, когда никто им реально не угрожал. Сдавали побежденным плоды своих побед. Позволяли отрядам джихада залечить раны, заново экипироваться, пополнить ряды наемниками со всех концов света. И начинали войну по новой, с нуля.
     В эту схему необъяснимой для чеченцев непоследовательности теперешнее поведение фээсбэшников, вполне укладывалось. Бросили команду на произвол судьбы, потом приставили человека, потом снова забыли, и вот теперь накатила очередная волна милосердия - поместили подлечиться в больницу. Кто-то ранен, у кого-то обострение язвы, кому-то нервы надо успокоить. Сейчас будут обследовать найденные на складе трупы, дополнительно уточнять у команды обстоятельства. "К "шайтану" у начальства обязательно возникнут вопросы, - продолжал Сиверов думать за противника. - Но русский хитер, знает уже, как выкрутиться. Привести в исполнение угрозу, разоблачить его двойную игру? Стоит ли?
     В нем главное препятствие на пути к цели, но в нем же - главный шанс на успех".

Глава 34

     Обычно Сиверов мог просчитывать ситуацию на много ходов вперед. Но отношение людей из команды стало для него неожиданностью. Начиная с последних слов Самойленко и заканчивая неожиданной откровенностью Ди Каприо. Казалось, именно эти люди должны быть непримиримее к обману, чем кто-либо другой. Из шкурных интересов их обманывают или из ведомственных - для них это не должно иметь значения.
     Но прояснение больного вопроса словно позволило уцелевшим распрямиться в полный рост.
     За годы лишений они, похоже, поняли одну важную вещь, которую Сиверов когда-то тоже осознал со всей очевидностью. Если тебя используют - это еще не самое страшное.
     Человека постоянно используют с большей или меньшей долей цинизма. Мирная жизнь в этом мало отличается от военной. Злишься, проклинаешь, пытаешься сломать этот чертов механизм, и вдруг - ты выпал из него, ты полностью свободен. Не нужен больше никому. И вот тогда начинаются действительно черные дни...
     Глеб попрощался с товарищами, пообещал вернуться. Вышел из палаты в коридор, охране было приказано не чинить ему препятствий. В остальном они имели четкое предписание: кроме Сиверова порог туда и обратно мог переступить только Ян Давыдович и никто более. Ведомственная больница охранялась по высшему разряду, впервые с начала операции Сиверов не беспокоился за ребят, и руки у него были полностью развязаны.
     Оружием он собирался воспользоваться, но не трофейной винтовкой "Энфилд" - ее пока пришлось сдать. В коридоре человека с тонкими губами и серо-стальными глазами заметили дежурные медсестры и даже один беспокойный пациент.
     Но никто не видел, как он попал на плоскую, залитую битумом крышу. Как примостился за невысоким парапетом, выложенным кирпичами по периметру.
     Здесь его ожидало оружие. Оно имело вид пистолета с необычно длинным и тонким дулом. И представляло для жизни людей в городе не больше опасности, чем "фоторужье" для экзотической птицы в джунглях.
     Чуть выше рукоятки находился разъем для "пальчикового" штекера. Провод оканчивался наушниками. Громкость регулировалась колесиком на "пистолете", его легко было поворачивать большим пальцем.
     Не поднимая головы над кирпичным выступом, Сиверов выставил тонкое дуло, слегка поводил им из стороны в сторону. Спецтехника из арсенала ФСБ позволяла прослушивать звуки на достаточно большом расстоянии, если только между приемником и источником звуковой волны нет кирпичных и железобетонных преград.
     Требовался определенный навык, чтобы уберечь от перегрузок барабанные перепонки. Поймав слабый голос издалека, приходилось регулировать громкость до максимума. Но небольшое дрожание "инструмента" уводило фокус на несколько градусов в сторону. В наушниках мог зазвучать совсем другой, гораздо более близкий шум. В этот момент децибелы иногда подскакивали слишком резко.
     Твердая рука не менее важна для стрелка, чем острый глаз. Спокойная хватка Сиверова всегда четко фиксировала цель. Сейчас, когда целью стал звук, приходилось, что называется, ловить черную кошку в темной комнате, полной всякой другой всячины.
