чтобы Николай смог прочесть и  запомнить,  а  затем
огонек зажигалки съел листок,  а  пепел  полетел  над  водой.  -  А  вот
фотография.
   - Вы же говорите, он, скорее всего, мертв?
   - А вдруг ты его встретишь? Посмотри внимательно, мужчина  приметный,
даже на людной улице такого заметишь. Запомнил?
   Николай кивнул.
   Фотоснимок исчез в кармане стеганой куртки.
   - Давай договоримся так: как только  ты  все  узнаешь,  позвонишь  по
прежнему телефону  бабушке-диспетчеру,  тебе  назначат  встречу.  Деньги
будут при мне.
   - Надеюсь, не так, как сегодня?
   - Мое слово твердое, пообещал, значит, сделаю.
   Мне тебя обманывать смысла нет.
   Николай некоторое время помолчал, прикидывая, нет ли  подвоха  в  его
словах. Но  по  всему  выходило,  что  заказчик  ведет  честную  игру  и
подставлять Николая под удар ему нет никакого  смысла:  тот  ведь  может
многое разболтать. Нет, этот тип сам заинтересован в том, чтобы  Меньшов
как можно скорее исчез из Москвы.
   - А сегодняшнее задание - небольшая задержка на день или  на  два,  -
добавил заказчик. - Сколько тебе потребуется времени?
   - Думаю, за день справлюсь.
   - Вот и отлично. Но выглядишь ты паршиво, - откровенно сказал мужчина
с портфелем.
   - Сам знаю, утром в зеркало смотрел, когда брился.
   - Порезался, гляжу, значит, нервничаешь.
   -  Нет,  кожа  на  лице  такая,  одно  неосторожное  движение   -   и
разъезжается, как трикотаж. А вообще, не  в  нервах  дело  -  устал  как
собака.
   Мужчина рассмеялся:
   - Ладно тебе прибедняться! Вот  сделаешь  для  меня  дело  и  отдыхай
сколько влезет. Это сейчас ты, Николай, такой недовольный, а через  пару
месяцев сам прибежишь работу просить.  Я  же  знаю,  деньги  у  тебя  не
задерживаются.
   Николай хотел было сказать, что если  бы  денег  было  больше,  то  и
задерживались бы они подолее, но сдержался. Все-таки этот мужчина кормил
его и расплачивался довольно  аккуратно.  Лишнего  не  давал,  но  и  не
обижал.
   Они расстались, пожав друг другу руки. Когда Николай уже поднялся  по
лестнице и садился в машину, его собеседник посмотрел  на  свою  ладонь,
немного скривив рот. Затем двумя пальцами достал  из  кармана  аккуратно
сложенный надушенный белоснежный платок и тщательно вытер ладонь  правой
руки, словно та была перепачкана чем-то липким и заразным.
   "Да, что-то он совсем ни к черту, а еще спортсмен,  мастер  спорта...
Пьет он, что ли? Но по лицу не скажешь, да и наркотики, скорее всего, не
употребляет.
   Вид у него болезненный, словно червь изнутри точит.
   Расставаться с ним надо. Вот только жаль, если придется  сделать  это
без толку".
   Скомканный платок упал в лужу, мужчина наступил на  него  подошвой  и
поелозил по асфальту, словно  хотел  растереть,  как  растирают  окурок.
Платок почти мгновенно набряк, впитав в себя грязную воду, и стал  почти
неразличим на фоне заляпанного глиной асфальта. Тут,  у  реки,  дышалось
легко, словно и не расстилался вокруг огромный город, словно  не  дымили
на горизонте трубы заводов. От этого чистого воздуха захотелось курить.
   Мужчина достал пачку и, не прикасаясь к фильтру рукой, губами вытащил
сигарету. Щелкнула зажигалка, пламя загудело  на  несильном  ветру,  как
будто в его руках была маленькая паяльная лампа. Мужчина  сделал  первую
затяжку, задержал дыхание, наслаждаясь ароматом табака, зная, что вторая
затяжка уже не  покажется  ему  такой  сладкой.  Резко  выдохнутый  дым,
подхваченный  ветром,  рванулся  вниз,  к  воде,  а   затем   рассеялся,
растворился в матовом блеске реки.
   "Как церковное серебро  блестит,  -  мелькнула  у  мужчины  мысль.  -
Хорошо,  что  пока  все  идет  так,  как  запланировано",  -  думал  он,
затягиваясь и любуясь речной гладью.
   Он привык  придерживаться  простого  жизненного  принципа  и  поэтому
никогда не ошибался: доверяй, но проверяй. Никогда  не  верь  тому,  что
знаешь лишь по одному источнику информации, до тех  пор,  пока  из  двух
разных источников не узнаешь об одном и том же.
