акцентом.  Марине  приходилось  общаться  с
грузинами,  армянами  и  азербайджанцами,  но  заговоривший  с  ней  мужчина
наверняка не принадлежал ни к одной из этих народностей. Это  обстоятельство
заставило Марину слегка насторожиться, поскольку совсем рядом была Чечня,  а
предупреждение старшего лейтенанта насчет подвала какого-нибудь Вахи еще  не
успело потускнеть в ее памяти.
   Она мысленно одернула себя: даже если этот человек чеченец, это вовсе  не
означает, что он бандит. У бандитов сейчас предостаточно дел у себя в горах.
В конце концов, им надо воевать, а не воровать людей в двух шагах от военной
комендатуры Пятигорска.
   - Ничего, - сказала  Марина.  -  Все  в  порядке.  Просто  поссорилась  с
приятелем.
   - Он дурак, твой приятель, нет? Как можно  ссориться  с  такой  женщиной?
Правда, совсем дурак.
   - Дурак, - согласилась Марина, вспомнив скучающего старшего лейтенанта.
   - Э, плюнь на него, пойдем в ресторан! Кушать хочешь?
   Марина  вдруг  поняла,  что  действительно  проголодалась,  но,  еще  раз
взглянув  на  своего  новоявленного  ухажера,  решила,  что  поголодает  еще
немного, прежде чем согласится пойти с ним в ресторан. Недельки две, а может
быть, и месяц. Бандит он или нет,  чеченец  или  лезгин,  этот  мужчина  был
совершенно не в ее вкусе.
   - Спасибо, - сказала она, - не хочу. Извините, я спешу.
   - Могу подвезти, - сказал мужчина. - Не надо.
   Незнакомец пожал плечами, повернулся и двинулся прочь, на ходу прикуривая
сигарету. Марина порылась в карманах и тоже  закурила.  Висевшая  в  воздухе
водяная пыль норовила промочить сигарету, и Марина  взяла  ее  по-солдатски,
огоньком в ладонь, подумав мимоходом, что это делает ее похожей на бродягу.
   После короткого колебания  она  все-таки  двинулась  в  сторону  вокзала.
Старший лейтенант был прав: ей здесь совершенно нечего  делать.  Разговор  с
незнакомцем в кожанке не выходил у нее из головы,  и  только  теперь  Марина
поняла,  что  все-таки  была  напугана.  Если  она  шарахается  от   каждого
встречного мужика уже здесь, в Пятигорске, то  в  каком-нибудь  Урус-Мартане
она просто умрет от разрыва сердца, увидев мелькнувшую  в  развалинах  тень.
Она была голодна, промозглая сырость  пробирала  ее  до  костей,  выбившиеся
из-под капюшона светлые пряди намокли и лезли в глаза. Капитулировать еще до
того, как началось настоящее сражение,  было  ужасно  неприятно,  но  Марина
решила, что лучше вернуться, пока  мнимые  неприятности  не  превратились  в
настоящие.
   Это было мудрое решение, но Марина очень скоро убедилась, что приняла его
слишком поздно.
   Возле нее вдруг затормозил забрызганный грязью автомобиль. Задняя  дверца
распахнулась, и она увидела в проеме лицо мужчины,  который  совсем  недавно
разговаривал с ней возле комендатуры.
   - Что ходишь под дождем? - спросил  он.  -  Садись,  подвезем.  Денег  не
возьмем, клянусь!
   - Я же сказала, не надо, -  ответила  Марина.  Она  подумала,  что  стоит
слишком близко от машины, и только-только собралась отступить подальше,  как
ее собеседник, стремительно выбросив вперед  длинную  руку,  ухватил  ее  за
запястье и сильно рванул на себя. Марина вскрикнула, а в следующее мгновение
сильные руки обхватили ее поперек туловища, и пахнущая табаком ладонь зажала
ей рот, больно сдавив щеки. Марину рывком втащили  в  тесный  салон,  дверца
захлопнулась, и зеленая ?шестерка? резко рванула с места.

***

   Глеб Сиверов слегка пошевелился, меняя  позу.  Потревоженный  его  локтем
камешек, шурша и постукивая, покатился вниз по  склону,  высоко  подпрыгнул,
ударившись о камень побольше, и с шорохом упал в кусты. Шедшие по тропе люди
остановились, настороженно озираясь и держа оружие  на  изготовку.  Их  было
пятеро. Судя по  их  виду  и  до  предела  облегченной  амуниции,  это  были
разведчики, и время, когда они служили срочную, осталось в далеком  прошлом.
