жением, с толпами народа, шумом, гамом, лязгом  и
воем сирен Пырьевск казался мертвым городом. Словно чума или
нейтронная бомба выкосила все живое. Даже собак и  котов  не
видно.
     - Господи, и куда это я попал...
     Белая "Волга" стала серой, как хамелеон, который, попав
в  новую среду, тут же меняет окраску. Машина, подняв  клубы
пыли, остановилась у магазина. Хотелось выйти и крикнуть:
     - Ау! Люди!
      Но вместо этого Кирилл Андреевич терпеливо ждал. Время
у него было. В магазине происходило движение, что именно, не
понять.  На улице светло, внутри темно, за большими грязными
стеклами, забранными толстыми решетками, беззвучно двигались
тени,  затем  раздался истошный женский вопль,  от  которого
моментально  остановился бег крови  в  жилах.  Две  тени  за
ab%*+.,   замерли.  Дверь  магазина  внезапно  со   страшным
грохотом  отворилась. Пружина сорвалась с гвоздя и,  жалобно
звякнув, повисла.
      На  крыльцо  вывалился мужик в галифе с  лампасами,  в
майке-соколке  и в офицерской фуражке, одетой по-реперски  -
козырьком  назад.  В  руках небритый  мужик  держал  бутылку
водки.  Он  резко обернулся, метко плюнул в  дверной  проем,
складно  выругался матом и сел на крыльцо, всем своим  видом
показывая, что если только кто-нибудь попробует выйти...  Из
дверного проема выглянули две женщины.
     Мужик самозабвенно, сладострастно зажал язычок пробки в
прокуренных  зубах  и  стал медленно  поворачивать  бутылку,
словно ввинчивал ее в воздух. Взвесил пробку на языке, затем
далеко  сплюнул. Проследив траекторию полета, он  запрокинул
голову, закатил глаза, закрутил содержимое бутылки винтом и,
держа  бутылку на отлете, вылил пол-литра водки в разверстую
пасть,  ни разу не остановившись, не переводя дыхания,  даже
кадык не дрогнул. Пустую бутылку истинный сын своей земли  -
пырьевец - чинно поставил на крыльцо.
      Несколько  мгновений  мужчина  отслеживал  в  глубинах
организма полученное удовольствие. Наконец он сумел  перейти
из  одного  состояния  в  другое  -  из  созерцательного   в
счастливое.  Теперь  для  полного  кайфа  не  хватало   лишь
сигарет.  Только сейчас пьяница обратил внимание на  пыльную
"Волгу"  с  опущенным боковым стеклом. Он  уперся  руками  в
ступеньки,  с  трудом оторвал задницу  от  пыльных  досок  и
вразвалочку направился к машине:
     - Земеля, здорово!
      -  Здравствуй, - сказал Кривошеев, давно  отвыкший  от
подобного обращения.
      - Ты че тут стоишь на солнцепеке? В тенек бы заехал, а
то вон машина какая грязная. Мужик провел рукой по капоту:
     - Угости табачком, а?
       Кирилл   Андреевич   хотел  протянуть   только-только
распечатанную  пачку  "Мальборо",  но,  несколько  мгновений
подумав,  сообразил, что после того, как этот мужик подержит
пачку  в руках, она станет непригодной к употреблению. "Черт
бы тебя побрал".
       Кривошеев   вытряхнул  несколько  сигарет   и   подал
незнакомцу.  Тот  сразу  же сунул  сигарету  в  рот,  вторую
заткнул  за ухо, а затем жестом, ударив пальцами  о  ладонь,
показал  недогадливому водителю, что и огонька не мешало  бы
предложить.
      -  Дал  дерьма, дай и ложку. Кривошеев щелкнул дорогой
зажигалкой, поднес ее к сигарете. Мужик затянулся.
      -  За  дым спасибо не говорят, - сообщил он, а  затем,
повертев сигарету в пальцах, произнес:
     - Это че, по-твоему? - и сам же ответил:
     - Палочка здоровья, - и заржал.
      - Слушай, - уже без душевных страданий перешел на "ты"
Кривошеев,  у  него язык не поворачивался назвать  подобного
типа   на  "вы",  после  этого  мужик  в  майке  мог  вконец
обнаглеть, - где тут у вас больница?
      - У нас две больницы, - гордо сообщил абориген, - но я
'-  n,  в  какую тебе надо, ты хорошо одет, значит,  тебе  в
дурдом. Родню приехал проведать?
      -  Что ж, может быть, - сказал Кривошеев, похолодев  в
душе,   что   его  раскусил  какой-то  алкоголик,   раскусил
мгновенно, с двух фраз.