   Тогда это будет близко к правде, если только эти источники не  газеты
и не  журналы.  Те,  как  правило,  черпают  информацию  друг  у  друга,
перевирая, дополняя, и самое страшное, фантазируя. В его же  деле  такое
было недопустимо.
   "Еще дснь-два, и гарантии будут у меня.  А  затем  -  прощай  Москва,
отбуду на запланированную встречу.
   И там уже не я буду давать деньги, извлекая их  из  своего  портфеля,
там деньги дадут мне, и немалые":
   При  мысли  о  деньгах  на  лице  мужчины   появлялось   мечтательное
выражение,  словно  теплый  ветерок  ласкал  его  щеку.  Он  шел   вдоль
набережной, держа ладонь в сантиметре от шершавого гранитного парапета.
   В лицо брызнули мелкие капли дождя.
   "Ну вот, погода опять портится!"
   Тучи заволокли небо, и весь пейзаж, еще несколько  минут  тому  назад
яркий  и  сияющий,  стал  серым  и  безжизненным,  похожим  на  огромную
черно-белую фотографию с  довольно  крупным  растром.  Несколько  капель
упали на стекла очков.
   "Платка нет - протереть!" - с досадой вспомнил мужчина.
   Но до "Шевроле" было уже  недалеко.  Он  забрался  в  салон  и  сразу
включил "дворники", которые  медленно  смахнули  густую  сеть  капель  с
чистого стекла. Мужчина еще посидел немного,  прислушиваясь  к  голосам,
доносившимся из динамика, повертел ручку настройки,  перебирая  станции.
Сейчас он пребывал в таком настроении,  что  ему  ничего  не  нравилось.
Единственное, что могло его порадовать, так это криминальная хроника,  в
которой, возможно, передадут бойким, веселым голосом об очередной жертве
- о трагической  гибели  известного  ученого  Кленова  В.П.  в  подъезде
собственного дома.
   Да, криминальную хронику передавали, но  там  речь  шла  о  том,  как
гаишники на Волоколамском шоссе пытались остановить  белый  джип.  Когда
машина не остановилась, милиционеры открыли огонь. Один бандит был  убит
на месте, второй ранен, но до больницы его не довезли, ранение оказалось
смертельным.  А  в  машине  сотрудники  автоинспекции  обнаружили  целый
арсенал:  два  автомата  с  откидными  прикладами,  шесть  гранат,   два
килограмма тротила и несколько тысяч патронов.
   Ни о Кленове, ни о Жильцовой не прозвучало ни  слова,  будто  бы  эти
люди по-прежнему жили, работали, занимались повседневными делами...
   "Странно, - подумал мужчина, поворачивая ключ в  замке  зажигания,  -
очень странно! Как не надо, так журналисты докопаются до  всего,  а  как
захочешь что-нибудь узнать, они молчат как рыбы подо льдом. Ну,  ничего,
будем надеяться, Николай все выяснит, деньги ведь плачу не зря, а деньги
по российским меркам немалые, так что пусть носом землю роет".
 
*** 
 
   Николай  Меньшов  прекрасно  понимал,  каждый  день   промедления   с
операцией грозит его жизни. Еще две недели тому назад, после  того,  как
он прошел обследование, немолодой врач с залысинами, глядя ему в  глаза,
сказал:
   - Вы должны срочно лечь на операцию. Чем быстрее, тем лучше. Для  вас
в  таком  состоянии  каждый  день,  проведенный  вне  стен  клиники  без
операции, может оказаться последним. Вас, конечно, привезет "Скорая", но
тогда, учтите, не факт, что врачи смогут что-нибудь сделать. Вас  просто
разрежут и зашьют, - врач говорил цинично, глядя прямо  в  глаза  -  так
обычно говорят врачи пациентам, с которых много не возьмешь,  разве  что
бутылку коньяка или букет цветов.
   Николай хорошо помнил и голос хирурга, который ставил ему диагноз,  и
интонацию,  усталую  и  спокойную,  словно   бы   врач   уже   предвидел
неблагополучный исход.
   - Мне нужно две недели, и я лягу, - сказал он тогда.
   - Две недели? - врач посмотрел в потолок и улыбнулся. - Да вы меня не
уговаривайте, мне все равно, две недели или три. Я бы на вашем месте лег
прямо сейчас, не откладывая даже на один день.
   - Послушайте, а таблетки, капли?
   - Какие таблетки? Какие капли? Дорогой вы мой, они ведь не лечат. Вас
надо оперировать. Таблетки лишь приглушат боль, может, не дадут процессу
зайти слишком далеко. Это так, для самоуспокоения.