Глядя на них, Глеб  вынужден  был  признать,  что  здравый  смысл  понемногу
проникает даже в российские вооруженные силы: это  были  матерые,  прошедшие
через все региональные конфликты последних бурных лет  вояки-контрактники  -
не  супермены,  но  крепкие  профессионалы,  способные   оказать   достойное
сопротивление любому противнику. Это было очень хорошо, но в  данный  момент
Глеб предпочел бы увидеть на тропе полк желторотых новобранцев,  а  не  этих
пятерых головорезов.
   Он притаился за обломком скалы, проклиная себя за неосторожность. Но  кто
мог думать, что эти  ребята  забираются  так  далеко  от  своей  базы?  Глеб
посмотрел на антенну портативной радиостанции, торчавшую над  плечом  одного
из контрактников, как тараканий ус, и от души понадеялся, что разведчики  не
станут  сразу,  не  разобравшись  в  обстановке,  вызывать  на  этот   район
массированный артиллерийский огонь. Впрочем,  подумал  он,  неизвестно,  что
лучше - артиллерийский огонь или эти ребята. Не стрелять же в них,  в  самом
деле, только потому, что один жутко засекреченный агент ФСБ  неловко  двинул
локтем, потревожив камешек!
   Глядя из своего укрытия  вниз,  на  тропу,  Глеб  недовольно  поморщился.
Разведчики, похоже, работали не за страх, а за  совесть.  Сейчас  они  молча
растягивались редкой цепью, повернувшись лицом к склону,  на  котором  засел
Слепой.  Коренастый  крепыш  с  волосами  морковного  цвета  и  растрепанной
бородкой жестами отдавал приказания, держа указательный палец правой руки на
спусковом крючке автомата. Быстро оценив свои шансы, Глеб понял,  что  нужно
уносить ноги,  если  он  не  хочет  познакомиться  со  следователем  военной
прокуратуры. Он представил себе, какое лицо  будет  у  Малахова,  когда  ему
сообщат две новости:  во-первых,  что  Слепой  жив,  а  во-вторых,  что  его
задержали в горах армейские разведчики, - и криво усмехнулся. ?Не  поверит?,
- решил он.
   Развернувшись  цепью,  контрактники  начали  неторопливо  подниматься  по
склону, внимательно осматривая каждый валун и заглядывая  под  каждый  куст.
Обстоятельность, с которой они действовали, очень не понравилась Глебу,  тем
более что позади  них  обнаружился  оператор  с  видеокамерой,  который  вел
съемку. На операторе был  пятнистый  армейский  бушлат,  но  из-под  бушлата
торчали синие джинсы и туристские ботинки. Глеб усмехнулся еще раз. Если его
задержат, Малахову волей-неволей придется поверить в  провал  своего  агента
после  того,  как  лицо  капитана  Суворова  покажут  в  программе  вечерних
новостей.
   Теперь разведчиков от Глеба  отделяло  каких-нибудь  сто  метров.  Слепой
понял, что медлить больше нельзя, бесшумно поднялся и, пригибаясь,  двинулся
вверх по склону, прячась за камнями  и  кустарником.  Это  не  помогло:  его
заметили и открыли огонь.
   Глеб присел за валуном,  в  который  снизу  немедленно  влепили  короткую
очередь.
   - Орлы, - негромко проворчал он. - Посмотрел бы я на вас, если бы я  стал
отстреливаться.
   Отстреливаться было  нельзя:  выстрелы  поверх  голов  могли  еще  больше
раззадорить преследователей, а убивать своих ради сохранения  инкогнито  ему
очень не хотелось. Глеб забросил за спину прихваченный из санитарной  машины
автомат, поглубже натянул армейское кепи, с  которого  два  дня  назад  снял
кокарду, и пустился наутек, вспоминая старую байку про фельдмаршала Суворова
и гренадера, который не знал, что такое отступление.
   Растяжку он заметил случайно.  Тонкая  проволочка,  натянутая  на  уровне
лодыжки, была старательно вычернена сажей. В одном месте  сажа  по  какой-то
причине  стерлась,  и  из-под  нее  предательски  поблескивал   металл.   От
преследователей его скрывал выступ скалы, поэтому он  без  помех  присел  на
корточки  и  внимательно   исследовал   растяжку.   Это   было   примитивное
приспособление, состоявшее из стандартной  противопехотной  мины,  не  менее
стандартной ручной гранаты и куска самой  обыкновенной  проволоки  наподобие
той, которой армируют шины грузовиков, привязанной  одним  концом  к  нижней
ветке куста, а другим - к чеке гранаты. При удачном  стечении  обстоятельств
взрыв этой незамысловатой конструкции  мог  разнести  человека  буквально  в
клочья, и Глеб удовлетворенно кивнул, решив  оставить  на  потом  разрешение
вопроса о том, кому понадобилось минировать этот склон.
