подумал  Глеб  и  метнул
гранату, заставив Ирину присесть за машиной и присев сам.
   Осколки хлестнули  по  лакированному  борту  "Мерседеса",  безнадежно
калеча дорогую машину.
   Зазвенело  битое  стекло,  зашипел,  вырываясь  на  волю,  воздух,  и
автомобиль тяжело осел на правое заднее колесо.
   - Все, -  поднимаясь,  сказал  Глеб.  -  Автобус  сошел  с  линии  по
техническим причинам. Придется выбираться на  своих  двоих.  Надо  будет
пройти мимо., них. Сможешь?
   -  Не  мимо,  -  посмотрев  в  сторону  двери,  сказала  Ирина  чужим
сдавленным голосом, и Глеб понял, что она из  последних  сил  борется  с
тошнотой. - Через них, так будет вернее. Смогу, конечно.
   Едва договорив, она начала медленно садиться на пол.
   - Будь оно все проклято, -  сказал  Глеб,  подхватил  ее  под  мышки,
вскинул на плечо и со  всей  возможной  скоростью  устремился  к  двери,
сжимая в правой руке пистолет, а левой придерживая на плече  безжизненно
обмякшее тело жены.

Глава 21

   Выслушав доклад капитана Борисова о прекрасной, но  тяжеловооруженной
незнакомке, которую с полдороги повез в Москву старший лейтенант Емелин,
полковник Малахов открыл  было  рот,  но  тут  же  с  отчетливым  стуком
захлопнул его: подчиненным не следовало знать о  существовании  Слепого.
Оставалась, конечно, эта баба, которую они подобрали на  дороге,  но  ее
рассказ ничем не будет подтвержден.
   Был человек - нет человека. Сбежал. Испарился.
   Сгорел. Убит в перестрелке.
   В  том,  что  в  ближайшее  время  в  поселке   Крапивино   состоится
перестрелка, полковник почти не сомневался.
   Он повертел в руках свою дырчатую шляпу и зашвырнул ее в кусты.
   - Зьемлья - наш общий дом, - коверкая слова  на  американский  манер,
сообщил капитан Борисов. - Нье надо мусорит.
   - Ладно, умники, - сказал полковник. - Берите эту сладкую парочку,  -
он кивнул в сторону  отца  Алексия  и  лежавшего  рядом  с  перевернутым
мопедом Карла Маркса, - и волоките в поселок. Машину там оставили?
   - Там, - вздохнул Борисов. - Теперь кому-то надо за ней идти.
   - Не надо, - сказал полковник. - Давай ключи.
   - Виноват, - сказал капитан, - не понял.
   - Ключи, говорю, давай, - повторил Малахов.
   Отец Алексий красноречиво покачал головой,  за  что  тут  же  получил
ощутимый тычок стволом пистолета под ребра.
   - А этих мы в Москву на горбу потащим? - спросил понятливый капитан.
   - Зачем на горбу? - удивился полковник. - Вон,  на  мопеде...  Будете
знать, как над начальством хихикать, - мстительно добавил он. - Заберете
у местных "луноход"... Да мне вас учить, что ли?
   Машину они не найдут.., чекисты.
   Борисов молча отдал ключи, выражая каждым нарочито замедленным жестом
несогласие  с  творимым  полковником  произволом.  Полковник   ободряюще
похлопал его по плечу, повернулся и быстро зашагал в сторону поселка.
   - А такой был хороший день, - сказал капитан Борисов. Ответом ему был
хор сочувственных вздохов. - Ну ладно, борода, - продолжал он, обращаясь
непосредственно к попу, который, если верить полковнику  Малахову,  имел
чин капитана ФСБ, - вставай, что ли.
   - Эх, Расея-матушка, - со вздохом сказал отец Алексий,  поднимаясь  с
корточек. - Арестовать духовное лицо по-человечески  не  могут,  азиаты.
Как сто лет назад по этапу пешком гоняли, так и по сей день гоняют.
   - Молчи лучше, - посоветовал  угрюмый  капитан  Чирук,  хмуря  густые
"генсековские"  брови.  -  Скажи  спасибо,  что  раком  тебя   идти   не
заставляют.
   - Кстати, это идея, - оживился лейтенант Шубин. -  А  жмурика  сверху
положим - чтоб, значит, порожняком не гонять...
   - Б...ди вы, - сказал отец Алексий и, прихрамывая, зашагал  вслед  за
полковником.
   - Замочить его, что ли, - задумчиво произнес Борисов. - При попытке к
бегству. Ну, чего стал?
