. Тишина.
   Женщина  даже  потрогала  поворачивающуюся  ручку.  Дверь   оказалась
запертой. Ирина прокралась в  самый  конец  коридора  и  остановилась  у
последней двери. Тяжелая, покрытая  темным  лаком  -  ее,  казалось,  не
открывали целую  вечность.  Но,  присмотревшись,  женщина  различила  на
бронзовой ручке влажные отпечатки рук.
   Наверное, домом пользовались нечасто, и поэтому  отопление  тут  было
включено не всегда. Дверь немного разбухла.
   Ирина, присмотревшись, обнаружила, что ригель замка отодвинут. Сквозь
выемку и щелку пробивалась полоска  света.  То  и  дело  ее  перекрывала
чья-то тень.
   Сперва Быстрицкой показалось, что она ничего  не  сможет  расслышать,
но, напрягая слух, замерев на месте, она все-таки различила голоса:
   - Но не могу же я врать ей целую вечность? - настаивал майор Миронов.
   Ответом было лишь глухое покашливание.
   - А что мне делать, если она спросит меня напрямую?
   - Уходить от ответа, - последовал бесстрастный совет.
   - Может быть, вы мне посоветуете, как это сделать?
   - Обещайте, что Федор Молчанов скоро приедет, что  у  него  появились
другие срочные дела.
   - Да я даже не знаю, кто он такой, а  должен  выдавать  себя  за  его
друга!
   - Это ваша профессия, -  послышался  какой-то  неприятный,  щелкающий
смех.
   - По-моему, в последнее время Быстрицкая что-то заподозрила.
   - И не мудрено.
   - Нет, я это говорю не для того, чтобы давить но вас, но...
   - Никаких "но". Вы отвечаете за женщину головой.
   Быстрицкая услышала, что Миронов подходит к  двери.  Она  успела-таки
добежать до своей комнаты и укрыться в ней.
   - Да нет, вам показалось, - услышала она голос майора, а  затем  звук
закрываемой двери.
   - Пошли!
   Ирина понимала, что усидеть сейчас на месте не сможет. Ей не  хватало
воздуха. Наконец-то часть тайны для нее открылась: она здесь пленница и,
скорее всего, ее хотят использовать против Федора. Иначе  к  чему  тогда
такая конспирация? Правда, в этом открытии  утешало  и  другое:  значит,
Федор жив.
   Аня с удовольствием отложила ручку и захлопнула тетрадь.
   - Мы пойдем гулять, мама?
   - Да.
   Ирина не могла дождаться, пока Аня соберется.
   "Боже, какая медлительная девочка!" - подумала женщина.
   Она подхватила дочку на руки и вышла во  двор.  Закатное  солнце  уже
коснулось вершин деревьев, и  желтая  листва  чуть  окрасилась  вечерним
пурпуром.
   Шофер уже успел помыть коврики в машине и  теперь  сидел  на  садовой
скамейке, покручивая в  пальцах  незажженную  сигарету.  То  ли  молодой
человек решил бросить  курить  и  поэтому  утешал  себя  запахом  сухого
табака, то ли не  решался  закурить  на  этой  даче,  где  порядки  явно
отличались строгостью.
   - Я уже не маленькая, - стесняясь, проговорила Аня, и  Ирина  тут  же
опустила ее на землю.
   Девочка подбежала к машине и села на переднее сиденье.
   - Ты испачкаешь дяде машину, - негромко окликнула ее Ирина.
   Но Аня и слушать ничего не хотела. Шофер махнул рукой:
   - Пусть сидит. Здесь трава и никакой грязи. Аня хоть и сидела справа,
принялась играть, будто ведет автомобиль. Она крутила воображаемый  руль
и, надувая щеки, сигналила.
