одстве, и никому не будет дела до того, что где-нибудь за  границей
всплывут купюры,  номера  которых  записаны  в  толстой  амбарной  книге
бухгалтерии. Плата за смерть, - думал мужчина, выезжая на  улицу.  -  Не
только за чужие смерти, но и за свою собственную. Мне приходится умирать
во второй раз".
   Сразу за перекрестком Глеб остановился и подошел к газетному киоску.
   Небольшая  очередь,  человек  пять  интеллигентного  вида,  в  очках.
Киоскерша старательно отсчитывала сдачу, подавала людям сложенные  вдвое
газеты.
   - Какое-нибудь рекламное приложение, - попросил Глеб Сиверов.
   Ему досталась толстая газета на  тридцати  страницах.  Устроившись  в
машине, он принялся листать ее. Объявления о квартирных обменах  его  не
интересовали. Точно так же, как продажа радиотехники, кошек, собак.
   Наконец,  его  внимание   остановилось   на   рекламном   объявлении,
снабженном фотоснимком - длинные ряды металлических стеллажей,  мерцание
маленьких  дверок  -  депозитарное  хранилище.  Он   пробежал   взглядом
объявление. Все его устраивало. Да и банк, где располагалось  хранилище,
находился недалеко, всего лишь в трех кварталах отсюда. Газета  полетела
на заднее сиденье, и впервые за этот  день  Глеб  Сиверов  по-настоящему
куда-то заспешил.
   Банк встретил  его  неброской  вывеской,  правда,  двери  уже  успели
поставить изящные,  из  стекла,  взятые  в  тонкую  металлическую  раму.
Стальные  сворачивающиеся  жалюзи  были  убраны.  У  самого  входа  Глеб
обменялся  взглядом  с  охранником.  Тот  молчаливо  уступил  посетителю
дорогу,  и  по  мягкому  ковру  Сиверов  отправился  в  глубину  здания,
ориентируясь по синим стрелкам, укрепленным под самым потолком.  Завидев
телекамеру, Сиверов чуть пониже наклонил голову - так, чтобы тень  упала
на его лицо.
   "Конечно, - подумал мужчина, - скорее  всего,  они  долго  не  хранят
кассеты с записью. И, скорее всего,  на  них  потом  детишки  работников
банка записывают мультфильмы. Но чем черт не шутит, лучше  не  оставлять
своего портрета".
   Наконец, после поворота, перед  Глебом  замаячила  белая  пластиковая
дверь с надписью: "Прием клиентов депозитарного хранилища". Он постучал.
   - Войдите, - послышался мелодичный голос.
   Его  встретила  приветливой  улыбкой  хозяйка  кабинета,   миловидная
девушка, чья красота тут же напомнила Глебу о  существовании  фарфоровых
статуэток.
   Девушка явно страстно хотела походить на героиню рекламных роликов.
   - Добрый день. Садитесь, - предложила она Глебу кресло и подвинула  к
нему пепельницу.
   Ее ничуть не смутил дорожный вид Сиверова, джинсы, брезентовая куртка
и потрепанная сумка на плече. Она посмотрела своими немигающими  глазами
на мужчину и, продолжая улыбаться, поинтересовалась:
   - Чем могу быть полезной?
   - Мне нужна ячейка в депозитарном хранилище. Девушка тут же  заученно
принялась объяснять:
   - У нас есть три вида ячеек. Первые очень  маленькие,  мы  их  обычно
используем для хранения драгоценностей.  Средние  -  для  наличности,  и
большие, где обычно хранят документы.
   - Мне хватит и маленькой, - улыбнулся  Глеб,  -  конечно,  если  меня
устроят условия, на которых вы  предложите  мне  воспользоваться  вашими
услугами.
   - От каждой ячейки у нас существуют два ключа -  один  отдается  вам,
второй остается у меня. Только  этими  двумя  ключами  и  можно  открыть
дверцу.
   - Хорошо. Меня это устраивает.