   Иди уже, хромай... .Садясь за руль  капитановой  "Тойоты",  полковник
услышал завывание милицейской сирены. Вскоре мимо него, визжа покрышками
и козлом сигая с ухаба на ухаб, промчался милицейский  "уазик",  дочерна
набитый людьми в камуфляже. Полковник поднял брови, немного подвигал ими
и последовал за "уазиком". Похоже  было  на  то,  что  предсказанная  им
перестрелка началась.., а может быть, уже  и  закончилась.  Слепой  явно
принялся за дело всерьез, и полковник клял себя  за  то,  что  в  нужный
момент его не оказалось на месте: в конце концов, поп-перевертыш  мог  и
подождать.
   "Луноход", как и ожидал  Малахов,  остановился  возле  дома  Волкова.
Ворота в добротном кирпичном  заборе  были  выбиты  напрочь,  и  под  их
обломками чадно догорал остов большого легкового автомобиля.
   Рядом с ним лежал труп светловолосого мужчины.
   Другой, задрав к небу  черную  разбойничью  бороду,  загорал  поперек
входной двери. Одно из окон первого этажа представляло  собой  голый,  с
неровными, словно обкусанными, краями закопченный проем.
   Впечатление было такое, словно внутри взорвалась  граната.  Полковник
немедленно вспомнил, что, подходя к поселку,  слышал  нечто  напомнившее
отдаленный удар грома, и мысленно обругал себя старым ослом.
   Из  дома  вывели  аппетитную  рыжеволосую  девицу,  полуодетую  и   с
расцарапанной щекой. Другая щека девицы распухла  и  покраснела,  и  обе
были сомнительно украшены черными разводами потекшей туши:  видно  было,
что девица совсем недавно рыдала в три ручья и  готова  в  любой  момент
возобновить это занятие.
   Девица, всхлипывая и заикаясь, рассказала людям в камуфляже шитую, на
взгляд полковника, белыми нитками историю  о  грабителях,  укативших  на
белом джипе  с  московскими  номерами.  Закурив,  чтобы  скрыть  улыбку,
полковник  развеял  последние  сомнения  стражей  порядка,  сказав,  что
несколько минут назад видел подходящую по  описанию  машину,  ушедшую  в
сторону Москвы. У девицы от удивления отвалилась симпатичная челюсть.  К
девице приставили сержанта с автоматом, и "уазик" умчался  в  погоню  за
призраком.
   Сержант увел девицу  в  дом,  возможно,  для  того,  чтобы  составить
протокол, а возможно, для чего-нибудь гораздо более  интересного.  Снова
садясь за руль, полковник подумал, что лично он на месте сержанта выбрал
бы второй вариант: все равно цена составленному со  слов  этой  красотки
протоколу была бы невелика.
   Захлопнув дверцу "Тойоты", полковник снова услышал  отдаленный  гром.
"Черт возьми, - подумал он, - вот это парень. Этак  и  допросить  некого
будет..." Он завел двигатель и поехал к  церкви  Вселенской  Любви.  Ему
определенно показалось, что гремело где-то в той стороне, да и где  еще,
если задуматься, могло греметь? Не в библиотеке же...
   Вскоре он обнаружил, что вести машину становится тяжело, к  кирпичной
псевдопагоде со всех сторон по одному и группами стекались  люди.  Через
некоторое время ему пришлось остановиться: впереди была  сплошная  стена
спин. Что-то происходило там, за этой стеной, и полковник  подумал,  что
он, пожалуй, догадывается, что именно там происходит.
   А ведь я могу и опоздать, подумал полковник, задним  ходом  выбираясь
из толпы. Эти верующие - такой народ... Могут и разорвать. Или, как  это
у них, побить камнями... Слово-то какое - побить.
   Словно подтверждая  правоту  его  мыслей,  кто-то  врезал  палкой  по
заднему стеклу автомобиля.
   Стекло треснуло и прогнулось, полковник прибавил  газу,  вырвался  из
толпы, со скрежетом переключил передачу и бросился искать объезд. Теперь
он по-настоящему испугался, что может потерять Слепого,  не  успев  даже
толком найти. "Борисов мне голову оторвет", - подумал он, оглянувшись на
сделавшееся непрозрачным, тяжело провисшее заднее стекло.

