ьно, в высоком прыжке ударил  правой  ногой  негра  в
голову - так, как футболист бьет с разгона по летящему над полем мячу.  Удар
получился невероятной силы. Негра бросило в сторону. Нож, выпав из его  рук,
со звоном покатился по мостовой. Глеб уже знал, темнокожий вряд ли  встанет,
скорее всего шейные позвонки сломаны.  И  тут  же,  с  разворота,  продолжая
совершать свое просчитанное наперед движение, Глеб нанес следующий удар -  в
пах коренастому, который стоял у него за спиной. Но тот оказался  проворный,
и удар Глеба его не зацепил.
   "Да, парни серьезные. Придется повозиться, - пронеслась  в  голове  Глеба
мысль, и он в два прыжка  настиг  коренастого,  который  уже  успел  принять
низкую стойку. - Главное, чтобы они не  бросились  на  Ирину".  Глеб  сделал
обманное движение и рубанул  ребром  ладони  своему  низкорослому  сопернику
прямо по гортани. Но и на этот раз коренастый крепыш успел  поставить  блок.
"Ах, да ты действительно силен!" - уже зверея, подумал Глеб и, развернувшись
на месте, изо всей силы ударил его ногой в пах.
   По звуку удара Глеб понял,  что  достиг  цели.  Коренастого  подкинуло  в
воздух, потом он плашмя растянулся на асфальте. Следующий удар пришелся  ему
по голове. Сиверов решил ни с кем не церемониться. Осталось  двое.  Но  один
уже бежал к Ирине. Между Быстрицкой и Глебом  было  шагов  шесть.  Он  видел
лезвие ножа в руках грабителя. А верзила водил маленькой крепкой головой  из
стороны в  сторону,  словно  не  понимая,  что  происходит  и  как  это  так
получилось, что какой-то иностранец, да к тому же богатый легко  положил  на
землю двух его приятелей. Стремительным прыжком Глеб оказался рядом с Ириной
и успел перехватить руку с ножом, уже занесенным для удара.  Дикий  хруст...
от которого Ирина зажмурилась сильнее, чем от блеска металла перед собой...
   Рука, вывернутая в предплечье, плетью повисла вдоль тела, а улицу огласил
душераздирающий крик. Коренастый крепыш корчился на земле и, уперевшись лбом
в бордюр, пытался подняться. Но, как он ни старался, встать на ноги не  мог.
Негр лежал неподвижно, у него изо рта и из ушей текла густая  темная  кровь.
Подсечкой Глеб свалил шатающегося от боли  третьего  грабителя,  а  ,  затем
двинулся на главаря. Но в двух шагах от бандита, когда  тот  уже  готов  был
распрощаться с жизнью, Сиверов остановился и  тихим,  вкрадчивым,  и  потому
особенно зловещим голосом попросил вернуть свой кошелей. Но профессиональная
гордость  есть  и  у  грабителей,  просто  так,  за  здорово  живешь  бандит
расставаться с добычей не собирался. В ответ послышался скрежещущий, тонкий,
похожий на поросячий взвизг смех, и верзила провел перед  собой,  очертив  в
ночном воздухе полукружие, лезвием ножа. На нож Глеб не  смотрел.  Он  знал,
смотреть надо в лицо и только краем глаза ловить движение ног.
   Сверкающее лезвие еще раз плавно проплыло в воздухе, расслаивая темноту.
   Глеб выпрямился, опустил руки, продолжая  смотреть  противнику  в  глаза,
выругался:.
   - Ну хрен с тобой, ублюдок долбаный, сейчас ты у меня ляжешь!
   Бандит что-то хрюкнул и бросился на Глеба всей своей массой. Он был почти
на голову выше Глеба и значительно шире в плечах. Но  Глеб  был  проворен  и
искушен в драках. Поэтому бросок верзилы не увенчался успехом. Он проскочил,
как бык мимо тореадора, а вот удар  Глеба  достиг  цели.  Кулак  со  свистом
рассек  воздух,  и  верзила  замер,  словно   уткнулся   в   стену.   Затем,
пошатнувшись, стал разворачиваться. Ему досталось еще два удара: один  ногой
в пах, а второй  -  растопыренными  пальцами  -  в  глаза,  налитые  кровью.