   Он снял кепи и аккуратнейшим образом пристроил его на куст  немного  выше
мины, приблизительно прикинув направление, в котором  полетит  его  головной
убор, когда та взорвется. Он подумал, что кепи будет маловато, но погода  не
располагала к дальнейшему раздеванию.
   Действуя сноровисто и быстро, он отстегнул ремень автомата и снял с плеча
портупею. Ремень полевой сумки тоже пошел в дело, в результате чего у  Глеба
получилось некое подобие веревки длиной около двух метров. Этого было  мало,
но поблизости очень кстати обнаружился поросший  рыжим  мхом  валун.  Слепой
аккуратно зацепил карабинчик автоматного ремня за растяжку мины и нырнул  за
камень,  сжимая  в  одной   руке   автомат,   а   в   другой   конец   своей
импровизированной веревки. Заняв позицию,  он  заметил,  что  полевая  сумка
осталась лежать в метре от мины, но махнул на нее рукой:  в  сумке  не  было
ничего, кроме  его  туалетных  принадлежностей,  зато  она  могла  послужить
дополнительным штрихом в создаваемой им картине случайной смерти.
   Из-за обломка  скалы  метрах  в  пятидесяти  ниже  по  склону  показалась
рыжеволосая макушка командира разведчиков. Глеб  убрал  голову  за  валун  и
потянул конец  ремня.  От  грохота  заложило  уши,  в  ноздри  полез  кислый
тротиловый дым пополам с каменной пылью,  на  плечи  посыпался  мусор.  Глеб
выглянул из-за камня как раз вовремя, чтобы увидеть, как его кепи,  планируя
по крутой  траектории  и  бешено  вращаясь  на  лету,  с  высокой  точностью
опустилось как раз туда, где он недавно видел рыжую  макушку.  Среди  камней
дымилась  неглубокая  воронка,  в  метре  от  которой  валялась  изорванная,
вывернутая наизнанку полевая сумка. Немного подумав, Глеб осторожно выбросил
из своего укрытия автомат и ползком двинулся прочь от этого места.
   Минуту спустя он услышал внизу голоса и шаги.  Преследователи  больше  не
прятались, поскольку были уверены, что от них пытался скрыться  только  один
человек  -  тот  самый,  чье  прожженное,  превратившееся  в   решето   кепи
спланировало на них из поднебесья. Конечно, не  найдя  ни  тела,  ни  следов
крови, они поймут, что их провели, но автомат остался там, и вряд ли  группа
разведчиков  станет  гоняться  по  горам  за  одним-единственным  безоружным
беглецом. Они спугнули и обезоружили боевика, наверняка сорвав какие-то  его
коварные планы, и этого с них будет достаточно. Во всяком  случае,  Глеб  на
это очень надеялся. Не станут же они, в  самом  деле,  преследовать  его  до
сортира и пытаться замочить прямо там!
   Он оказался прав. Погоня не возобновилась,  и,  выбравшись  на  невысокий
гребень, он увидел, как группа разведчиков,  казавшаяся  сейчас  коротенькой
колонной муравьев, спускается обратно к тропе. Теперь  настало  самое  время
выяснить, кому понадобилось минировать безлюдные горы.
   Время  близилось  к  полудню.  Тучи  разошлись,  открыв  солнце,  которое
осветило  окружавший  Глеба  дикий  пейзаж.  Западный   горизонт   заслоняли
заснеженные вершины Кавказа, восточный прятался за краем ущелья, из которого
только что выбрался Глеб. Слепой подтянул ремень, стараясь не думать о  еде,
и двинулся  напрямик  по  склону,  стараясь  придерживаться  первоначального
направления.
   По дороге он нашел и обезвредил еще три мины-ловушки. Одна  из  них  была
начинена пластиковой взрывчаткой, и Глеб подумал, что он на правильном пути.
Глупо было надеяться на то, что в изрезанной ущельями, ощетинившейся острыми
скалами гористой местности ему сразу удастся  найти  именно  того  человека,
который был ему нужен,  но  время  вступить  в  контакт  с  боевиками  давно
настало. К сожалению,  полковник  Логинов,  увезенный  Глебом  в  санитарной
машине прямо от дверей госпиталя, знал совсем немного,  но  Слепому  удалось
вытянуть из него главное - имя.