***

   Глеб выскочил  в  коридор  и  почти  столкнулся  с  Жориком.  Местный
сумасшедший, не тратя  слов,  замахнулся  на  него  топором,  и  Глеб  с
пугающей четкостью увидел на топорище возле обуха засохшие,  полустертые
темно-бурые пятна. Он выстрелил, и Жорик послушно опрокинулся на  спину.
Топор звякнул о бетонный пол, зазвенела, покатившись,  гильза,  и  Глеб,
холодея, вспомнил, что это был его последний патрон. В  гараже  осталось
сколько угодно оружия, но возвращаться за ним было поздно,  в  доме  уже
топотали бегущие ноги, и Глеб опрометью  бросился  на  улицу,  продолжая
сжимать в руке бесполезный "парабеллум".
   Перелезть через забор, держа на плече Ирину, нечего было и думать,  и
он побежал вокруг дома, задыхаясь от  режущей  боли  в  раненом  боку  и
мучительно ощущая, что делает не то и бежит прямиком навстречу гибели.
   Лужайка перед домом была пуста. Глеб воспринял это  как  знак  удачи.
Видит Бог, он ни в чем так не нуждался сейчас, как в капельке удачи.  Он
тяжело побежал к узорчатой калитке.
   Выбежав на улицу, он понял, что  удача  кончилась,  и  остановился  -
оборванный, страшный, в окровавленной одежде, с бесчувственным телом  на
плече,  Толпа  стояла  молча  и  смотрела  на   него:   знакомые   лица,
полузнакомые лица, лица, виденные мельком, и те, кого  он  не  видел  ни
разу, оскаленные зубы, стеклянные глаза... Под гипнозом они все, что ли?
Вряд  ли,  конечно:  гипнотизер-то  валяется  в  подвале  и   потихоньку
остывает... Оружия ни у кого не было. Здесь стояли те,  кто  узрел  свет
истины еще не до конца.
   Но кое-где в толпе Глеб заметил  топоры,  палки  и  даже  вилы.  Дичь
какая-то. Восемнадцатый век.
   Толпа стояла неподвижно. Улица  слева  от  него  была  пуста,  но  он
понимал, что стоит повернуться к толпе спиной, и участь его будет решена
в одно мгновение. Он поднял разряженный "парабеллум"  и  начал  медленно
отступать вдоль улицы, моля Бога только о том, чтобы не споткнуться и не
загреметь вверх тормашками.
   - Хотя бы это, - шептал он пересохшими губами, не отдавая себе отчета
в том, что шепчет. - Хотя бы это, если уж на большее ты не способен.
   "Хоть бы она очнулась, - подумал он об Ирине. - Я бы их  задержал,  и
она смогла бы уйти... Не все же здесь чокнутые. Сумасшедшие,  как  крыса
из уборной", - вспомнилась ему вычитанная где-то  фраза.  Это  было  про
них.
   Он медленно пятился, отлично понимая, что спасти его  и  Ирину  может
только  чудо.  Толпа  надвигалась  в  гробовом  молчании,  не   сокращая
дистанцию, но и не давая ему  оторваться.  Что  же  они  тянут?  Ах  да,
пистолет... Никому не хочется первым схлопотать пулю в брюхо.., хотя  бы
один патрон!
   - Уходите, - хрипло сказал он. - Буду стрелять в живот.
   Толпа продолжала молча надвигаться. Глеб все-таки  оступился,  угодив
ногой в выбоину, и с трудом удержался  на  ногах,  заскрипев  зубами  от
натуги. Рана в боку снова открылась, и он почувствовал,  как  по  ребрам
опять потекло горячее и  липкое.  "Вытечет  все  к  чертовой  матери,  -
подумал он. - Обидно. Рана-то - смотреть не на что, царапина... Обидно."
   Перед глазами поплыли цветные круги, среди которых то и дело мелькали
пятна угольной черноты. Постепенно черных пятен становилось все  больше.
"Дело швах, - подумал Глеб. - Упаду - затопчут обоих. Нельзя падать."
   Кто-то полузнакомый, потеряв, как  видно,  терпение,  протиснулся  из
задних рядов и сунулся было вперед, но Глеб навел на  него  пистолет,  и
полузнакомый попятился обратно в толпу, которая бесшумно сглотнула  его,
как большой шарик ртути глотает маленькую капельку. Толпа была похожа на