   - Вы хотите записать ячейку на свое имя или оставите девиз?
   - Сперва я хотел бы поинтересоваться, можно ли оплатить ячейку вперед
на год?
   - Хоть на столетие, - улыбнулась девушка,  обнажив  идеально  ровные,
белоснежные зубы. - Платить будете наличными или по перечислению?
   - Наличными.
   Служащая банка извлекла из недр своего стола типовой бланк  договора,
быстро вставила его в принтер и занесла руки над клавиатурой.
   - Каким будет ваш девиз?
   - Валькирия, - не задумываясь, ответил Глеб.
   - Пожалуйста, по буквам, - попросила служащая, явно не  понимая,  что
может обозначать это слово.
   Глеб продиктовал.
   - А теперь я прошу вас подписать эту бумагу.
   - Это обязательно? - спросил Сиверов.
   - Да.
   Нехотя он достал ручку и задумался.
   - Вы можете подписаться и не  своей  подписью.  Но  только  смотрите,
воспроизвести ее вам потом придется точь-в-точь.
   - У меня много подписей, - хмыкнул Глеб.
   - Тогда не забудьте, какой именно вы сегодня расписываетесь.
   И Сиверов размашисто подписался: "Валькирия".
   - С вас причитается восемьсот тысяч.
   - Простите, но мне некогда менять валюту.
   - Хорошо, я сделаю это за вас. Глеб отсчитал доллары.
   - Только-то и всего?
   - Если вы хотели заплатить больше, нужно было брать большую ячейку.
   Девушка открыла сейф и вынула из него два одинаковых ключика. Вернее,
они показались Глебу одинаковыми  только  на  первый  взгляд.  Потом  он
заметил, что они разнятся нарезкой.
   - Вот ваш. А этот останется у меня. Вы отправитесь сразу или  попьете
кофе?
   - А у вас цейлонский или краснодарский? - с абсолютно серьезным лицом
осведомился Сиверов.
   Девушка не удержалась и рассмеялась:
   - Кофе у меня отличный.
   - Я бы с удовольствием выпил с вами не только кофе, но, к  сожалению,
вы на службе. Пошли.
   Сиверов поднялся, девушка подошла к двери.
   - Я пойду впереди, если вы не возражаете.
   Они  шли  по  длинному   коридору,   залитому   безжизненным   светом
люминесцентных ламп.
   - Странно,  вы  совсем  не  интересуетесь  системой  безопасности,  -
сказала, не оборачиваясь, служащая банка.
   - Это потому, что я не собираюсь грабить ваше хранилище.
   Глеб  смотрел  на  стройные  бедра  женщины,  затянутые  в  короткую,
облегающую юбку.
   - Хотя в  вашем  банке  есть  одна  вещь,  которую  мне  хотелось  бы
похитить.
   - Конечно же, вы скажете - это я?
   - Разумеется.
   Не вы  первый  говорите  такое.  Наверное  клиенты  очень  волнуются,
оставляя на хранение большие ценности и говорят всякие глупости.
   Прикрыв рукой панель, служащая набрала код, и  ажурная  металлическая
решетка отъехала в сторону.
   - У вас все как в рекламе, - глядя поверх плеча  девушки,  воскликнул
Глеб.
   И впрямь, перед ним сияли полированным металлом дверцы ячеек.
   - Я проведу вас к вашей, а затем подожду у выхода.  Они  оказались  в
самом дальнем углу хранилища. Два ключа  вошли  в  отверстие,  и  дверца
распахнулась.
   - Можете просто отвернуться, - посоветовал Глеб.
   - Я должна выполнять инструкции.
   - А кто вас увидит?
   - В общем-то, ваше дело.
   Служащая банка  отвернулась.  Глеб  расстегнул  сумку,  и  прозрачный
полиэтиленовый пакет с банковскими пачками лег в прохладную нишу.
   - Теперь закрываем.
   Ключи повернулись в отверстиях, и каждый остался у своего хозяина.
