гновенно  понял,  что  между  тем,  что  говорил
полковник несколько секунд назад, и тем, что он думает  на  самом  деле,
простирается огромная пропасть.
   Полковник перехватил его  взгляд  и  едва  заметно  усмехнулся  самым
краешком большого, твердо очерченного рта.
   - Впрочем,  -  сказал  он,  подтверждая  догадку  майора,  -  в  тылу
оставлять ничего  нельзя.  Надо  аккуратно  пощупать  эту  самую  секту,
присмотреться.., а вдруг? Хотя, конечно, шансов мало.
   - Секты - это же полковника Лесных вотчина, - сказал майор. -  Может,
мы это дело ему.., того?
   - Сам ты - того, - в своей  обычной,  предельно  "корректной"  манере
сказал  полковник.  -  Подумай  сам:  если  все,  что  в  этой  статейке
прописано, правда, то Лесных просто не мог такую, мать ее, банду у  себя
под носом не  заметить.  Может,  он  ее  давным-давно  разрабатывает,  а
может.., может, и что другое.
   В любом случае входить с ним в контакт по этому делу  пока  рановато.
Сначала следует присмотреться к этому их чародею... А журналиста  своего
подними на смех и шугани, чтоб под ногами не путался.
   Впрочем, пардон. Лучше запри его пока  на  одной  из  наших  квартир.
Объясни, что это для его же безопасности, пусть не рыпается. Но на  смех
подними обязательно, причем так, чтобы об этом  знало  побольше  народу.
Усек?
   - Не вполне, - признался майор. - Должен ли я понимать это  так,  что
данное направление расследования следует считать приоритетным?
   Полковник некоторое время  молча  смотрел  на  него,  забыв  о  своей
сигарете.
   - Ты сам-то понял, чего сейчас сказал? - поинтересовался он  наконец.
- Ей-богу, впору толковый словарь в кабинет тащить, чтобы с собственными
.подчиненными без переводчика общаться.
   - Это да или нет? - нимало не смутившись, уточнил майор.
   - Скорее да, чем нет, - ответил Малахов. -  Окончательного  ответа  я
жду от тебя.

***

   Андрей Владимирович Шилов,  специальный  корреспондент  прекратившего
накануне свое существование "Молодежного  курьера",  безуспешно  пытался
напиться.
   Было три часа ночи, сигареты кончились, а вторая по счету и последняя
из имевшихся в его распоряжении бутылка водки  опустела  уже  более  чем
наполовину, но хмель обходил Андрея Шилова  стороной.  Его  до  сих  пор
трясло при воспоминании о том, во что превратили  редакцию  эти  чертовы
фанатики.
   Отвратительнее всего, по его мнению, было то облегчение,  которое  он
испытал в первый миг после того, как понял, что смерть, метившая в него,
прошла стороной. Потом на смену облегчению пришел жгучий стыд, и  только
после этого на него свалилась ошеломляющая огромность происшедшего.
   Он никого не подозревал. Ему не нужно было подозревать, потому что он
знал, - знал точно так же, как и то, что Земля имеет форму сплюснутого с
полюсов шара. Он был уверен, что, окажись он в редакции  в  тот  момент,
наверняка опознал бы террориста -  если  не  по  лицу,  то  хотя  бы  по
особенному, ни на что не похожему рыбьему выражению глаз. У них  у  всех
было одинаковое выражение глаз, когда они молились,  вернее,  когда  они
занимались  тем  отвратительным  действом,  которое  называлось  у   них
молитвой. Этот стон у нас песней зовется... Ах ты. Господи!..
   Андрей налил рюмку до краев и, обильно расплескивая водку, поднес  ее
ко рту. Это было все равно что хлестать уксус: вкус был  отвратительный,
горло жгло, но облегчение не наступало.
   Хуже всего было то, что люди в штатском, которым  он  рассказал  свою
историю, похоже, ему не поверили. Да что там - похоже! Они же так ему  и
сказали,  избегая,  впрочем,  прямых  формулировок..,  привычно  избегая
прямых формулировок и твердо глядя при этом ему в глаза этим  их  сучьим
взглядом: не волнуйтесь, гражданин, теперь, когда за  дело  взялись  мы,
вам совершенно не о чем  беспокоиться...  Все  верно,  подумал  он,  все
правильно. С одной стороны, разговоры  о  сектантах,  которые  стаканами
пьют кровь православных  младенцев,  давно  навязли  у  всех  на  зубах.