ртуть: такая же безмолвная, текучая и смертельно ядовитая.
   - Идите домой, - сказал им Глеб. Он говорил только для того, чтобы не
потерять сознание, потому что черных кругов  перед  глазами  становилось
все больше, они уже начинали сливаться  в  сплошные  неподвижные  пятна,
превращая мир в узкий колодец, в трубу, на  одном  конце  которой  стоял
Глеб Сиверов, а на другом -  эта  молчаливая  толпа.  -  Идите  к  вашим
семьям. У вас что, нет семей, вы, уроды?
   Он почти не слышал собственного  голоса,  и  шум  подъехавшего  сзади
автомобиля  уловил  только  тогда,  когда  тот,   взвизгнув   тормозами,
остановился прямо у него за спиной. Щелкнул замок открываемой дверцы,  и
властный голос выкрикнул:
   - Федеральная служба безопасности! Немедленно разойдитесь!
   "Из огня да в полымя, - подумал Глеб. - Хотя...
   Ирина,  можно  сказать,  спасена.  Да  и  я  тоже...  Ну  дадут   лет
двадцать.., за все хорошее. Наплевать.
   Не упасть бы только, а то до суда не доживу. Спецназ-то  где?  Неужто
без спецназа? Безумству храбрых поем мы песню..."
   Он быстро оглянулся через плечо и  увидел  одинокого  немолодого  уже
человека в штатском, стоявшего у распахнутой настежь дверцы  темно-синей
"Тойоты".
   - Разойдитесь! - снова выкрикнул тот. - Через две минуты район  будет
оцеплен!
   "Пой, ласточка, - подумал Глеб. - Жить тебе, дураку, надоело. Они  же
тебя даже не слышат."
   Пожилой, как видно, и сам это понял.  За  спиной  у  Слепого  лязгнул
затвор, и тут же звонко хлестнул  по  ушам  пистолетный  выстрел.  Толпа
дрогнула и попятилась.
   - Ну что ты стоишь столбом? - прошипел за спиной у Глеба  эфэсбэшник.
- Тебе говорю, Слепой! Садись в машину!
   Глеб  вздрогнул  и  обернулся.  Задняя  дверца  "Тойоты"   уже   была
гостеприимно распахнута.
   - Живей, живей! - торопил эфэсбэшник. - Чего ты ждешь?
   - Я не жду, - сказал Глеб, тяжело ворочая  языком.  -  Я  думаю,  что
лучше - пожизненное или дырка?
   - Садись, дурак, - сказал полковник Малахов, снимая у  него  с  плеча
Ирину. - Ишь, чего захотел!
   Мы с тобой еще поработаем...
   Глеб пожал плечами и бросил пистолет в толпу.
   Толпа шарахнулась назад, и тогда он, снова пожав  плечами,  медленно,
как старик, опустился на заднее сиденье рядом с Ириной.
   - Чехлы запачкаю, - сказал он, захлопывая дверцу.
   - Вот дурак, - повторил полковник  Малахов,  разворачивая  машину.  В
дверцу ударил одинокий камень, но толпа  уже  удалялась,  заволакивалась
пылью, а когда машина повернула за угол, пропала совсем, словно ее и  не
было.
   На  выезде  из  поселка  "Тойота"  разминулась  с  возвращавшимся  из
заведомо неудачной погони "луноходом", уныло  пылившим  восвояси.  Через
некоторое время Ирина пришла в себя, но открыла глаза всего на  секунду,
чтобы оценить обстановку.
   Потом  она  снова   зажмурилась   и   осталась   сидеть   неподвижно,
привалившись щекой к  шершавой  ткани  пиджака,  под  которой  ощущалось
твердое, как дерево, плечо Глеба. Полковник  вел  машину  и  насвистывал
"Долог путь до Типперери", любимую песенку ротных командиров  британской
армии времен  первой  мировой  -  ту  самую,  которую  они,  по  слухам,
насвистывали, прогуливаясь со стеком вдоль окопов  под  ураганным  огнем
немецкой артиллерии.
   Слепой сидел с закрытыми глазами, отдыхал и слушал, как  насвистывает
полковник. Просто слушал, и ничего больше.
   Полковник ФСБ Лесных застрелился на  следующий  день,  в  полдесятого
утра,  в  своем  служебном  кабинете  из  табельного  пистолета  системы
Макарова.
   Газеты об этом не сообщили.



