чей-то   голос.   Тон   вопроса   был
профессионально корректным, как и подобает в подобных случаях, когда  вокруг
слишком много не  посвященной  в  подробности  происходящего  публики.  Глеб
тысячу раз слышал подобный тон и быстро оглядел  зал  из-под  очков.  Отсюда
можно было попытаться убежать.
   Попытаться - это да, но вот убежать...
   - Да, - так же негромко и корректно ответил он, оборачиваясь.
   Перед ним стоял высокий и гибкий, как клинок из  хорошей  стали,  молодой
человек в черном траурном костюме. Стрижка у  него  была  короткая,  челюсть
квадратная,  а  глаза,  без   всякого   выражения   смотревшие   на   Глеба,
блекло-голубые, тоже наводящие на мысли о стали и холодной воде, в  которой,
тихо позвякивая, плавают льдинки. Руки у  молодого  человека  были  большие,
белые, с гибкими и наверняка очень сильными пальцами. Он  был  один,  а  это
значило, что Глеба Сиверова здесь либо явно недооценивали,  либо  просто  не
собирались арестовывать.
   "Да и какой смысл меня арестовывать? - подумал Слепой. - Что я  дергаюсь?
О каком аресте может идти речь?  Арест  -  это  тюрьма,  следствие,  суд.  -
Подумать страшно, чего такой подсудимый, как я, мог бы наговорить  во  время
процесса... Нет, если меня решат убрать, то сделано это  будет  тихо  и  без
официоза - шлеп, и нету. Тогда что  ему  надо?  Неужели  это  Малахов  решил
поиграть в конспирацию? Черт бы его, в таком случае, побрал!"
   - Пройдемте, - сказал молодой человек.
   Глеб не стал задавать вопросов, которые все равно наверняка  остались  бы
без ответа, и молча двинулся за молодым человеком, по пути пытаясь  угадать,
в каком тот чине. Лицо и фигура у него были лейтенантскими, челюсть и  общее
выражение лица могли бы принадлежать капитану, а вот глаза тянули на доброго
подполковника.
   В тупике коридора их встретили еще двое в штатском. Лица у этих двоих  не
выражали вообще ничего, словно они сбежали с собственных похорон, а  фигурам
мог бы позавидовать крупный половозрелый самец гориллы. Это уже  были  явные
бодигарды, и Глеб  с  легким  сердцем  поднял  руки,  давая  себя  обыскать.
Ситуация была странной, но не более того: когда убивают агента его уровня  и
класса, это делается быстро и без формальностей, чтобы  не  дать  жертве  ни
малейшего шанса уйти или хотя бы поднять шум. И желательно на  расстоянии  -
например, из снайперской винтовки.
   Тяжелая дверь  бесшумно  распахнулась,  и  сопровождающий  Глеба,  жестом
попросив  его  подождать,  без  доклада  шагнул  в  кабинет.  Глеб   остался
неподвижно стоять перед дверью, глядя на ее полированную  поверхность  и  не
делая попыток пообщаться с телохранителями:  ребята  были  на  работе,  а  в
подобной  обстановке  у  представителей  их  профессии  начисто  отсутствует
общительность, не говоря уже о чувстве юмора.  Они  стояли  по  обе  стороны
двери,  как  гранитные  утесы,  заставляя  Глеба  чувствовать  себя   чем-то
наподобие тонкого слоя сливочного масла между двумя мощными  ломтями  хлеба.
От нечего делать он мысленно отрепетировал нападение на эту парочку с  целью
завладения оружием и  пришел  к  выводу,  что  шансы  у  него  пятьдесят  на
пятьдесят. Гадать о том, что ожидало его за дверью, не имело смысла;  все  и
так должно было вот-вот проясниться.
   Он возобновил мысленную атаку  на  телохранителей,  на  сей  раз  изменив
тактику, чтобы максимально увеличить свои  шансы  на  успех,  но  тут  дверь
распахнулась, и  в  проеме  показалось  плечо  молодого  человека  в  черном
костюме.
   - Да, майор, - послышалось  из  глубины  кабинета,  -  пока  можете  быть
свободны. Но далеко не уходите, вы мне скоро понадобитесь.
   "Ну вот, -  подумал  Глеб,  -  майор.  Не  лейтенант,  не  капитан  и  не
подполковник - майор. Неплохая карьера для мальчишки."
