игала!"
   Она подбежала к окну и принялась задергивать шторы, следя за соседним
домом, не подсматривает ли за ней кто. Но лишь этажом  выше  на  балконе
стояли двое мужчин в майках и поплевывали на газон.
   "Фу, слава Богу!" - выдохнула Катя и задернула шторы  так,  что  даже
щелей не осталось.
   Поколебавшись, она все-таки выглянула еще раз на улицу, боясь, что  у
подъезда ее может  кто-нибудь  поджидать.  Но  улица  была  пуста,  лишь
дворовый кот шел через автомобильную стоянку к мусорным контейнерам.
   "Уходить! Уходить! Только сперва все сложить, как было. Нет!  Порядок
наведу потом... Нет! Ноги моей здесь больше не будет... Нет!!!"
   Она  лихорадочно  заворачивала   оружие   в   промасленную   материю,
укладывала его в коробки. Хрустел скотч, заклеивая крышки.
   Наконец Катя сложила вещи,  задернула  молнию  и  заволокла  сумку  в
платяной шкаф.
   "Фу!"
   Только теперь она  смогла  вытереть  вспотевший  от  волнения  лоб  и
посмотрела на себя в большое зеркало в дверце шкафа. Себя она  почти  не
узнала: лицо бледное, тушь расплылась под глазами - словно два  огромных
старых синяка. Губы дрожат, помада где-то стерлась, где-то  размазалась.
Умываясь холодной водой на кухне, она напрочь забыла, что губы  и  глаза
накрашены.
   "Хрен с ним, не  на  свидание  собралась!  Главное,  поскорее  отсюда
выбраться!"
   Она схватила сумочку, бегло осмотрелась. Вроде бы  все  так  и  было,
только кактусы политы.
   "Ну, да ладно, этого он не заметит. Забывал  о  кактусах  раньше,  не
вспомнит и теперь".
   Катя подошла  к  двери,  быстро  отбросила  защелки  и  выскочила  на
площадку. Дверь  была  устроена  так,  что  сама  не  захлопывалась,  ее
следовало закрыть ключами. И вот, когда  она,  повернувшись  к  площадке
спиной,  сунула  длинный  ключ  в  замочную  скважину,  у   самого   уха
прошелестел тихий мужской голос:
   - В квартире кто-нибудь есть?
   Она готова была поклясться, что лестница пуста, но размышлять о  том,
откуда появился говоривший, ни времени, ни смелости не было.
   - Нет, нет, никого!
   - Тогда проходи.
   Катя увидела руку, которая повернула ключ, и ее мягко  подтолкнули  в
спину. О том, что можно кричать, сопротивляться. Катя даже не  помышляла
- от страха она забыла обо всем на свете. Если бы сейчас  спросили,  как
ее зовут, она и то с трудом бы ответила.
   Как автомат, Катя шагнула в квартиру  и  тут  же  почувствовала,  что
воздух напоен запахом машинного  масла.  Тут  же  вспомнилось  все  -  и
оружие,  и  гранаты,  и  Николай  Меньшов,  который  мог  уже  позвонить
дружкам... Она жадно вдохнула воздух, чтобы  закричать,  но  не  успела.
Ладонь мягко легла ей на губы, оставив свободным нос.
   - Тихо, не кричи!
   Рука пахла сигаретой, одеколоном. За спиной сухо щелкнул выключатель,
свет залил прихожую. Катя увидела себя в  зеркале  и  мужчину  за  своей
спиной...
 
*** 
 
   Заехав во двор, Глеб остался сидеть в  машине.  Дом,  в  котором  жил
Николай  Меньшов,  был  типовым,  так  что   планировку   Сиверов   себе
представлял. Взглянув на табличку, укрепленную  на  двери  подъезда,  он
сверил номер квартиры. Третий этаж, два окна слева от подъезда. Форточка
открыта, шторы распахнуты, на окне два кактуса.  Видна  антенна  и  верх
большого черного магнитофона, стоящего на подоконнике.
