Придя в себя и обнаружив, что до сих пор жив и даже невредим. Тыква отцепил от своей шеи скрюченные пальцы Телескопа и нанес короткий режущий удар в живот. Телескоп охнул и сложился пополам. Тыква размахнулся, готовясь добить противника страшным ударом пудового кулака, но в последнее мгновение передумал и несильно съездил противника по уху. Телескоп отлетел в сторону, врезался в стол и затих на полу, издавая странные звуки. Сидевший на столе Активист посмотрел себе под ноги и с тягостным чувством понял, что Телескоп плачет.
     - С-с-сука, - дрожащим голосом произнес Дынников, подбирая обрез. - Чуть не угробил, сморчок четырехглазый.
     Ты видал, как он ловко с этой железякой управляется?
     - Да уж куда ловчее, - сказал Виктор. - А ведь ты обгадился, Мойша.
     - Твари, - пробормотал из-под стола Телескоп. - Какие же вы твари... Зачем вы его убили? Что, про деньги он вам не сказал? Так он же не знал ничего про эти вонючие деньги, он же не видел... Деньги вам? Забирайте, суки позорные, подавитесь ими, твари, убийцы...
     - Во дает, - отдуваясь, сказал Тыква. Голос его все еще немного дрожал, но звучал уже вполне добродушно. - Не чувак, а филармония. На концерт ходить не надо. Почище Аркадия Райкина, ей-богу.
     Телескоп завозился, вставая. Тыква толкнул его в плечо носком ботинка, и он снова упал.
     - Убейте, - сказал Телескоп, лежа на спине. Глаз его не было видно, очки отсвечивали, отражая оранжевый свет лампы, и казалось, что вместо глаз у него два пылающих окошка в ад. - Если не убьете, вам не жить. Из-под земли достану, зубами загрызу.
     - Не волнуйся, - утешил его Тыква. - За нами не заржавеет. Кончаем его, Витек?
     - Подожди, - остановил его Виктор. - Широко шагаешь, Мишук. Смотри, штаны не порви. Вставай, - обратился он к Телескопу, - показывай, где твои деньги.
     - Правильно, - подхватил необидчивый Тыква. - А то шарь тут потом в темноте, как этот. - На кухне, - равнодушно сказал Телескоп. Очки его продолжали гореть оранжевым огнем, и это почему-то не давало Активисту покоя. - Под половицей. Вам надо - вы и шарьте.
     - Удавлю козла, - пообещал Тыква.
     - Да заткнись же ты, - раздраженно оборвал его Виктор. - Вставай, Эдя. Нам не нужны твои деньги. Честное слово, не нужны. Я просто хочу на них взглянуть.
     - Ха, - сказал Телескоп.
     - Я дал слово, - напомнил Виктор.
     - Ты убил моего брата, подонок, - послышалось в ответ.
     - Я его пальцем не трогал.
     - Значит, он, - Телескоп непримиримо повернул пылающие линзы в сторону Тыквы.
     - Ах ты, пидор гнутый! - взорвался Тыква. - Да я тебя...
     - Заткнись, я сказал! - рявкнул Виктор так, что зазвенело в ушах. Тыква отступил в тень, угрюмо набычившись и нервно тиская казавшийся игрушечным по сравнению с громадными лапами обрез.
     - Он говорит, что это не он, - перевел Виктор слова Тыквы. - Пожалуйста, Эдик. Пойдем посмотрим на твои деньги. Вставай.
     До Телескопа наконец начал доходить скрытый смысл слов. Он лихорадочно завозился, подбирая под себя руки и ноги, вскочил, схватил со стола лампу и, оттолкнув стоявшего на дороге Дынникова, устремился на кухню, время от времени непроизвольно приседая и хватаясь за живот.
     Активист и Тыква последовали за ним, внимательно глядя под ноги и держа наготове оружие: Телескоп был опасен, как загнанная в угол крыса.
     На кухне Телескоп сразу сунулся в дальний угол и замер, наполовину наклонившись, в нелепой позе пассивного педераста. Активист подошел к нему и заглянул через его плечо.
     В углу зияла дыра. Две короткие доски, некогда прикрывавшие отверстие, валялись в стороне, угрожающе оскалив острия ржавых гвоздей. В дыре виднелся край массивной, слегка подгнившей лаги и покрытая однотонно серым от многолетних напластований пыли поверхность перекрытия. Больше в дыре не было ничего.