   И тут взгляд Быстрицкой задержался на  торчащих  из  замка  зажигания
ключах.  Она  усмехнулась  и  просто  так,  от  нечего   делать,   стала
фантазировать, как бы она могла убежать отсюда на машине какого-то  чина
из ФСБ, представила, какой переполох поднимется в доме, когда она вместе
с дочерью на бешеной скорости понесется к шоссе.  Подумала  просто  так,
ради забавы, но чем дольше она смотрела на ключ  с  синим  металлическим
брелоком и длинной  никелированной  цепочкой,  тем  сильнее  становилось
желание прыгнуть  на  сиденье,  повернуть  ключ  в  замке  и  бежать  из
опостылевшего ей дома.
   Но ворота, тяжелые, металлические,  приводимые  в  движение  толстой,
словно бы в десять раз увеличенной велосипедной  цепью,  скользившие  на
резиновых колесах по вбетонированному в землю рельсу, были закрыты.
   "Ну да, размечталась, - обратилась к себе  Ирина,  -  лучше  вспомни,
когда ты последний раз сидела за рулем?"
   Она  задумалась.  Нет,  педали  помнила  точно,  где  какая.   Сперва
сцепление, затем скорость. Сцепление отпустить, медленно прибавлять газ.
   "Это как велосипед, -  подумала  женщина,  -  один  раз  научишься  -
никогда не забудешь".
   И тут она вздрогнула.  Загрохотали  ворота,  тяжелая  цепь  пришла  в
движение. На лесной дороге перед самым забором стоял  синий  фургон,  на
котором на дачу обычно привозили продукты. Фургон медленно  вкатился  во
двор.  Охранник  перещелкнул  кнопки  на   пульте   управления,   что-то
загрохотало, ворота дернулись и остановились. Ирина увидела небольшой, с
детский кулачок, камень, попавший под обрезиненное колесико.
   "Это судьба!" - подумала Ирина.
   Охранник продолжал нажимать на кнопку. Гудел мотор, дергались ворота,
но камень упорно продолжал сдерживать колесико.
   "Судьба!" - еще раз мысленно  повторила  Быстрицкая  и  с  выражением
полного безразличия на лице обошла автомобиль.
   - Пристегнись, - прошептала она Ане.  Та  как  раз  вертела  в  руках
ремень безопасности.  Девочка  принялась  неумело  тыкать  металлическую
пластинку в карабин держателя.
   - Да ты совсем не умеешь, - рассмеялась  Быстрицкая,  -  дай  я  тебе
покажу, как надо это делать.
   Шофер даже не поднялся с лавки, когда Ирина стала  одним  коленом  на
переднее сиденье и принялась вставлять пластинку в держатель. Словно  бы
для того, чтобы поддержать  равновесие,  она  оперлась  левой  рукой  на
приборную панель, затем рука скользнула немного ниже. Какое-то мгновение
- и Ирина оказалась уже за рулем.
   Щелчок - дернулись стрелки приборов, еще один - заработал стартер.
   Ирина чуть качнула педаль  газа.  Мотор  заревел.  Шофер  бросился  к
автомобилю.
   "Сцепление, скорость, газ", - повторила про себя  Ирина,  глядя,  как
шофер с перекошенным от страха лицом бежит к автомобилю.
   В последний момент Ирина сообразила, что не успеет развернуться.
   - Пригнись! - крикнула она Ане, заметив в зеркальце заднего вида, что
охранник хватается за кобуру.
   Непослушными пальцами Быстрицкая выворачивала руль. Весь двор  плясал
у нее перед глазами. В стекле возникала то кирпичная  стена  забора,  то
мягкий, словно обтянутый зеленой замшей, кипарис, то застекленная  будка
охранника.
   Машина перевалила через клумбу и, ревя мотором,  понеслась  прямо  на
сложенную  из  силикатного  кирпича  стойку  забора,  украшенную  сверху
отлитым из бетона ананасом.
   - Стой! - кричал охранник,  пытаясь  ухватиться  за  ручку  дверки  и
промахиваясь.