Грабитель рухнул на колени, выронив из сведенной судорогой руки нож.
   Глеб быстро поднял оружие, затем  вытащил  из  кармана  джинсовой  куртки
грабителя свое портмоне и бросился к Ирине. Та смотрела на все  происходящее
широко открытыми от страха глазами.
   - Скорее, бежим!
   - Я... - зубы Ирины стучали.
   Глеб схватил ее за руку и потащил по переудку.
   - Некогда бояться.
   - Я знаю...
   Через четверть часа, а может быть, чуть больше или чуть меньше - уследить
за временем, когда бежишь сложно - Глеб и Ирина были уже у  входа  в  отель.
Ирина запыхалась, раскраснелась, из ее глаз готовы были  брызнуть  слезы.  А
вот на лице Глеба  не  отражалось  никаких  чувств,  кроме  беспокойства  за
спутницу. Он сам дышал ровно и спокойно.
   - Ну как ты, дорогая? - останавливаясь у дверей и поворачивая Ирину лицом
к себе, спросил Глеб и заглянул ей в глаза, чтобы понять,  насколько  сильно
она перенервничала.
   - Я...я...
   - Пару раз вздохни поглубже, и успокоишься.
   Ирина хотела расплакаться, броситься на грудь Глебу, но у входа  в  отель
было довольно много народа, и она сдержалась.
   - Ничего, дорогой, ничего, все в порядке.
   - Надеюсь, они тебя не зацепили?
   - Вроде бы нет... Все на месте, даже сумочка.
   - Вот и прекрасно.
   - Кто они? - срывающимся голосом спросила Ирина.  -  Что  они  хотели  от
нас?
   - Как это что... Неужели тебе не понятно?  Они  хотели  легко  заработать
деньги. Даже не заработать, а просто забрать их у нас.
   - Господи, Глеб, надо было отдать  бумажник  и  не  связываться  с  этими
мерзавцами! Они же могли тебя убить! Как ты мог рисковать?
   - Меня убить? - ухмыльнулся Глеб.
   - Ты не бессмертный, я - тем более.
   - Знаешь, дорогая, в общем-то меня можно  убить,  но  это  не  так  легко
сделать, как они себе вообразили. А тебя я в обиду не дам.
   - Нет, нет, Глеб, к черту! Все это к черту! Их же было много.
   - Ну и что из того? - Глеб беспечно махнул рукой.
   Но в то же время, хоть  на  его  лице  и  было  показное  равнодушие,  он
пристально  посматривал   вокруг   себя,   цепляясь   взглядом   за   каждое
подозрительное лицо,  за  каждую  малозначащую  деталь.  Если  вдруг  кто-то
опускал руку в  карман,  Глеб  тут  же  подбирался  и  незаметно,  чтобы  не
потревожить Ирину подозрениями, прикрывал ее собою. Но все его опасения были
напрасны.
   У входа в отель все было как всегда. Подъезжали автомобили,  выходили  из
них парочки. Мужчины галантно помогали дамам  подняться  на  крыльцо  отеля,
швейцар  услужливо  открывал  перед  гостями  дверь,  кланялся.  Многих   из
проживающих Глеб узнавал, ведь он обладал удивительной  зрительной  памятью,
цепкой, почти фотографической.  Стоило  ему  лишь  мельком  что-то  увидеть,
обратить на что-то внимание,  и  он  через  неделю,  даже  через  месяц  мог
абсолютно точно вспомнить, какие туфли  были  на  ногах  незнакомца,  какого
цвета галстук, была ли застегнута верхняя пуговица на  рубашке,  какие  часы
поблескивали на руке. Но самое главное, Глеб запоминал лица. И  если  бы  он
был художником, то без  труда  мог  бы  изобразить  случайно  увиденного  им
человека, например, того, кто сидел за соседним столиком  в  кафе  и  лениво
покуривал сигарету.