Сколько можно, в самом деле...  Священников,  как  православных,  так  и
католических, понять можно: они веками не знали  конкуренции,  а  тут  -
здрасьте-пожалуйста  -  секты!   Протестанты   всех   мастей,   какие-то
подозрительные кришнаиты в розовых простынях и даже, черт бы их  подрал,
сатанисты... Народ, глядя на то, как церковная верхушка прямо на  глазах
сращивается  с  государственной  властью,  которая,  в   свою   очередь,
становится все больше похожей на  воровской  сходняк,  валом  повалил  к
новоявленным пастырям, а это, как ни  крути,  прямые  убытки  для  обеих
официальных церквей. Вот они и бьют во все колокола." А тут еще некто А.
Шилов со своей статейкой:  крапивинские  сектанты-де  прячут  в  подвале
оружие. У умного,  в  меру  скептичного  человека  такая,  с  позволения
сказать, сенсация на подобном  фоне  вызовет  только  здоровый  смех  да
вполне резонный вопрос: а сколько, интересно знать, заплатили попы этому
самому А. Шилову?
   Он с размаху взъерошил свою смоляную  шевелюру,  зарылся  пальцами  в
густые пряди и сильно дернул.
   Легче не стало.
   - Твари, - вслух сказал он, и в пустой прокуренной квартире голос его
прозвучал испуганно и дико. - Ах вы, твари, -  повторил  он  и  принялся
копаться в пепельнице, выуживая из нее бычок подлиннее.
   Это с одной стороны, думал он, нервными затяжками раскуривая чинарик,
с расплющенного конца которого на стол сыпались горячие угольки. Один из
угольков упал на его голое предплечье,  и  он  раздраженно  смахнул  его
прочь. С другой стороны, такая мощная и хорошо  вооруженная  организация
вряд ли смогла бы долго оставаться незамеченной менее чем в часе езды от
Москвы, если бы ей не помогал кто-то наверху.  Кто-то,  кто  скрывал  ее
существование, о котором знал по долгу  службы...  Структура  спецслужб,
конечно же, сильно изменилась со  времен  тотальной  слежки  и  массовых
репрессий, но  не  настолько,  чтобы  люди,  отвечающие  за  федеральную
безопасность, проморгали наличие у себя под носом хорошо  организованной
и отлично  вооруженной  группы,  которая  к  тому  же  так  широко  себя
рекламирует.  Андрей  на  мгновение  замер,  глядя  прямо  перед   собой
остановившимся взглядом. Версия вырисовывалась довольно стройная, и  он,
не удержавшись, мысленно  похвалил  себя  за  сообразительность.  Ай  да
Шилов, ай да сукин сын!
   "Вот именно, - немедленно сказал  он  себе,  -  сукин  сын.  Ты  хоть
знаешь, что ты сейчас придумал?
   Ты смерть свою придумал, блаженный!  Ведь  если  есть  во  всем  этом
полуночном бреде хоть одна крупица  правды,  то  жить  тебе  осталось  с
гулькин хрен.
   Мало тебе было той статьи, так ты еще сегодня перед ними  распинался,
Цицерон недоделанный..."
   Он снова замер, лихорадочно пытаясь  придумать,  что  же  ему  теперь
делать. Сам того не замечая, он был-таки уже изрядно на взводе, и  мысли
его неслись вскачь  с  вдохновенной  скоростью  не  вполне  трезвого  да
вдобавок смертельно напуганного иноходца. Как ни крути, получалось,  что
жизнь его теперь не стоила ломаного гроша,  и  спасение  утопающих,  как
всегда,  было  делом  самих  утопающих.  Прятаться  от  ФСБ  он   вполне
справедливо считал делом  гиблым  и  бессмысленным,  дающим  к  тому  же
гипотетическим  преследователям  пусть  призрачное,  но  тем  не   менее
неоспоримое моральное преимущество. На воре, как известно, шапка  горит,
и он не собирался подставлять спину  под  "случайную"  пулю.  Оставалось
одно:  распутать  это  дело  самостоятельно.  Когда  у  него   накопится
достаточно улик, он найдет, к кому обратиться...
   Теперь он уже жалел о том, что пил почти всю ночь, пытаясь  заглушить
страх. Пьяный или не пьяный, но он был накачан алкоголем по самые брови,
и первый попавшийся  гаишник  мог  предъявить  ему  вполне  обоснованные
претензии. Честно говоря, он сильно сомневался в том, что  сможет  вести
машину в таком состоянии. Но дома оставаться тоже было  нельзя:  он  был
уверен, что, поступив подобным образом, не доживет  до  утра.  Возможно,
уже сейчас было поздно.., возможно, убийцы  уже  караулили  под  дверью,
осторожно пробуя замок.
