дала  свое
преображение. Она еще никогда в жизни не носила короткой стрижки и с  трудом
узнавала себя в зеркале.  Наконец  парикмахер  повесил  машинку  на  крючок,
опустил ножницы в банку с дезинфицирующим раствором.
   - Вы знаете, мне даже нравится, - признался он, - Вы теперь на  мальчишку
похожи.
   - Ну, если моего мужа, как и вас,  тянет  на  мальчиков...  -  продолжала
шутить Анжелика в то время, пока парикмахер обходил ее с зеркалом  в  руках,
так, чтобы она могла увидеть и свой коротко стриженный затылок.
   - Мой вам совет: приведите в порядок семью и снова отращивайте волосы.
   - Хороший совет.
   - Это два совета.
   Весь пол возле парикмахерского кресла был засыпан золотистыми, как медная
проволока, волосами Анжелики. Парикмахер ходил,  стараясь  не  наступать  на
них.
   - А теперь покрасьте то, что осталось, в черный цвет.
   Парикмахер, совершивший одно  святотатство,  был  готов  на  следующее  и
ничему не удивлялся.
   - Если бы вы сказали - в синий, я уже не стал бы возражать.
   - Нет, в черный.
   - Я сейчас, только схожу в женский зал, у нас краски нет.
   - Я подожду.
   Анжелика сидела, не вынимая рук из-под чуть влажной простыни.
   Аккуратненькая головка, плотно прилегающие маленькие уши - теперь женщина
казалась  охваченной  любопытством,  словно  вытянула  шею  для  того  чтобы
рассмотреть нечто интересное или... очень страшное.
   Парикмахер вернулся с краской, включил душ, смочил Анжелике волосы и, уже
нанеся краску, замотав голову клиентки полотенцем, полюбопытствовал:
   - А что, любовница вашего мужа брюнетка?
   - Нет, та дешевая шлюшка - шатенка, - вздохнула Анжелика.
   - Зачем тогда вы краситесь в черный цвет?
   Анжелика невозмутимо, как о чем-то вполне будничном, поведала:
   - Понимаете, у меня на лобке волосы черные, а на голове -  рыжие.  А  мой
муж любит заниматься "этим" при свете. Так вот, его всегда раздражал во  мне
такой цветовой диссонанс...
   Парикмахеру показалось, что он ослышался, но переспрашивать он  не  стал,
боясь услышать  еще  что-нибудь  более  скабрезное.  Кто  знает,  вдруг  эта
сумасбродка попросит его изменить цвет волос не только на голове!..
   Наконец смолк фен. Анжелика расплатилась и покинула парикмахерскую.
   Владимир Петрович уже  заждался.  Анжелика  остановилась  перед  машиной,
облокотилась на капот и склонила голову к плечу. Охранник  с  добрую  минуту
смотрел на нее, не понимая, у кого это  хватает  наглости  так  бесцеремонно
себя вести. И только когда Шанкурова  улыбнулась,  он  узнал  свою  хозяйку,
выбежал из машины и распахнул дверцу.
   - Да! - ошарашенно сказал  он,  разглядывая  Анжелику.  -  Знал,  что  вы
придумаете что-то такое, но не представлял...
   Анжелика оборвала его, махнув рукой:
   - Теперь у нас все удастся.
   - Страховка будет? - спросил Владимир Петрович.
   - Обязательно. Я уже говорила с людьми. Если что - нас выручат.
   - Еще два часа времени, - напомнил охранник.
   - Мы должны заехать, забрать кое-что.
   - У "тех людей"?
   - Да, заодно уточним с ними детали.
   - Я думаю, им вмешиваться не стоит, только в крайнем случае.
   - Крайнего случая быть не должно.
   Джип, свернув в боковую улицу, заехал во двор  ремонтирующегося  дома.  В
выходные на стройке никого не было, даже сторожа.