   Затем последовал выстрел в воздух.  Ирина,  испугавшись  на  какую-то
секунду, закрыла глаза и почувствовала мощный удар. Ее вдавило в  спинку
сиденья. Аня вскрикнула. Автомобиль врезался прямо в незакрытые ворота.
   Багажник смялся до задних колес, разбитые фонари посыпались на  бетон
подъезда.
   Двигатель чихнул и затих. Наступила полная тишина.
   Ирина открыла сперва один глаз, потом второй и тут же  посмотрела  на
Аню.  Та  сидела  насмерть  перепуганная,  вцепившись  руками  в  ремень
безопасности.
   - Дядя сейчас нас отругает. Мы машину  разбили,  -  с  чисто  детской
логикой обратилась к матери Аня.
   Майор Миронов, бледный как полотно, бежал от крыльца к автомобилю. Из
разбитого бака на бетон тоненькой струйкой стекал бензин.
   - Я... - хотел было оправдаться шофер. Но Миронов  только  махнул  на
него рукой.
   - Молчи!
   Он изо всех сил рванул на себя дверцу и крепко схватил Быстрицкую  за
запястье.
   - Да вы понимаете, что делаете?
   - Сама не знаю, как это получилось... - пробормотала Ирина, выбираясь
из машины. - Но вы сами виноваты! - тут же перешла она в наступление.
   -  С  вами  все  в  порядке?  -  майор  остановил  свой   взгляд   на
подрагивающих губах женщины, она готова была расплакаться.
   Аня самостоятельно освободилась от  ремня,  перебралась  через  рычаг
переключения скоростей, подобрала выпавшие из замка ключи и, держа их за
длинную цепочку, преподнесла шоферу.
   - Вы не ругайте мою маму, она только покататься хотела.
   - Можешь мне не рассказывать, -  майор  Миронов  нашел  в  себе  силы
улыбнуться.
   Охранник с остервенением нажимал кнопку, пытаясь  привести  ворота  в
действие.
   - Там камешек попал, под колесико, - не без ехидства заметила Ирина.
   А Аня уже умудрилась отыскать в траве гильзу, вылетевшую из пистолета
и показала ее охраннику.
   - Вам это нужно или я могу взять себе?
   Терпение майора Миронова лопнуло.
   - В дом! - закричал он. - В дом и не выходить  из  комнаты,  если  не
хотите, чтобы я запер вас на ключ!
   Ирина, уже ступая на крыльцо, посмотрела  вверх.  Возле  приоткрытого
окна стоял мужчина в  черном  официальном  костюме  и  сокрушенно  качал
головой, рассматривая свою искореженную машину.
   "Ничего, она у него казенная, - подумала женщина, - будут знать,  как
держать нас взаперти".
   Самое  странное,  после  этого  происшествия  ей   сделалось   легче.
Наконец-то она смогла  доказать,  что  тоже  на  что-то  способна  и  не
собирается сидеть сложа руки.
   Уже стемнело. Об уроках не могло идти и речи.  Возбужденная  Аня  еле
дала уложить  себя  в  постель.  Ирина  почувствовала  едва  преодолимое
желание сделать  хозяевам  особняка  еще  какую-нибудь  гадость;  то  ли
устроить  короткое  замыкание,  то  ли   поджечь   дом.   И,   наверное,
единственное, что ее остановило, это сложность выбора. Что бы  она  себе
ни воображала, все казалось ей слишком неэффективным:  наверняка  у  них
здесь есть система пожаротушения.
   Ирина посмотрела на потолок и увидела дымовой датчик.
   "Хотя, черт его знает,  -  подумала  Быстрицкая,  -  может,  они  так
маскируют  микрофоны.  Да  уж,  наверняка  эта  комната  вся   напичкана
прослушивающими устройствами, да еще  где-нибудь  замаскирован  объектив
телекамеры".
   И чтобы немного подбодрить себя, Быстрицкая, скрутив  фигу,  показала
ее в дальний угол комнаты.