   Он настороженно прислушался. В квартире было тихо, только  размеренно
капала вода из неисправного крана в ванной да надоедливо  жужжала,  явно
нацеливаясь перегореть в ближайшее  время,  электрическая  лампочка  над
головой.
   Он вскочил и, не давая себе времени на дальнейшие раздумья,  принялся
с лихорадочной скоростью упаковывать свою  дорожную  сумку.  Собственно,
упаковывать было почти нечего: вернувшись с последнего задания, он  даже
не удосужился открыть ее, поскольку сдавать  собранный  материал  теперь
было некому. В сумке лежал диктофон с запасом кассет, старенький "никон"
в обшарпанном кожаном футляре с двумя  сменными  объективами,  резервная
пачка сигарет, о которой он, слава богу, начисто позабыл во время  своей
пьянки, блокнот, пара шариковых ручек и (на всякий случай) моток бинта в
вощеной аптечной бумаге. Ко всему этому он добавил две смены белья и все
деньги, которые были в доме.
   Подумав  всего  секунду,  он  отодвинул  холодильник  и   извлек   из
примитивного тайника газовый пистолет. Пистолет он  засунул  за  пояс  и
совсем было уже пошел к  дверям,  когда  чертова  пушка,  кувыркнувшись,
выпала из-под старой ослабшей резинки и глухо брякнулась на пол.
   Только теперь он заметил, что собрался отправиться  на  свое  опасное
предприятие, одетый только в  старые  спортивные  штаны,  которые  носил
дома, и домашние же  шлепанцы.  Коротко  выматерившись,  Андрей  натянул
джинсы и фуфайку, сунул ноги в разбитые  кроссовки,  набросил  на  плечи
кожаную куртку и, подхватив за ремень стоявшую в прихожей  сумку,  вышел
из квартиры, сжимая в кармане рукоятку пистолета.
   На лестничной площадке никого не было. Никто не  поджидал  его  ни  в
лифте, ни в подъезде, ни на улице.
   Это немного успокоило его, но до полного спокойствия было еще очень и
очень далеко.
   Он немного постоял возле своих "Жигулей", беспечно брошенных накануне
прямо во дворе, положив горячую ладонь на холодный капот и  в  последний
раз взвешивая все "за" и "против". Решив, наконец, что рисковать  лишний
раз не стоит, он дружески хлопнул "жигуленок" по влажной крыше и зашагал
к бетонной арке, которая вела со двора на улицу. Перед  аркой  он  снова
напрягся, но и там было пусто, лишь ночной ветерок с  шорохом  гонял  по
асфальту какие-то мятые бумажки.
   На углу возле призрачно  освещенного  дежурными  лампами  гастронома,
похожего на заброшенный аквариум, он поймал такси, которое быстро и  без
проблем доставило его на Белорусский вокзал. Когда он вышел из машины на
привокзальной площади,  его  часы  показывали  половину  пятого.  Андрей
бездумно  раздраконил  резервную  пачку   сигарет,   пустив   по   ветру
целлофановую обертку, и закурил, не торопясь трогаться с места.
   Он стоял, слегка поеживаясь на прохладном ночном  ветру,  и  старался
привести в порядок свои растрепанные мысли. Теперь, когда ночной холодок
немного развеял алкогольный туман, все его предприятие вдруг  показалось
Андрею безумной и абсолютно никчемной затеей.  Вокруг  него,  надрываясь
под тяжестью полосатых и клетчатых китайских баулов, сновали озабоченные
мешочники из братской республики, в отдалении, мирно о  чем-то  беседуя,
профланировали два милиционера, ветер доносил  с  перрона  неразборчивое
бормотание репродукторов, подъезжали и  отъезжали  такси,  возле  пункта
обмена валют  стояла  длинная  терпеливая  очередь  -  жизнь  шла  своим
чередом, в ней был свой, пусть завиральный,  смысл,  и  свой,  пускай  и
очень относительный, порядок. То, что он  напридумывал,  сидя  в  пустой
квартире за двумя бутылками  водки,  казалось  теперь  бредом,  которому
место разве что на телеэкране да еще на  страницах  детективов  в  ярких
обложках, что продаются на каждом углу.  Похоже  было  на  то,  что  его
профессия сыграла с ним дурную шутку, выгнав посреди ночи из дома.