     Ведомственную больницу давно уже собирались перевести за город. Стройку завершили, но с внутренней отделкой и прочими мелочами дело продвигалось медленно. Сиверов никогда не пользовался льготами и понятия не имел о причинах пробуксовки.
     Старое здание, построенное в начале семидесятых, располагалось на юго-западе столицы в окружении разномастных домов. К счастью, высоток поблизости не было - на крыше семиэтажки Сиверов мог чувствовать себя достаточно спокойно, не опасаясь, что его увидят сверху.
     Многое зависело от того, какую информацию успели нарыть боевики. Узнали они этаж и номер палаты? Тщательно занавешенные окна выходили на ту же сторону, что и служебный непарадный вход.
     Именно с этой стороны и пристроился Глеб.
     Градус за градусом поворачивая щуп, он медленно исследовал пространство. По приезде в больницу он запомнил ближайшие окрестности. Сейчас, не глядя, представлял, во что "упирается" сфокусированное излучение - стена средней школы приблизительно на уровне первого этажа.
     "Устал я греться у чужого огня. Но где же сердце, что полюбит меня?.."
     Доносится ария из оперетты - это сторож слушает радио. Неплохая слышимость, если учесть, что звук ловится всего лишь по вибрации стекол.
     На этой точке задерживаться пока не стоит.
     Дальше, дальше... Дальше странные вспышки гула. Ясно, автомобильные двигатели. Обычно шум медленно нарастает и спадает, но при такой избирательности искусственного уха машина даже на скорости шестьдесят километров в час мгновенно проскакивает мимо фокуса.
     Значит луч выскочил за угол стены, и в наушниках - проезжая часть улицы. В гулком хлопке можно расслышать даже хлюпанье лужицы, раз за разом разбрызгиваемой колесом. Что там еще?
     Стоят ли у обочины припаркованные автомобили?
     Да нет, не станут чеченцы так рисковать, они все-таки понимают, что это не обычная больница.
     Сиверов вернул тонкое дуло назад, к зданию школы. Чуть приподнял его на уровень верхних этажей. Тишина, безмолвие. И вдруг два юных голоса - объяснение в любви. Остались в здании допоздна или сейчас только пролезли тайком от сторожа?
     Тенью скользнуло по изнанке прикрытых век лицо Ирины в обрамлении черных волос. Как она сейчас? Начались дожди, и ей, наверное, тоскливо одной в загородном доме.
     Генерал Потапчук неспроста доверил Сиверову продолжение операции. Слепой умел оставаться слепым и глухим по отношению ко всему, что размягчает душу. Только изредка разрешал себе всплыть на поверхность, ухватить земного воздуха и земного солнца. Неизмеримо больше времени проводил на глубине, где существовала только цель.
     Он закончил проверять окна и крышу школы.
     Но это не значило, что можно поставить на ней штамп "проверено". Если чеченцы используют одного человека, его можно не засечь. Сидит неподвижно, застыл в ожидании. И стул под ним скрипнул секундой позже, чем невидимый электромагнитный луч пронзил классную комнату, свободно пройдя через двойное стекло. Или секундой раньше - без различно.
     Продолжай - терпеливо, тщательно.
     Время от времени Сиверов повышал чувствительность - в наушниках слышались шелест листьев, хлопанье крыльев одинокой птицы, кошачье мяуканье. Даже капающий плохо закрытый кран в чьей-то квартире. Ночь говорила на своем языке, но ничего пока не хотела сказать по делу. Сиверов прополз вдоль выступа ближе к углу здания и примостился там для нового сеанса зондажа.
     Только к половине третьего ночи Глеб поймал человеческое дыхание. Оно стало отчетливым лишь тогда, когда регулятор громкости снова был переведен на максимум.
     Почему бы человеку не дышать, что в этом подозрительного? Дыхание оставалось мерным и ровным, но человек явно бодрствовал. При этом не двигался с места, не производил никакого другого шума.
     Что может делать среди ночи человек в полной неподвижности? Если вдуматься, вариантов много.