РАЗВЕДКА БОЕМ

Андрей ВОРОНИН






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     Новое задание ФСБ требует от Глеба Сиверова - Слепого вести сложную двойную игру. Спровоцировать чеченский террор и избежать жертв, дать мстителям точную наводку и спасти людей - все это лишь средства для достижения иной цели. Но об этом никто не должен знать.

Глава 1

     Летом тайга полна жизни. Особенно здесь, на юге Красноярского края, где жара иной раз доходит до тридцати градусов.
     Не всю еще Сибирь испохабили. Не весь лес срубили для китайцев и японцев, не все равнины продырявили нефтяными скважинами, запачкали многокилометровыми масляными пятнами. Не всех пушных зверей перебили ради шкурок, за копейки скупаемых оптовиками. Земли еще до хрена и больше, заповедных мест хватает.
     Солнечные лучи проклюнулись сквозь тяжелые ветки, защебетали птицы, радуясь новому утру, рыжая белка закопала в старой хвое кедровый орех. Всем было хорошо, кроме людей, спавших тяжелым беспокойным сном.
     Пятеро валялись во вместительной брезентовой палатке, где топор можно было вешать от перегара. Кто-то стонал во сне, кто-то глухо матерился.
     Каждому снилось свое, но ничьи сновидения нельзя было назвать ни светлыми, ни спокойными.
     Один видел, как кровь впитывается в грязищу с глубоким следом от БТРа, как тускло поблескивают патроны в цинковом ящике. Он черпал их горстями, старался набрать побольше, про запас.
     И вдруг показалась бледная рука покойника, уложенного на дно, спрятанного под патронами. Цинковый ящик оказывался гробом.
     Другой, засев в разрушенной одноэтажной постройке с корявой надписью "Аудио-Видео", отслеживал в ночи потрескивание одинокого сверчка. Он четко знал, что это на самом деле снайпер.
     Подпустил врага ближе, выстрелил, ориентируясь по звуку. Треск затих. Выбравшись из укрытия, он обнаружил на месте полутораметрового сверчка с зияющим в боку отверстием. Омерзительно огромное насекомое беспорядочно шевелило конечностями.
     Третий пленник, руки связаны за спиной. Рядом на земле несколько бородатых типов. Сперва они переговаривались на чужом языке. Потом стали молиться, время от времени проводя ладонями по лицу. Третий знал, что последует дальше. Ножи уже готовы - с него будут обдирать кожу и свежевать, как барана...
     Люди в палатке ворочались, скрипели зубами, сжимали кулаки. Спокойно спал только один из всей компании - абсолютно трезвый, он устроился в спальнике недалеко от костра, теперь уже погасшего. Еще двое бодрствовали - скоро должно было закончиться их дежурство.
     Компания собралась не сразу - сперва четверо, потом пятеро, шестеро... Но с самого начала они ни разу не засыпали все вместе, кто-то обязательно бодрствовал с автоматом в руках. Смены у часовых не только ночные, даже среди бела дня кто-то должен отслеживать обстановку с оружием в руках. Такого человека нельзя отвлекать ни разговорами, ни работой.
     Через полчаса бывшего сержанта Алексея Самойленко и отставного майора ВВС Дмитрия Воскобойникова должны были подменить. Пора будить сменщиков, чтобы умылись, привели себя в чувство. Кто крикнет, позовет по имени? В карауле нет старшего и младшего. На общем совете договорились, что прошлые заслуги, награды и звания здесь не в счет. Здесь все равны и никто не имеет права никому приказывать.
     Воскобойников сидел на поваленном дереве и представлял себе, как сейчас завалится спать.
     Лишнего шума не ожидается: Семен с Ди Каприо пойдут порыбачить, Бубен с Ильясом заступят на дежурство. Чем займутся Тарас с Витьком неизвестно. Но они не из самых шумных.
     Бывший летчик расправил затекшую спину и оглянулся в сторону напарника. Тот в сотый раз медленно мерил шагами расстояние от мусорной ямы, где сжигали отходы, до дерева, пораженного неизвестной болезнью. Могучая ель наполовину облысела, опавшие иглы сменились какой-то бледной плесенью.
     - Разбудишь? - поинтересовался Воскобойников. - Или мне?
     - Сиди уже. Я все равно на ногах, - Алексей сместился в сторону палатки.
     Приземистый, с рябоватым лицом, он ходил зимой и летом в черной повязке, как привык в Чечне. Не всем это нравилось, многим хотелось забыть Кавказ навсегда. Но еще у команды был такой общий принцип: каждый имеет право на свободу до тех пор, пока впрямую не задевает свободу и законные интересы остальных. Законных интересов у этих людей осталось немного.
     В первую очередь безопасность, во вторую - сытость и тепло.
     Воскобойников продолжил обозревать свой обширный сектор ближайших подступов к лагерю.
     Солнце быстро набирало силу, его лучи уже лились золотистым густым медом на хвою и мягкую мшистую подстилку на земле. Дмитрий не слышал шагов напарника - бывший сержант-спецназовец двигался бесшумно даже тогда, когда в этом не было особой нужды.
     Какой-то звук все же донесся сзади. Ничего в нем не было подозрительного, и Воскобойников продолжал смотреть вперед. "Может, оглянешься проверить?" - спросил внутренний голос. Семеро из восьми страдали мнительностью, Воскобойников входил в их число. Часто сущий пустяк заставлял напрячься все мускулы,