     - Забрали, - упавшим голосом произнес Телескоп. - Все забрали к чертям собачьим. Так чего вам еще от меня надо, сволочи?
     - Опять ты за свое, - устало сказал Виктор. - Я ведь уже сказал: это не мы.
     - А кто тогда?
     - Мы думали, что это ты, - сказал Активист. - А теперь надо садиться и думать снова.
     - О чем думать? Что ты несешь?
     - Дело в том, что Мишеля тоже ограбили. Дали по башке монтировкой и все забрали. Он говорит, что монтировка та же самая - та, которой.., ну, ты понимаешь.
     - Интересно, - медленно разгибаясь, сказал Телескоп. - Интересно, интересно... А тебя тоже ограбили?
     - Меня? Что за дикая мысль?
     - Вот видишь, - сказал Телескоп почти торжествующим тоном. - Что, большевикам на предвыборную кампанию бабок не хватило? Из Германии больше не шлют? Правильно, не семнадцатый год.
     Активист почувствовал на своей шее прикосновение холодного железа. Позади щелкнули взводимые курки.
     - Ай-яй-яй, Витек, - укоризненно сказал Тыква. - А я на тебя, как на Господа Бога... Нехорошо получается.
     Ты у нас самый умный, да? Так вот, умник, подумай, что с тобой будет, если ты нам денежки не вернешь.
     Телескоп, нехорошо улыбаясь, выдернул из пальцев Активиста свой наган и немедленно навел его на Виктора.
     - Не думал я, что ты такая сука, - сказал он Виктору. - Поехали, гнида!
     - Куда? - устало спросил Виктор.
     - За нашими деньгами, - ответил Телескоп.

Глава 13

     - А может, кончим его прямо здесь? - предложил Тыква. - Чего с ним таскаться? Я знаю, где у него нора.
     - Кончить успеем, - возразил Телескоп. - А вдруг бабки в другом месте. Пусть покажет где.
     - Да чего там - в другом месте, - сказал Дынников. - Кончаем его, и поехали.
     - Торопишься, Мишель, - спокойно заметил Виктор. - Частишь.
     - А ты молчи, ворюга, - огрызнулся Тыква. - Ты свое уже сказал. Надо же, какая сволочь! Все, молись.
     - Я сказал, успеется, - неприятным скрипучим голосом остановил его Телескоп. - Убери свою гармонь.
     - Не понял, - удивленно проговорил Дынников. - Что это еще за командир на мою голову выискался? В паханы метишь, говноед очкастый? Не получится, кишка тонка.
     - Посмотрим, - сказал Телескоп и вскинул револьвер, целясь мимо плеча Активиста в голову Дынникова.
     Тыква среагировал мгновенно. Схватив Виктора сзади за шею и прикрывшись им, как щитом, он выставил обрез из-под мышки своего пленника и без дальнейших разговоров выпалил в Телескопа. Телескоп метнулся в сторону, и заряд картечи высадил окно, чудом не задев стоявшую на подоконнике лампу.
     Выстрелить еще раз Тыква не успел. Виктор прижал локтем его руку, державшую обрез, и быстро нанес три удара: каблуком по носку ботинка, ребром левой ладони в пах и затылком в лицо, норовя попасть по пластырю на щеке.
     Это ему удалось. Тыква взвыл от боли и шарахнулся назад, во второй раз за сегодняшний вечер выронив обрез.
     Активист стремительно обернулся и изо всех сил ударил его кулаком, снова угодив по пластырю. Набрякший кровью пластырь отклеился и криво повис на щеке. Тыква зарычал, но не упал, и тогда Активист, развернувшись всем корпусом, ударил его в челюсть локтем. Тыква пошатнулся, как бык под обухом мясника, и тяжело опустился на колени. Виктор занес ногу для последнего удара, но Дынников, снова качнувшись, мягко повалился ничком.
     - Вот и ладно, - сказал Телескоп, снова наводя на Шараева револьвер. - Вот и славно. Теперь поедем за денежками, а эту падаль я сейчас пристрелю. Все равно нашумели, так что выстрелом больше, выстрелом меньше - не играет роли.
     - Не пойдет, - тяжело дыша, возразил Активист. - Его надо взять с собой. Без него я не поеду.
     - А кто тебя будет спрашивать?
     - Эдя-бредя, - сказал Виктор. - ТЫ хочешь узнать, кто убил твоего брата и попятил твои бабки?
     - Допустим.