   - Это они, - сказала Анжелика, указывая на  микроавтобус  с  затемненными
стеклами, стоявший у самой стены. С улицы его было бы не заметить.
   - А они нас узнают? -  поинтересовался  Владимир  Петрович,  останавливая
джип,  но  на  всякий  случай  не  глуша  двигатель  и  не  снимая  руку   с
переключателя передач.
   - Они и меня-то первый раз в жизни видят.
   Задние  дверцы  микроавтобуса  открылись,  и  Владимир  Петрович   увидел
аккуратно  составленные  заборчики,  какими  огораживают   места   дорожного
ремонта, знак "Проезд закрыт", две  оранжевых  строительных  каски  и  яркие
жилеты дорожных рабочих.
   - Теперь  это  ваше,  -  проговорил  из  полумрака  салона  микроавтобуса
человек, чьего лица нельзя было разглядеть в его голосе отчетливо  слышался
акцент.

***

   Потихоньку смеркалось. Темнота  уже  закралась  в  самые  дальние  уголки
кабинета генерала Судакова. Хозяин  кабинета  сидел  за  тяжелым  письменным
столом, подперев голову руками. Перед ним лежала фотография,  сделанная  лет
шесть-семь тому назад, где точно  -Николай  Васильевич  не  мог  припомнить.
Столько объезжено, во многих краях бывал он вместе с дочерью.  Но  он  точно
помнил, что делал этот снимок сам, сам нажимал на кнопку фотоаппарата, потом
проявлял пленку и печатал  снимки.  Тогда  еще  не  было  доступных  цветных
фотографий, и, может быть, именно поэтому  черно-белый  снимок  был  ему  во
много  раз  дороже  пачек  фотографий  в  ядовито-сочных  цветах,  сделанных
кодаковской "мыльницей". Да, последние фотокарточки, которые  присылала  ему
дочь,  казались  Николаю  Васильевичу  ненастоящими:  слишком  яркие  цвета,
нереально красивые пейзажи.  А  вот  на  этом  снимке  чувствовалось  время,
чувствовалось расстояние, отделявшее его от дочери.
   "Да, воспоминания  именно  черно-белые",  -  подумал  Николай  Васильевич
Судаков, беря снимок в руки. Он не мог смотреть  на  него  спокойно,  пальцы
подрагивали, и от  этого  лицо  девочки  на  снимке  будто  ожило.  Дочь  то
подмигивала ему, то улыбалась, хотя  на  самом  деле  объектив  фотоаппарата
запечатлел ее абсолютно спокойной.
   - Я не имею права, - прошептал Судаков, боясь и в мыслях уточнять, на что
не имеет права -  то  ли  использовать  свое  служебное  положение,  то  ли,
наоборот, допустить гибель дочери.
   От него требовалось очень мало - это он осознавал.  От  него  требовалось
бездействие, всего лишь  отсутствие  каких-то  поступков.  Но  если  бы  ему
приходилось рисковать только собой!
   В дверь постучали.
   - Войдите! - нервно ответил генерал, бросая снимок на  стол  и  прикрывая
чистым листом бумаги. Он сцепил  руки,  чтобы  не  было  видно,  как  дрожат
пальцы.
   Вошел полковник Крапивин. Наверное, впервые в жизни Судаков  почувствовал
себя виноватым перед этим офицером чисто карьеристского склада,  неспособным
к самостоятельным действиям. Крапивин простодушно улыбался.
   - Вы бы свет зажгли,  -  его  рука  потянулась  было  к  выключателю,  но
прозвучал глухой голос генерала:
   - Не надо!
   Он знал, в сумерках легче разговаривать, полковник  не  увидит  выражение
его глаз.
   -  Ну  да,  понимаю...  понимаю...  -  заторопился   Крапивин   исправить
оплошность. - Сидели, было светло... постепенно привыкаешь к полумраку.  Все
готово, товарищ генерал, могу отправляться.
