дорогом
свитере. На его пальцах виднелись перстни-наколки - в  них-то  агент  по
кличке Слепой разбирался довольно прилично, хотя и не так, как  работник
уголовного розыска. Перед ним стоял не авторитет, не  вор  в  законе,  а
обыкновенный бык из бригады, который в обход иерархии  нацепил  себе  на
шею  толстую  золотую  цепь,  хотя  имел  право  на   ношение   максимум
серебряной, да и то не очень толстой.
   - Ты  чего  лезешь,  а?  -  пока  еще  разговор  велся  в  достаточно
дружелюбных тонах. - Всю потеху братве испортил. Псих, что ли?
   Сиверов окинул взглядом мужчину, обращавшегося к нему.
   "Небось влип где-нибудь в историю и боится, что его  возьмут.  Вот  и
закосил в дурдом. С виду он  вполне  нормальный,  если,  конечно,  можно
считать тупого уголовника нормальным человеком".
   - Я сказал: упал, отжался! - с гнусной ухмылкой повторил уголовник, в
упор глядя на сумасшедшего в военной форме.
   - Отставить, - скомандовал Глеб.
   Несколько санитаров, дежуривших на площадке, с интересом посматривали
на  спорщиков,  но  вмешиваться  не  спешили.  Один  из  них   подмигнул
собратьям:
   - Видишь, нарывается.
   - А мы пока лезть не будем. Драка начнется, вот тогда.
   Но бандит вовремя  вспомнил  о  том,  что  лучше  не  демонстрировать
агрессивность  на  глазах  у   свидетелей:   как-никак,   он   попал   в
психиатрическую  клинику  для  того,  чтобы  отсидеться.  Но  и   терять
извращенно понимаемое достоинство ему не хотелось. Короткая толстая  шея
побагровела от прилившей к ней  крови,  причем,  как  ни  странно,  лицо
бандита при этом оставалось бледным как смерть.
   - Меня Колям зовут, понял? - он вплотную приблизился к  Глебу,  навис
над ним и сжал кулаки.
   Сиверов  чуть  отвел  правой  рукой  полу  куртки,   прикрываясь   от
санитаров, и нанес резкий короткий удар кулаком в  живот  бандиту.  Рука
мелькнула так быстро,  что  этого  движения  никто  не  успел  заметить.
Естественно, кроме Коляна, который вдохнул, а вот выдохнуть уже не  мог.
Его глаза округлились от боли, он покачнулся, но на ногах  устоял,  смог
найти в себе силы, чтобы не согнуться пополам - такого унижения он бы не
пережил.
   - Запомни, с кем связываешься, - почти не шевеля  губами,  проговорил
Глеб.
   Санитары вновь переглянулись:
   - Чего это Колян стоит и не шевелится?
   - Хрен его знает! Может, запугать хочет.
   -  Я  тебя  еще  достану!  -  пробормотал  бык,   наконец-то   обретя
возможность дышать.
   Воздух врывался в него с надрывным свистим, выходил с хрипом.
   - Попробуешь - еще нарвешься.
   Сиверов достал пачку сигарет и  угостил  сумасшедшего,  вообразившего
себя военным.
   - Все, рядовой, перекур. Даю тебе увольнение до отбоя.
   Тот глупо улыбался, глядя на протянутую пачку.
   - Я таких не курю, товарищ командир.
   - А что, плохие разве? - в руках у Сиверова была пачка "Мальборо",  с
виду почти такая же, какие продаются в киосках на каждом углу.  Но  если
бы кто-то вздумал посмотреть на  нее  повнимательнее,  то  обнаружил  бы
разницу: на пачке  Сиверова  не  было  одной  короткой  надписи  мелкими
буквами "Только для продажи за пределами Соединенных Штатов".
   - Это "Пшеничные", - хихикнул сумасшедший. - Такие  только  командиры
курят.
   - Бери, бери, если командир угощает, отказываться не принято.
   Сумасшедший долго разминал в руках сигарету, как привык это делать  с
"Примой" или "Астрой", наконец затянулся и тут же одернул гимнастерку.
   Глеб уже собирался идти в здание, как сумасшедший остановил его:
   - Товарищ командир!
   - Слушаю тебя.
   - А увольнительную? - Этот вопрос поверг Глеба  в  замешательство.  -
Уйду в увольнение, а ну как патруль остановит?
   Сиверов понял свою ошибку. Сумасшедший решил, что ему можно  покинуть
пределы лечебницы и разгуливать по улицам.
   - За пределы части выходить  запрещаю.  Вот  тебе  увольнительная  на
перемещение в пределах территории.