   Молодой майор с лицом лейтенанта и глазами подполковника молча указал ему
на открытую дверь. В  помещении  царил  полумрак,  казавшийся  еще  гуще  по
сравнению с сиянием освещавших коридор ламп дневного света, и в голову Глебу
моментально  полезла  читаная-перечитаная  еще  в  детстве   приключенческая
чепуха: потайные переходы, шелковые  полумаски,  длинные  шпаги,  рука  Анны
Австрийской, протянутая  для  поцелуя  из-за  лиловой  портьеры.  Жалюзи  на
широком окне были опущены, и сидевший за письменным  столом  спиной  к  окну
человек выглядел на их фоне  просто  черным  силуэтом,  немного  похожим  на
грудную мишень в тире. Глеб  сдержал  улыбку  и  снял  очки.  Дверь  за  ним
бесшумно захлопнулась. Глаза Слепого немного привыкли к темноте, и теперь он
без труда различал лицо своего собеседника - то самое лицо, которое  не  так
давно вдруг, практически в один день, без всякого предупреждения узнал  весь
мир.
   Человек за столом заговорил, и на какую-то долю секунды Глеб пожалел, что
его нападение на охранников в коридоре было только мысленным: слишком  много
усилий в его жизни было потрачено на то, чтобы сделать подобное происшествие
невозможным.
   - Здравствуйте, Глеб Петрович, - сказал человек, который в данный  момент
являлся первым лицом в государстве и, по  расчетам  Глеба,  должен  был  уже
находиться в двух шагах от Боровицких ворот.  -  Проходите,  располагайтесь.
Есть разговор.

***

   Глеб глубоко затянулся  сигаретой,  извлек  из  приемной  щели  последнюю
дискету и нажатием клавиши  подтвердил  команду  на  уничтожение  отмеченных
файлов. Компьютер с негромким гудением принялся стирать информацию, одно  за
другим превращая в хаотичные  всплески  электронов  бесценные  досье,  схемы
районов и отдельных зданий, детально разработанные планы операций, черновики
отчетов и донесений. Слепой усмехнулся, наблюдая за  тем,  как  мелькают  на
экране монитора имена уничтожаемых файлов:  винчестер  давно  уже  следовало
почистить, а он никак не мог заставить себя заняться  этим  нехитрым  делом.
Зато теперь это пришлось делать в пожарном  порядке,  и  решения  по  поводу
того, скопировать очередной файл на дискету или  просто  стереть,  приходили
сами собой, без долгих колебаний и раздумий, - как  говорится,  не  было  бы
счастья, да несчастье помогло...
   Компьютер дважды дружелюбно прогудел, сигнализируя об  окончании  работы.
Сиверов  выключил  его  и  сгреб  валявшиеся  на  столе  дискеты  в  заранее
приготовленную  картонную  коробку.   Закрыв   коробку,   он   крест-накрест
перехватил ее скотчем и затолкал в висевший на спинке  стула  полиэтиленовый
пакет с ручками. ?Вот будет анекдот, - подумал он, - если по дороге  в  банк
меня тюкнут  сзади  по  затылку  и  отберут  пакет.  Грабитель  нынче  пошел
грамотный, так что, даже не имея компьютера, догадается по дешевке  спихнуть
дискеты тому, у кого компьютер есть. А тот, у кого компьютер есть,  завладев
дискетами, сразу поймет, что напал на золотую жилу. Только  вот  жить  этому
золотоискателю,  увы,  придется  недолго.  Как  только  попробует  торговать
информацией, его тут же вычислят и возьмут к ногтю. Так что, Глеб  Петрович,
по дороге в банк лучше быть осторожным. Во избежание ненужных жертв."
   Он наугад взял с  полки  компакт-диск  и  включил  музыку.  Это  оказался
Гендель. Слепой поморщился: сейчас у него было не  то  настроение.  Дребезжа
пластиковыми коробками, он отыскал на полке Вивальди и, когда  мощные  звуки
заполнили каждый  кубический  миллиметр  квартиры,  проникая  вовнутрь  тела
физически ощутимыми вибрациями, с неслышным за  водопадом  скрипок  грохотом
выволок из тайника железный ящик с оружием.
   Старая спортивная сумка с раздернутой до упора ?молнией? стояла  наготове
возле стола, напоминая губастый беззубый рот  какой-то  прожорливой  рыбины.
Глеб откинул  крышку  оружейного  ящика  и  застыл  в  нерешительности,  как
выезжающий в труднодоступную  местность  для  оказания  срочной  медицинской
помощи  хирург,  который,  будучи  не  в  состоянии  увезти  с   собой   все
оборудование операционной, пытается наугад определить  то,  что  понадобится
ему в первую очередь и без чего он не сможет обойтись.
