал, хотя ему было не до  шуток:  сейчас  вся  эта  затея  с
гипнозом нравилась ему еще меньше, чем  когда-либо.  Впрочем,  выбора  у
него не было. Можно, конечно, рискнуть и попытаться сигануть в  окно  со
второго этажа, но в окнах стояли небьющиеся стеклопакеты, а у  блондинки
с пистолетом был очень решительный вид. "Да ерунда это все -  блондинки,
стеклопакеты, - подумал он с отвращением.  -  Беда  в  другом  -  бежать
некуда.
   Этот тип - просто бесноватый шаман, но  где-то  рядом  кругами  ходят
профи, а с профи вслепую не поиграешь. Очень  трудно  воевать,  не  видя
противника, да еще и со связанными руками. Свобода - просто фикция.  Без
денег, без надежного прикрытия, без крыши над головой, наконец,  свобода
превращается в чисто животное существование,  в  короткие  перебежки  от
помойки к помойке в поисках съестного и  попытке  ускользнуть  от  петли
живодера... То есть, строго говоря, никакой свободы не бывает.
   А раз не бывает, то и дергаться нечего. Нет, - подумал он, усаживаясь
в жестковатое кресло и давая затянуть  на  себе  многочисленные  кожаные
ремни, - все это не совсем так. Свобода или не свобода,  но  я  не  хочу
подохнуть от руки этого грязного шамана... И  от  руки  этой  белобрысой
стервы с библиотечным образованием я погибать тоже не  хочу.  Тем  более
вот так, ничего не помня, ничего не понимая...
   Пусть попробует. В конце концов, не кровь же они из меня здесь  будут
пить. Хотели бы убить - давно бы убили... Собственно, если бы не они,  я
бы уже, наверное, остыл и закоченел, как березовое полено...
   Пусть попробует. А потом, после  всего,  я  уж  сам  решу,  как  быть
дальше."
   Когда руки  Слепого  были  надежно  зафиксированы  на  подлокотниках,
блондинка убрала свою гаубицу под куртку и наклонилась, чтобы  привязать
его ноги. Волков зашел к ней сзади и, нимало не  стесняясь  присутствием
постороннего, с сочным шлепком ухватил ее ладонями за тощие ягодицы. Это
был типично конский флирт, но блондинка прикрыла глаза  и  замерла,  тая
под руками своего повелителя.
   "Только этого мне тут  и  не  хватало",  -  подумал  Глеб,  испытывая
гадливую неловкость. Поразмыслив не более секунды, он вдруг  понял,  что
это было: блондинка не вполне отвечала за свои действия, точнее,  вообще
не отвечала. Прикажи ей Волков, и она отдалась бы шелудивому  псу,  а  в
следующий миг перегрызла бы ему глотку и, захлебываясь, пила  бы  кровь,
уверенная, что испытывает неземное наслаждение.
   И еще он с внезапным ужасом понял, что желание избавиться от  амнезии
сыграло с ним дурную шутку: похоже, этот клоун в халате  был  настоящим,
притом очень неплохим гипнотизером, и после сеанса из этого  кресла  мог
встать кто угодно - от робота-убийцы до пассивного педераста...
   Он рванулся, напрягая мышцы, но широкие мягкие ремни держали  крепко.
Волков выпустил ягодицы своей наложницы, шагнул к Глебу и толчком в  лоб
заставил его опустить голову на спинку сиденья. Прохладная  лента  ремня
легла на лоб, мягко прижимая,  вдавливая  затылок  в  подголовник.  Глеб
увидел в руке у блондинки невесть откуда появившийся шприц,  наполненный
коричневатой  жидкостью,  снова  рванулся,  ощутил  мгновенный  укол   в
локтевом сгибе и расслабился, ощущая, как  по  всему  телу  расползается
мягкая, обволакивающая волна апатичной  расслабленности.  Перед  глазами
снова  возник  блестящий  медальон,  раскачивающийся  вправо-влево,  как
маятник старинных часов, и ему даже почудилось, что он слышит отдаленный
бой тяжелых напольных курантов в резном корпусе из мореного дуба, но это
был просто голос человека в банном халате,  который  пристально  смотрел
ему в лицо  горящими  сквозь  завесу  спутанных  черных  волос,  глубоко
запавшими недобрыми глазами и  зачем-то  считал  до  десяти.  "Чудак,  -
подумал Глеб, - он что же, верит во все эти штуки  с  гипнозом?  Похоже,
верит, - решил он, рассеянно и безучастно наблюдая за тем,  как  меркнет
свет, оставляя в поле его зрения только  сверкающий  медальон...  -  Или
маятник.., колодец и маятник", - вспомнил он, погружаясь в сон.