     - Я тоже хочу. Только прежде, чем начать задавать вопросы, мне нужно кое-что проверить. Берем его.
     - Надеешься слинять? - недоверчиво спросил Телескоп.
     - Послушай, - сказал Виктор. - Труп твоего брата лежит здесь уже несколько часов. Он же весь окоченел. В то время, когда ему раскроили череп, я был очень далеко отсюда. Кстати, эта монтировка тебе не знакома?
     - Это наша монтировка, - угрюмо проворчал Телескоп. - Точнее, его Венькина.
     - Вот видишь. Наш Мишель утверждает, что его отоварили по морде именно этой монтировкой. Боюсь, что он говорит правду.
     Вот теперь Виктор почувствовал, что окончательно проснулся. Дурное предчувствие крепло в нем, выпускало метастазы и стремительно росло, как раковая опухоль, вызывая сосущее, почти болезненное ощущение под ложечкой. Он испытывал потребность в незамедлительном энергичном действии и леденящий, сковывающий страх: если его предчувствие было верно, то действовать было поздно.
     Тыква зашевелился и попытался встать. Рука его потянулась к обрезу. Виктор наступил ему на запястье и поднял обрез. Продолжая стоять на вяло скребущей ногтями по полу руке, он наклонился, пошарил у Тыквы в карманах, выудил оттуда тугой картонный цилиндрик патрона и перезарядил обрез.
     - Вставай, Мойша, - сказал он, отступая на шаг. - Нас ждут великие дела.
     - Да пошел ты, - огрызнулся Тыква, садясь на полу и держась за разбитую щеку.
     - Мишель, - серьезно проговорил Активист, - ты должен понять одну вещь: времена, когда ты мог дружески хлопнуть меня по плечу и послать подальше, увы, прошли. Теперь мы можем общаться исключительно с позиции силы.
     - Чего? - не понял Тыква.
     - Шевелись, или завалю, как оленя, - перевел Виктор. - Так понятнее? Встать!!!
     Перед тем как закрыть за собой дверь квартиры, Телескоп обернулся, несильно размахнулся и швырнул керосиновую лампу в стену. Стекло с треском разлетелось на части, и керосин вспыхнул на обоях огненной залихватской дугой, Телескоп секунду смотрел на огонь, затем понюхал пальцы, поморщился и с грохотом захлопнул дверь.
     ...Виктор вел машину так, как не водил никогда прежде. Ему было плевать на возможность перевернуться и на милицейские посты: он знал, что его роль в этом спектакле сыграна еще не до конца, и это порождало в нем ощущение пусть временной, но полной, абсолютной безнаказанности. Он не сомневался, что гаишник, который попробует его остановить, будет просто сбит бампером его бешено мчащейся "Лады" или пристрелен в упор из смертоубойной "гармони" Дынникова, лежавшей сейчас у него на коленях. Он был готов на все, потому что очень спешил, пытаясь обогнать безнадежно упущенное время и исправить непоправимое.
     Его никто не остановил. Был глухой предутренний час, в который даже московские дороги почти пустеют. Ночная смена гаишников в это время уже дремлет в теплых помещениях блокпостов или салонах своих патрульных машин, а дневная только-только начинает продирать глаза и, почесываясь, тащится в туалет, шаркая домашними тапочками.
     Тыква угрюмо молчал, сидя рядом с ним, и упорно смотрел в сторону. Телескоп на заднем сиденье непрерывно и жутко скалил зубы, держа у виска Дынникова взведенный наган. Виктор курил, не ощущая вкуса табака и роняя пепел себе на колени. Кривые столбики пепла падали на казенник обреза и рассыпались на мельчайшие частицы, покрывая вороненую сталь беловатым, похожим на грязный московский снег налетом. Эти частицы двигались, ползли, мелко дрожа в такт вибрации, сотрясавшей несущийся на предельной скорости автомобиль.
     Мимо проносились уже начинающие просыпаться пригородные поселки, вдали мелькнула цепочкой желтых и голубоватых огней ранняя электричка. Километрах в двадцати от города им встретился целый кортеж милицейских автомобилей: легковой "мерседес", фордовский микроавтобус и изо всех сил пытающийся поспеть за этими скороходами отечественный "луноход". Шараев стиснул зубы, но не уменьшил скорости, пулей просвистев мимо встречной колонны. Через несколько секунд навстречу им попался сплошь зарешеченный грузовик, отставший от колонны.