   С тем,  что  хранилось  в  железном  ящике  Глеба  Сиверова,  можно  было
штурмовать укрепрайоны,  взрывать  танки  и  сбивать  низколетящие  самолеты
противника. Несколько  лет  назад  Слепому,  прикованному  к  постели  после
очередного ранения и лишенному  каких  бы  то  ни  было  развлечений,  кроме
телевизора,  который  с  грехом  пополам  принимал  два  канала  российского
телевидения, довелось посмотреть голливудский боевик, где мускулистый герой,
готовясь выйти один на один с мафией, в течение трех минут экранного времени
обвешивал себя  всевозможными  орудиями  убийства  от  охотничьих  ножей  до
крупнокалиберных  пулеметов  и  базук,  оборачивался  патронными  лентами  и
подвязывал к поясу грозди ручных гранат.  Снято  все  это  было  со  вкусом:
пряжки  сочно  щелкали,  затворы  лязгали,  а  патроны,  как   и   положено,
приглушенно звякали,  соприкасаясь  с  гранатами  и  металлическими  частями
винтовок и пулеметов. Вся соль заключалась в том, что со  всем  этим  грузом
герой сохранил способность передвигаться,  хотя  и  заметно  вспотел.  Глебу
тогда пришлось прибегнуть к помощи аутотренинга, чтобы, с одной стороны,  не
впасть от этого зрелища  в  депрессию,  а  с  другой  -  не  слишком  сильно
хохотать: он боялся, что у него  разойдутся  швы  и  рана  снова  откроется,
продлив его заточение наедине с телевизором.
   Сидя на корточках над своим арсеналом и задумчиво затягиваясь  сигаретой,
Глеб невольно фыркнул, припомнив те незабываемые полтора часа, что он провел
с глазу на глаз с американским суперменом, и, протянув свободную от сигареты
руку,  коснулся  казенника  лежавшего  сверху  автомата.  Это  был  ?АКМ?  с
подствольным  гранатометом,  оптическим  прицелом  и  длинным  глушителем  -
универсальное оружие, страшное на любом расстоянии, особенно в умелых руках.
Если бы у Слепого  была  дурная  привычка  украшать  приклад  своего  оружия
зарубками после каждого  успешного  выстрела,  на  ложе  автомата  давно  не
осталось бы свободного места.
   Его пальцы, словно  наделенные  собственной  волей,  блуждали  в  глубине
ящика, дотрагиваясь, поглаживая и перекладывая с места на  место  маслянисто
отсвечивающие железки. Каждая из них была хороша по-своему, и  сейчас,  сидя
на корточках в тепле и уюте своей  конспиративной  квартиры,  Глеб  мог  без
труда представить себе ситуацию, в которой ему мог понадобиться тот или иной
экспонат его богатой коллекции. Пластиковая взрывчатка,  детонаторы,  ручные
гранаты, пистолеты, винтовки, метательные ножи - здесь было все, но он никак
не мог остановиться на чем-то конкретном. Автоматы, дробовики всех систем  и
калибров, коробки с патронами -  всего  этого  было  навалом  там,  куда  он
собирался отправиться по просьбе невысокого человека с глубокими  залысинами
над суховатым лицом и негромким интеллигентным голосом.
   Просьба-. Глеб снова  усмехнулся,  задумчиво  взвешивая  на  ладони  свой
любимый армейский кольт сорок пятого калибра.  Когда  такие  люди  о  чем-то
просят, окружающие, как правило, сломя голову бросаются выполнять просьбу  -
наперегонки, да еще и норовят при этом перегрызть друг другу глотки в борьбе
за  право  первым  приволочь  пред  светлые  очи  жар-птицу   или,   скажем,
молодильные яблоки. Правда, жар-птица, не говоря уже о молодильных  яблоках,
- чепуха на постном масле по сравнению с тем, о  чем  попросило  его,  Глеба
Сиверова, первое лицо государства, но меняются  времена,  а  вместе  с  ними
меняются  приоритеты.  Зачем  президенту  страны,  ведущей  войну  на  своей
территории, может понадобиться жар-птица? Разве что перья у  нее  из  хвоста
дергать - от досады, ясное дело...
   Он рассеянно положил пистолет на край стола, встал и подошел к  окну,  за
которым мок под моросящим мартовским дождем Кривоколенный  переулок.  Музыка
Вивальди билась у него за спиной, как  огромное  сердце,  и  на  фоне  этого
мощного, очень чистого биения собственные мысли, события  прошедшего  дня  и
то, что  ему  предстояло  сделать,  представлялись  Глебу  просто  жиденькой
струйкой грязной воды на ослепительно белом поле. Это было какое-то странное
смещение масштабов, словно он смотрел на свою жизнь в перевернутый  бинокль.