   "Дни солнечные, - решил Глеб, - если бы человек  уезжал  хотя  бы  на
пару дней, то обязательно убрал бы магнитофон с подоконника. Это  только
сегодня пасмурно, а если выглянет солнце, то магнитофон  нагреется,  как
чугунная печь-буржуйка".
   Да и открытая форточка говорила о том, что хозяин  ненадолго  покинул
квартиру. Ведь может пойти дождь, и тогда магнитофон зальет. Вещь хоть и
не очень дорогая, но все равно  жалко.  А  что  телефон  в  квартире  не
отвечал, это еще не означало, что хозяина  нет  дома  -  он  вполне  мог
почему-либо не брать трубку.
   Глеб уже было собрался подняться наверх и даже отыскал  в  спортивной
сумке связку  отмычек,  как  вдруг  заметил  какое-то  движение  в  окне
квартиры Меньшова: женщина поливала кактусы на подоконнике.
   "Одна она в квартире? Вполне  может  быть,  что  они  вдвоем.  Лишняя
свидетельница ни к чему. А может, и не свидетельница, может,  сообщница?
Нет, стоит подождать. Если Николай Меньшов дома, то, возможно,  он  тоже
мелькнет в окне. Не стоит соваться наобум. Женщина вроде  бы  ничего  не
говорила, а если она не одна, то, скорее всего,  даже  поливая  кактусы,
что-нибудь да болтала бы.  Значит,  мужчины  нет  дома?  Но,  не  будучи
уверенным, спешить не стоит. Я здесь, никуда он не уйдет, черного хода в
этом доме не существует. На крышу не попадешь, люк в соседнем  подъезде.
Даже если бы у него были крылья и он решил выпорхнуть через форточку, то
вылетать ему придется с  этой  стороны  дома,  на  другую  его  окна  не
выходят. Выпорхнет - успею подстрелить", -  усмехнулся  Глеб,  закуривая
сигарету и от скуки наблюдая за котом -  тот  подкрадывался  к  голубям,
терзавшим засохшую половину батона.
   Когда коту оставалось лишь прыгнуть и задушить  голубя,  Глеб  бросил
окурок точно у него под носом.
   Кот испуганно взвился, голуби взмыли в небо, громко хлопая крыльями.
   "Вот так-то, брат, не повезло тебе. Останешься без мясного".
   Кот посмотрел на Глеба, как ему показалось,  презрительно,  беззвучно
мяукнул, а затем легко запрыгнул на крышу машины,  стоявшей  неподалеку.
Там преспокойно улегся и принялся постукивать хвостом по жести.  Сиверов
посмотрел на часы: находился он здесь уже минут двадцать.
   Сиверов опустил спинку кресла и полулежа наблюдал за окнами квартиры;
по небу, отражаясь в стеклах, проплывали низкие  облака.  Вновь  в  окне
появилась та же женщина, движения ее были  резкими,  почти  судорожными.
Даже не видя в деталях ее лицо, Глеб понял, что  она  сильно  волнуется.
Казалось, она боится,  что  кто-то  заглянет  в  окно,  увидит  то,  что
происходит в квартире. Шторы резко сомкнулись.
   - Быстрей! - сказал себе Глеб, подхватил спортивную сумку и  подбежал
к подъезду, уже на ходу поставив машину на сигнализацию.
   Перепрыгивая через ступеньки, он забежал на площадку между третьим  и
четвертым этажом как раз вовремя. Щелкнули задвижки, дверь открылась,  и
Глеб присел. Увидеть его от двери было невозможно.
   Женщина прикрыла дверь и вставила ключ в замочную  скважину.  Сиверов
легко, бесшумно перемахнул через перила и оказался у нее за спиной.
   - В квартире кто-нибудь есть? - тихо прошептал он ей в самое ухо,  на
всякий случаи держа наготове руку, чтобы, начни она кричать, заткнуть ей
рот.