   - Ну вот, теперь целый год вы можете быть спокойны.
   - Надеюсь, я появлюсь здесь раньше, - сказал Глеб.
   - Должна предупредить: разницу за срок хранения мы вам не выплатим.
   - Я появлюсь здесь, чтобы увидеть вас.
   Служащая  даже  не  восприняла  этот  комплимент  всерьез,  настолько
шутливым тоном он был произнесен.
   - А что если кому-нибудь взбредет в голову оставить здесь взрывчатку?
- поинтересовался  Сиверов  для  того,  чтобы  хоть  как-то  расшевелить
девушку.
   - Ну и фантазии же приходят  вам  в  голову!  Надеюсь,  вы  этого  не
сделали?
   - Надеюсь, этого не сделал никто из ваших клиентов.
   - Если хотите, можете застраховать свой вклад. Но это  вам  обойдется
еще...
   - Нет, я этого не буду делать, плохая примета.
   - Тогда мне только остается пожелать вам счастливого путешествия.
   - А с чего вы взяли, что я отправляюсь в путешествие?
   -  Ну  как  же?  Если  вы  оставляете   ценности,   значит,   куда-то
отправляетесь, к тому же не зная наверняка, когда вернетесь.
   - Вы ошиблись. Здесь я спрятал заначку от своей жены. Вы не верите?
   Девушка покачала головой:
   - Вы не похожи на женатого человека.
   - Хорошо, значит, я спрятал здесь недопитую бутылку водки  для  того,
чтобы опохмелиться ровно через год.
   - Вот это уже больше похоже на правду. И вообще, дела наших  клиентов
меня совершенно не интересуют.
   - А зря.
   Глеб взмахнул рукой на прощание и двинулся к выходу. На душе  у  него
стало немного легче. Еще одна часть его прошлой жизни оказалась  надежно
замурованной в подземельях банка.
   - А теперь - к Ирине, -  невесело  усмехнулся  Глеб,  глядя  на  свое
отражение в зеркальце заднего вида.
   Он не спешил тронуть машину с места.
   "Имею я право увидеть ее или нет?" - рассуждал Глеб.
   Ему страстно  хотелось  увидеться  с  Быстрицкой,  сказать  ей  слова
прощания, пообещать,  что  лишь  только  представится  возможность,  они
встретятся вновь. Но Глеб понимал: он не имеет на это права. Пусть лучше
думает, что он исчез, пусть лучше думает, что он мертв,  но  не  терзает
себя, зная правду. Ведь вполне возможно, что спецслужбы докопаются и  до
нее. Начнутся допросы, и ей будет легче  говорить  правду,  что  она  не
знает, кто  он  такой,  не  знает,  откуда  возник  и  куда  исчез,  чем
занимался. Сколько раз до этого у Глеба возникал соблазн все  рассказать
Быстрицкой, признаться в том, что  он  никакой  не  Федор  Молчанов,  но
каждый раз он находил в себе  силы  остановиться,  не  сделать  рокового
шага. И только благодаря этому он мог сейчас спокойно рассуждать.  "Если
я не сделал этого раньше, то не нужно делать  и  теперь.  Возможно,  все
обойдется, мы встретимся вновь, и она  даже  не  узнает  о  том,  что  я
собирался навсегда покинуть  ее.  Вот  только  дискеты...  Я  обязан  их
забрать. Ведь если они попадут в руки  спецслужб,  то  могут  пострадать
люди, которым я не желаю зла. И в первую очередь - Ирина".
   Глеб не доехал до ее дома полквартала, припарковал машину  во  дворах
и, отыскав ближайший телефон-автомат, набрал номер. Он ждал долго,  пока
не прозвучало гудков десять. Теперь уже стало ясно, что Ирины дома нет.
   - Ну вот, теперь можно идти, - сказал сам себе мужчина.