   - Хорошо, я подумаю.
   В тот момент желудок не  беспокоил,  и  настроение  у  Меньшова  было
бодрое, поэтому он решил, что две недели продержаться  сможет.  В  конце
концов, врачи всегда перестраховываются, пользуясь тем, что  пациент  не
представляет, что на самом деле творится в его организме.
   Но теперь, снова ощутив невыносимую резь в  желудке,  Николай  понял:
задание надо выполнить не откладывая, прямо  сегодня,  чего  бы  это  ни
стоило.
   Он остановил машину, высыпал на  ладонь  три  таблетки  из  пузырька,
посмотрел на них, бросил в рот, захрустел, как семечками. Взял  бутылку,
сделал несколько глотков воды, прикрыл глаза, прислушиваясь к затихающей
боли.
   Через два часа  Николай  Меньшов,  измененный  до  неузнаваемости,  в
грязной рабочей одежде, с железным ящиком в руке,  из  которого  торчали
мотки разноцветного провода, входил во двор через  арку.  Он  направился
прямо к тому подъезду, где находилась квартира Кленова В. П. У  подъезда
Меньшов посмотрел на окна, определил, где нужные. Форточка на кухне была
приоткрыта, но это ни о чем еще не говорило. Цветов на окнах не  стояло,
это значит, что в квартире, по всей вероятности, появляются  нерегулярно
и что живет там, скорее всего, одинокий  мужчина.  Ведь  у  женщин,  тем
более одиноких, подоконники плотно заставлены горшками, и они пекутся  о
своих растениях куда больше, чем заботились бы о детях и мужьях.
   Дверь подъезда была заперта. Меньшов, поставив к ногам железный  ящик
с  разноцветными  свертками   провода,   стоял,   размышляя.   Настоящий
телефонный мастер, не знай он кода, попросту постучал бы в окно  первого
этажа. Николай уже поднял руку, как вдруг увидел  пожилую  женщину.  Ома
остановилась  на  крыльце  и  с  интересом  рассматривала  его  и  ящик,
покоившийся у ног.
   - Вы телефонный мастер, что ли? Вас кто-нибудь вызвал?
   - Нет, никто не вызывал. Профилактический осмотр участка.
   - Ой, замечательно! - воскликнула  Софья  Сигизмундовна  -  это  была
именно она. - У нас как раз вчера оборвался провод, может быть вы...
   - Какой провод?
   - Телефонный, какой же еще!
   - В квартире или на площадке?
   - А вы что, только на площадке смотрите?
   - Да, на площадке и в подъезде.
   - А может быть вы глянете у меня в квартире?
   Я вам заплачу.
   - Гляну, почему же не глянуть. Только я начну с нижнего этажа.
   - А может сразу у меня глянете, молодой человек?
   - Могу и у вас, - покладисто согласился Николай.
   Софья Сигизмундовна быстро открыла дверь.
   - Проходите, проходите, - как желанного гостя впустила она связиста в
подъезд.
   Тот вошел и взглянул на стены.
   - Что, у вас в подъезде света нет?
   - Как это нет, как раз вчера все лампочки вкрутили.
   Знаете, у нас вчера такое было! Вы тут осторожнее.
   Они медленно поднимались. Меньшов не торопил женщину, пока не задавал
никаких вопросов, понимая, что такая молчать не станет, и если ей что-то
известно, выложит все до последней капли и еще расскажет в придачу  кучу
версий и гипотез, которые она с мужем-пенсионером и, вполне возможно,  с
такими же соседками-бездельницами выдумала за последние ночь и день.
   Софья Сигизмундовна, остановившись на площадке между вторым и третьем
этажом, показала на ступеньку.
   -  Представляете,  вчера  вот  здесь  у  нас  мужчина  лежал  убитый.
Застрелили средь бела дня у всех на глазах!
   - Чего? - Николай наклонился, словно бы не расслышал.
   - Человека застрелили! Вот на этом месте.
   - И все это видели?
   - Да нет, что вы, никто не видел!
   - Но вы же сказали на глазах у всех...
   - Это я так, к слову. Никто не видел... А вот я его первая нашла!
   - Вы?
   - Да, я.
   - Интересно... - со скучающим и безразличным лицом протянул Николай и
переложил свой ящик из правой руки в левую.
   - Видите, квартира опечатана? - Софью Сигизмундовну так и распирало.
   - Так что, жильца этой квартиры, вашего соседа убили?