   Сиверов специально говорил  сухим  казенным  языком,  сообразив,  что
сумасшедший в таком случае побоится ослушаться. Он порылся  в  карманах,
извлек завалявшееся  в  них  расписание  электричек,  курсирующих  между
Цюрихом и Женевой, и протянул сумасшедшему.
   - Фамилию можешь сам проставить.
   Пока Глеб Сиверов вел этот  разговор,  он  не  терял  времени  даром,
осматриваясь. Заасфальтированный плац был как  бы  центральной  площадью
всей лечебницы, тусовкой, где собирались те, кто имел  право  ходить  по
территории. Здесь же размещалась и пара киосков, в  которых  можно  было
купить жвачку, сигареты, кое-какие мелочи. Единственное, что отличало их
от таких же киосков в городе - отсутствие выкидных ножей и бритв, а  так
же ножниц.
   Фотографии Бори Элькинда у Слепого с собой не  было.  Потапчук  сумел
раздобыть только маленький, три на четыре снимок, да  и  тот  трехлетней
давности.
   Карточку взяли в военкомате. Но все  равно  Слепой  узнал  его.  Боря
стоял возле киоска и внимательно смотрел на Сиверова. Тот  на  нем  свой
взгляд долго не задерживал.
   "Ну, вот и отлично,  Глеб,  ты  его  отыскал.  Теперь  главное  -  не
подходить к нему первым, сделать так, чтобы он  сам  подошел,  тогда  не
возникнет никаких  подозрений.  Кажется,  я  сумел  его  заинтересовать,
поссорившись с быком. Познакомлюсь  еще  с  кем-нибудь,  главное,  чтобы
Элькинд не был первым. Терпение.
   Потрачу немного времени, зато сделаю все чисто, как просил Потапчук".
   Глеб забросил сумку на плечо  и  вышел  на  аллейку,  ведущую  к  его
корпусу. Он знал, что окажется в одной палате с Борей Элькиндом и тот от
него никуда не денется. День стоял  субботний,  поэтому  в  больнице  на
местах были лишь дежурные врачи и младший персонал.
 
Глава 10 
 
   Впервые Глебу Сиверову приходилось обживаться в  подобном  месте.  За
свою богатую событиями жизнь он получил неоценимый обширный опыт, но  до
сегодняшнего дня перевоплощаться  в  сумасшедшего  ему  не  приходилось.
После встречи с больным, возомнившим себя  солдатом  срочной  службы,  и
бандитом, скрывавшимся от следствия в сумасшедшем доме,  Сиверов  понял,
что косить под  настоящего  умалишенного  у  него  не  хватит  актерских
способностей.
   "Ну, да не беда, - решил Глеб, - хватит с меня  репутации  заурядного
шизофреника или параноика".
   Палата,  в  которую  он  попал,  располагалась   на   третьем   этаже
пятиэтажного корпуса, возведенного годах в шестидесятых,  безликого,  но
довольно удобного и логичного по планировке.  Здание  было  построено  в
виде буквы "П". Длинные коридоры пронизывали его осям, по обеим сторонам
этих длинных, сумрачных даже в солнечные дни коридоров тянулись два ряда
дверей: с одной стороны палаты, с другой  -  кабинеты  и  помещения  для
персонала.
   Для  начала  Сиверову  пришлось  побеседовать  с   врачом-психиатром,
который внешностью, да и белым халатом  больше  напоминал  мясника,  чем
доктора: сильные волосатые руки, рукава  закатаны  до  локтей,  толстая,
апоплексически красная шея и  немигающий  взгляд  маленьких  темно-карих
глаз.
   Взгляд был настолько острый, что временами Глебу  казалось,  будто  у
врача вместо зрачков  блестящие  шляпки  двух  маленьких  никелированных
гвоздиков. Ему слабо верилось в то, что  сказал  Потапчук,  будто  бы  в
психиатрической больнице, начиная с 1991 года, у ФСБ  больше  нет  своих
врачей, и именно поэтому заниматься  малолетним  хакером  придется  ему,
Слепому. Вот этот вполне мог быть "нашим человеком".
   - Его устроил в лечебницу доктор Притыцкий, - говорил Глебу Потапчук.
   Доктор Притыцкий собственной персоной и сидел сейчас перед  Слепым  в
жестком,  обтянутом  искусственной  кожей  кресле,  которое  при  каждом
движении противно скрипело. Психиатр говорил банальные заученные  фразы,
которые изо дня в день повторял всем больным, о том, что заведение,  где
он работает, несправедливо называют в народе сумасшедшим домом, что  это
такая же больница, как и все остальные... Говорил о том, что психические
расстройства - такие же болезни, как простуда, грипп, воспаление легких,
от которых никто не застрахован.