     Может смотреть ночной канал с выключенным звуком, может мечтать, глядя в потолок. Или курить, пытаясь осмыслить свалившиеся за день проблемы.
     Курение отпало почти сразу - судя по ритму вдохов-выдохов, неизвестный не затягивался и не выдыхал дым. Более того, дыхание говорило, что человек не расслаблен, он занят каким-то делом, требующим предельной концентрации внимания.
     Сиверов вдруг заметил, что дышит синхронно с незнакомцем. И тут его осенило: вполне возможно, этот человек тоже занят прослушкой. Он, конечно, внимателен, но задача у него легче.
     Двигать "щупом" не надо, потому что окна давно найдены.

***

     В ФСБ давно отдавали себе отчет, что боевики экипированы лучше российской армии и российских спецслужб. Конечно, у них нет авиации, танков и ядерного оружия. Но для ведения локальной войны все необходимое на руках, в том числе и полный "джентльменский набор" для сбора информации.
     Определив примерное местонахождение незнакомца, Сиверов быстро покинул свой пост. Аккуратно выбрался из больницы и обходными путями стал приближаться к жилому дому с кафе и почтой на первом этаже.
     Совсем недавно откровенный рассказ Ди Каприо вызвал у него отчетливое опасение. Глеба трудно было считать обычным сотрудником ФСБ: он всегда оставался одиноким, независимым. Не желал толкаться в коридорах Лубянки, карабкаться по ступеням служебной лестницы со скользкими и не всегда чистыми ступенями.
     Он плохо разбирался в последних веяниях, в характере нового начальства. Кто его знает, какие сейчас нравы в ФСБ, прослушивают ли здесь своих? Если да, возможно, все палаты успели оборудовать "жучками". А если нет - могли поставить специально для новоприбывших.
     На всякий случай в середине рассказа он сделал знак Ди Каприо - осторожней, не время сейчас быть до конца откровенным. Но того уже понесло, не мог остановиться. Глеб все-таки написал на листке: "Придержим языки на всякий случай".
     Показал всем, как Воскобойников показал семейное фото.
     Возражений не последовало, но слишком близко к сердцу предупреждения не приняли. Прослушка никого особо не пугала. Перед уходом он подумал, что и чеченцы в состоянии позволить себе такое удовольствие...
     Глеб разглядел незнакомца в глубине темного кафе, где стулья громоздились на столах ножками вверх. Не различимый с улицы для людей с обычным зрением, он действительно оказался почти зеркальной копией Слепого. Щуп, в два раза более длинный, чем у Сиверова, был четко нацелен на нужное окно. С такой штукой не составляло труда уточнить номер палаты. Окна в одном здании - проверить проще простого. И голоса не нужно угадывать - по разговору быстро выяснится, на тех попал или нет.
     Когда враг начал свою работу? Что успел услышать? О чем они вчетвером вели в палате речь?
     Ильяс сказал: "Не хочу портить Глебу дело, пусть сначала все доведет до конца". Лучше бы он этого не говорил.
     Выходит, не надо было торопиться раскрывать перед ребятами истину? Еще не известно, какое продолжение последовало после твоего ухода.
     Может, и теперь не умолкли - сна ни в одном глазу?
     Глеб взглянул на больничный корпус. Свет горит только у дежурных врачей и медсестер. Но у них в палате слишком плотные шторы, он сам попросил такие повесить. Как там сейчас? Каждый по-прежнему на своей койке, глядит в потолок воспаленными от бессонницы глазами?
     Человек в наушниках словно твое отражение в толстом витринном стекле кафе со следами начинающегося дождя. Его можно убить, можно взять живым. Если Халил действительно прибыл на место, этот тип подскажет, где искать эмира.
     А если нет? Тогда операция окажется на грани срыва.

Глава 35

     До истечения отведенного генералом срока оставалось еще три часа, но человек по прозвищу Слепой уже готов был дать свое заключение.
     - Халил пока еще далеко.
     - Уверен?
     - - Их старший докладывал кому-то по спутниковому телефону. Если б Халил сюда заявился, в такой дальнобойной технике не возникло бы нужды.