     В грузовике наверняка было полным-полно омоновцев, и Виктор с замиранием сердца подумал, что знает, откуда они едут в такой ранний час.
     Не снижая скорости, он перегнулся через Тыкву и порылся в бардачке. Нужная вещь словно сама прыгнула в руку - красная кожаная обложка с вытисненной золотом надписью: "Министерство внутренних дел". В обложке не было ничего, но Виктор положил ее во внутренний карман куртки - на худой конец, сойдет и это.
     Через пятнадцать минут они прибыли на место.
     Все было как в кошмарном сне, и Виктор никак не мог отделаться от навязчивого желания проснуться. Это было бы просто чудо: проснуться, открыть глаза, утереть со лба холодный пот и пойти в туалет облегчиться, по пути укоряя себя за чрезмерное количество выпитого вечером пива. Активист ненавидел пиво, этот напиток самодовольных бюргеров и опустившихся российских алкашей, но сейчас он согласился бы выпить ведро уксусной эссенции, лишь бы все это оказалось сном.
     Дом уже догорел, но зеваки не разошлись. Самые стойкие все еще топтались у почерневшей от страшного жара изгороди, обмениваясь какими-то тихими замечаниями и кутаясь в телогрейки и куртки. Когда серебристая "Лада", взвизгнув тормозами, остановилась посреди деревенской улицы, все головы как по команде повернулись к ней.
     - Выводи его, - негромко приказал Активист Телескопу. - Только не свети пушкой. Менты уже лет шестьдесят как перестали ходить с наганами.
     - А куда это мы приперлись? - недоверчиво поинтересовался Телескоп.
     - В мою нору, - ответил Виктор. - Здесь я спрятал мать, отца и брата. И деньги тоже, кстати. Про это место не знал никто... - Он замолчал, до хруста сцепив зубы и пережидая приступ черного, как сырая нефть, отчаяния. - Никто, кроме меня и Мишеля. Да, Мишель?
     - Трах-тарарах, - сказал Телескоп. - Как же это?
     - А вот так, - ответил Виктор, проглотив застрявший в горле тугой ком, и вышел из машины.
     Толпа настороженно расступилась, и он с фотографической точностью разглядел и зафиксировал в памяти круглое пулевое отверстие в верхнем крае одной из штакетин. Ему хотелось выть и кататься по земле, но толпа была тут и жаждала зрелищ. Отощавшим от сенсорного голодания аборигенам как раз и хотелось, чтобы кто-то выл и катался по горячему пепелищу, горстями вырывая на себе волосы, или хотя бы-, ну да, черт подери, хотя бы размахивал красными флагами и требовал свободы для очередного узника американского империализма.
     Виктор закурил, пряча за дымовой завесой лицо, вынул из внутреннего кармана обложку с золотой надписью и зигзагообразно помахал ей в воздухе.
     - Майор Зверев, МВД, - сухо представился он, не глядя ни на кого из зрителей. - Очевидцы есть?
     Очевидцев было навалом.
     Выяснилось, что посреди ночи дом, который в деревне давно считали нежилым, вдруг запылал, подожженный с четырех углов. Некий старик Федосеич, измученный вызванным недоброкачественным самогоном расстройством желудка, с порога своего нужника во всех подробностях видел приехавших на "здоровенной джипе" людей с автоматами, взявших дом в кольцо. Какой-то неизвестный парень в городских волосах и в бороде, выскочив на горящее крыльцо, успел дважды выпалить в темноту из пистолета, прежде чем его срезали короткой очередью. Больше из дома никто не вышел.
     Приехавшая милиция забрала труп бородатого парня и тело участкового инспектора Карпова, прибежавшего на звуки стрельбы и получившего пулю в лоб. Обломки дома еще тлели, и рыться в них, конечно же, никто не стал.
     Милиция осмотрела двор, взломала погреб и извлекла оттуда две большие, но нетяжелые на вид картонные коробки. Коробки тоже забрали. Очевидцы очень подробно описали коробки, и у приехавшего вместе с "майором Зверевым" очкастого "лейтенанта Кузнецова" отвисла челюсть: описание было до боли знакомым. Точно такие же коробки он совсем недавно торопливо перегружал из перевернутой "каравеллы" в "уазик" с красными крестами на бортах.
     Помимо всего прочего выяснилось, что милицию никто из аборигенов не вызывал: единственный на всю деревню телефон, находящийся на расположенной в двух километрах от околицы молочной ферме, уже неделю не функционировал ввиду похищения аппарата неустановленными злодеями.