   Вот и сейчас Глеб пробежался взглядом  по  лицам.  В  общем-то  все  было
спокойно - волноваться ни за Ирину, ни за себя не стоило.
   - Ну как, ты успокоилась? - спросил он  у  Ирины,  -  В  общем-то  да,  -
ответила  женщина,  и  по  голосу  Глеб  понял,  что   Ирина   действительно
успокоилась, хотя она все еще продолжала прерывисто  дышать,  а  ее  горячие
пальцы время от времени подрагивали в ладони Глеба.
   - Тогда пошли, - сказал он, - Никогда не привыкну...
   - К такому нельзя привыкать.
   - А как же ты?
   - Я притерпелся, а не привык.
   Ирина взяла Сиверова под руку, и они как ни в чем  не  бывало,  словно  с
ними ничего не произошло, улыбаясь друг другу, поднялись по ступеням входа.
   Стеклянную   дверь   предупредительно   распахнул   немолодой    швейцар,
склонившийся в легком, не унижающем достоинства, поклоне. Они  по  диагонали
пересекли холл. И вот здесь случилось то, что Глеба взволновало едва  ли  не
больше, чем схватка с грабителями.
   - Мсье Молчанов! - обратился к нему портье, заглядывая в записную книжку.
- Извините... Глеб резко обернулся на голое. На уставшем  лице  портье  была
профессионально вежливая улыбка.
   - Слушаю вас, - сказал Глеб.
   - Вас спрашивали.
   - Как давно?
   - Около часа назад.
   - И что хотели?
   Портье с улыбкой посмотрел на Быстрицкую - она ему  явно  нравилась  -  и
подал Глебу белый глянцевый. конверт.
   - Спасибо, - сказал Сиверов и, не открывая конверт, сунул его в карман  и
взял у портье ключ. Лифтом они не воспользовались, пешком поднялись  в  свой
номер.
   - Кто это, Глеб?
   - Не называй меня Глебом.
   - Ну хорошо... Федор... Так кто это?
   - Ты о ком?
   - Кто прислал тебе письмо?
   - Я еще сам не знаю.
   - Мужчина или женщина?
   - Ты ревнуешь? - усмехнулся Глеб.
   - Да нет, интересно. Ведь никто не знает, что мы с тобой живем здесь.
   - Это ты, Ирина, считаешь, будто никому не известно наше местонахождение,
а вот я думаю по другому.
   - Там знают, что мы здесь? - в слово  "там"  Ирина  вложила  определенный
смысл. Она имела  в  виду  Россию,  а  точнее  -  Москву,  а  еще  точнее  -
определенную организацию...
   Мягко и бесшумно провернулся ключ в  замке,  вспыхнул  свет,  и  Ирина  с
Глебом оказались в своем номере.
   - Ох, как я устала! - прошептала Ирина.
   - Очень? - спросил Глеб.
   - Я просто выбита из колеи. Я так испугалась! Но, Глеб, не за себя.
   - Ты испугалась за них? - с мягкой иронией сказал Глеб.
   - Нет, не за них, что ты!
   - Тогда не вижу повода для беспокойства.
   - Я  испугалась  за  тебя,  милый,  -  Ирина,  прильнув  к  груди  Глеба,
поцеловала его в щеку. - За тебя, за тебя, дорогой. Когда я  увидела  нож  у
этого верзилы и когда негр начал прыгать, у меня сердце, как в детстве, ушло
куда-то в пятки.
   Жуткое чувство.
   - Серьезно? - будто не веря услышанному, спросил Глеб.
   - Да, да! Знаешь, я даже с места не могла двинуться. Я смотрела на нож, и
у меня внутри все как окаменело. Ноги приросли к земле, и если бы  меня  кто
заставил бежать в тот момент, наверняка я бы не смогла сдвинуться  с  места.
Так бы и стояла, прижавшись спиной к стене.