   Он вдруг почувствовал себя страшно усталым и очень пьяным.  Некоторое
время он  нерешительно  топтался  на  краю  тротуара,  но  в  результате
все-таки направился к зданию вокзала.  В  конце  концов,  рассуждал  он,
взрыв в редакции ему все-таки не померещился.., да и разве дело в  одном
только взрыве?
   Вреда от его расследования не будет никакого, надо только быть  очень
осторожным и постараться не попадаться на глаза тем,  кто  знает  его  в
лицо. Конечно, в теплой квартире уютнее, чем на холодном ветру,  но  там
сам  воздух,  казалось,  был  насквозь  пропитан  алкоголем,  страхом  и
сумасшествием. Нет, решил он, убийцы там или не  убийцы,  но  оставаться
дома было бы смерти подобно. И хорошо, что он выскочил  из  квартиры  ни
свет ни заря: кто рано встает, тому  Бог  подает,  или,  говоря  другими
словами, раньше сядешь - раньше выйдешь.
   Купив  в  пригородной  кассе  билет  до   платформы   Крапивная,   он
остановился перед расписанием. Оказалось, что первая электричка в нужном
ему направлении отправляется меньше чем  через  двадцать  минут.  Андрей
заторопился. В круглосуточном буфете он  приобрел  гамбургер  и  бутылку
минеральной воды. От пива он решил воздержаться, поскольку  и  без  пива
был уже хорош.  Побросав  снедь  в  сумку,  он  поспешно  направился  на
платформу  и  втиснулся  в  переполненную  электричку.  Он   рассчитывал
перекусить в вагоне, но совсем позабыл о дачниках,  которых  здесь  было
полным-полно. Ему немедленно оцарапали физиономию растопыренными ветками
какого-то куста, оттоптали обе ноги и  больно  ткнули  в  ребра  твердым
черенком  какого-то  сельскохозяйственного  орудия,  обозвав  при   этом
алкашом. Все эти  неприятности  ничуть  не  смутили  его.  Напротив,  он
наконец-то пришел в себя. Все это были реалии  трезвого  дневного  мира,
хотя совсем недавно он полагал окружавшую его  реальность  чем-то  вроде
запутанного ночного кошмара. Господи, что он знал тогда о кошмарах?..
   Электричка плавно, без единого толчка, тронулась и  пошла,  осторожно
выбираясь из путаницы  подъездных  путей.  Вырвавшись  на  свободу,  она
пронзительно свистнула и с нарастающим воем исчезла  среди  подмосковных
полей и перелесков.
   Оставшийся на перроне неприметный человек в удлиненной кожаной куртке
и бейсбольной шапочке с недавно вошедшей в моду  надписью  "Я  далек  от
мысли"  проводил  ушедшую  электричку  безразличным  взглядом,  еще  раз
внимательно осмотрел опустевшую платформу и неторопливо зашагал прочь.
   Пройдя здание вокзала насквозь, он вышел на улицу, повернул за угол и
оказался в узком закоулке  между  стеной  вокзала  и  грязной  гранитной
стеной железнодорожного моста. Отыскав в ряду висевших здесь  таксофонов
исправный, он по памяти набрал номер и что-то коротко сказал в трубку.

Глава 3

   Поток ринувшихся к выходу дачников вынес Андрея Шилова на  платформу,
где он наконец сумел расправить плечи  и  вздохнуть  полной  грудью.  Он
подвигал локтями и плечами, ощущая себя смятым,  как  пустая  сигаретная
пачка, и поправил на плече ремень сумки.
   Дачники уже спустились вниз и, разбившись на несколько  ручейков,  до
смешного  напоминавших  деловитые  колонны   учуявших   сахарный   сироп
муравьев, по многочисленным, хорошо утоптанным тропинкам  устремились  в
придорожный березняк. Андрей в последний раз встряхнулся,  прислушиваясь
к удаляющемуся позвякиванию их амуниции, и тоже спустился вниз.
   Он планировал, войдя в перелесок, устроить себе буколический  завтрак
на каком-нибудь пеньке.
   В животе урчало от голода, и он всю дорогу не мог забыть о лежавшем в
сумке гамбургере, который, словно издеваясь, источал  призывный  аромат,
пробивавшийся даже сквозь ткань сумки. Андрей всегда придерживался  того
мнения, что великие - да и малые, коль уж на то пошло,  -  дела  следует
совершать на  полный  желудок,  чтобы  урчание  в  животе  не  отвлекало
одинокого героя от решения глобальных  проблем.  Присаживаясь  на  ствол
поваленной ветром березы в нескольких шагах от тропинки, он отметил, что
снова настроился на привычный  иронический  лад.  Жизнь  брала  свое,  и
пропитанная пьяным ужасом московская  квартира  теперь  казалась  просто
дурным сном, приснившимся в полнолуние, скажем, в прошлом году, а  то  и
раньше.