   - Мама, ты что делаешь? - изумилась Аня.
   - И ты можешь показать тоже.
   Девочка с удивлением  смотрела  на  мать.  Но  после  происшествия  с
автомобилем показ фиг выглядел невинной забавой.
   Теперь уже не оставалось никаких сомнений:  Ирина  и  ее  дочь  здесь
пленники. Если бы их и впрямь охраняли от каких-то  неизвестных  врагов,
то наверняка разбитая машина не сошла бы ей с рук. А тут почти  никто  и
слова, не сказал.
   "Значит, прослушивается,  -  поняла  Быстрицкая.  -  Надеетесь,  я  с
дочерью сболтну чего-нибудь лишнего?"
   И она принялась судорожно вспоминать, говорила ли  что-нибудь  Аня  о
Федоре или же старалась о нем не вспоминать. В общем-то, как  оказалось,
ничего существенного она не сказала.
   И лишь после этого Быстрицкая вздохнула с облегчением.
   "Ну так вот, товарищ майор,  -  злорадно  потирая  ладонь  о  ладонь,
подумала  она,  -  если  вы  меня  прослушиваете,  то  я  доставлю   вам
удовольствие. Я вам расскажу такое..."
   - Хочешь, Аня, я расскажу тебе сказку? - спросила Быстрицкая.
   Девочка закивала.
   - Да, конечно.
   - Слушай. Жили одни очень-очень хорошие люди - мама с дочкой.
   - Такие, как мы? - уточнила Аня.
   - Да, такие, как мы. Однажды к ним пришли  очень-очень  плохие  люди,
посадили в машину без окон и повезли куда-то  за  город.  Они  ехали  по
темному лесу, и только ветки деревьев шуршали по машине, но ни  девочка,
ни ее мать не подозревали, что их везут в ловушку.
   - Этот дом - ловушка? - изумилась Аня.
   - Да нет, я же рассказываю тебе о таких же хороших, как и мы,  людях,
но не о нас. Ты же видишь, в этом доме все относятся  к  нам  хорошо,  и
даже никто не стал ругать за разбитую машину.
   Аня, забыв о том, что Ирина обещала рассказать ей сказку,  наконец-то
задала вполне резонный вопрос:
   - А куда мы, мама, собирались ехать?
   - Ты же сама сказала - покататься.
   - Не обманывай.
   "Пусть слушают, пусть слушают", - подумала Ирина Быстрицкая.
   - Мы поехали бы с тобой к одному моему очень хорошему знакомому.
   Помнишь, он как-то приходил к нам вместе с дядей Федором?
   Ирина подмигнула Ане. Та сперва непонимающе смотрела на мать, а затем
закивала.
   - Так ты помнишь или нет?
   - Да, помню, мама, -  подхватывая  игру,  в  которой  еще  ничего  не
поняла, воскликнула Аня.
   - Так вот, этот дядя такой большой человек, что ему ничего  не  стоит
собрать всех тех, кто держит нас в этом доме, и хорошенько отшлепать.
   - Так вот почему они не ругались из-за машины?  -  догадалась  Аня  и
шепотом спросила:
   - А как зовут этого дядю?
   - Что ты, я не могу тебе этого сказать, -  достаточно  громко,  чтобы
быть услышанной микрофонами, прошептала Быстрицкая.
   - А почему?
   - Да тут нас подслушивают, -  сказала  Ирина  и  пожалела:  в  глазах
девочки мелькнул испуг. - Но не бойся, они все сами нас боятся.
   - Не знаю, - засомневалась Аня.
   - А если хочешь, завтра проверь.
   - Как?
   - Возьмешь да и ущипнешь за нос майора Миронова.
   Наглости  Быстрицкой  уже  не  было  границ.  Ее  фантазия  и  впрямь
нарисовала эту картину: Аня, щиплющая майора за нос, а тот не знает, что
и делать.