   - Да ладно, перестань. Мы уже в безопасности, нам уже ничего не угрожает.
   - А письмо? - у Ирины дрогнул голос.
   - Ах  да,  письмо...  Ну,  не  думаю,  что  эти  парни  умеют  писать,  -
пробормотал Глеб. - Погоди, я хочу умыться. Видишь, у меня на руке ссадина.
   - Покажи, - заволновалась Ирина.
   - Ничего страшного. Такие раны на мне заживают мгновенно.
   - Покажи! - несколько истерично повторила Ирина и  схватила  правую  руку
Глеба.
   На  запястье  действительно  виднелась  ссадина,  неглубокая,  но  слегка
кровоточащая.
   -  Это  ужасно,  Глеб!  Надо  чем-то  прижечь,  перевязать...  Где   твой
одеколон?
   - Я не пользуюсь одеколоном.
   - Не спорь, пусть это называется туалетной водой, только дай мне ее...
   - Ничего не надо. Достаточно лишь промыть.
   Глеб отстранил от себя Ирину и направился в ванную. Там он включил  воду,
вытащил  из  кармана  конверт,  надорвал  край.  Внутри  конверта   оказался
сложенный  вдвое  листок  бумаги,  явно  вырванный  из   блокнота.   Мелким,
аккуратным  почерком  на  листке  по-русски   было   написано:   "Необходимо
встретиться. Завтра буду ждать  вас  внизу,  в  холле  отеля,  с  десяти  до
одиннадцати. Олег Павлов".
   - Олег Павлов... Олег Павлов... - Глеб словно пытался вспомнить,  кто  же
это такой и что ему может быть надо. Хотя на самом деле Сиверов  уже  понял,
откуда появился этот человек и кто послал его в их пятизвездочный отель.
   "Вот и началось..." Глеб быстро  промыл  рану,  промокнул  ее  салфеткой,
затем подумал и протер лосьоном. По ванной комнате ,  распространился  запах
дорогого парфюма, способный успокоить Быстрицкую.
   - Ну вот и порядок, - сказал Глеб, выходя к  настороженно  смотревшей  на
него Ирине.
   - Покажи.
   - Что?
   - Рану покажи.
   Глеб протянул руку. Ирина взяла ее в свои  ладони,  поднесла  к  губам  и
поцеловала.
   - Ну что ты как ребенок! - Глебу стало даже немного неудобно.
   - Я за тебя очень волнуюсь.
   - Нашла, о ком волноваться. Волноваться надо за здоровье хулиганов, а  не
за нас с тобой.
   - Что ты такое говоришь!
   - Я шучу, - ухмыльнулся Сиверов и стал раздеваться.
   - Я ужасно испугалась. Давай чего-нибудь выпьем? Я хочу успокоиться.
   - А что у нас есть?
   - У нас есть коньяк и легкое белое вино. Выбор  не  богатый,  но  все  же
выбор.
   -  Ну  вот,  я  выпью  коньяка,  а  ты  можешь  выпить  вина.  Так  будет
справедливо.
   - Нет уж, и я выпью коньяка, - сказала Ирина. - Только вначале приму душ,
переоденусь. Мне кажется, я вся липкая  после  кросса  по  ночным  парижским
улицам.
   Никогда не думала, что умею так быстро бегать.
   - А я даже не задыхался, - сказал Глеб, - но  тоже  не  откажусь  принять
душ.
   Ирина лукаво взглянула на него:
   - Давай вместе.
   - Вместе? Нам не будет там тесно? - так же лукаво спросил Глеб.
   -  Проверим.  Раздевайся,  раздевайся,  -  Ирина  принялась  расстегивать
пуговицы на рубашке Глеба.
   А он стоял, опустив руки, покорный, и смотрел ей в глаза, где видел  свое
отражение.
   Они вошли в ванную комнату, шлепая босыми ногами по полу.
   Они стояли в обнимку под теплыми, упругими струями, тела  поблескивали  в
потоках воды. Глеб целовал запрокинутое лицо Ирины. Она иногда вздрагивала и
все сильнее и сильнее прижималась к мужчине.