     ...Сиверов терпеливо ждал, пока сеанс прослушки подойдет к концу, пока уставший за ночь чеченец снимет наушники, помассирует кончиками тонких пальцев виски и покинет кафе. Глеб последовал за ним и в конце концов оказался у недостроенного коттеджа на двадцать втором километре Минского шоссе...
     - Неужели не сдвинем эмира с места? - спросил сам себя Потапчук. - Или врут наши осведомители насчет его характера? Ты не понял, кому звонили?
     - Они подстраховались, включили громко музыку. Тут нужно было другое оборудование, чтобы вылавливать разговор на частоте.
     - Ну и какую музыку эти ребята предпочитают? Танец живота?
     - Рэп. Причем на французском. Не знаю, для маскировки или действительно нравится.
     - Хорошо живут, весело.
     - Будет еще веселее, я им устрою танец живота.
     - Поставить там для начала хорошую аппаратуру? Местность позволяет.
     - Давайте не будем их тревожить лишний раз.
     Вдруг потом окажется, как в моем случае, - будут в сотне метров друг от друга сидеть люди с одинаковыми приборами.
     - Кстати, что ему удалось узнать, коллеге твоему?
     - Похоже, мы с ним ночью заступили почти одновременно. Надо отдать ребятам должное: они выдавали в час по чайной ложке.
     Глеб вспомнил, как утром, надежно замаскировавшись возле коттеджа, выслушивал отчет "слухача" старшему о проделанной работе. Одной рукой направлял в окно щуп, другой - ствол пистолета с глушителем.
     Занавески были жиденькими - временные обитатели коттеджа не хотели вызывать подозрений, отгораживаясь слишком откровенно. Сиверов различал две сидящие за столом фигуры и готов был сразу выстрелить, если б "слухач" начал пересказывать слова Ильяса или нечто подобное.
     После первых минут отчета он уже понял, что в этот раз пронесло - важную новость "слухач" сообщил бы сразу...
     - Никто не просек, что голосов в палате раз-два и обчелся?
     - Им и в голову не пришло, что наши ряды настолько поредели. Слухач предположил, что остальные уснули.
     - Хорошо, если так. Но долго мы блефовать не сможем. - Потапчук выглядел озабоченным.
     - По идее, у ФСБ должно возникнуть много вопросов. Чеченские трупы на складе - вполне достаточный повод.
     - Троих мы отпустим быстрее, остальных якобы придержим. Троих они не станут брать, подождут, как решится вопрос с остальными.
     - Кто-то сюда явится. Не знаю, Халил или нет, но кто-то явится.
     - Расклад сейчас гораздо хуже, чем в начале операции. Мы пожертвовали людьми...
     "На самом деле ими пожертвовали гораздо раньше, - подумал Сиверов. - Филиппович знает это не хуже меня. Но сейчас у него по программе не посыпание головы пеплом, а сухой разбор полетов".
     - Есть идея. Но она о двух концах - либо Халил наш, либо придется все начинать с нуля.
     - Я был о тебе лучшего мнения. Мы не в казино, Глеб, чтобы ставить все на зеро.
     - Мое дело предложить.
     - Давай тогда покороче.

***

     Заседания Верховной Шуры проводились в среднем два раза в месяц. Халил присутствовал на них, считая нужным пока соблюдать ритуал.
     Он видел усталое, с потухшими глазами лицо Масхадова. Живой труп, он давно уже внутренне сдался, и звание президента его явно тяготит. Видел бледное, заросшее волосами лицо Шамиля.
     Человек потерял связь с реальностью, живет все еще в прошлом десятилетии, когда фокусы типа Буденновска могли сработать.
     Тогда, в Буденновске, одни "совки" противостояли другим. Басаев был ничуть не лучше тех, с кем он вел переговоры. Сейчас в России у власти совсем другие люди, а Шамиль вытащил из нафталина старый трюк - захватить заложников ради вывода войск. Что за убожество! Кто помешает русским вывести войска, а потом начать ковровые бомбардировки? Выведут и снова введут.
     Уложат еще десять-двенадцать тысяч и снова возьмут Гудермес, Бамут, Грозный.
     Не надо больше ничего просить, ничего требовать. Не надо угрожать, нужно делать дело.