   Баратынская вдруг  вспомнила  строгий  взгляд  человека  в  штатском,
который попросил  ее  и  мужа  лишнего  не  болтать,  и  обо  всех,  кто
интересуется  Кленовым,  тотчас  же  сообщать  ему.  Но  разве   связист
интересовался? Все рассказывала она сама, первой начала, а  он  даже  не
задал ни одного вопроса, лишь из вежливости поддерживал разговор.
   - Так что у вас с телефоном?
   - Да знаете, нечаянно оборвали провод, а муж кое-как  наспех  скрутил
провода. Телефон теперь" странно работает, то есть гудок, то нету.
   - Ладно, разберемся. Бывает.
   От взгляда Николая не ускользнуло то, что дверь  в  квартиру  Кленова
опечатана, судя по дате, еще вчера.
   Он посмотрел на печать.
   - Один, стало быть жил?
   - Кто?
   - Ну, сосед ваш.., или как его, которого грохнули.
   Жена или родные-то были?
   - А, сосед? Вы знаете, про родных не знаю, врать не стану. А  жены  у
него не было и детей тоже. Тут вчера милиции наехало! Одно  хорошо,  все
лампочки в подъезде поменяли, сейчас светло, как днем. А  то  выйдешь  в
подъезд вечером, хоть волком вой, тьма египетская прямо!
   - Какая, какая? - улыбнулся Меньшов.
   - Египетская. Так говорят.
   Софья  Сигизмундовна  поняла,  что  у  этого   связиста   пробелы   в
образовании, да ему, в общем-то, знать библейские тонкости  ни  к  чему.
Она открыла свою квартиру, мужа дома не было.
   - Вот, смотрите, здесь, - когда вспыхнул  свет  в  коридоре,  хозяйка
указала на вырванную с мясом колодку и на  кое-как  скрученные  провода,
замотанные сверху белым медицинским лейкопластырем.
   - Да... Кто же это у вас так?
   - Честно сказать, муж. Он у меня со странностями.
   - Ну, да Бог с ним, сделаем в лучшем виде.
   - Чайку попьете? С печеньем?
   - Спасибо, не откажусь.
   Николай знал: ни чай, ни печенье, ни  конфеты  ему  не  нужны.  Опять
разболится язва, снова придется сидеть в машине, поджав ноги.  Но  чтобы
поддержать разговор и расспросить  эту  словоохотливую  женщину,  стоило
согласиться. И он кивнул, раскрывая свой ящик.
   - А стульчик у вас найдется?
   - Как же, сейчас принесу.
   Софья  Сигизмундовна  вернулась  с  маленьким  складным   брезентовым
стульчиком, таким, которым пользуются художники или рыболовы, любящие  с
комфортом устроиться на природе. Николай развернул провода и принялся не
спеша зачищать концы.
   - Сосед-то хоть хороший был? - промычал он не оборачиваясь.
   - Какой сосед? - вдруг спросила Софья Сигизмундовна, как будто не она
минуту назад рассказывала об убийстве.
   - Тот, которого грохнули...
   - Убили, - поправила любящая во всем порядок  женщина.  -  Сосед  как
сосед был, мы и не дружили, так, здрасьте - до свидания...
   Софья Сигизмундовна чувствовала себя неуютно.
   Ведь в их  квартире  уже  давно  не  бывало  посторонних  людей.  Она
заспешила на кухню, поставила на плиту чайник, насыпала печенье в  белую
стеклянную вазочку. И тут ей на глаза попался прямоугольник белоснежного
картона, прикрепленный магнитом к дверце холодильника. На карточке  было
три строчки, три  телефонных  номера,  оставленных  высоким  мужчиной  в
штатском. И тут же в памяти Софьи Сигизмундовны вновь всплыли его слова;
он просил сообщать о всех, кто интересуется Кленовым.
   - Все, готово, хозяйка, принимайте работу, - послышался  из  коридора
голос мастера.
   Не успела Баратынская выйти в коридор, как Меньшов  сам  появился  на
кухне, отряхивая руки и морщась, словно его резали ножом.
   - Помыть можно?
   - Конечно, мойте. Вот мыло, вот свежее полотенце.
   А вот и чай уже закипает.
   - Нет, извините, - Николай даже зажмурился от  боли,  -  у  меня  еще
работы много.
   Софья Сигизмундовна открыла сумочку и  достала  портмоне.  Она  долго
колебалась, какую купюру дать.
   Ее сомнения разрешил сам связист:
   - Не надо денег, бросьте... Работа плевая и заняла пять минут.
   - Как, вы же время потеряли, неудобно...
   - Да бросьте, это мне с вас деньги брать  неудобно,  у  меня  ведь  у
самого родители пожилые.