   - ..это такие же болезни,  -  донеслось  до  слуха  Глеба,  -  как  и
простудные заболевания. Вот сели вы под форточку, вас и  просквозило.  А
точно такой же человек или даже менее устойчивый  к  болезням,  чем  вы,
ходит по улицам абсолютно здоровый, потому что ему повезло, он не  попал
под сквозняк.
   - Я все это прекрасно понимаю, - кивнул Глеб.
   -  Естественно,  тут,  как  и   на   каждого   терапевтического   или
хирургического больного, приходится налагать  определенные  ограничения.
Не могут же, например,  доктора  позволить  человеку  с  плохим  зрением
водить машину. То же самое и с вами.
   - Да-да...
   Глеб усмехнулся.
   "Пусть себе лишают водительских прав Федора Молчанова, чьим именем  я
сегодня назвался, Глеб же Сиверов, строго говоря, еще больший "лишенец",
- у него нет даже документов. Этот человек погиб в  Афганистане  и  даже
похоронен. Единственный документ, который на него сегодня существует,  -
это свидетельство о смерти. И самое странное - полное лишение  всяческих
прав делает его одним из самых свободных людей в мире. Именно  благодаря
этому в ФСБ ему  и  поручают  выполнение  самых  сложных  заданий:  ведь
человека,  которого  не  существует,  невозможно   обязать   скрупулезно
выполнять  предписания  законов.  Он  действует,   лишь   руководствуясь
собственными представлениями о справедливости и целесообразности".
   И хотя  Глеб  Сиверов  слушал  доктора  вполуха,  не  вникая  в  суть
сказанного,  он  знал:  если  понадобится  -   вспомнит   любую   фразу,
произнесенную психиатром.
   Уж так  был  устроен  мозг  Глеба  -  все  когда-либо  увиденное  или
услышанное намертво отпечатывалось в его памяти.
   Пока  врач  говорил.  Сиверов  изучал  кабинет.  Стеклянные  шкафы  с
медицинскими инструментами, напоминавшие витрины в  магазине  хозтоваров
или  же  выставку  мелкой  скульптурной  пластики.  Громоздкий  стеллаж,
заставленный книгами, среди которых  попадались  фолианты  с  "ерами"  и
"ятями". Несгораемый шкаф с несложным замком, который, если понадобится,
Глеб смог бы открыть простой канцелярской скрепкой за  пару  минут,  два
телефона - один внутренний, другой городской.  И  конечно  же  -  веяние
последних лет - добротный компьютер с большим монитором. Компьютер стоял
на письменном столе, развернутый тылом к посетителям.
   Вид  получался  неприглядный:  множество  кабелей   свисало,   словно
внутренности из распоротого живота.
   Сиверов всегда использовал вынужденные  паузы  для  тренировок.  Даже
сидя неподвижно в  глубоком  кресле  кабинета  психиатра  он  тренировал
глаза. То фокусировал резкость на линии горизонта, просвечивавшей  между
деревьями и домами, то сосредотачивал свой взгляд  на  маленькой  черной
песчинке, запаянной в  оконное  стекло.  При  этом  боковым  зрением  он
продолжал рассматривать компьютер.
   "Ну, да, конечно, - подумал Сиверов, - свой агрегат доктор  подключил
через факс-модем к телефонной сети. Почему бы ему и не  сделать  это  за
счет заведения? Не знаю, много ли пользы больным от такого  подключения,
но свои амбиции врач Притыцкий удовлетворил. Ага, вот и  сама  коробочка
факс-модема.
   Значит, при желании..."
   - Я впервые вижу, чтобы меня так  внимательно  слушали,  -  признался
доктор Притыцкий.
   - Да, особенно убедили меня ваши слова насчет сквозняков, под которые
может попасть каждый, - выудил Сиверов из своей памяти первую попавшуюся
фразу, услышанную им от Притыцкого.
   - На ваш взгляд, убедительно?
   - Абсолютно.
   Сам Сиверов, чтобы поменьше напрягаться, избегал вступать в беседу  с
доктором, отделываясь короткими, почти ничего не значащими  фразами,  по
которым судить о его психическом состоянии было практически  невозможно.
Чувствовалось, что, дежуря по выходным, доктор Притыцкий скучает: он  не
спешил отпускать нового пациента.
   - Извините, я немного устал. У нас еще будет возможность  поговорить,
- сказал наконец Сиверов и поднялся без приглашения.