   - Они не возражали? - так же глухо спросил генерал.
   - Было бы против чего. Обычная процедура, - беззаботно ответил  Крапивин,
- впервые, что ли? Доставим к вам Шанкурова,  допросите  его,  да  и  отвезу
сегодня же обратно.
   - Значит, не возражали...
   - Конечно.
   - Кто с тобой едет?
   - Шофер да еще один для  сопровождения  -  лейтенант.  Он  не  из  нашего
отдела.
   Крапивин хотел заглянуть в папку, чтобы назвать  фамилию  сотрудника,  но
Судаков жестом остановил его.
   -  Не  стоит,  я  так,  для  порядка.  Ничего  подписывать  не  надо?   -
поинтересовался Николай Васильевич.
   - Да нет, я сам все уладил. Вашей подписи не потребовалось.
   Генерал облизал пересохшие губы и бросил взгляд на  стол.  Сквозь  писчую
бумагу угадывалось лицо дочери. Он плотно зажмурил глаза.
   - Езжай, Крапивин, езжай.
   Полковник развернулся, уже положил ладонь на дверную ручку. Судаков хотел
крикнуть ему: "Остановись, Крапивин!" - но,  сделав  над  собой  усилие,  он
заставил себя поверить в то, во что не имел  права  верить,  -  в  гарантии,
данные ему, что никто из его людей не пострадает. В  это  страстно  хотелось
верить, как и в то, что его дочь оставят  в  покое,  если  он  выполнит  все
требования шантажистов. Другого выхода, кроме как верить, у генерала  просто
не было,.
   Крапивин будто нарочно задержался, замешкался у двери, шелестел  бумагами
в папке. Судаков открыл глаза, надеясь, что кабинет  пуст,  хотя  и  слышал,
дверь не закрылась.
   "Да подавитесь вы все, - подумал Николай  Васильевич,  -  и  фугасами,  и
банкирами, и деньгами. Я так часто от многого отказывался, что имею право на
слабость, я имею право спасти свою дочь".
   Но эхом в глубине души звучал другой голос,  звучал  так,  словно  кто-то
стоял за спиной генерала и нашептывал на  ухо:  "А  ты  сможешь  потом  жить
спокойно, если с этим парнем, с Крапивиным, что-то случится?"
   - Заткнись! - не выдержав, едва слышно сказал Судаков.
   - Нет, все в порядке, - раздался спокойный голос Крапивина, -  тут  вашей
подписи и не требуется.
   - Иди, Крапивин, - почти задыхаясь, произнес генерал,  и  ему  мучительно
захотелось добавить: "Будь осторожен", но слова застряли  у  него  в  горле,
язык одеревенел, взгляд застыл на листе бумаги, лежащем на фотографии.
   - До скорого, - бросил Крапивин, - все будет исполнено в наилучшем  виде,
- и закончил уже серьезно:
   - Товарищ генерал.
   Дверь закрылась. Судаков зло  ударил  кулаком  по  стеклу  на  письменном
столе.
   С самого края на стекле появилась маленькая трещина.
   - Я скотина! Скотина! - Николай Васильевич ударял  и  ударял  кулаком  по
стеклу. С каждым ударом трещинка продвигалась все дальше и дальше, а Судаков
бил и бил кулаком, пока стекло не раскололось надвое. Половинки разъехались,
и с последним ударом генерал ощутил на своем кулаке что-то липкое и  теплое.
Он с омерзением посмотрел на кровь, сочившуюся из пореза. Затем схватил лист
бумаги, прикрывавший фотографию, и принялся им промокать черную в  полумраке
кровь. Свет в кабинете он так и не включил.