   Меньшов сжался от боли и чуть не застонал.
   - Вам плохо?
   - Да, немного. Воды дайте, если можно.
   Софья  Сигизмундовна  бросилась  наливать  воду.  Николай,  с  ужасом
чувствуя, что перед глазами у него темнеет, нашарил в кармане лекарство,
схватил, крепко сжав, бутылочку и забросил в рот три последние таблетки,
а затем с отвращением бросил ненужную теперь  упаковку  в  переполненное
мусорное ведро. Эффект получился скорее психологический - боль отступила
мгновенно.
   Николай складывал инструменты, а Софья Сигизмундовна топталась  рядом
с ним.
   - Хоть чайку попейте.
   - Нет, спасибо. Так что, ваш сосед так бобылем и жил,  родных  никого
не осталось? - словно бы  забыв  обо  всем  услышанном,  поинтересовался
Николай.
   - Да, никого.
   - Вот незадача... А как же, если мне придется линию проверить?
   Софья Сигизмундовна вздохнула, и Николай понял, что  кое  о  чем  она
умолчала. Он отряхнул  колени,  на  которые  пришлось  стать,  свинчивая
колодку, и поинтересовался:
   - Стремяночки у вас не найдется, а то  потолки  высокие,  до  коробки
достать не очень удобно.
   - Могу табуретку предложить, стремянки у нас отродясь не было.
   Николай взял табуретку и повозился с разводной коробкой,  укрепленной
между двумя квартирами на площадке.
   - Все в порядке.
   - А вы пломбу не поставите? - поинтересовалась хозяйка.
   - Какую пломбу? - изумился Николай.
   Софья Сигизмундовна принялась ему втолковывать;
   - Сейчас, говорят, к линиям подключаются, а потом звонят в Америку, в
Израиль и еще черт знает куда. А потом счет приходит, а не оплатишь его,
тебе телефон отключат.
   - Что, вам уже приходили такие счета?
   - Пока нет, но мало ли...
   - Не волнуйтесь, я коробку так  завинтил,  что  почище  любой  пломбы
будет. Пломбу и оторвать можно, а вот если винт  завернуть  хорошо,  так
его без инструментов не открутишь. Да и коробка у вас так высоко  стоит,
что до нее еще попробуй, доберись. Это хорошо, что я метр  девяносто,  а
то бы с вашей табуретки не достал. Только не нравится мне аппарат в  той
квартире, у соседа вашего, вроде бы он у него с определителем номера,  а
в списке такой у меня не зарегистрирован. Как же  туда  попасть?  А  то,
знаете ли, такой аппарат может всю линию заблокировать, ему  специальное
подключение надо.
   - А вы знаете, я могу вам помочь, - оживилась Софья Сигизмундовна: уж
очень ей хотелось хоть чем-то  отблагодарить  этого  щедрого  на  услуги
монтера.
   - В милицию, что ли, обращаться, чтобы дверь открыли?
   - Нет,  тут  не  милиция,  что  вы!  Тут  солидные  люди,  спецслужбы
работают, мне муж сказал. Они даже телефоны оставили, по которым  к  ним
обращаться, если какие проблемы.
   - Да нет, ладно.., если бы милиция, это еще куда  ни  шло,  а  с  ФСБ
свяжешься, так  себе  дороже  станет.  Вот  когда  телефоны  в  подъезде
отключатся, тогда и приду.
   Хотя может этого и не случится. Вроде бы у вас  тут  все  в  порядке.
Берите свой табурет, - и Николай вновь посмотрел на часы, будто  куда-то
торопился.
   Итак, все, что ему  было  нужно,  Меньшов  узнал.  К  другим  соседям
заходить  уже  не  имело  смысла.  Когда  Николай   неторопливо,   боясь
потревожить язву, спускался вниз, то замер перед дверью. Он  услышал  на
крыльце,  за  еще  закрытой  железной  дверью,  два  мальчишеских,   уже
ломающихся голоса:
   - Бля, - говорил паренек лет четырнадцати, - у него,  говорят,  дырка
была в голове с кулак, ему прямо в глаз пулю всадили.
   - Да, я видел из окна, как его в мешке на носилках в машину сунули.
   - Жалко, меня там не было!
   - Это мне мать про глаз рассказала.
   - А ты что видел?
   - Я, Колька, видел, как тут эфэсбэшники крутились, по всем  квартирам
прошли, всех опросили. Кто что видел, кто что слышал...
   - А ты видел что-нибудь?
   - Я-то ничего не видел. А вот моя  бабка  видела,  только  ничего  не
сказала. Она всех ментов,  судей  и  прокур