      "Вот дедукция, - подумал Кирилл Андреевич, - наверное,
водка мозги просветляет".
      -  Значит  так,  дядя, - сказал  абориген,  -  поедешь
вначале прямо, там увидишь автобусную остановку с поломанным
козырьком. Понял меня?
     Кривошеев кивнул, остановка виднелась метрах в ста.
      -  Там  не останавливайся, тебе туда не надо.  Дуй  от
остановки  прямо,  улица упрется в забор,  на  нем  написано
"хер"  и нарисована стрелка, так вот по стрелке и повернешь.
Будешь  ехать под горку, потом повернешь, - мужик задумался,
посмотрел  на небо, затем на свои руки, - налево, -  наконец
определил  он направление, - и оттуда едь прямо до  железных
ворот, дальше тебя не пустят. Понял?
     - Спасибо.
      Женщины  выскользнули из магазина,  как  две  тени,  и
быстро, пока мужик не вспомнил о них, скрылись за углом.
     - Смотри, че сейчас будет, смотри, как я их построю.
      Кривошеев  не  стал  говорить истязателю,  что  жертвы
ускользнули.  Мужик  расправил плечи, надул  небритые  щеки,
сжал  кулаки  и,  свирепея  на  глазах,  враскачку  пошел  к
магазину. Пыльная "Волга" сорвалась с места.
      На заборе и впрямь оказалась надпись "хер", но стрелки
не  было. "Волга" повернула направо, затем поехала под  гору
и,  преодолев  множество  ухабов и рытвин,  оказалась  перед
железными воротами.
      Виктор  Феликсович Кругловский вышел к гостю  в  белом
накрахмаленном халате и белой шапочке. Было ясно, что каждый
день  он  так  не одевался. Из кармана халата торчала  ручка
молоточка, в пальцах главврач вертел ключ. На кармане халата
красовался   бэйджик,  привезенный  явно   с   какого-нибудь
областного семинара двухлетней давности.
      -  Вообще-то мы транспорт на территорию не пропускаем,
но для вас я делаю исключение.
      -  Спасибо,  -  Кривошеев  подъехал  прямо  к  крыльцу
двухэтажного  деревянного здания,  в  котором  располагались
кабинеты и склад медикаментов.
      Двухэтажный дом с деревянными колоннами был  аккуратно
выкрашен  и  казался игрушечным. Картинка, в общем-то,  была
идеалистической.  Вокруг дома - фруктовые  деревья,  яблоки,
груши, поспевающие сливы. Но что-то во всем этом раздражало,
и  Кривошеев  понял, что именно. В старом деревянном  здании
стояли стеклопакеты с зеркальными тонированными стеклами,  в
которых  отражался  неприглядный пейзаж -  забор  с  колючей
проволокой,  загоны, обнесенные сеткой, и четыре одноэтажных
барака  с  почерневшими  шиферными крышами  и  решетками  на
окнах.
      Неподвижность пейзажа нарушала медленно ползущая рыжая
кляча, запряженная в телегу, на которой мужик в сером халате
перевозил бидоны. Те иногда ударялись друг о друга, и  тогда
/%)' & был готов рассыпаться от грохота.
      -  Это водовоз едет, - пояснил Кругловский. - Прошу ко
мне, - и он широким жестом указал на крыльцо.
     - Водопровода, что ли, нет?
     - Есть, но не везде он действует.
      Кривошеев  двинулся за главврачом.  Они  оказались  на
втором  этаже в большом кабинете с четырьмя окнами. Двигаясь
по  коридору,  полковник  налоговой полиции  догадался,  что
главврач Кругловский повел его не через приемный покой,  где
скорее  всего  находится  секретарша,  а  через  специальную
дверь.
      Кабинет был просторный, очень светлый, прямо за окнами
качал ветками фруктовый сад. Стволы были аккуратно побелены.
Казенный   порядок,  чистота  на  асфальтированных  дорожках
нагнали   на   полковника  Кривошеева   невыразимую   тоску.
"Настоящая тюрьма, - подумал он, вспомнив железные ворота  и
забор  с  колючей  проволокой поверху. - Отсюда  и  убежать,
наверное, непросто".
     Главврач не знал, чем занять дорогого гостя.
      - Присаживайтесь, уважаемый, вот сюда, - он показал на
старое кожаное кресло.
     "Таких кресел сейчас днем с огнем не найдешь", - отходя
от  окна,  подумал  Кривошеев, опускаясь в  мягкое  глубокое
кресло. Ни одна пружина не скрипнула, кожа не затрещала.
       -  Чай,  кофе,  а  может  быть,  коньяка  немного?  -
осведомился главврач, пристально глядя на гостя.