   Минут через двадцать они, закутанные  во  влажные  махровые  халаты,  уже
сидели в мягких креслах, держа в руках бокалы с коньяком.
   - Так от кого тебе передали письмо? - поинтересовалась Ирина.
   - Честно говоря, не знаю.
   - Что в нем пишут?
   - Поздравляют с будущим днем рождения, - Не валяй дурака, Федор.
   - Я сам не совсем понимаю. В общем, меня просят о встрече.
   - Где? - насторожилась Ирина. - Мы собираемся уезжать отсюда?
   - Не беспокойся, нет повода.
   - Ты всегда мне так говоришь...
   - А ты всегда не слушаешься.
   - Я всегда беспокоюсь, - призналась Ирина, - когда  тебе  кто-то  звонит,
когда тебя кто-то спрашивает. У меня всегда ощущение от этих звонков,  будто
ты тут же исчезнешь. Может быть, все произойдет  так  же,  как  уже  не  раз
происходило у меня дома. Спим,  спим,  я  тебя  обнимаю,  слышу  рядом  твое
дыхание... А когда просыпаюсь - тебя рядом со мной  нет,  хотя  постель  еще
хранит твое тепло.
   Вспомнив это, Ирина чуть не расплакалась, но сдержала себя.  И  Глеб  это
понял.
   - Ну давай же выпьем за вас, за то, что нам так хорошо в Париже.
   - Да, хорошо, пока хорошо, - с грустью произнесла женщина, - если  бы  не
эти мерзавцы, то все было бы прекрасно.
   Она хотела добавить, что если бы еще не это чертово  письмо...  Но  опять
сдержалась, смирившись с тем, что сколько она ни  говорит,  ничего  изменить
словами,  да  и  слезами,  невозможно.  Каким  Глеб  Сиверов  был,  таким  и
останется. И у него всегда будет своя жизнь та, в  которую  она  никогда  не
будет допущена, как бы этого ни хотела.
   Подавшись немного вперед, Ирина почти умоляюще попросила:
   - Пожалуйста, рассказывай мне оба всем.
   - Что ты имеешь в виду, Ирина? Я и так всегда говорю с тобой обо всем.
   - Нет, о своей работе.
   - Зачем тебе это?
   - Я хочу знать. Мы же вместе.
   - Вот этого, дорогая, тебе лучше не знать.
   - Почему лучше?
   - Мы же хотим быть вместе? .
   - Я должна знать, что у тебя на. душе.
   - Это грязно, страшно. Зачем тебе лишние волнения, лишняя нервотрепка?
   Быстрицкая чуть-чуть обиделась, уголки губ опустились. Глеб улыбнулся.
   - Лучше допей коньяк, он тебя согреет, взбодрит. Хоть румянец появится, -
Эта ночь будет нашей, Федор? спросила женщина, жадно глотая остатки коньяка.
   - И эта, и много следующих. И мы всегда будем с тобой вместе.
   - Глеб! - воскликнула Ирина, ставя выпуклый  бокал  на  низкий  столик  и
бросаясь в объятия Глеба. - Только не уходи! Пожалуйста, не  уходи  сегодня,
когда я буду спать! Я не вынесу...
   - Успокойся, - нежно проведя ладонью по волосам женщины, сказал  Глеб.  -
Сегодня уж точно никуда я не пойду, останусь с тобой.
   - Ну и слава Богу. И завтра тоже не уходи. Может быть,  впервые  нам  так
хорошо. Мы вместе, никто не мешает, за окнами прекрасный город.
   - А бандиты? - пошутил Глеб.
   - Да ну их к черту! Я уже о них и думать забыла.
   - Вот и молодец.
   Глеб держал Ирину в своих объятиях, вдыхал  прохладный  вечерний  воздух,
смотрел на яркие всполохи  света,  пробегающие  по  потолку.  Затем  перевел
взгляд на окно. За окнами сверкали огни рекламы, с  улицы,  даже  на  третий
этаж, в распахнутые окна долетал смех, веселые голоса разноязычных туристов.