   - Хотя нет, лучше будь воспитанной девочкой и  никого  не  трогай.  А
главное - никого не бойся.
   - А почему нас здесь держат? Мы же не сделали ничего плохого!  -  Аня
огляделась по сторонам, обняла мать за шею и зашептала ей на ухо:
   - Это что, дядя Федор натворил чего-то?
   - Не знаю, - честно призналась Быстрицкая.
   - А, по-моему, он ничего плохого не мог сделать, он же добрый.
   Ирина задумалась. А в самом деле, что она знает о  Федоре  Молчанове?
Так ли он хорош на самом деле? Ведь, возможно, вся его доброта, все  его
благородство - чисто показные, и он лишь замаливает  грехи,  совершенные
раньше.
   Даже самый страшный человек должен иметь в своей жизни  такое  место,
куда можно прийти и увидеть, что тебя любят.
   "Ну и пусть, - с отчаянием подумала женщина, - пусть он  плох,  пусть
он даже для кого-то страшен, но мне же  он  не  сделал  ничего  плохого?
Ничего плохого не сделал и Ане... Да, не сделал".
   Ирине не хотелось додумывать свою мысль,  но  ничего  другого  ей  не
оставалось. "Но ведь мы находимся в этом доме из-за него. Пусть даже  он
не  хочет  этого,  пусть  даже  он  старается  сделать   так/чтобы   нас
освободили, хотя что-то этого не  заметно...  Моя  жизнь  дала  трещину.
Однажды и, как казалось мне, навсегда заведенный  порядок  изменился,  и
совсем не в лучшую сторону".
   "Федор..." - мысленно позвала Ирина. За долгие  дни  расставаний  она
привыкла беседовать с Глебом Сиверовым в  мыслях.  И  как  ни  старалась
Ирина, она  не  могла  представить  себе  своего  возлюбленного  злым  и
жестоким. И тут, словно бы издалека, напомнив  о  себе  парой  аккордов,
зазвучала музыка Вагнера, демоническая и тревожная. И  Ирина  впервые  в
жизни поняла, что красота тоже может быть страшной.  Прекрасная  музыка,
вызывающая страх, завораживающая, от которой невозможно оторваться. Даже
если и выключишь ее, все равно она  продолжает  звучать  в  твоей  душе,
навевая тревогу, напоминая о том, что если и есть в  этой  жизни  что-то
вечное, так это страх - ни красота, ни любовь. Они быстро приходят и так
же быстро исчезают. Вечен только страх. Неизменный - он не исчезает,  не
испаряется, а только  прячется,  забиваясь  в  отдаленные  уголки  души,
отступая  перед  повседневными  заботами.  Но  стоит   остаться   одной,
задуматься, как он выплывает, разворачиваясь во всем своем блеске.  Есть
страх постыдный, есть страх благородный. Но самый опасный  тот,  который
красив.
   Сколько раз Ирине приходилось думать о собственной смерти! Ей  всегда
хотелось, чтобы она произошла красиво. И только сейчас  женщина  поняла,
что,  наверное,  о  такой  же  своей  смерти  всю  жизнь  мечтал  и   ее
возлюбленный.  В  его  взгляде  всегда  читалось  презрение  к   смерти,
презрение  к  страху...  И  эта  музыка,  похожая  на  завывание  ветра,
предвестника урагана в темную безлунную ночь...
   Но она никому не могла сказать о своих терзаниях. Дочь  мирно  спала,
лишь изредка вздрагивая во сне. "Наверное, ей снится, - подумала  Ирина,
- что мы едем в машине, оставив погоню далеко позади. Все-таки как  мало
я значу без Федора в этой жизни! Даже  когда  его  нет,  все  равно  моя
судьба зависит от него, и я не могу догадаться, что ждет  меня  впереди.
Боже, как я хочу его увидеть!"
