ров  семьдесят-сто.
Дойдя до него, он воткнул в держатель флажок, означающий, что место  для
рыбалки занято, и зашел внутрь.
   Он растопил жаровню, насыпав в нее как можно  больше  угля,  размотал
снасть, но не стал забрасывать ее в лунку, а лишь закрепил на подставке.
Несколько раз вздохнул, как делает ныряльщик перед тем, как броситься  в
воду, и развернул карту.
   По ней он определил направление до ближайшего поселка, где  находился
телефон. По лесу его отделяло от этого места всего лишь  два  километра.
Даже если учесть, что по глубокому снегу  бежать  нельзя,  то  смотаться
туда и обратно - это час, от силы полтора.
   Мерцалов не открывал дверь, ведь она выходила на озеро  и  его  могли
заметить. Прежде чем  покинуть  домик,  он  прикрепил  к  дверной  ручке
длинную тонкую шерстинку, вытянутую из шарфа, а другой ее конец  зацепил
между досками обшивки. Она оставалась практически невидимой, но если  бы
кто-нибудь открыл дверь в его отсутствие, потом это легко можно было  бы
установить.
   Мерцалов беззвучно открыл окно, выходящее на лес,  придерживая  рукой
стекло, чтобы случайно не задребезжало. Рамы в окнах домиков,  сделанных
в традиционном для Норвегии стиле, изготавливались из дерева,  и  стекло
крепилось  обыкновенным  деревянным  штапиком  на  гвоздиках.   Мерцалов
соскочил  в  снег,  задернул  занавеску,  затем  плотно  прикрыл   рамы.
Пригибаясь, он побежал по направлению к лесу.
   Его исчезновения никто не заметил. Мерцалов быстро преодолел открытое
пространство и юркнул за низкие елки. Он шел  быстрым  шагом,  насколько
это возможно, когда проваливаешься по  колено  в  снег,  дышал  ровно  и
глубоко. Вскоре идти стало легче, хоть он и поднимался на гору.  Но  тут
слой снега был куда тоньше, из-под него местами даже проступали камни.
   Взобравшись на верх холма, Олег оглянулся. Озеро  было  видно  отсюда
как на ладони. Мерцающий под солнцем снег, маленькие домики, над крышами
вьется дымок, идиллическое  зрелище  -  рождественская  открытка,  да  и
только! Затем он посмотрел вперед. В ложбине,  окруженное  лесом,  через
который  пробивалась  ровная  линия  шоссе,  застыло  в   снегу,   будто
карамельки на кремовом торте, небольшое селение. Строгая по  архитектуре
церковь с высоким шпилем и аккуратные, словно игрушечные, строения.
   Вычислить, где находится почта, было несложно.
   На центральной площади приезжий всегда отыщет то, что нужно  -  самый
большой магазин, церковь, почту и гостиницу. Стандартная планировка  для
каждого населенного пункта в любой части света.
   Мерцалов смотрелся для здешних мест достаточно странно. Тут уже давно
никто  не  ходил  пешком,  времена  троллей  и   Пера   Гюнта   миновали
безвозвратно. Он шел прямо посередине хорошо расчищенной от снега  улицы
с видом человека, который спешит по делу. В общем-то  так  оно  и  было.
Может, кто-нибудь  из  местных  и  заметил  его,  но  это  Мерцалова  не
беспокоило: даже если кто и увидит, то не запомнит. Капюшон, наброшенный
на голову, пышная опушка надежно скрывали лицо от посторонних глаз.
   А вот и площадь. Возле бессмысленного в такой мороз пожарного  крана,
торчащего здесь, наверное, с начала века, примостилась  абсолютно  новая
телефонная будка.
   "Смешные провинциалы! - подумал Мерцалов. - Звонят  из  таксофона  от
силы один раз в год, а денег на него не пожалели. Хотят, чтобы все  было
как у людей.
   Ну что ж, мне это на руку".
   Он отодвинул дверь будки,  вставил  в  прорезь  аппарата  карточку  и
набрал длинный номер с международным кодом. С полминуты в трубке  что-то
потрескивало, гудело, потом послышался громкий щелчок и чье-то  дыхание.
Человек, взявший трубку, не спешил спрашивать, кто ему звонит, не спешил
называться сам, словно ждал этого звонка и сейчас ему недоставало только
подтверждения.
   Мерцалов поднес к микрофону брелок, на котором были  укреплены  ключи
от машины, и нажал одну из кнопок.  Прозвучала  незамысловатая  мелодия.