   Но женщину парализовал страх...
   В прихожей вспыхнул свет.  В  зеркале,  укрепленном  на  стене,  Глеб
увидел полные паники глаза и тут же понял:  никакая  это  не  сообщница.
Пока у него не  было  ни  фактов,  ни  доказательств.  Это  подсказывала
интуиция, ни разу его не подводившая.
   - Не нервничай, и все будет хорошо... - прошептал Сиверов ей на ухо и
не спеша убрал ладонь со рта своей пленницы.
   Та от страха не могла говорить, лишь открывала и закрывала  рот,  как
рыба на песке. А затем сказала то, что он никак не ожидал услышать:
   - Вы ладонь испачкали помадой.
   - А, да, - Глеб посмотрел на свою руку. - Не бойтесь, - улыбнулся он,
- помада не кровь, легко отмывается.
   И тут напряженные до предела нервы женщины сдали.  Из  глаз  брызнули
слезы, не покатились, не побежали,  а  именно  брызнули.  При  этом  она
хохотала, заливалась  смехом,  как  будто  незнакомец  был  ее  школьным
приятелем, который удачно ее разыграл.
   - Руку испачкали! Испачкали руку! Помада - не  кровь...  -  бормотала
она, хохоча.
   Сиверов отошел на шаг  в  сторону.  Катя,  пошатываясь,  двинулась  в
комнату и обессиленно опустилась на диван, зажав ладони между  коленями.
Глеб закрыл дверь, прошел за ней следом и сел на кресло. Он ждал,  когда
женщина заговорит, он был уверен, что из нее  сейчас  слова  посыплются,
брызнут точно так же, как брызнули из глаз слезы. Просто не надо на  нее
давить, не надо задавать  вопросы  -  она  все  сама  расскажет.  А  ему
останется только слушать и мотать на ус.
   "Веди себя так, как не ожидает собеседник. Сейчас она ждет, что я  на
нее наброшусь, начну хлестать по щекам, возможно, приставлю пистолет  ко
лбу или щелкну зажигалкой и поднесу огонь к лицу... - Глеб улыбнулся.  -
Ну, вот, ты посмотрела на меня, а я сижу, закинув ногу за  ногу,  словно
забежал чайку попить да сигаретку у соседки стрельнуть".
   Понемногу  Катя  успокоилась.  Действительно,  Глеб   рассчитал   все
правильно. Ее прорвало - словно рухнула плотина:
   - Я здесь ни при чем! Понимаете, вообще ни при  чем!  Случайно  здесь
оказалась, пришла цветы полить.
   Земля в горшках совсем сухая, ну, как в пустыне!
   Пустыню  Катя  никогда  не   видела,   разве   что   по   телевизору,
представление о ней имела слабое. Глеб  оценил  ее  с  первого  взгляда:
перед ним была простушка, которой Николай Меньшов, скорее всего,  просто
пользовался,  получая  легкое  и  доступное  удовлетворение   по   очень
умеренной цене. Потерять голову от такой женщины невозможно, тем  более,
невозможно ей довериться...
   Глеб даже не стал размышлять, кем она может быть  и  где  работает  -
вполне могла  строчить  на  швейной  машинке  дома  или  мыть  посуду  в
столовой.
   - Поверьте мне, я ни при чем! - трясущимися губами повторяла женщина.
   Глеб пока еще  не  задал  ни  одного  вопроса,  но  ее  уже  было  не
остановить: она затараторила сбивчиво, невпопад, первое, что приходило в
голову. И Сиверов понимал, что говорит она чистую правду.
   - Ему плохо стало! У него язва желудка, кажется.
   Представляете, плохо человеку! А я что.., я же не врач. Не знала, что
и делать!.. "Скорую" пришлось вызвать. Он так корчился, я уж думала,  не
дай Бог, умрет прямо здесь.
   - А ключи от квартиры?
   - Медсестра в больнице отдала... И документы тоже. Его  прямо  отсюда
забрали, голого, на носилках вынесли. Я только  куртку  успела  взять...