А  может  быть,  подумалось  ему,  именно  сейчас  бинокль  повернут  нужной
стороной?
   - ..Не стоит винить генерал-майора Малахова в том, что и  без  него  рано
или поздно должно было случиться, - негромко сказал ему сидевший  за  столом
человек и немного подвинулся в глубоком  кресле,  принимая  более  свободную
позу. - Кроме того, как вы могли заметить, здесь темно. Вы меня видите, а  я
вас - нет. Никакого Глеба Сиверова не существует, так что ваше  инкогнито  в
некотором роде осталось.., э-э.., нераскрытым.
   - Гм, - с сомнением сказал Глеб. - А я думал, вы уехали.
   - Многие так думают,  -  сказал  человек  в  кресле.  -  Я  полагаю,  что
вдаваться в детали не имеет смысла.
   Глеб кивнул. Этот человек не так давно был разведчиком, так что вдаваться
в детали действительно не имело смысла.
   - Да,  -  сказал  он,  спохватившись  и  поняв  по  зависшей  паузе,  что
собеседник попросту не разглядел его кивка. - Да, разумеется.
   - Мне рекомендовали  вас  как  человека,  способного  творить  чудеса,  -
сказало первое лицо  государства.  Кресло  под  ним  легонько  скрипнуло.  В
полумраке Глеб разглядел знакомую  полуулыбку,  уже  ставшую  привычной  для
миллионов  телезрителей.  ?Да  нет,  -  подумал  он,  -  пожалуй,  уже   для
миллиардов. Вот это взлет! Куда тому пацану с его майорскими погонами!"
   - Чудеса не по моей части. - не удержался  Глеб.  -  Это  вам  в  церковь
надо... И потом, разве в ФСБ мало таких чудотворцев?
   - Выходит, что мало. И потом, у вас в кармане,  насколько  мне  известно,
лежит  удостоверение  капитана  ФСБ.  Оно,  если  верить  моим   источникам,
настоящее. Если удостоверение настоящее, а вы воспринимаете себя отдельно от
Федеральной службы, получается, что ненастоящий вы сами.
   - В некотором роде, - ответил Глеб. - Хотя, если честно, я об этом как-то
не думал. Глеба Сиверова нет, так же, как и  капитана  Суворова.  Тут  можно
забрести в такие философские дебри...
   - Да, - немного подождав, но так  и  не  дождавшись  продолжения,  сказал
исполняющий обязанности президента, - философия - наука тонкая.  Не  перейти
ли нам в таком случае прямо к делу? У меня чертовски напряженный график.
   - Я вас слушаю, - сказал Глеб.
   - На днях  в  районе  Щелковского  шоссе  произошел  совершенно  вопиющий
случай. Сотрудники ГИБДД ночью  остановили  шедший  с  превышением  скорости
автомобиль. При попытке осмотреть кузов сидевшие там люди открыли огонь. Был
убит инспектор ГИБДД,  остальные  открыли  ответный  огонь  и,  насколько  я
понимаю, несколько увлеклись... В общем, перестреляли всех к..,  гм,  да.  В
кузове автомобиля был обнаружен цинковый гроб. По номеру на  крышке  удалось
определить, что в гробу должны были  находиться  останки  младшего  сержанта
Садриева Ильдара Ильясовича, погибшего неделю  назад  в  Чечне.  Когда  гроб
вскрыли, там обнаружились фальшивые  доллары.  Три  миллиона  стодолларовыми
бумажками. Качество исполнения довольно высокое, так что это серьезно,  Глеб
Петрович. Я уж не говорю о способе, которым эти фальшивки попадают в Россию.
   - Три миллиона, - задумчиво повторил Глеб. - Это в одном гробу.
   - Вот именно, - твердо сказал исполняющий обязанности.  -  Даже  если  мы
станем вскрывать каждый прибывающий оттуда гроб - а  мы  станем,  если  того
потребуют обстоятельства, - это... Это просто неслыханно! И потом,  если  мы
перекроем этот путь доставки, они немедленно найдут другой.
   - Если уже не нашли, - на время забыв о субординации, вставил Глеб.  -  У
вас есть какие-нибудь конкретные данные?
   - Если бы имелись конкретные данные, мне не пришлось бы  беспокоить  вас.
Хватило бы одного штурмовика, а то и просто парочки ?вертушек?. Мы  пытались
раздобыть сведения о дислокации этой их фабрики, но...