   Он быстро зашагал по направлению к дому Быстрицкой. Для  чего-то  еще
раз бросил взгляд на  табличку  с  адресом:  "Берингов  проезд".  Плотно
сдвинутые шторы на окнах. Обычно в такое  время  Быстрицкой  никогда  не
было дома. У нее хватало занятий на службе. Но Глеб любил делать  все  с
предосторожностями. Он поднялся на третий этаж, позвонил в дверь  и  тут
же взбежал этажом выше. Он ждал долго, затаив дыхание,  прислушиваясь  к
малейшим шорохам, доносившимся из глубин дома.
   Но квартира Быстрицкой молчала, не отзываясь ни звуком. Тогда, сжав в
руке ключ, Глеб остановился возле двери, еще раз прислушался.  Никто  не
поднимался, никто из соседей не подходил к двери. Ключ бесшумно вошел  в
отверстие, повернулся, и Глеб оказался  в  знакомой  ему  до  мельчайших
подробностей квартире.
   Чуть слышно урчал холодильник на  кухне,  капала  в  ванной  вода  из
неплотно закрытого крана. Сиверов почувствовал, как комок подкатывает  у
него к горлу, как туманится взгляд. Все здесь напоминало  об  Ирине.  Он
прошел в спальню и увидел брошенные второпях на стул колготки,  рубашку,
джинсы, в которых Ирина иногда ходила дома. Джинсы еще  хранили  местами
форму ее тела.
   Глеб опустился на колени перед стулом и, приподняв колготки, коснулся
ими своего лица. Тонкая как паутина  ткань  совсем  не  задерживала  его
дыхания, и мужчине казалось, что в этот момент он прикасается к женщине,
уткнувшись лицом в ее  бедро,  как  бывало  не  раз.  Когда  они  вместе
опускались  на  ковер,  Ирина  садилась,  прислонившись   к   тахте,   и
развязывала пояс халата. А Глеб клал голову ей на колени.  "Все,  хватит
сентиментальных воспоминаний!" - резко оборвал себя мужчина.
   Он подошел к комоду, выдвинул нижний ящик и приподнял стопку белья.
   Дискетница лежала там же, куда ее положила Ирина в его присутствии.
   - Так будет лучше, - пробормотал Глеб, опуская дискетницу в сумку.
   На  дно  ящика  он  положил  точно  такую  же,  с  чистыми,  даже  не
отформатированными дискетами.
   "Пусть думает, что хранит нечто важное. И если все обойдется, я приду
в один прекрасный вечер и заберу их, пустые. А она даже ни о  чем  и  не
догадается.
   Но если придут мои враги, пусть лучше  им  достанутся  в  руки  ноль,
пустота, небытие. Им достанется моя смерть".
   Глеб задвинул ящик и уже собирался уходить,  как  вдруг  на  площадке
послышались шаги и веселый смех. Он узнал бы этот смех даже среди толпы.
   "Ирина!" - мелькнула мысль.
   - Сейчас мы с тобой попьем кофе, - говорила женщина своему невидимому
собеседнику. "Она не одна!"
   Глеб быстро забросил свою сумку за высокую спинку тахты,  стоявшую  у
окна, и сам нырнул в эту узкую  щель.  Тахта  вплотную  не  подходила  к
стене, ей мешала батарея парового отопления.
   Ключ повернулся в замке. Из своего убежища Глеб, прижавшись  к  полу,
мог видеть только ноги входящих - две пары женских, на высоких каблуках,
туфель.
   "Она с подругой".
   - Вот видишь, как хорошо, что ты подвезла меня! - говорила Ирина. - А
ты сразу уедешь?
   - Не знаю, - низким грудным голосом  отвечала  женщина,  пришедшая  с
Быстрицкой. - Если мне у тебя понравится, может, останусь и до вечера.
   - Тебе у меня никак не может понравиться.
   - Почему?
   - Потому что тебе нравится мужское общество.
   - Только не нужно мне рассказывать, что к  тебе  не  ходит  никто  из
мужчин.