     - Разберемся, - пообещал майор Зверев и круто повернулся на каблуках, стремясь как можно скорее сесть в машину и уехать как можно дальше от этого места. Ему все время казалось, что к удушливой вони пожарища примешивается сладковатый, почти вкусный запах подгоревшего мяса. В отличие от приехавшей без вызова милиции, Активист точно знал, что находится под тлеющими обломками сгоревшего дотла дома.
     Взгляд его на секунду встретился с мутным, отстраненным взглядом стоявшего в нескольких метрах от машины Тыквы. В лице Дынникова что-то дрогнуло, и он, резко развернувшись, бросился бежать. Телескоп снова хищно оскалился - казалось, его зубы сегодня только и ждали случая выглянуть наружу, - выхватил из кармана наган, тщательно прицелился и спустил курок.
     Толпа ахнула и шарахнулась во все стороны, какая-то нервная доярка издала высокий поросячий визг. Тыква взмахнул руками, словно собираясь взлететь, и лицом вниз упал на звонкую от ночного заморозка дорогу.
     - Эх ты, Эдуард Хиль, - сказал Виктор, с трудом выталкивая слова из сузившейся до размеров игольного ушка глотки. - Плакали твои денежки.
     - Я же в ноги, - ошарашенно пробормотал Телескоп. - Я же целился в ноги!
     - Значит, надо было целиться в центр Земли, - сказал Виктор, с отстраненным любопытством прислушиваясь к своим ощущениям. Внутри у него все онемело, как отсиженная нога, тело казалось набитым опилками.
     Он оглянулся. Толпы как не бывало, только кое-где из-за за заборов торчали головы самых отчаянных.
     Тыква был жив. Пуля пробила правое легкое и застряла где-то внутри. На губах Дынникова пузырилась розовая пена, по подбородку текла кровь. С помощью Телескопа Виктор затащил его на заднее сиденье "Лады" и, резко рванув с места, погнал машину прочь из деревни. Он все еще ничего не ощущал, кроме заполненной сырыми опилками пустоты внутри, и крики Телескопа, пытавшегося выяснить, куда подевались его деньги, доносились до него словно сквозь вату.
     - Да замолчи ты, дурак, - с трудом заставив себя разлепить губы, сказал ему Виктор. - Не видишь, человек умирает.
     Он еще прибавил газу, безжалостно убивая подвеску машины на гиблом отечественном проселке, больше похожем на танкодром. Несмотря на то что он безнадежно опоздал, времени было мало: Тыква мог умереть, так ничего и не сказав.
     Доехав до леса. Активист свернул в просеку и остановил автомобиль. Они вынесли Дынникова из салона и аккуратно опустили на ковер поблекших желтых листьев у корней старой раздвоенной березы, стоявшей на краю просеки. Виктор сильно выпачкался кровью, но даже не заметил этого.
     Тыква открыл глаза. Странно, но в них не было обычного для него туповатого сонного выражения, из-за которого органы зрения Михаила Дынникова вечно казались подернутыми полупрозрачной мутной пленкой. Сейчас они напоминали глаза сбитой автомобилем собаки, и Активист стиснул зубы, напоминая себе, что этот человек предал его, нанеся подлый удар в спину, чтобы завладеть несчастными пятьюдесятью тысячами. Это не помогло: лежавший перед ним человек больше не был предателем и убийцей. Одна-единственная пуля, почти невесомый кусочек свинца, превратила его из опасного противника в мучающееся полуживое существо, когда-то бывшее Виктору Шараеву если не другом, то уж, по крайней мере, закадычным приятелем. "
     - Миша, Миша, - печально сказал Виктор. - Как же так?
     Тыква хрипло закашлялся, и вместе с кашлем у него изо рта хлынула ярко-алая кровь.
     - Машка, - прохрипел он.
     - Машку я не оставлю, - пообещал Виктор. - Если буду жив.
     Тыква яростно замотал головой.
     - Не то. Это все из-за Машки. Он забрал ее и требовал денег. Пятьдесят штук ему было мало...
     Телескоп открыл рот, но Виктор заткнул его яростным жестом руки.
     - Говори, Миша, - попросил он. - Кто он такой? Кудрявый?
     - Кудрявый - дерьмо, - хрипло выдавил из себя Тыква. - Он имеет Кудрявого как хочет. Он настоящий дьявол.., крутой мужик. Это он все устроил, с самого начала. Он подсеял нам того хмыря с