Надо же одежду какую-то... А с ним  все  в  порядке,  ему  уже  операцию
сделали.
   - У него язва? - переспросил Глеб, грустно улыбнувшись.
   - Да-да, прободная... Хирург сказал...
   - Когда это случилось?
   - Вчера, вчера это было... Он  в  больнице,  в  отдельной  палате.  Я
заплатила, правда, из его денег.
   У него там все хорошо, телевизор, телефон...  Все  будет  хорошо.  Не
волнуйтесь.
   - А с чего ты взяла, что я волнуюсь? - Глеб  совершенно  естественно,
как к старой знакомой, обратился к девушке на "ты".
   - Как же, вы, наверное, его друг?
   И тут Глеб понял: он на правильном пути. Чутье подсказывало  Слепому,
что девушка рассказывает все это для того, чтобы защититься, спасти свою
жизнь, - А чего ты так боишься? Чем я тебя напугал?
   - Как это чем?! - ее глаза широко раскрылись. -  Вы  же  меня  начали
душить, а я только кактусы полила... Будь они прокляты, лучше бы я  сюда
не заходила!
   - Это еще почему?
   Глеб сидел и осматривался по сторонам. Ничего такого, чтобы привлекло
его внимание, на глаза не попадалось. Квартира, как квартира, достаточно
запущенная, холостяцкая, никаких излишеств, никаких наворотов.  Глеб  от
подобных квартир даже отвык.
   - Что вы ищете? - перехватив взгляд Сиверова, осведомилась девушка.
   Сиверов догадался, что она достаточно долго была в квартире и, скорее
всего, что-то обнаружила.
   "И находка ее напугала до такой степени, что она бросилась  закрывать
окна и убегать из квартиры", - заключил он.
   Трупа в квартире не было, в  этом  Глеб  был  уверен,  но  в  воздухе
явственно чувствовался запах оружейного масла. Уж его-то  Сиверов  ни  с
чем другим спутать не мог. Глеб понял, что  напугало  женщину  до  такой
степени, оставалось только это. Но  он  решил  упростить  задачу:  найти
можно было, не вставая  с  кресла.  Слепой  и  не  такую  простушку  мог
заставить выдать все тайны.
   Он пристально, как гипнотизер на зрителя-простака  или  как  удав  на
мышь, посмотрел на девушку, прямо  в  глаза,  не  мигая.  Та  не  отвела
взгляда, но вдруг побледнела до синевы.
   - Ты никому не скажешь о том, что нашла в квартире? Ведь это  Николай
оставил для меня... А ты выдала себя с потрохами.
   - Нет, нет, конечно, не скажу! Оно там, в сумке, в платяном шкафу!  Я
случайно  туда  забралась,  поверьте,  случайно...   Белье   и   тапочки
искала.... Я же не знала, что это ваше, честное слово!
   - Ничего страшного, я сейчас взгляну, все ли там на месте.
   Глеб открыл шкаф, словно заранее знал, где находится искомое, сбросил
вытертый плед, легко поднял тяжеленную сумку и поставил ее между собой и
девушкой.
   - Так, значит, здесь, в сумке?
   - Да-да, на дне.
   - Хорошо.
   Глеб вытряхнул тряпье и бритвенные  принадлежности,  раскрыл  сначала
верхнюю коробку, затем нижнюю, достал пачку  денег  и,  глядя  на  Катю,
пролистал ее, как будто  у  него  между  пальцев  пряталась  миниатюрная
счетная машинка.
   И тут Катя  зажмурилась.  Глеб  улыбнулся.  Одной  этой  улыбки  было
достаточно, чтобы Катя созналась:
   - Я.
   Я.., для него же, всего три сотни взяла...
   - Для него? - спросил Глеб, и посмотрел на нее в упор.
   И Катя, потупив взор, глядя на носки  своих  давно  требующих  замены
туфель, пробормотала:
   - Я испугалась, мне стало страшно. Я никому не скажу ни слова...