Мерцалов вслушивался в тишину на том конце  провода.  Там  зашуршало,  и
раздалась другая мелодия - посредник, действовавший от  имени  заказчика
убийства, дал отзыв на пароль, теперь все в порядке, можно приступать  к
разговору.
   Но и разговор для непосвященного оказался бы совсем непонятным.
   - Через два, на сегодня, - сказал Мерцалов.
   - Понял, - глухо ответил знакомый ему  голос,  и  в  трубке  запищали
короткие гудки.
   "Отрапортовал. Можно  приступать  непосредственно  к  делу,  -  думал
Мерцалов,  спеша  по  пустынной  улице  вдоль  занесенных  снегом  живых
изгородей. - Небось, недоумевают, почему так рано. Но  это  моя  забота.
Неохота здесь рассиживаться, к тому же подвернулась  такая  великолепная
возможность позабавиться".
   Мерцалов не чувствовал усталости, когда взбирался на крутой  холм,  к
его непокрытой лесом вершине. Он вновь увидел озеро,  маленькие  домики,
хвосты дыма над их крышами, проследил цепочки следов. Нет, к его  домику
никто не подходил, разве что потом заметал следы. Но это маловероятно.
   И он, глубоко проваливаясь в  снег,  побежал  с  откоса,  то  и  дело
натыкаясь на стволы деревьев,  хватаясь  за  них  руками.  Не  прошло  и
двадцати минут, как он уже был на берегу озера. Используя низкие ели как
прикрытие, он немного отошел в сторону - так, чтобы его никто не  видел.
Солнце уже опустилось довольно низко, тень леса легла на лед, накрыв  ею
и домик, в котором якобы безвылазно удил рыбу Мерцалов.
   Пригнувшись,  он  пробежал  по  льду,  стараясь  попадать  в   следы,
оставленные  прежде,  и,  распахнув  окно,  перевалился  животом   через
подоконник. Первым делом Олег осмотрел волосок  от  шарфа.  Тот  остался
нетронутым.
   "Ну вот и отлично! Окно закрыто, здесь  тепло,  остается  только  для
полного счастья поймать крупную рыбу. Как  все-таки  греет  душу  знание
того, какие произойдут события, когда другие об этом и не  догадываются!
Есть прелесть в жизни, просчитанной наперед, хотя некоторые  и  говорят,
что так жить скучно. Единственное, чего не хочется знать, так это дня  и
часа собственной смерти. Но человек моей профессии должен готовить  себя
к тому, что не доживет до старости и не  умрет  своей  смертью.  Умереть
своей смертью - жребий бедных и не рисковых людей. Если ты богат, а  тем
более, живешь в России, жди бомбы, подложенной в подъезде, в автомобиле,
жди автоматной очереди в спину, влетевшей в форточку гранаты.  Жди,  что
детей твоих украдут, что жену твою похитят и изнасилуют. Это  все  плата
за владение большими деньгами. А если хочешь жить тихо и мирно -  раздай
деньги нищим и больше не высовывайся".
 
*** 
 
   Мерцалов взглянул на свои выставленные с точностью до  секунды  часы.
Прошло ровно два часа с того момента, как он позвонил посреднику.
   "Значит, в "Пещеру горного короля" уже пришел факс".
   Он отдернул занавеску на втором окне, выходящем на озеро.
   Все  дальнейшее   происходило   в   точности,   как   он   предвидел.
Девушка-администратор в наброшенной на плечи лисьей шубе вышла из отеля,
держа в  руке  лист  бумаги.  Остановилась  в  некоторой  растерянности,
кого-то высматривая на льду.
   - Да здесь я, здесь, ты же ко мне идешь, - пробормотал Мерцалов.
   Девушка торопливо шла по льду, решая, к какому домику подойти.
   "В ближайшем сидит Шарлотта", - думал Мерцалов.
   Девушка остановилась возле  двери,  постучала.  Показалась  белокурая
голова Шарлотты. Затем женщина вышла  на  лед,  оживленно  жестикулируя,
начала объяснять, что, мол, мистер Слипин рыбачит  либо  там,  либо  вон
там, но никак не в тех домиках, потому что они уже  были  заняты,  когда
она пришла на озеро, а Слипин пришел позже.
   Девушке-администратору оставались на выбор только два  домика.  Домик
Батулина располагался ближе и, естественно, она зашла в него.
   Вновь состоялся короткий разговор.  Батулин  уже  точно  указал,  где
следует искать лже-Слипина.
   Мерцалов сам пошел навстречу девушке, перед этим пробежав пару кругов
возле домика, вроде бы согреваясь,  а  на  самом  деле  затаптывая  свои
следы, которые он оставил, залезая в окно. Следы, ведущие  к  лесу,  уже
успел замести ветер.