   В ту ночь, когда погиб старший прапорщик Славин,  Глеб  не  успел  совсем
чуть-чуть. Его опередил напавший на полковника чеченец. Больше всего  Слепой
жалел о том,  что  Аслан  погиб:  он  наверняка  знал  гораздо  больше,  чем
полковник, и, будучи надлежащим образом обработанным, мог бы  отвести  Глеба
прямо  к  месту  назначения.  Но  полковник,  не  производивший  впечатления
опытного бойца, каким-то  чудом  ухитрился  понаделать  в  своем  противнике
дырок, после чего остался  единственным  человеком,  способным  ответить  на
вопросы Слепого.
   Глеб  спланировал  операцию  заранее.  Труднее  всего  оказалось  подбить
прибывший за ранеными вертолет так, чтобы при этом пострадало только мертвое
железо. Когда тяжелая ?вертушка? после первого же  выстрела  накренилась  и,
волоча за собой шлейф серого дыма, неуклюже села на  каменистую  площадку  в
нескольких километрах от госпиталя, Глеб испытал огромное облегчение пополам
с тихой профессиональной гордостью. Мастерство и удача - не совсем синонимы,
но это слова, очень близкие по смыслу. Удача - ветреная дама, она  рано  или
поздно изменяет даже самым большим своим любимчикам, но настоящее мастерство
не подводит никогда.
   По сравнению с этим все остальное было парой пустяков. Госпиталь - место,
где постоянно вертятся, сменяя друг  друга,  представители  самых  различных
частей и родов войск, так что одетому в военную  форму  человеку  ничего  не
стоит затеряться в толпе. Отправившийся в сортир  по  малой  нужде  водитель
УАЗика был очень удивлен, обнаружив себя связанным и  посаженным  с  надежно
заткнутым ртом на сиденье низенького, рассчитанного  на  младших  школьников
унитаза. Глеб попросил его вести себя тихо, отобрал ключи от машины и  через
пять минут уже гнал во весь дух по совершенно непроезжей дороге, глядя,  как
вспыхивают  и  гаснут  в  боковом  зеркале  фары   бросившегося   в   погоню
бронетранспортера. Направляясь к разрушенному  мосту,  он  думал  только  об
одном: а что, если  положенные  им  на  старые  перекладины  доски  за  ночь
кто-нибудь утащил на дрова или просто немного передвинул?
   Гадать не имело смысла. Невозможно разглядеть летящую пулю,  так  же  как
невозможно сидеть в засаде  возле  госпиталя,  охраняя  от  новых  покушений
драгоценную  шкуру   продажного   полковника,   и   одновременно   караулить
находящуюся в десятке километров оттуда переправу.  В  обоих  случаях  шансы
пятьдесят на пятьдесят - тот самый расклад,  к  которому  Слепой  давно  уже
успел привыкнуть.
   Доски оказались на месте, и машина прошла по ним, как канатоходец по туго
натянутой проволоке. Выбравшись на противоположный берег реки, Глеб с трудом
подавил в себе искушение остановиться и посмотреть на лица тех,  кто  гнался
за ним на бронетранспортере. Ведь они наверняка были уверены, что ему некуда
деваться.
   Когда он загнал машину в  жидкий  перелесок,  карабкавшийся  по  пологому
склону горы, и заглушил двигатель, полковник, вопреки его ожиданиям,  был  в
сознании. Правда, его лицо приобрело нездоровый землистый оттенок, а повязки
пропитались свежей кровью, но по тому, как  трусливо  забегали  утонувшие  в
одутловатых складках кожи полковничьи глаза, Глеб  понял,  что  его  пленник
отлично сознает, в какую передрягу угодил.
   Слепой отбросил в сторону накрывшие полковника носилки и пинком  отправил
в угол подвернувшуюся под ноги подушку. Он старательно работал на  образ,  и
его усилия увенчались полным успехом: когда перепачканный  глиной  армейский
ботинок Глеба бесцеремонно пнул обтянутую белоснежной, наволочкой клеенчатую
подушку, Логинов заметно вздрогнул и болезненно сжался,  по  всей  видимости
уверенный, что следующий удар достанется ему. Глеб вспомнил  характеристику,
которую дал ему в разговоре с полковником Аслан, и решил, что тот, сам  того
не желая, действовал в его интересах.
   - Ну что,  полковник,  -  сказал  он,  стоя  над  распростертым  на  полу
пленником, - поговорим?