   - Ходят ко мне, но друзей с собой не прихватывают.
   - Если ты хочешь знать, Ирина,  мужчины  мне  надоели.  Хуже  горькой
редьки!
   Женщины перешли на кухню, и Глеб уже плохо различал их голоса.
   "Это же надо так глупо попасться! - думал он. - Хорош же я буду, если
Ирина догадается заглянуть за тахту и увидит меня там!"
   Потянуло запахом свежесваренного  кофе.  Глеб  уже  успел  устроиться
поудобнее, положив под голову свою сумку. Теперь ему стал виден и  целый
сектор комнаты, дверца платяного шкафа, комод  и  музыкальный  центр  на
нем.
   Вскоре послышались тихие шаги. Ирина Быстрицкая вошла в комнату.  Она
ступала босиком, смешно поджимая пальцы ног. Женщина остановилась  перед
платяным шкафом и через голову сбросила блузку. Она разделась, оставшись
в одном белье. Глеб, затаив дыхание, следил за  ней.  Ему  так  хотелось
прикоснуться к ее телу рукой, еще раз поцеловать  ее,  обнять...  Но  он
понимал: нужно оставаться здесь, в укрытии, и  ничем  не  выдавать  свое
присутствие. Щелкнула  застежка  бюстгальтера,  и  в  полумраке  комнаты
забелела обнаженная грудь, тонкая полоска  кружевных  трусиков.  Женщина
запрокинула голову, выдернула заколки из волос, и те рассыпались  по  ее
плечам. Затем, словно что-то заподозрив, Ирина замерла  и,  скрестив  на
груди руки, как бы прикрывая свою наготу, повернулась к постели.
   Глеб наверняка знал, что, стоя у шкафа, его невозможно  заметить.  Он
смотрел сквозь узкую щель из полной темноты в слабо освещенную  комнату.
Ирина медленно опустила руки, расправила волосы.
   Глеб смотрел на нее, стараясь запомнить такой. Никогда еще Быстрицкая
не казалась ему такой красивой,  не  казалась  такой  желанной.  Великий
соблазн - подсматривать за человеком, когда он не подозревает об этом, к
тому же если этот человек очень близок тебе.
   Ирина улыбнулась сама себе и, взяв прядь своих длинных волос,  зажала
их в пальцах. А затем, словно кисточкой, поводила ими по губам.
   - Какая же я глупая! - внезапно вслух произнесла она. А  затем,  чуть
прищурив  глаза,  посмотрела  прямо  туда,  где   прятался   Глеб.   Ему
показалось, ее взгляд проникает ему в душу.
   Быстрицкая не торопясь развернулась, подошла к шкафу, набросила  себе
на плечи халат и вышла из комнаты.
   Наконец Глеб вспомнил,  что  нужно  дышать.  Но  передышка  оказалась
слишком короткой. Вскоре  обе  женщины  вошли  в  спальню.  Подругу  или
знакомую Ирины Сиверов не знал. Он видел ее впервые.  Стройная,  немного
молодящаяся блондинка с холодным взглядом.
   - Галя, посмотри, -  сказала  Быстрицкая,  присаживаясь  на  корточки
возле комода и выдвигая нижний ящик.  В  ее  руках  блеснул  целлулоидом
пакет, затрещала отрываемая клейкая лента.
   - Ой, какая прелесть! - воскликнула Галя, принимая из рук  Быстрицкой
блузку, еще сколотую булавками.
   - Если хочешь, могу тебе продать. Мне она успела разонравиться.
   - Но ты же ее еще ни разу не успела надеть!
   - Ну и что?
   Галя покачала головой.
   - Наверное, ты меня обманываешь. Она не нравится не  тебе,  а  твоему
мужчине. И вообще, почему ты делаешь из своих отношений с  ним  какую-то
тайну?
   Никогда мне его не показываешь, никогда не рассказываешь о нем.
   - Да нет у меня никого, - улыбнулась Ирина.