   Врач возражать не стал.
   - Что ж, идите в палату.  Ни  сегодня,  ни  завтра  никаких  процедур
предложить вам не могу - выходные, но обследование...
   Глеб оказался в длинном плохо освещенном коридоре  с  растрескавшимся
скрипучим паркетом,  на  котором  лишь  у  самых  стен  виднелись  пятна
покрывавшего его когда-то лака. Двустворчатая остекленная  дверь  палаты
была открыта. Краска в двух местах была выцарапана так, чтобы можно было
подсматривать, то ли из  палаты  ,за  происходящим  в  коридоре,  то  ли
наоборот.
   В комнате площадью около шестнадцати квадратных  метров  стояло  пять
кроватей. Четыре были плохо застелены, на пятой, поставленной под  самым
окном, лежал скрученный в трубочку матрац.
   "Значит, моя", - решил Сиверов и поставил сумку под кровать.
   Его соседи, скорее всего,  гуляли  в  парке,  так  как  день  выдался
погожий. Окно располагалось как раз над  входом  в  корпус,  но  крыльца
видно не было,  его  закрывал  залитый  растрескавшимся,  посеревшим  от
времени битумом бетонный козырек. Глеб знал, что в этой же палате  лежит
и Борис Элькинд. Он попробовал  с  ходу  определить,  какая  же  кровать
принадлежит его подопечному. Зацепок имелось немного.  Книг  и  газет  в
палате вообще не было видно: не имелось, или же их попрятали в тумбочки.
На виду были только букеты цветов да  стаканчики  с  зубными  щетками  и
бритвами.
   "Ну конечно же, вот эта. - Глеб  посмотрел  на  соседнюю  кровать.  -
Во-первых, в стакане нет бритвы, Борис, скорее  всего,  еще  всерьез  не
бреется. Во-вторых, зубная щетка хоть и  довольно  старая,  ворс  у  нее
торчит ровно. Так может чистить зубы  только  психически  уравновешенный
человек, никак не душевнобольной. А  у  трех  остальных  щеток  ворсинки
торчат во все стороны".
   Сиверов присел на корточки и, чтобы проверить свою догадку, распахнул
дверцу тумбочки. И действительно, на полке лежали  три  книжки:  словарь
английского языка  тысяч  на  тридцать  слов,  томик  в  мягкой  обложке
толщиной в четверть кирпича со специфическим  названием:  "Перспективные
разработки компьютерных программ" и учебник  по  русской  литературе  за
одиннадцатый класс средней общеобразовательной школы.
   - Что и требовалось доказать, - тихо произнес Глеб  и  закрыл  дверцу
тумбочки, услышав шаги в коридоре.
   Когда сестра-хозяйка зашла в палату, Глеб сидел  на  панцирной  сетке
кровати и развязывал шнурки кроссовок.
   - Вы Молчанов? - не здороваясь, поинтересовалась женщина.
   - Я.
   - Вот ваше белье.
   - Спасибо.
   - А теперь распишитесь за него.
   - Крадут, что ли?
   - Бывает.
   - На водку меняют?
   - Всякое  случается,  -  недружелюбно  ответила  женщина,  подсовывая
Сиверову ведомость, где напротив фамилии Молчанов стояла жирная  красная
птичка и прописью значилось: "Один комплект".
   - Я  же  недееспособный,  -  усмехнулся  Сиверов,  занося  ручку  для
подписи. - Мой автограф ни один суд к рассмотрению не примет.
   Женщина посмотрела на него, как на сумасшедшего.
   - Если что пропадет, вас отсюда не выпустят, пока не вернете.
   - Это можно сделать и без моей подписи, - бросил Сиверов ей вдогонку.
   И вновь он остался один. Распахнул окно, потому что  в  палате  стоял
невыносимый запах лекарств, хлорки и прочей гадости, которой пахнут  все
больницы -  этого  амбрэ  терпеть  не  мог  Сиверов,  почти  никогда  не
обращавшийся к врачу.  Если  уж  и  приходилось  ему  обращаться,  то  с
чем-нибудь серьезным. Неприязнь  к  медицине  пришла  к  Сиверову  после
длительного пребывания в военных госпиталях,  где  его  резали  вдоль  и
поперек, кромсали, извлекали осколки и в конце концов изменили лицо,  да
так, что теперь он даже забыл каким был раньше.
   Весенний ветерок ворвался в открытое окно, и стало немного веселее.