   - Ясно, - сказал Глеб и покосился на дверь, за которой  остался  коридор,
ведущий к ярко освещенному залу, где на подставках стояли в ряд три гроба.
   - Да, - сказал исполняющий обязанности. - Они ушли  в  поиск  вечером,  а
утром их обнаружили армейские разведчики. Их просто перестреляли из засады -
в упор, без затей. А они, между прочим, Радуева брали... Сегодня ночью  туда
вылетает транспортный самолет. С подробностями вас  ознакомит  генерал-майор
Малахов. Если, конечно, вы согласитесь взяться за это дело.
   Несмотря на то что в комнате было темно и  становилось  темнее  с  каждой
минутой - похоже, над Лубянкой проплывала  весьма  приличная  туча,  -  Глеб
прикрыл  лицо  ладонью,  чтобы  собеседник  не  увидел,  как   саркастически
приподнялся левый уголок его рта. ?Если вы согласитесь...? Этот человек умел
быть обаятельным и вежливым, но капитан ФСБ Сиверов  отлично  знал,  что  он
умеет быть и другим. Совсем другим. Впрочем, причин отказываться от  задания
он не видел, хотя никакой радости оно ему  не  доставило.  Это  было  скорее
ребячество, но Глеб поймал себя на том, что с гораздо большим  удовольствием
принял  бы  под  свое  командование  взвод  десантников,  чтобы  сойтись   с
противником в открытом бою.., и под своим, черт бы его побрал, именем!
   Ничего подобного он конечно же говорить не стал, хорошо зная из  истории,
что порой один удачный выстрел решал исход  войны.  Ну,  пусть  не  один,  а
пара-тройка, но лишенная мозгового центра армия неизбежно терпела поражение.
Кроме того, далеко не все проблемы можно решить при помощи  танков,  тяжелой
артиллерии и фронтовой авиации.  У  предстоявшей  ему  операции  имелся  тот
весомый плюс, что теперь перед ним был реальный, легкоразличимый  противник.
Глеб вдруг почувствовал, что ему до смерти надоело ковыряться  в  москонской
грязи, по одному вытаскивая на свет божий мерзавцев  в  деловых  костюмах  и
тихо беря их к ногтю, - все равно что давить пальцем тараканов  на  грязной,
закопченной кухне, где по углам валяются объедки и воняет прогорклым жиром.
   ...Он отошел от окна, снова присел над раскрытым ящиком и  быстро,  почти
не  глядя,  бросил  в  спортивную   сумку   несколько   увесистых   железяк.
?Калашников? с глушителем и  оптическим  прицелом  он  аккуратно  отложил  в
сторону, а потом так же аккуратно вернул в ящик.  Задернув  ?молнию?  сумки,
Глеб снарядил и распихал по карманам  несколько  запасных  обойм  к  кольту.
Подумав, он положил во внутренний карман куртки глушитель, разорвал еще одну
коробку патронов и высыпал ее содержимое в карман.
   Тяжелый кольт занял привычное место в наплечной кобуре,  ящик  скрылся  в
тайнике. Потом Глебу почудилось, что в дверь кто-то звонит.  Он  выглянул  в
окно, увидел напротив дома машину Малахова и убавил  громкость  музыкального
центра.
   Теперь звонки в дверь стали слышны отчетливо,  и  в  них  явно  слышалось
раздражение. Глеб вышел в тесную, из-за высокого потолка похожую  на  печную
трубу прихожую и отпер тяжелую дверь. Малахов  быстро  шагнул  через  порог,
недовольно  хмуря  брови  и  резкими  движениями  отряхивая  с  узких  полей
старомодной фетровой шляпы несуществующие капли дождя. Его лысина блеснула в
свете электрической  лампы,  которая  маячила  в  недосягаемой  высоте,  как
умирающее от старости солнце. Какой-то болван повесил ее  настолько  высоко,
что у Глеба никак не доходили руки хотя бы обтереть с  нее  пыль,  и  потому
свет в прихожей был тусклый, с нездоровым желтушным оттенком.
   - Привет, меломан, - буркнул генерал. - Как маленький,  честное  слово...
Или ты нарочно меня на лестнице держишь?
   - Если честно, то следовало бы, - ответил Глеб. - Что же это вы,  товарищ
генерал-майор, своих сотрудников сдаете? В генерал-лейтенанты метите?
   - Мальчишка, - проворчал Малахов, зачем-то нахлобучивая на голову  шляпу.
- Сдали его... Я сам чуть  в  обморок  не  грохнулся,  когда  он  потребовал
в