   Ирина, боясь разбудить Аню, встала и погасила  свет.  Но  темнота  не
наступила. Мягкий лунный свет скользнул в комнату, облил серебром старый
массивный  круглый  стол  на  точеных  ножках.  И  внезапно   Быстрицкой
сделалось хорошо и спокойно.
   "Со мной ничего не случится. Ведь  я  так  нужна  Анне!"  -  подумала
Ирина.
   Майор Миронов  сидел  в  комнате,  расположенной  в  конце  коридора.
Наушники плотно облегали его  голову,  стрелка  индикатора  в  усилителе
замерла на одном месте. Он вслушивался в ночную тишину и думал:
   "Ну и счастливый этот Федор! Какая досталась ему  женщина.  Наверное,
до этого раза три сидела за  рулем,  а  тут  решилась  бежать  вместе  с
дочерью.
   Наверное, она знает, что Бог не спускает с  нее  глаз  и  не  даст  в
обиду".
   Он усмехнулся,  нажал  клавишу.  Зашелестела  магнитофонная  лента  в
бобине, и вновь в наушниках зазвучал ровный голос Ирины,  рассказывающий
о каком-то таинственном дяде, о таком всемогущем,  что  может  отшлепать
всех, начиная от генерала и кончая майором.
   "Конечно же, это блеф! Еще не хватало, чтобы я поверил в сказочку для
семилетней девчонки. Но самое странное, что, составь  я  отчет  по  всей
форме и приложи  запись,  возможно,  генералы  поверят  в  существование
таинственного покровителя. Все-таки, какая сволочная у меня работа!"
   Эту фразу майор Миронов произносил в мыслях почти каждый  день,  чаще
всего к вечеру, когда все дела оказывались уже сделанными и  нужно  было
отдыхать. Отдыхать можно только со спокойной совестью, если знаешь,  что
ты никому не помешал сегодня жить, не перебежал дорогу чьему-то счастью.
Вот о том, делает ли он благое дело или же служит дьяволу, майор Миронов
не имел ни малейшего представления. Он знал только одно - что  выполняет
свою службу честно, ни на кого ее не перекладывая.
   "Ладно, - наконец решил он, - остается утешать  себя  лишь  тем,  что
здесь Ирина Быстрицкая  и  ее  дочь  в  полной  безопасности.  В  городе
случается всякое".
   Миронов любил иногда просматривать милицейские сводки, из которых  на
сегодняшний  день  явствовало,   что   в   столице   действует   маньяк,
покушающийся на жизнь маленьких девочек.
   "Во всем есть своя  положительная  сторона",  -  утешил  себя  майор,
отключая подслушивающую аппаратуру.
   Теперь у него оставалось время, чтобы вздремнуть.

Глава 5

   Солнце еще не взошло,  мелкий  дождик  барабанил  по  жестяной  крыше
одного из  домов,  расположенных  во  дворах  проспекта  Мира.  Это  был
обыкновенный пятиэтажный дом, сложенный из белого  силикатного  кирпича.
Дом, каких множество в Москве. Он был построен в шестидесятые годы,  как
раз тогда, когда власти в очередной раз решили  разобраться  с  жилищной
проблемой.
   Так вот, на чердаке этого дома  в  пять  утра  уже  не  спали.  Зябко
поеживаясь и кутаясь  в  рваное  пальто,  поднялся  с  продавленного,  с
торчащими в разные стороны пружинами, дивана бомж по кличке Сиротка.  Он
поскреб грязными пальцами небритый подбородок.  Недельная  седая  щетина
затрещала под пальцами.
   - Опять дождь, - пробурчал пятидесятилетний мужчина, подходя к окну и
запахивая рваное пальто.
   - Лег и лежал бы, - раздался хриплый пропитый голос из темного  угла,
из-под самого ската крыши.
   - Не твое собачье дело, - ответил Сиротка. - Ты, Чума,  вчера  хорошо
выпил, так тебе тепло. А мне, скотина, не принес.
   - Сиротка, я не мог,  -  послышалось  из  т