   - А теперь расскажи мне, кто ты, - приказал Волков,  и  тогда  Слепой
заговорил.
   Пока он говорил, Волков успел выкурить  три  сигареты,  обыкновенных,
без марихуаны. Обычно травка служила непременной приправой ко  всем  его
"чудесам", но сейчас ему нужна была свежая голова,  хотя  бы  для  того,
чтобы решить, как поступить с человеком, случайно попавшим в  его  руки.
На мгновение Волку показалось, что, забравшись в залитую  кровью  память
этого человека, он сильно превысил  полномочия,  данные  ему  Богом  или
чертом, и подверг себя смертельной  опасности.  Был  момент,  когда  ему
захотелось взять один из своих охотничьих ножей,  которых  у  него  была
целая коллекция, и полоснуть этого монстра по глотке: он  очень  боялся,
что, проснувшись, тот ничего не  забудет  и  начнет  действовать  вполне
сознательно, а тогда, подумал он, может быть  поздно:  с  такими  людьми
даже пуля не дает стопроцентной гарантии... Те, кто расправился  с  этим
парнем, тоже думали, что держат ситуацию под контролем...  Дурачье!  Вот
он - живой и здоровый, хоть сейчас в драку...
   Но какой профессионал, подумал он. Какой профессионал!  Иметь  такого
на своей стороне - и Лесных может отправляться на все четыре  стороны..,
а еще лучше, просто успокоить полковника - раз и навсегда.  Этот  парень
доставал  генералов,  если,  конечно,  его  там  не  обучили  врать  под
гипнозом. Но тогда это вообще сокровище... Да нет, что за дикая мысль!
   Неизвестно, что сыграло решающую роль в судьбе Слепого: самомнение ли
недоумка, слепой игрой природы получившего власть  над  людьми,  или  то
обстоятельство, что Волков никогда и никого не  убивал  собственноручно,
но момент ушел, коллекция  ножей  осталась  нетронутой  лежать  в  ящике
стола, и Волков успокоился. Конечно, он справится с этим, как справлялся
до сих пор со всеми  остальными,  кроме  разве  что  страшного  в  своей
непредсказуемости Колышева... Но Колышев мертв, мертв и  дискредитирован
в глазах общественности и своего начальства. Все будет хорошо.
   Через час он, потный и выжатый как лимон вошел в свою спальню. Из-под
балдахина снова доносились  знакомые  звуки.  Вот  кобылы,  подумал  он,
сбрасывая на пол халат и босиком шлепая в ванную. Он чувствовал, что  от
него разит, как от беговой лошади.
   А  этим  только  бы  кувыркаться...  Раскрепостились,   шалавы.   Сам
раскрепостил, подумал он. Старался...
   Это что же - самокритика? Ну и ну...
   Он поскользнулся на кафельном полу  и,  чтобы  не  упасть,  схватился
рукой за горячий змеевик. А, ч-ч-черт!!! Чуть  было  не  убился.  Ладонь
обжег... Но какой профессионал!
   Он чувствовал, что просто лопнет, если с кем-нибудь не  поделится,  и
поэтому снова поставил на пол занесенную над краем ванны ногу,  вернулся
к двери и, приоткрыв ее, позвал:
   - Мария... Машка! Иди сюда.
   Она немедленно  выбралась  из-под  балдахина,  встрепанная,  уже  без
платья, но все еще в кружевных трусиках и расстегнутом,  съехавшем  вниз
лифчике. В глазах плавал туман, губы припухли, и все мысли были об одном
- она сразу нацелилась опуститься перед ним