   "Да уж, Потапчук мне подсунул дельце! Точно,  врет,  что  у  них  нет
своих психиатров, которые на них работали бы. Ладно,  вешал  бы  генерал
лапшу на уши какому-нибудь журналистишке из желтой газеты, а мне мог  бы
сказать и правду. Но доктор Притыцкий скорее всего не их клиент, слишком
уж он похож на человека ФСБ. А настоящий агент не бросается в глаза,  он
незаметен и никогда не вызывает подозрений.  Вот  как  я",  -  улыбнулся
Сиверов, глядя на свое отражение в давно не мытом оконном стекле.
   Приближалось  обеденное  время.  В  коридоре  послышались   шаги,   и
наконец-то,  одиночество  Сиверова  было  нарушено.  Скрипнула   высокая
створка застекленной двери, и в палате появился Боря Элькинд. Он  замер,
увидев Глеба, а затем улыбнулся.
   - Так вы теперь мой сосед?
   - А ты кто такой? - Сиверов сделал, вид, что не вспомнил Бориса.
   И в самом деле, не знай он о его существовании раньше, нипочем бы  не
вспомнил одного из четырех десятков больных, которые топтались на  плацу
возле главного корпуса.
   - А я вас сразу заметил.
   В глазах Бори Элькинда явно читалось восхищение Глебом.
   - Где?
   - Там, возле главного корпуса, когда вы бандита приструнили.
   - А, - Глеб махнул рукой, - все это ерунда.  Хуже  то,  что  придется
здесь торчать. Не мед, верно?
   - Справка нужна? - осторожно поинтересовался Боря, не зная, можно  ли
до конца доверять новому постояльцу палаты,  хоть  тот  и  производил  с
первого взгляда самое благоприятное впечатление.
   - Да, что-то вроде того.  Разные  справки  людям  бывают  нужны.  Ты,
небось, тоже не за правами для машины сюда улегся?
   Боря прикинул про себя, стоит ли сразу открывать  карты  и  говорить,
что он косит от армии. Решил, что пока не стоит.
   - Вы, наверное, спортсмен?
   Глеб повел плечами и тихо повторил:
   - Что-то вроде того, парень.
   Подошли и другие соседи. Наскоро перезнакомились.
   На Глеба смотрели немного подозрительно: он был психически  здоров  с
виду, к тому же все были  свидетелями  стычки  на  плацу.  Надо  же,  не
гигант, а решился связаться с уголовником, чего не  рисковал  делать  ни
один больной. Даже санитары избегали вступать с такими  в  конфликты,  а
этот не побоялся. Значит, либо точно сумасшедший, а если нет, то, скорее
всего, за ним стоят большие люди. Ведь  какой  дурак  полезет  в  драку,
особенно с бандитом, станет качать права? А то, что  драка  в  ближайшее
время произойдет, никто из больных и даже из обслуги не сомневался.
   Боря уселся на свою кровать, взял книгу, наобум открыл страницу, и на
его  лице  сразу  же  появилось  удивительное  выражение.   По   глазам,
спрятанным за толстыми стеклами очков,  было  несложно  догадаться,  что
парнишка понимает все, что там написано, и даже считает текст наивным  и
простым. Он сам мог бы написать таких книг дюжину и изложить все то, что
написано замысловатым языком, куда проще и доступнее.
   - Что это ты там такое читаешь, - осведомился Глеб и уточнил:
   - Заумное?
   - Ха, никакой зауми! Англичанин накропал учебник, думает,  он  гигант
мысли. А это все для младших школьников, я  такое  в  пятом  классе  уже
знал.
   - Что, серьезно? - словно бы не поверив,  спросил  Глеб,  поднялся  и
заглянул парнишке через плечо.
   - Впечатляет?
   - Да здесь хрен чего поймешь.
   - Если в этом не разбираешься.
   - А ты не сочиняй. Лет шесть тому назад,  когда  ты  учился  в  пятом
классе, таких компьютеров еще и в помине не было.
   - Ну, да, не было! - вскинув  голову,  рассмеялся  Элькинд.  -  Были,
были! Только  они  по  квартирам  не  стояли,  а  в  серьезных  конторах
давным-давно ими пользовались.
   - В конторах, говоришь?
   - Конечно! Во всяких конструкторских бюро уж сколько лет такие машины
пашут, что и не снилось.
   - Наверное, ты говоришь о "почтовых ящиках"?
   - Ящиках? - не понял Элькинд.
   - Да. Все военные заводы называются "ящиками".
   - А, конечно, у них. Да и в НИИ разных там...
   У меня отец в НИИ работал программистом, у них такие машины  уже  лет
десять как работают.
   "Ага, вон оно откуда!" - подумал про