   Крапивин сбежал вниз - туда, где  у  крыльца  его  уже  поджидала  черная
"волга" с антенной радиотелефона на крыше. Шофер и молодой лейтенант  ФСБ  в
ожидании полковника лениво  переговаривались.  По  их  лицам  нетрудно  было
догадаться: и тот, и другой недовольны, что им пришлось остаться  на  службе
до позднего вечера ради того,  чтобы  привезти  из  следственного  изолятора
Шанкурова на допрос. Еще неизвестно, сколько этот допрос продлится  и  когда
они смогут вернуться домой.
   - Все, ребята, поехали. Движемся четко по  графику,  -  сказал  Крапивин,
садясь на заднее сиденье "волги".
   Машина никуда по пути не заезжала, все трое спешили,  надеясь,  что  если
они сумеют раньше привезти :Шанкурова к Судакову, то раньше и освободятся.
   - Ну и район,  -  посетовал  полковник  Крапивин,  глядя  на  бесконечный
бетонный забор и глухую безлюдную улицу.
   - Да, МВД-это не ФСБ, - глубокомысленно заметил лейтенант и добавил:
   - У нас все в Центре схвачено, а их на окраину заперли.
   Ни Крапивин, ни шофер, ни тем более лейтенант  не  обратили  внимания  на
серебристый джип, стоявший на грунтовом проезде, ведущем к грязному прудику.
   "Волга" остановилась у самого прудика, Крапивин по хозяйски широко открыл
дверь и шагнул внутрь. Тут уже все были предупреждены  о  приезде  людей  из
ФСБ.
   Достаточно было показать удостоверение и  расписаться  в  журнале,  чтобы
получить пропуск. Полковника, несмотря  на  поздний  час,  дожидался  и  сам
начальник следственного изолятора.
   - По вам можно часы сверять, -  сказал  начальник,  протягивая  Крапивину
руку для приветствия, а затем вызвал конвоиров:
   - Доставьте в мой кабинет Шанкурова.
   Крапивин сел на предложенный ему стул. "Да, здешним кабинетам  далековато
до наших, -  подумал  Крапивин,  рассматривая  убогую  обстановку  кабинета.
Наверное, сейчас у самого бедного  начальника  РЭУ  и  то  "фирмы"  побольше
найдется".
   Здесь же время словно остановилось. Обстановка та же,  что  и  пятнадцать
лет назад. Вещи отсюда выносили только в том случае, если  они  приходили  в
полную негодность. Стулья, раз пять перетянутые,  стол  из  ДСП,  обклеенный
пластиком, и сейф, покрытый половой краской.
   - Курите, - предложил начальник СИЗО, подвигая к Крапивину пепельницу.
   - Не курю, - покачал тот головой.
   - Правильно делаете.
   Разговор получался на редкость идиотским.  Начальник  нервно  забарабанил
пальцами  по  столешнице.  Ему  хотелось,  чтобы  Шанкурова   привели   сюда
немедленно и этот франтоватый полковник из ФСБ исчез,  перестал  действовать
на нервы одним своим видом. Для начальника СИЗО  не  было  загадкой,  о  чем
сейчас размышляет Крапивин, - он видел насмешливый взгляд фээсбэшника.
   Дверь отворилась. Двое конвоиров - один спереди,  другой  сзади  -  ввели
Шанкурова. Банкир выглядел вполне  сносно,  разве  что  немного  поубавилось
спеси в лице.
   - Гражданин Шанкуров, за вами приехали.
   Объяснять дальнейшее начальник СИЗО предоставил Крапивину.
   - Сейчас мы вас отведем на допрос... Отвезем, - поправился Крапивин, -  а
затем доставим обратно.
   - А можно узнать, откуда вы? - прищурился Аркадий Геннадьевич.
   - Из ФСБ.
   Шанкуров, прекрасно обо всем осведомленный, сделал вид, что не понимает.
   - ФСБ? А почему?
   - Так надо, - Крапивин поднялся.
   Начальник СИЗО подвинул к нему формуляр я служебный журнал:
   - Полковник, распишитесь.
   Не глядя полковник никаких бумаг не подписывал.