   Полковник,  скрипнув  зубами  от  усилия,  оттолкнулся  от  пола   ногой,
передвинулся  поближе  к  борту  и,  опираясь  на  здоровую   руку,   принял
полусидячее положение, привалившись спиной к клеенчатой обивке салона.
   - Тебе не уйти, - с  трудом  выговорил  он.  -  Тут  повсюду  войска.  Ты
сумасшедший.
   - Оставим вопрос о моей вменяемости  на  потом,  -  ответил  Глеб.  -  Мы
обсудим его после того, как я узнаю, с кем ты сотрудничаешь.
   - Странный вопрос,  -  проворчал  Логинов.  -  Я  сотрудничаю  со  штабом
объединенной группировки войск в Чечне. С кем же еще я могу сотрудничать?
   - Вот это я и пытаюсь узнать, - сказал Глеб. - С кем еще? Аслан наверняка
не имел никакого отношения к штабу объединенной группировки. Или я ошибаюсь?
Может быть, он был личным представителем генерала Трошева?
   - Кто вы, собственно,  такой,  что  считаете  себя  вправе  задавать  мне
вопросы? - с надменным видом спросил полковник.
   - Не стройте из себя идиота, Логинов, - сухо ответил Глеб, вынимая  из-за
пазухи тяжелый кольт. - Вот, - он помахал пистолетом перед лицом пленника, -
моя  визитная  карточка.  Надеюсь,  вам  не  нужно  на  наглядных   примерах
доказывать, что пистолет заряжен.
   - Подумаешь, - сказал Логинов, но, не выдержав,  отвел  глаза  от  тускло
поблескивавшей вороненой стали. - Подумаешь, - повторил он, глядя в угол.  -
Таких игрушек здесь навалом. Это вовсе не означает, что я  стану  болтать  о
своих служебных делах с каждым, у кого хватило денег купить пистолет.
   - А вы неплохо держитесь, полковник,  -  заметил  Глеб,  присаживаясь  на
боковую скамью. - Почему же вы, черт бы вас  побрал,  не  держались  так  же
тогда, когда чеченцы вас покупали?
   - Что вы несете? Кто меня покупал? Кто вы такой, в конце концов?
   - Не ваше дело, - ответил Глеб на последний  вопрос  и,  поддернув  рукав
бушлата, посмотрел на часы. - Мы  теряем  время,  полковник.  Только  вы,  в
отличие от меня, теряете  еще  и  кровь.  Но  не  надейтесь  ускользнуть  от
разговора, упав в обморок. В этой машине по счастливой случайности есть все,
чтобы привести вас в чувство  и  поддерживать  в  сознании  довольно  долго.
Поверьте, в ваших интересах  как  можно  скорее  закончить  этот  неприятный
разговор, - он посмотрел  на  полковника,  но  тот  молчал,  упрямо  выпятив
подбородок и поджав губы. Глеб вздохнул. - Послушайте, Логинов, - сказал он.
- Я хочу, чтобы вы меня поняли.  Я  действительно  не  имею  никакого  права
интересоваться вашими служебными  делами,  но  как  раз  они-то  меня  и  не
интересуют. Меня интересует ваше сотрудничество с чеченцами.
   Вы потеряли право задавать вопросы о моих полномочиях в тот самый момент,
как согласились работать вместе с бандитами. Есть такая статья  в  уголовном
кодексе - измена родине. Слыхали? Мне нужна информация, и я ее  добуду,  как
добыл у Славина ваше имя.
   - Ха, - сказал полковник, но, как он ни крепился, Глеб отлично видел, что
его пленник отчаянно трусит. Ему  было  чего  бояться:  в  своих  мечтах  он
наверняка уже видел  себя  еще  не  старым,  энергичным,  а  главное,  очень
обеспеченным пенсионером,  живущим  в  безопасности  и  комфорте  престижной
московской квартиры. Полковник часто украдкой поглядывал на свой чемодан,  и
Глеб с трудом сдержал улыбку: ну разумеется!
   Он дотянулся до чемодана, двумя короткими  ударами  пистолетной  рукоятки
открыл оба замка и бесцеремонно вытряхнул личные  вещи  полковника  на  пол.
Полковник снова вздрогнул. Его и без того не  слишком  румяное  лицо  теперь
совершенно посерело и напоминало цветом то похожее на  бумагу  вещество,  из
которого строят гнезда осы.
   - Мелковат чемоданчик, - сказал Глеб, заглядывая под крышку.  -  Странная
конструкция. Снаружи выглядит  как  обыкновенный  чемодан,  а  внутри  места
совсем нет... С чего бы это?
   - Сволочь, - процедил полковник.
   - Ка