      -  Что вы, Виктор Феликсович, хотя, в общем, от  чашки
чая я не откажусь.
       Аппарат,   стоявший  на  соседнем   столе,   напомнил
полковнику что-то давным-давно виденное в кинохронике: то ли
ставку  Гитлера,  то  ли  кабинет в  Кремле.  Главврач  снял
массивную  трубку бежевого цвета, нажал на нижнюю клавишу  -
зуммер  раздался  прямо  за дверью -  и  негромко  сказал  в
трубку:
     - Ирина Васильевна, чайку, пожалуйста, организуйте. Да,
да, с пирожными, конечно же, конечно.
      Ровно через минуту массивная дверь орехового дерева  с
медной начищенной до блеска ручкой бесшумно распахнулась,  и
в  кабинет главврача вошла длинноногая блондинка на  высоких
каблуках и в белом халате. Губы девушки были накрашены.
      Кривошеев  взглянул на нее оценивающе  снизу  вверх  и
мысленно  выставил оценку: "Эта девушка тянет  на  четыре  с
плюсом, а если она еще и умна, то, возможно, и на пять".
     - Здравствуйте, - нежным, вкрадчивым голосом произнесла
секретарша,   вкатывая   в  кабинет   маленький   деревянный
сервировочный столик.
      "Экая  штучка. - подумал Кривошеев, - в колготках,  но
без лифчика".
     - Спасибо, Ирина Васильевна.
      -  Налить?  -  взглянув на главврача, поинтересовалась
секретарша.
      Кривошеев все понял с первого взгляда: эта  девушка  -
любовница  главврача,  но претендует на  большее,  возможно,
желает   стать  его  супругой  или  с  помощью  Кругловского
/`.$"(-cblao по службе. "Неплохо было бы ее трахнуть", - без
всякого   энтузиазма  подумал  Кирилл  Андреевич,   взглядом
провожая  девушку. Та, словно специально,  шла  неторопливо,
давая  насладиться  и  шефу и его  гостю  созерцанием  своей
точеной фигуры.
      Когда дверь закрылась, Кривошеев щелкнул пальцами;  он
сделал это по-свойски, словно с Виктором Феликсовичем был  в
закадычных друзьях.
     - Ничего штучка.
     - Не жалуюсь, - по-хозяйски произнес главврач.
     - Супруга как реагирует?
      -  Да никак, - ответил Виктор Феликсович, - живет,  не
тужит. Меня хватает на обеих.
      -  Это  хорошо, - произнес Кривошеев, беря со  столика
чашку дымящегося чая.
      Он  сделал  несколько  глотков, а  затем  меланхолично
принялся помешивать изящной ложечкой в чашке, думая  о  том,
что  главврач  в каком-то задрипанном Мухосранске  устроился
совсем  не  плохо. Наверное, без особых проблем  решает  все
свои  дела,  накоротке со всем местным начальством,  трахает
потихоньку   женскую   часть  медперсонала   и   потихоньку,
незаметно  для самого себя, стареет. "Ничего  ему  не  надо,
никуда  его  не тянет, и никогда в жизни этот никчемный,  по
московским меркам, человечек, не променяет место в заштатной
клинике  на  должность в столице. Умеют люди устраиваться  в
жизни,  все  у  них катит, все у них путем, все складывается
одно к другому".
      - Чай не горячий? У меня есть холодная кипяченая вода,
можно разбавить.
     - Не стоит беспокоиться.
      "Интересно, сколько ему отвалил отец? Наверное, по тем
временам деньги были огромные. Ведь за "так" подобную услугу
не  окажет даже родной брат", - прокручивая в уме эту мысль,
Кривошеев  напрягся.  Ложечка в фарфоровой  чашке  перестала
звенеть.
     - Я, Виктор Феликсович, прислушался к вашему совету.
      - Очень хорошо, - сказал главврач, пристально глядя на
гостя.
     - Я бы хотел взглянуть на своего брата.
      - Это можно устроить. Если хотите, прямо сейчас его  и
приведут.
      -  Нет, Виктор Феликсович, вы меня не совсем правильно
поняли,  я хотел бы на него посмотреть, но чтобы он меня  не
видел.
      -  Навряд  ли  он  вас  узнает, -  задумчиво  произнес
психиатр.
      -  Но  можно  так устроить? - уже резко  и  настойчиво
попросил Кривошеев.
      -  Конечно же, можно, не вопрос, как говорится. Может,
все-таки коньячка грамм сто перед этим историческим шагом?
      -  Я  за  рулем,  -  небрежно махнул  рукой  полковник
Кривошеев и чуть виновато улыбнулся.