   Поэтому  он  внимательно  прочел  текст,  отпечатанный  на   машинке,   с
разбитыми, немного не попадавшими в строку буквами.
   - Все правильно, - наконец  сказал  он,  -  Если  мы  на  время  забираем
гражданина Шанкурова, то и должны нести за него полную ответственность.
   - Да. А вдруг он от вас сбежит?
   Аркадий  Геннадьевич  Шанкуров   криво   улыбался.   Полковник   Крапивин
аккуратно, придерживая лист, расписался на нем, затем поставил свою  подпись
и в журнале и вернул его начальнику СИЗО:
   - Времечко-то вы не правильно указали  в  журнале,  -  Все  правильно,  -
слегка растерялся начальник СИЗО.
   - Не пятнадцать минут, а семнадцать. Отсчет начинается  с  того  момента,
как я ставлю подпись, а не с того, когда вы мне подали журнал.
   -  Теперь  вся  ответственность  за  подследственного  лежит  на  вас,  -
ухмыльнулся начальник СИЗО.
   - Ясное дело, - ответил Крапивин, - как в детском  садике,  детей  выдают
только родителям. Шанкуров немного нервно  посмотрел  на  то,  как  Крапивин
достает из кармана наручники. Он до сих пор помнил,  как  глубоко  врезались
ему в запястья металлические браслеты, когда он попытался разорвать цепь  на
перекрестке Остоженки и Савельевского.
   - Давайте-ка сюда вашу правую руку, гражданин  Шанкуров,  -  обратился  к
банкиру Крапивин.
   - Пожалуйста, - Аркадий Геннадьевич отвел руку в сторону - пусть делают с
ней что хотят. Полковник сперва защелкнул браслет у себя на запястье,  затем
проделал то же самое на запястье Шанкурова и предупредил:
   - Только не дергайтесь.
   - Знаю, так в руку вопьется, что тошно станет ответил банкир.
   Крапивин положил ключик от наручников в правый карман пиджака.
   - Счастливо, - напутствовал их начальник СИЗО.
   - Думаю, к полуночи  мы  его  доставим  назад,  -  бросил  уже  от  двери
Крапивин.
   - По мне, так можете его вообще не привозить.
   Полковнику Крапивину не понравился тон, которым с ним говорили,  но  чего
еще можно желать от чина МВД, почему, собственно, он должен любить людей  из
ФСБ. Возле кабинета их уже поджидал конвой. Скованных одной парой наручников
конвоиры довели до черной "волги".
   - Садись слева, - распорядился Крапивин, обращаясь к своему помощнику.
   - Сейчас.
   Лейтенант пропустил Крапивина с Шанкуровым на заднее сиденье,  сел  вслед
за ними, захлопнул дверцу.
   Полковник поймал себя на мысли, что не испытывает к Шанкурову  ненависти,
рядом с ним сидел по-своему несчастный человек, лысеющий, в помятом  костюме
и несвежей  рубашке,  без  галстука,  который  у  него  забрали  прежде  чем
поместить в камеру. "Наверняка сидит себе и гадает, с кем  его  жена  сейчас
трахается, - подумал Крапивин, - во всяком случае, я бы думал об этом".
   - А нет других наручников? - внезапно спросил Шанкуров.
   - Зачем?
   - Руку режут.
   - Не отрежут, - хохотнул лейтенант.
   Машина тронулась. Аркадий Геннадьевич оглянулся. Странное дело, он  успел
уже обжиться в СИЗО и в какой-то мере ощущал себя там своим человеком. Он  с
удивлением отметил, что примерно такие же чувства испытывал,  покидая  школу
на каникулы. И радостно, и в то же время тревожно.
   Поплыл за окнами "волги" бетонный забор серый, что днем, что в сумерках.