Из ближайшего ресторана слышалась музыка, опять  аккордеон,  опять  нехитрая
мелодия  и  прокуренный  голос   певицы,   немного   усиленный   микрофоном.
Раздавались сирены проносящихся машин, хлопанье дверей, и еще тысячи  разных
звуков. Город жил, не умолкая даже на ночь. И все это вместе -  этот  ночной
воздух, темное небо," тронутое заревом огромного города, уличный шум,  запах
цветущих каштанов, смешанный с едким  запахом  бензина,  запах  волос  Ирины
Быстрицкой - все это было его Парижем. Все это было их Францией.
   Глеб откинулся на спинку кресла, прижал к своей груди голову Ирины.
   - Ирина, мне с тобой очень хорошо. Так хорошо мне никогда не было.
   - И мне, милый.
   Возбуждение охватило мужчину и женщину, халаты упали на  ковер,  и  Глеб,
подхватив Ирину на руки, понес в спальню. Он чувствовал, что, возможно,  эта
ночь станет последней, проведенной ими  в  Париже,  в  уютном  отеле.  Ирина
чувствовала то же, но боялась признаться в этом даже самой себе. Ей хотелось
верить, что счастье продлится бесконечно, что  они  изо  дня  в  день  будут
засыпать и просыпаться обнявшись - вместе, а утром будут вместе  завтракать,
затем, взявшись за руки, побредут по улицам Парижа, никуда не  спеша,  будут
разглядывать витрины, улыбаться встречным прохожим. И так будет  вечно,  или
хотя бы на протяжении  еще  нескольких  дней,  которые  она  сможет  назвать
счастливыми.
   "Мы имеем право на счастье? - целуя Глеба в шею, думала Ирина.  -  Имеем,
имеем. И должны быть счастливы, и никто не должен  нам  в  этом  мешать.  Мы
заслужили свою толику безмятежного счастья. И еще я очень хочу, чтобы у меня
был ребенок, был ребенок от него. Я обязательно рожу  ему  сына,  маленького
Глеба, такого  же  сильного  и  бесстрашного,  который  всегда  сможет  меня
защитить. Конечно, когда вырастет...
   Глупые мечты, ты же знаешь - не будет так... Никогда не бывает  Так,  как
задумываешь..."
   Где-то под самое утро, когда с улицы уже  доносился  шум  деловой  жизни,
Глеб тихо поднялся,  поправил  простыню,  укутал  одеялом  обнаженные  плечи
Ирины и вышел в гостиную. Он взял  в  руки  пульт  и  принялся  переключать
телевизор с одной программы на другую. "Что же могло произойти, если они мне
назначают встречу?"
   Он просмотрел один канал, другой, еще несколько, но, просидев около  часа
перед телевизором, так и не смог прийти хоть к какому-нибудь выводу.
   "Да, скорее всего, случилось что-то из ряда  вон,  если  меня  находят  в
Париже. Но что? Неужели опять какой-нибудь псих или террористы? Как все  это
надоело! Не дают спокойно пожить. Сколько мы уже здесь?" Глеб  задумался,  и
перед его внутренним взором -  как  на  ускоренном  просмотре  кинопленки  -
пролетели счастливые дни, проведенные с  Ириной  в  Париже,  -  до  обидного
короткие.
   Так и не найдя объяснения предложению о встрече, Глеб вернулся в спальню,
забрался под одеяло. Ирина что-то промурлыкала во сне и  уткнулась  влажными
губами в плечо Глеба. Ее рука мягко легла ему на грудь, и он понял, что даже
если бы сейчас грохотали выстрелы, он не смог бы оставить  эту  женщину,  не
хватило бы сил освободиться от ее нежных объятий. Он смотрел на Ирину. Узкая
полоска света, утреннего, нежно-золотистого, падала на ее волосы, пересекала
тонкую морщинку на лбу, ложилась на веки. Ресницы едва заметно  подрагивали,
и Глеб