   - И правильно сделаешь. В какой, ты говорила, он больнице и  в  какой
палате? - Глеб задал вопрос таким тоном, словно бы две минуты тому назад
Катя назвала и больницу, и номер палаты, а он вот запамятовал  и  теперь
просил напомнить.
   Девушка тотчас ответила:
   - Больница "Скорой помощи", это  три  остановки  отсюда...  -  тотчас
подсказала она.
   - А, знаю, знаю, - сказал Глеб и хлопнул себя по  колену.  -  Так  ты
говоришь, ты сотни взяла?
   - Да, три.
   - На тебе еще две, - Сиверов вытащил две купюры, подал женщине.  -  О
том, что я тебе дал, никому ни слова. И Николаю не  говори.  Небось,  он
тебя не балует?
   - Да, не балует.
   - Ну вот и не надо ему знать.
   Разговаривая с Катей, Глеб раскрыл паспорт,  найденный  им  в  сумке.
Николая Меньшова на  фотографии  он  узнал  сразу  же,  хоть  между  тем
снимком, который он видел в руках генерала Потапчука,  и  тем,  что  был
приклеен на документе, пролегала огромная разница, лет десять, "У  Софьи
Сигизмундовны  Баратынской,  -  подумал  Глеб,  -  действительно  память
прекрасная и взгляд цепкий. Описала она Николая так, словно рассказывала
о нем, глядя на фотографию".
   Но имя и фамилия в паспорте были другими.
   - А что это  Коля  фамилию  поменял?  -  усмехнулся  Глеб,  показывая
паспорт Кате. - Фамилию обычно женщины меняют, но, насколько я знаю,  он
замуж не вышел.
   - Сама не знаю.., сама удивилась, -  затараторила  Катя.  -  Мне  его
портмоне в больнице отдали. Он мне ничего  не  говорил,  а  паспорт  его
другой тоже есть.
   - Давай-ка сюда.
   Катя с легкостью рассталась с паспортом и портмоне.
   Теперь в руках у Сиверова было уже два паспорта. Сходилось  абсолютно
все - оружие, обнаруженное в сумке, даже лекарство - такая же  коробочка
с "Де-Нолом" лежала в кармашке. Сомнений больше не  оставалось,  Николай
Меньшов - тот самый человек,  который  приходил  к  Софье  Сигизмундовне
Баратынской и ее мужу под  видом  телефонного  мастера.  Возможно,  Глеб
Сиверов узнал бы  от  Кати  еще  много  любопытного:  где  и  при  каких
обстоятельствах, например, она познакомилась с Николаем  Меньшовым,  кто
еще у него бывает...
   Но сделать это он не успел. Во входной двери резко  скрежетнул  ключ.
Глеб лишь успел соскочить с кресла и расстегнуть молнию на своей куртке,
чтобы в случае чего выхватить пистолет...
 
*** 
 
   Бывший полутяжеловес, двоюродный брат Николая Меньшова Игорь  Потапов
праздно слонялся по району. Встретил таких же  бездельников,  как  и  он
сам, позубоскалил, покурил. Но те, как и он, были пусты, ни у кого денег
не наскреблось даже на пиво.
   И тогда Игорь снова вспомнил о внезапно разбогатевшем братане:
   "Мать его ., этого  Кольку!  Ему  бабки  привозят,  еще  разыскивают,
охламона, пусть-ка и со мной поделится!"
   Действительно,  вариант  с  братом  был  самым   реальным   из   всех
существующих для Игоря способов разжиться хоть небольшой суммой денег. И
он решил:
   "Не хрен шляться по району. Ну, выпьешь в лучшем случае стакан водки,
ну, бутылку. А завтра, послезавтра? Нет, надо ехать".
   Единственное, чего он опасался - вдруг Кольки не окажется дома. Но на
такой случай у него был ключ - как-никак, квартира-то его. Меньшов замки
не менял, а у брата в холодильнике всегда пара бутылок найдется.