   - Простите, мистер Слипин, что отрываю вас от рыбалки,  -  произнесла
девушка и слегка закашлялась.
   - Пустяки, все равно мне пока не везет, ничего не поймал.
   -  Пришло  на  ваше  имя,  -  девушка  протянула  факс,  напечатанный
по-английски.
   Он был немногословным. В нем говорилось, что мистер Слипин, сотрудник
какой-то фирмы с неудобочитаемым названием, в конце которого можно  было
разобрать лишь "International",  должен  прервать  отдых  и  встретиться
завтра утром со своим рекламодателем.
   Тон, в котором было составлено послание, указывал на одно: отказаться
Слипин не имеет права.
   Мерцалов умело изобразил досаду и огорчение.
   - Не дадут отдохнуть!
   - Сожалею, что нарушила ваши планы, но, как понимаю, эта бумага очень
важна для вас.
   - Что ж, дело есть дело, - вздохнул Мерцалов,  неуклюже  забираясь  в
домик.
   А затем, как бы в раздражении, бросил факс в пылающую жаровню.  Огонь
тут же охватил бумагу, и она рассыпалась черными хлопьями.
   - Придется  ехать,  -  Мерцалов  смотал  удочку  и  зашагал  рядом  с
девушкой.
   Вид его был настолько мрачен, что администратор даже  не  пыталась  с
ним  заговаривать.  К  чему  дергать  человека,  если  он  и  без   того
расстроен?
   Но в холле гостиницы она  не  выдержала,  все-таки  была  от  природы
словоохотлива.
   - Мистер из соседнего номера просил передать, что желает вам отличной
рыбалки...
   - Я его понял, - усмехнулся Мерцалов, - и могу вас заверить" он имеет
в виду не рыбу.
   Администратор пожала плечами. В ее обязанности не входило разбираться
в тонкостях отношений между постояльцами.
   - Мы сможем выплатить вам неустойку за  неиспользованный  отдых  лишь
начиная с завтрашнего дня,  -  извинялась  администратор,  листая  книгу
регистрации и просматривая номера заказов.
   - Что вы, это лишнее, - возразил Мерцалов.
   - Как это? - вырвался у девушки удивленный вопрос, деньги  ведь  были
немалые.
   Она могла  представить  себе,  что  богатый  клиент  оставит  большие
чаевые, по просто так подарить деньги фирме, а не работнику...  Такое  в
ее голове не  укладывалось.  Но  потом  до  нее  дошло,  что  предлагает
Мерцалов.
   - Ну конечно же, мы учтем эти оплаченные дни,  когда  вы  приедете  в
следующий раз.
   - Жаль, но придется ехать прямо сейчас.
   Мерцалов убедился, что девушка-администратор  пошла  в  другое  крыло
отеля, а сам даже не стал останавливаться у двери своего номера. Коридор
замыкала стеклянная дверь, ведущая на улицу.  Мерцалов  осмотрел  замок.
Изнутри он отпирался поворотом ручки, ключа не требовалось.
   Он осторожно повернул ручку и чуть-чуть приоткрыл дверь.  Замок  имел
такую конструкцию, что защелкивался сам.
   - Совсем отлично. Совсем, - еле слышно прошептал Мерцалов.
   Он  знал,  если  что-то  в  его  жизни  начинает   складываться,   то
обстоятельства идеально прилегают одно к другому, как блоки в египетской
пирамиде - не подсунешь и лезвие ножа. Он верил в свою  удачу,  и  почти
никогда  она  ему  не  изменяла.  Мерцалов  воткнул  под  язычок   замка
обломанную спичку и затем, подложив под резиновый уплотнитель  еще  одну
спичку, прикрыл дверь. Теперь она не распахнулась бы, даже если бы подул
сильный ветер. А чтобы открыть  снаружи,  следовало  навалиться  на  нее
плечом.
   "Порядок!"
   Мерцалову хотелось хохотать, когда он собирал свои вещи.
   Он торопливо вышел с ними в холл, на глазах у прислуги выронил из-под
мышки чехол с удочками, попрощался и направился к автомобильной стоянке.
Минут пять он прогревал двигатель "вольво", потом тронул с места. Лыжи и
палки, укрепленные на крыше  автомобиля,  напоминали  Мерцалову  о  себе
тихим постукиванием.
   Девушка-администратор в это  время  думала  об  уехавшем  постояльце:
"Боже, какой он неловкий! И бывает же,  чтобы  такие  недотепы  ворочали
большими деньгами! Прямо умопомрачение какое-то..."