   Если в эту пору в центре города и не заметишь, что приближается ночь,  то
тут,  на  окраине,  жизнь  замерла  полностью.  Черными  пыльными  зеркалами
сверкали  погасшие  окна  контор.  Территорию  строительного  управления   и
площадку для строительной техники освещали прожектора. Черная "волга"  ехала
довольно медленно впереди ее ожидал крутой, под девяносто градусов, поворот.
   Крапивин изумился:
   - Да что тут, даже металлистов нет?
   - С чего вы взяли, полковник? -  не  понял  связи  между  происходящим  и
вопросом лейтенант.
   - Забор не расписан.
   Шофер  одной  рукой,  ловко  перехватывая  баранку,  повернул.  Тут,   за
поворотом, было немного светлее сюда доставали прожектора с промзоны.
   - Что за хрень, - ругнулся шофер, завидев впереди невысокие  красно-белые
заборчики, которыми был огорожен открытый на проезжей части люк канализации.
   На краю открытого колодца сидел, свесив в него ноги, рабочий в  оранжевом
строительном жилете и пластиковой  каске.  На  металлической  треноге  висел
знак, запрещающий проезд, но тут и без знака было видно проехать не удастся,
разве что снять пару секций заборчика и вкатиться колесами на узкий тротуар.
   - Авария какая-то, - шофер обернулся к Крапивину,  будто  тот  и  сам  не
видел.
   - Вечно эти трубы прорываем, -пробормотал полковник.
   Рабочий, сидевший на краю колодца, обернулся посмотрел из-под ладони  на
машину, затем медленно поднялся и развел руки в стороны, показывая: мол, что
поделаешь... Ватник и надетый  поверх  него  жилет  делали  его  похожим  на
персонажа мультфильма. Крапивин машинально хотел поднять левую  руку,  чтобы
помять некстати зачесавшееся ухо, но тут же поморщился  от  боли  -  челюсти
наручника чувствительно впились в запястье.  Шанкуров  оказался  хитрее,  он
догадался подложить под скобу два пальца левой  руки  и  теперь  мог  дышать
спокойнее.
   Сзади послышался гул  мотора.  Из-за  поворота  выехал  серебристый  джип
"чероки", коротко просигналил.
   -  Что,  не  видишь,  я  сам  не  могу  проехать,  -  крикнул  в   окошко
нетерпеливому водителю шофер "волги". Джип  стал  неуклюже  разворачиваться,
сперва ткнулся колесами в бордюр, затем - задним  бампером  в  кусты.  После
чего чихнул двигателем и заглох.
   - Вот же мудак, - недовольно пробурчал  водитель  "волги",  -  теперь  ни
вперед, ни назад. Крапивин настороженно смотрел на джип, ему чудился подвох,
он даже потянулся за трубкой рации,  чтобы  на  всякий  случай  известить  о
происшествии Управление. Но когда дверца джипа распахнулась и  оттуда  вышла
молодая женщина, стриженная коротко, как мальчишка, ему сделалось стыдно  за
свою подозрительность, и он с отсутствующим видом стал смотреть перед собой.
   Женщина зло пнула ногой колесо своей машины, вдобавок ударила кулачком по
капоту.
   - Ты смотри, девка злая попалась, будто машина тут виновата. Сама  водить
не умеет, - шофер "волги",  не  спрашивая  у  Крапивина  разрешения,  открыл
дверцу и крикнул:
   - Помочь, красотка?
   - Обойдусь... - сквозь зубы ответила женщина.
   Шанкуров хлопал глазами: женщина с мальчишеской стрижкой  так  похожа  на
Анжелику, да и серебристый "чероки"  вроде  свой,  родной,  правда,  смущали
незнакомые номера на нем. Наваждение какое-то...
   Водитель "волги" направился к женщине:
   - Давайте помогу, а то ни мы, ни вы отсюда до утра не выберемся.
   - Спасибо, - холодно ответила Анжелика, пряча свое лицо в тень.
   Она стояла, повернувшись спиной к свету, и парень видел тол