     Без позирования перед камерами и красивых нарядов молча заложить взрывчатку и подорвать - пускай разгребают.
     Осиные укусы могут свести с ума большого зверя. И, может, не стоит зацикливаться только на взрывах? Легче иметь в своем арсенале крохотную пробирку, чем килограммы тротила. Как джинны из бутылки, оттуда вылетят чума, холера, вирусный менингит и прочие "прелести". Московский водозабор слишком велик, его невозможно эффективно охранять.
     В Москве вообще надежно защищен только Кремль. Даже если сгонят в столицу ОМОН и воинские подразделения из других областей, введут тотальный контроль, огромный город все равно не обезопасить полностью. Ту же заразу можно распространять как угодно, вовсе не обязательно через питьевую воду. Заражать крыс, бродячих собак и выпускать их на волю. "Терять" зараженные игрушки.
     Обяжут всех ходить с паспортами - нужным людям можно сделать фальшивые. Будут проверять на акцент - и эту проблему можно решить. Выгонят обратно в Чечню всех чеченцев, обосновавшихся в России? Отлично, приползет всеми правдами и не правдами свежее, злое пополнение.
     Неплохо бы спровоцировать большую зачистку, пусть выгонят из столицы три-четыре миллиона тех, кто не подходит мастью и чертами лица под стандарт "наших". В России должна создаться критическая масса "негров" - тогда все пойдет по-другому. В Москве в любом случае будет кому действовать, за деньги славянских исполнителей найдется достаточно. Введут запрет на информацию о диверсиях? Тем лучше - поползут слухи один ужасней другого.
     На самом деле у российских властей нет выигрышной стратегии, и только убогие личности вроде Масхадова и Басаева неспособны это понять, пытаются сохранить лицо перед остальным миром. Перед кем, перед погаными американцами, растленной, перекрасившейся в голубой цвет Европой? Все они обречены и живут еще только потому, что мир ислама не осознал до конца своей силы, многие скованы предрассудками о дозволенном и недозволенном.
     В конце концов, чтобы защитить всех москвичей придется согнать их в барокамеры с искусственным воздухом. Но до этого, конечно, не дойдет. Россия сдастся гораздо раньше, власти сами предложат переговоры. Они согласятся на любые уступки, лишь бы им только дали сохранить достоинство. Но этого ни в коем случае нельзя допускать, условия капитуляции должны быть самыми позорными.
     Человек с нежной, как у девушки, кожей и огненно-рыжей бородой уже знал, что в ФСБ оценили его по достоинству. Доказательством этому служили последние новости от информатора, продавшего сведения об отряде изгоев. Недавно ему передали ультиматум - вернуть две трети полученной суммы. В противном случае пусть не рассчитывает на свою анонимность. Будут подключены самые разные рычаги, чтобы вычислить его и наказать.
     Голос в телефонной трубке повторял, что условия сделки выполнены: он не обещал отряд в удобной расфасовке или в разжеванном виде.
     В конце концов он предложил бесплатные услуги в течение месяца. Дал координаты больницы.
     Через некоторое время сообщил, что задержанные дают показания и двойная игра человека в потертых джинсах уже выплыла наружу. Правда, этот тип пытается доказать, что блефовал и никого сдавать не собирался. В любом случае его изолировали от остальных и будут разбираться отдельно.
     Следующее известие было самым любопытным.
     На Лубянке много лет не интересовались судьбой всей компании, но теперь решили использовать их как наживку. Причем именно против него, Халила. Фээсбэшники видят в нем самого опасного на сегодняшний день человека в рядах чеченского сопротивления.
     Подробностей плана информатор не сообщил.
     Но суть его заключалась в следующем. В ФСБ изобразят дело так, будто решили вознаградить изгоев за перенесенные тяготы, отправить их на отдых на Черное море - там как раз бархатный сезон. На самом деле федералы рассчитывают, что он, Халил, решится здесь, недалеко от границ Чечни, взять дело непосредственно в свои руки.
     Больше сотни сотрудников ФСБ в штатском будут контролировать ситуацию. Скоро ему нужно ждать "случайной" утечки на