   Мерцалов ехал, поглядывая по сторонам. Когда его  от  отеля  отделяло
километров семь, он  присмотрел  на  обочине  дороги  огромный  неровный
камень.  Здешние  места  считались  зоной   туризма,   и   поэтому   при
строительстве дорог  старались  оставлять  как  можно  больше  природных
красот - валунов, старых  деревьев.  Ради  дерева  полосы  дороги  могли
расходится  в  стороны,  и  оно  гордо  росло  между  ними,   защищенное
ограждением.
   Мерцалов вышел из автомобиля, прошелся слева от  камня.  Снега  возле
него намело  сантиметров  семьдесят,  на  машине  не  въедешь.  Пришлось
доставать маленькую лопатку  и  расчищать  площадку.  Затем  "вольво"  с
урчанием заехала под прикрытие  валуна.  Мерцалов  снял  с  крыши  лыжи,
палки, воткнул их в снег,  после  чего  еловыми  лапами  забросал  крышу
машины и заднее стекло.
   Сверху все это присыпал снегом. Даже стоя в двух метрах, нельзя  было
заметить, что здесь спрятана машина.
   А что уж говорить об автомобилистах, проезжавших по  шоссе!  Впрочем,
их здесь было  мало.  В  это  время  года  большинство  местных  жителей
передвигается на машинах лишь в пределах городов и поселков. Параллельно
с шоссе проходила железная дорога - ею и пользовались.
   Теперь оставалось только ждать.
   Мерцалов забрался в машину и выключил мотор,  чтобы  не  выдать  себя
шумом. Он слышал,  как  сыплется  снег,  как  поскрипывают  под  ветром,
постреливают от мороза стволы деревьев, и блаженно улыбался. Рядом с ним
на сиденье покоился тощий рюкзачок, на дне которого  лежали  пистолет  с
глушителем и тонкий стилет.
   Стрелять в свои жертвы Мерцалов не  любил  -  нет  остроты  ощущений.
Другое  дело  действовать  холодным  оружием,  когда  чувствуешь  трепет
предсмертного человеческого  ужаса,  чувствуешь,  как  входит  лезвие  в
теплую податливую плоть! И самое  великое  наслаждение  -  ощутить,  как
последний раз дрогнет сердце,  выталкивая  из  нанесенной  раны  горячую
кровь.
   Приходилось то и дело заводить мотор и включать  на  полную  мощность
печку, чтобы прогреть салон. Руки Мерцалов  берег  больше,  чем  бережет
скрипач или пианист. Он  всегда  носил  самые  дорогие  и  самые  теплые
перчатки. Во всех его зимних куртках и пальто имелись глубокие  карманы,
подбитые мехом.  Он  сидел,  протянув  руки  к  пластмассовой  решеточке
автомобильной печки, из которой тек теплый,  навевавший  воспоминания  о
лете, воздух.
   Когда наступило одиннадцать часов вечера, Мерцалов вылез  из  машины,
закрыл дверцу, забросил за плечи  рюкзак  и,  застегнув  крепления  лыж,
двинулся в дорогу. Он пересек шоссе и исчез в густой темноте леса.
   По  дороге  Олег  старался  запомнить  нужные  ему  для   возвращения
ориентиры. Их не так-то много найдешь в зимнем лесу, освещенном ущербной
луной. Весело скрипел снег, душа Мерцалова ликовала.
   Он любил подвергать  свою  жизнь  опасности.  Наверное,  если  бы  не
афганская война, у него была бы какая-нибудь рисковая профессия. Не  был
бы он инженером, управдомом или учителем физкультуры.
   Теперь Мерцалов  уже  мало  чем  напоминал  того  неуклюжего  мистера
Слипина,  каким  его  запомнили  в  отеле.  Каждое  его  движение   было
выверенным и четким. Он скользил на лыжах  так,  что  со  стороны  могло
показаться, будто человек летит над снегом, лишь изредка касаясь палками
верхушек сугробов.
   Мерцалов  выбежал  на  опушку  леса  рядом  с  "Пещерой".  Полумесяц,
взошедший над деревьями, заливал окрестности каким-то  ртутным,  неживым
светом, в котором даже румянец на щеках казался трупными пятнами.
   Мерцалов пошарил взглядом по второму этажу отеля.
   "Так, где же окна Шарлотты?"
   И тут же отыскал. В них пылал  яркий  свет.  Олег  даже  увидел  саму
женщину - она стояла  в  ванной,  не  закрыв  за  собой  дверь.  Ловкими
движениями  Шарлотта  подкрашивала  ресницы.  На  ее  обнаженной   спине
блестели капли воды.