      - Останьтесь у меня, погостите. Кстати, сегодня у меня
день  почти  не загружен, я сегодня свободен.  Мы  могли  бы
.b/`  "(blao ко мне в гости, съездили бы на озеро, опять  же
шашлык, рыбалка...
     "Сейчас, наверное, скажет о девочках".
       Но   психиатр  к  вопросу,  связанному   с   основным
инстинктом, не перешел: наверное, счел, что пока не время.
      "Девочек он, наверное, берет из числа своих сотрудниц.
Посмотрит строго, затем скажет своим умным голосом - ведь он
здесь царь, Бог и воинский начальник: "Ты, Клава (или Маша),
поедешь  с  нами  отдохнуть". Та, как кролик  перед  удавом,
застынет  и двинется в указанном направлении и будет  делать
все то, что полагается делать в подобных ситуациях".
      -  Кстати, у меня прекрасная банька, прямо  на  берегу
озера. А вода там кристально чистая, святые источники  бьют,
можно сказать, целебная, от всех болезней помогает.
      -  Нет, что вы, я ограничен во времени. Слишком  много
работы в столице. К вечеру я должен быть на месте.
      -  Жаль,  жаль,  - сокрушенно покачал большой  головой
Виктор Феликсович Кругловский и положил ключ на чистый  лист
бумаги.
      Положил  аккуратно, двумя пальцами. Так кладут  вескую
улику  и..,  единственную, самую важную  в  деле.  От  этого
движения  Кривошеева  передернуло. От  взгляда  Кругловского
реакция Кривошеева не ускользнула.
      -  Не  обращайте  внимания на меня, вы  же  понимаете,
Кирилл   Андреевич,  с  каким  контингентом  мне  приходится
работать.
     Кривошеев согласно кивнул.
     - Так вы хотите посмотреть на нашего пациента.
      -  Да,  но так, - уже во второй раз принялся толковать
гость, - чтобы он меня не видел.
      -  Сейчас  устроим,  у нас есть  комната.  Вы  сможете
наблюдать, а я с ним поговорю.
       -  Буду  весьма  признателен,  -  старомодно  ответил
Кривошеев.
     Воспользовавшись странным аппаратом, похожим на пульт в
опорном  пункте  милиции или в космическом центре,  главврач
клиники  связался с каким-то Сидоровым и уже  другим  тоном,
абсолютно  непохожим  на тот, каким разговаривал  с  гостем,
громко попросил:
      -  Сидоров,  будь  так любезен,  больного  из  седьмой
палаты,  да,  да, Ивановского пошли ко мне и  немедленно,  я
жду.
     - Виктор Феликсович, а можно мне взглянуть на бумаги?
      - Вам можно, хотя это, в общем-то, врачебная тайна,  и
мы  не  позволяем, не в наших правилах давать заглядывать  в
истории   болезни.   Понимаете  ли,  разные   люди   бывают.
Информация  о болезни - вещь обоюдоострая и для пациента,  и
для нас, врачей, да и для родственников. Но для вас я сделаю
исключение.
      Через три минуты - Кривошеев еще не успел допить чай -
на стол главврача легла пухлая папка толщиной в хороший том.
Тот раскрыл ее и медленно подвинул к своему гостю:
       -  Вы  потом  внимательно  посмотрите,  уже  пациента
доставили.
       Спустившись   на  первый  этаж,  главврач   предложил
Кривошееву войти в белую дверь с медной начищенной ручкой.
      -  Там все есть, - предупредил психиатр, - стул, стол.
Вам даже принесут туда чай.
     - Чай не нужен, но, если позволите, я буду там курить.
      -  Конечно,  -  согласно  кивнул  главврач.  Кривошеев
оказался  в маленькой комнатке, стены которой были выкрашены
в  какой-то неопределенный цвет - то ли серо-коричневый,  то
ли  желтовато-зеленый. В полумраке определить это было почти
невозможно.  Светилось  лишь  окно.  Через  оконное   стекло
Кривошеев видел соседний кабинет, куда более просторный, чем
его  комната,  и  куда более светлый. Пол  там  был  выложен
керамической темно-коричневой плиткой, а стены - белой.
      Кабинет  напоминал  то ли кухню, то  ли  операционную.
Правда,  для  операционной света  было  маловато.  В  центре
кабинета,  прямо  напротив окна, стояло  кресло.  "Наверное,
когда-то  оно  находилось в стоматологическом  кабинете",  -
решил Кирилл Андреевич.
      Дверь открылась. На двери, естественно, ручки не было.