   - Все правильно,  -  сказал  он  вслух,  расстегивая  замок  сумки  и
благожелательно  оглядывая  голый  еще   перелесок,   засыпанный   серой
прошлогодней листвой. - Мертвым - земля, а живым - жизнь.
   Он заглянул в сумку, и настроение у него моментально упало. Проклятые
дачники  так  интенсивно  толкались,  что  его   вожделенный   гамбургер
превратился в неаппетитное месиво, равномерно размазанное по всей сумке.
Есть это было нельзя.
   Он был не настолько голоден,  чтобы,  как  бродячий  пес,  вылизывать
кетчуп и майонез из распотрошенной сумки.
   Бутылка минеральной не пострадала, если не считать того, что она была
выпачкана, как и все остальное, но обмануть голод минералкой не стоило и
пытаться: Андрей хорошо изучил свой желудок и знал, что тот предпочитает
мясо. "Черт, - подумал он, - надо было все-таки  взять  пиво."  Горестно
вздыхая и сыпля унылыми ругательствами, он принялся чистить сумку.
   Когда с этим печальным делом было покончено,  Андрей  все  же  открыл
бутылку и стал, прихлебывая из горлышка и невольно морщась от отвращения
и досады, составлять план предстоящей кампании.
   О том, чтобы вести прямые расспросы или попросту, как в прошлый  раз,
заявиться в молитвенный дом, не могло быть и речи, если, конечно, он  не
хотел покончить с собой. Следовало пройтись  по  поселку  и  постараться
хоть что-нибудь подсмотреть, не привлекая к себе внимания. Легко сказать
- не привлекая внимания,  подумал  Андрей,  с  гадливостью  отставляя  в
сторону бутылку и закуривая  сигарету.  На  том  собрании  было  человек
двести, если не больше, и  почти  все,  насколько  он  понял,  -  жители
поселка. Хорошо было какому-нибудь Шерлоку  Холмсу  расхаживать  по  уже
тогда насчитывавшему не один миллион жителей Лондону в привязной  бороде
и матросской шапочке. Из мха, что ли, бороду сделать?..
   Оружие. Надо найти оружие, вот что. И сфотографировать. А еще лучше -
взрывчатку.  Одно  дело  -  написать  статейку  со   слов   пьяного   до
остекленения   мужичонки-истопника..,   как   его   звали-то?   Василий,
кажется... Да, точно, Василий Рукавишников. Он очень просил не  называть
его имени, опасался, надо понимать, мести, хоть и  пьян  был  просто  до
безобразия.
   Трезвый ни за что не распустил бы язык, ни за  какие  деньги,  потому
что мертвым деньги ни к чему.
   ...В тот, самый первый, раз Андрей приехал  в  Крапивино  по  заданию
редакции. Имя Александра Волкова, до той поры никому не известное, вдруг
зазвучало едва ли не на каждом углу. О нем говорили старушки в  очередях
и увешанные бриллиантами дорогие потаскухи на светских раутах,  банкетах
и презентациях. Шилов не  усматривал  в  этом  ничего  удивительного:  в
смутные времена каждому хочется верить в чудо, и всевозможные колдуны  и
маги всех мыслимых цветов и оттенков начинают плодиться, как тараканы. В
Москве  появились  листовки,  расклеенные  на  досках   объявлений,   на
рекламных  тумбах,  фонарных  столбах  и   просто   на   стенах   домов.
Размноженное на ксероксе  бородатое  лицо  с  пронзительными  глазами  и
широким лбом смотрело  с  сероватых  листков.  Напечатанный  ниже  текст
обещал научить любого желающего жить  в  мире  с  собой  и  Вселенной  и
преуспевать, несмотря  ни  на  что.  Это  было  именно  то,  что  нужно:
разговоры о чудотворце из Крапивино с каждым  днем,  казалось,  набирали
силу, хотя до популярности Кашпировского  и  Чумака  Александру  Волкову
пока было далековато.
   Так или иначе, материал мог получиться интересный, а независимая,  да
еще и молодежная газета просто обязана быть интересной, чтобы оставаться
на плаву, и  специальный  корреспондент  Андрей  Шилов