   "Только что приняла  душ,  сейчас  наводит  последний  марафет  перед
свиданием. - Он взглянул на часы.  Близилась  половина  двенадцатого.  -
Чистоплотная и пунктуальная, - усмехнулся  Мерцалов,  -  то,  что  надо.
Хорошая все-таки привычка у этих скандинавов - жить и ничего не  прятать
за занавесками. Но ничего, скоро и сюда доберутся наши  "братки".  Идешь
себе по улице, смотришь в окна: кто-то прячет денежки, кто-то  ставит  в
сейф драгоценности и набирает код. Смотри, запоминай, бери  -  не  хочу.
Они живут, словно звери в заповеднике, и поверили, будто уже  никогда  и
никто не откроет на них охоту. Но оголтелым браконьерам и дела нет,  что
перед ними граница, пересекают и привычек своих не меняют. То ли дело я!
Действую аккуратно, интеллигентно, без хамства. Любое преступление может
быть красивым, культурным. В конце концов, эффектно обставленная  смерть
- тоже награда".
   Мерцалов сбросил лыжи, воткнул их, чтобы  не  потерять,  под  толстым
стволом ели, туда же пристроил и палки.
   Окна номера Батулина, расположенного  на  первом  этаже,  тоже  сияли
электрическим огнем, но Валентин скандинавом  не  был,  поэтому  сдвинул
планки жалюзи.
   То и дело его силуэт  возникал  в  окне,  ложась  тенью  на  закрытые
планки, а затем расплывался, исчезал.
   "Он один", - отметил Мерцалов и, вынув из рюкзака стилет, спрятал его
в рукаве.
   Сквозь дверное стекло он убедился, что коридор пуст. Нажал плечом  па
дверь. Та, чуть зашуршав, отворилась, и тут же  Мерцалов  закрыл  ее  за
собой. Это произошло так быстро, что в коридор почти  не  успел  попасть
холодный воздух. Олег, ступая на цыпочках, подобрался к двери Батулина и
негромко постучал костяшками пальцев.
   Послышались быстрые шаги, дверь широко распахнулась. На пороге  стоял
Валентин  Батулин,  широко  и  радушно  улыбаясь.  И  сразу  же  крайнее
недоумение возникло на его лице: перед собой вместо назначившей  встречу
Шарлотты он увидел одетого в зимнюю куртку, в  теплые  кожаные  перчатки
недавнего знакомого из соседнего номера. Хотя Валентин точно знал  -  об
этом сказала администратор - Слипин уехал на своей машине.
   - Что-нибудь... - начал обескураженный Батулин.
   - Пустите!
   Мерцалов резко шагнул вперед, толкнув грудью Батулина, и захлопнул за
собой дверь.
   - Какого  черта!  -  уже  злость  и  ненависть  прозвучали  в  голосе
Валентина.
   Он лихорадочно шарил глазами, что бы  такое  можно  было  схватить  в
руку, если придется защищаться.
   - Да  вы  никак  боитесь  меня?  -  Мерцалов  расплылся  в  улыбке  -
добродушной и приветливой, способной развеять любые опасения.
   - Я не понимаю...
   - Поймешь.
   Валентин лишь успел увидеть сверкнувшее жало стилета, когда  Мерцалов
перехватывал оружие, вынутое из рукава. Его левая рука сдавила  Батулину
горло так, что он даже не мог захрипеть, а правая изо всей силы  вонзила
стилет ему в пах. Сперва Батулин даже не ощутил боли,  просто  леденящий
ужас пронизал все его тело. Он ожидал чего угодно - выстрела в сердце, в
голову, но не удара стилетом в пах. Это было пострашнее, чем  мгновенная
смерть.
   А Мерцалов, оказавшийся намного  сильнее  Батулина,  выволок  его  из
прихожей в комнату, повалил на пол возле кровати и,  придавив  ему  руки
коленями, прошептал:
   - Ты помнишь пятнадцатое февраля?
   Его голос не был зловещим, он произнес эти слова,  словно  поздравлял
Валентина с большим праздником.
   Батулин же, услышав про пятнадцатое февраля, вдруг обмяк,  будто  уже
умер, его глаза помутнели; так ведет себя котенок, которого  держат  над
водой,  собираясь   топить,   -   он   предчувствует   гибель,   но   не
сопротивляется.
   Мерцалов протянул руку назад и с поворотом выдернул  стилет  из  тела
поверженного противника. А потом медленно, продолжая сжимать ему  горло,
чтобы Батулин не мог издать ни звука, вколол стилет ему в грудь, точно в
сердце. Он наслаждался тем, как потрескивают ткани,  расступающиеся  под
острием, и наконец ощутил толчки сердца