   - Рассказывай, рассказывай... Я по глазам  вижу  женщину,  у  которой
никого нет. А ты ходишь по улицам так, словно бы  вокруг  не  существует
мужчин. Ты ни  на  кого  не  бросишь  восхищенного  взгляда.  А  если  и
посмотришь на кого, то явно в мыслях сравниваешь его  с  тем,  кто  тебе
дорог.
   - Ну ладно, конечно же, у меня есть любовник.
   - Вот теперь ты не обманываешь, - подруга Ирины отошла к тахте и села
на нее так, что Глеб мог видеть только ее  ноги  в  туфлях  на  высоких,
подбитых металлическими подковками, каблуках.
   Она сидела так близко от  него,  что  можно  было  протянуть  руку  и
обхватить ее стройную щиколотку большим и указательным пальцами.
   - А почему ты никак не выйдешь замуж? Он что, женат?
   - Да знаешь...  -  замялась  Ирина,  ей  явно  не  очень-то  хотелось
рассуждать на эту тему.
   А Галя настаивала:
   - Да ты хоть мне его фотографию покажи.
   - Нет у меня фотографии, - вконец растерялась Быстрицкая.
   - Ну, знаешь... - голос Гали звучал даже сердито, - тогда  могу  тебе
сказать: он последняя сволочь! Да ты, наверное, даже и не знаешь, где он
живет?
   - Давай не будем об этом. Как тебе блузка?
   Ноги Гали на какое-то мгновение исчезли из поля зрения  Глеба.  Затем
он увидел, как падает на пол сарафан женщины.  Следом,  на  ковер  упало
несколько булавок. Подруга  Ирины  вышла  на  середину  комнаты.  Блузка
прикрывала ее бедра до середины.
   - По-моему, вполне ничего. Но смотрится как-то уж слишком по-девичьи.
   - А ты и так всегда молодишься. К тому же с  юбкой  будет  смотреться
немного строже.
   -  А  я  не  хочу  выглядеть  строго,  я  должна  быть  доступной   и
привлекательной.
   - Тогда расстегни верхнюю пуговицу  и  никогда  не  заправляй  блузку
слишком плотно  в  юбку.  Вырез  должен  быть  такой,  чтобы,  когда  ты
наклонишься, в нем могла мелькнуть твоя грудь.
   Галя засмеялась.
   - Моя грудь слишком большая для того, чтобы мелькать. Глеб был  готов
уже скрежетать губами. Эти глупые разговоры окончательно доконали его.
   "Как хорошо, что Ирина не знакомила меня со своими подругами, иначе я
зашелся бы от тоски.  И  как  могут  быть  интересны  женщинам  все  эти
идиотские штучки, рюшечки, кружева? - но тут же он оборвал себя. - Самое
странное, что все эти рюшечки и кружева интересны не  столько  женщинам,
сколько мужчинам. Ведь это ради них устраиваются  маскарады,  и  женщины
готовы полдня рассуждать, стоит ли  расстегивать  вторую  пуговичку  для
того, чтобы в разрезе мелькала грудь, или нет".
   - Если ты не против, Ирина, то я поношу ее пару дней, а расплачусь  с
тобой немного позже.
   - Да, у меня не горит с деньгами.
   - Ну как же, наверное, твой любовник очень состоятельный мужчина.
   Ирина пожала плечами.
   - Ну-ну, не притворяйся. Я даже готова тебе простить, если он стар  и
на его голове лысина, отполированная до зеркального блеска.
   - Да нет, что ты!
   - Не притворяйся. А иначе  почему  ты  не  хочешь  показать  мне  его
фотографии,  не  хочешь  с  ним  познакомить?  Может,  ты  начнешь   мне
рассказывать, что он какой-нибудь полярный летчик? - Галя  взглянула  на
часы. - Мне пора.
   - Тебе не понравилось у меня, и ты передумала оставаться? Мы могли бы
поговорить, посплетничать...