   Сам он не пьет, но для друзей, знакомых держит.
   "Так что, была не была, не застану его, так выпью на халяву,  а  если
застану, то все равно нальет. Да и деньжат подбросит".
   Выходил полный профит, со всех сторон ждала выгода. В самом  радужном
настроении Игорь забрался в автобус  и  вальяжно  развалился  на  заднем
сиденье. Он не боялся общественных контролеров, понимал, что  к  мужчине
такой комплекции приставать с дурацкими штрафами  -  себе  дороже.  Ведь
такой и по роже  заедет,  не  задумываясь.  А  заденет  своим  кулачищем
челюсть, как минимум,  надвое  расколется  и  придется  ходить  потом  с
гипсовым воротником, из которого голова торчит, словно из унитаза.
   Игорь сидел, закинув ногу за ногу, рядом  с  ним  садиться  никто  не
рисковал. Он совсем расслабился и сел по-другому, широко расставил ноги,
опершись кулаками в колени. Двое  немолодых  мужчин  в  очках  и  шляпах
поспешно прошли вперед, не задерживаясь рядом  с  ним.  Автобус  трясло,
водитель объявлял остановки, но Игорь, и так  прекрасно  знал,  где  ему
выходить. Сотни раз и почти в бесчувственном состоянии, как говорят,  на
автопилоте, догребал  до  своей  квартиры,  и  если  дома  слышал  слово
поперек, то с женой у него был  разговор  короткий.  Разборки  случались
страшные. Игорь ревел как  бык,  его  глаза  наливались  кровью,  ручищи
сжимались в кулаки, а каждый кулак  можно  было  сравнить  с  футбольным
мячом, правда, волосатым, как кокос.
   - Я те, бля, голову отшибу! Дура, закрой пасть и не вякай!  -  кричал
Игорь в закрытую дверь ванной, когда жена пряталась там с ребенком.
   Наконец он доехал, лихо спрыгнул с подножки на тротуар, когда автобус
еще не остановился, и вразвалку, словно моряк, сошедший на  землю  после
долгого плавания, двинулся знакомым маршрутом.
   Был еще один вариант, еще одна выгода: можно встретить кого-нибудь из
старых дружков-товарищей.
   А как не выпить за встречу? Правда, сам Игорь сегодня  был  на  мели,
налить не мог. Но неужто друзья не угостят такого славного мужика?
   Однако никого из знакомых по дороге не попалось.
   Увидел Игорь пару знакомых женщин, но подходить не решился,  все-таки
мужскую гордость имел. Баб надо угощать, это последнее дело, когда  баба
наливает. Во дворе Игорь остановился, запрокинул голову и,  как  скворец
из скворечника смотрит на небо, посмотрел на окна своей бывшей квартиры.
   "Сколько это я уже здесь не был?  Даже  отвык,  -  пальцы  в  кармане
нащупали  ключи.  Он  постоял,  подбрасывая  связку  на  ладони.  -  Да,
интересно, дома Колька или нет? Форточка вон открыта, а он же  не  мудак
какой-нибудь, чтобы бросить форточку  настежь,  шторы  задвинув.  Может,
спит? - Игорь вспомнил, что  Николай  часто  пропадает  по  ночам,  днем
отсыпается. - Точно, наверняка дрыхнет без задних ног. Даже  звонить  не
буду, а то разбужу. Лучше войду тихо, к себе же домой иду,  не  к  чужим
людям".
   Он взбежал на площадку своего этажа, привычно сунул ключ в  замок,  с
хрустом повернул его на один оборот, а левой рукой уже нажал  на  ручку.
Рассеченные шрамами губы расползлись в приторной улыбке и  стали  похожи
на мятые, надломанные сосиски.
   И тут слух его резанул истошный женский крик.
   - Убьет!
   В глубине квартиры мелькнуло перекошенное ужасом женское лицо