Два   санитара,  дюжие,  краснолицые,  в  белых  халатах   с
закатанными  рукавами, ввели пациента. Кривошеев  вздрогнул:
перед  ним, озираясь по сторонам не испуганно и затравленно,
а с любопытством, стоял его брат.
      - Господи, - вырвалось у Кирилла Андреевича, - сколько
же лет я тебя не видел? Десять? Двадцать!
       Появился   главврач.  В  его  руках  была   тетрадка,
неизменный ключ и авторучка с блестящим колпачком.
      -  Прошу,  -  галантно  предложил  больному  главврач,
указывая на стоматологическое кресло.
      Тот  заулыбался, поздоровался с главврачом за  руку  и
уселся. Когда Кривошеев увидел улыбку своего брата,  у  него
сжало горло, словно кто-то двумя руками вцепился в его  шею.
Кривошеев  рванул верхнюю пуговицу рубашки,  узел  галстука,
резко тряхнул головой. Дышать стало немного легче.
     Передних зубов у его брата не было. "Господи, Боже мой,
что же они с ним сделали!"
     Может, быть, из-за отсутствия зубов, может быть, еще из-
за  чего-то голос у брата был не совсем таким, как у Кирилла
Андреевича.
      - Ну, как мы себя чувствуем? Не мучают тяжелые сны?  -
спросил  главврач у пациента, когда за санитарами  закрылась
дверь.
      -  Нет,  не  мучают, сон крепкий,  -  ответил  Евгений
Кривошеев, продолжая все так же глуповато улыбаться.
     - А грудь не болит? Сердце не беспокоит?
     - Нет, не беспокоит.
       -   А  спина?  Давайте-ка  подымем  ручки,  пошевелим
глазками.
      Евгений  Кривошеев покорно, как кролик  перед  удавом,
выполнил  все  то,  о чем просил главврач. Кирилл  Андреевич
Кривошеев  мрачно и угрюмо сидел, уставившись в тонированное
стекло.  Он  уже  ненавидел  главврача,  понимая,  что   тот
настоящий садист, хотя вид у него вполне благообразный.
      Разговор  врача  и  пациента  длился  около  получаса.
Eдинственное, что четко понял Кирилл Андреевич,  -  это  то,
что его брат почти не ориентируется во времени. Он не знает,
какой  сейчас  год, месяц и день. Мало чего помнит  о  своей
жизни до психиатрической лечебницы. Зато то, что происходило
вчера  или позавчера, пациент помнил хорошо и отвечал вполне
внятно.
      -  Да, тяжелый случай, - пробормотал Кирилл Андреевич,
закуривая третью сигарету.
      Пальцы  его дрожали, сердце билось неровно,  в  голове
стучала  кровь.  Время от времени Кирилл  Андреевич  вытирал
вспотевшее  лицо, чувствовал, что даже рубашка стала  мокрой
от пота.
      Взглянув  на  зеркальное стекло, за  которым  прятался
Кирилл  Андреевич,  главврач  ухмыльнулся.  Ну  вот   вы   и
посмотрели,  каков  ваш братец. Теперь  я  его  отправляю  в
палату.  Опять  появились  два дюжих  краснолицых  санитара,
веселых и глупых, с лицами абсолютно безмятежными, и  увели,
держа под локти, пациента из седьмой палаты.
      -  Ну  вы и накурили, Кирилл Андреевич, - махая  перед
собой   рукой  с  короткими  пальцами,  пробурчал   главврач
клиники.
     - Волновался, - сказал Кривошеев.
      - Я вас понимаю. Ну что, поднимемся наверх. Думаю, вам
не повредят пятьдесят грамм коньяка.
      - Да уж, не повредят, - согласился полковник налоговой
службы.
       Выпив  коньяк  и  полистав  историю  болезни,  Кирилл
Андреевич посмотрел на главврача.
     - Я вам оставлю денег, "почините" рот моему брату.
     - Зачем? Ему и так комфортно, - сказал главврач.
     - Вставьте ему передние зубы.
      -  Ваше  желание  - для меня закон.  Если  есть  такое
желание  и  есть средства, то почему бы не выполнить.  Будет
сделано.
      -  Хорошо, - сказал Кирилл Андреевич, отодвигая пухлый
том,  просмотрев  который он понял не  слишком  много.  -  А
теперь  не могли бы мы с вами прогуляться, походить  немного
где-нибудь  по  берегу  реки,  полюбоваться  на  великолепие
местных пейзажей, - произнес гость.
     - У нас замечательная природа, у вас в городе такого не
увидишь. Ирина Васильевна, я отлучусь часика на полтора-два,
потом  появлюсь. Так что вы остаетесь за меня, -  связавшись
по телефону с