та  с
пистолетом, нацеленным на занавеску, за которой  Прятался  Глеб,  крался  по
проходу, делая пассажирам знаки рукой, чтобы молчали.
   "Не сидится же ему! - подумал Сиверов. - Никак,  он  связан  с,  братьями
Петуховыми. Не хочется лететь ему в Пулково. Ну иди же сюда, иди..."
   Глеб перехватил нож лезвием к себе, сделал шаг к туалету,  где  пряталась
Лайма.
   - А теперь  кричи!  -  сказал  он  таким  шепотом,  что  ослушаться  было
невозможно.
   Лайма вытаращила кукольно голубые глазки и пронзительно завизжала, словно
ей  случайно  защемили  грудь   дверью.   Помощник   пилота   на   мгновение
приостановился, лицо его окаменело. Затем он зло усмехнулся.
   "Если она кричит, значит, террорист где-то рядом  с  ней,  в  туалете,  и
можно подобраться поближе".
   Стволом пистолета он отодвинул коричневую занавеску и хотел  сделать  шаг
вперед, продолжая неотрывно глядеть на приоткрытую дверь. Нелегко дался  ему
этот шаг. Пот выступил на лбу. Сиверов, притаившийся с другой стороны входа,
спокойно пропустил его. Затем молниеносным движением сжал летчику запястье и
втащил того в узкий  тамбур.  Подняв  руку  помощника  пилота  с  пистолетом
Макарова вверх и крепче сжав пальцы, Глеб посмотрел ему в глаза.
   "Нет, все-таки он не из одной компании  с  братьями  Петуховыми.  Слишком
пристойно выглядит, глуповат, но смел, азартен, хотя и плохой игрок".
   - Дурак, расслабь руку, а то  еще  чего  доброго  выстрелишь,  -  Сиверов
смотрел ему прямо в глаза.
   Но  летчик  не  собирался  бросать  пистолет.  Он  пытался  левой   рукой
дотянуться до горла Сиверова.  Глеб  сильнее  сжал  пальцы.  Лицо  помощника
пилота исказила боль. Глеб еще сильнее сжал  запястье,  и  помощник  пилота,
чуть не теряя сознание от нестерпимой боли, медленно  опустился  на  колени.
Пальцы разжались. Глеб подставил руку и поймал на ладонь падающий пистолет.
   - Вот так-то будет лучше. И не шути с оружием, приятель, если  толком  не
умеешь им пользоваться. А теперь скажи: мы точно идем в Пулково  или,  может
быть, вы опять мудрите?
   Помощник пилота бледными, словно испачканными мелом губами, прошептал:
   - Да.., да.., точно летим на Питер. Если Пулково  примет,  значит,  сядем
там.
   - Скажи командиру, что никаких "если". Только в Пулково. Теперь иди.
   Летчик подхватил левой  свою  правую  руку,  кисть  которой  висела,  как
сломанная ласта, и морщась от боли, потирая запястье, направился  к  кабине.
Сиверов быстро вытащил магазин из пистолета и осмотрел. Магазин  был  полон.
Уже не глядя, Глеб вогнал магазин в рукоятку и бросил пистолет в карман.
   В щели между переборкой и дверью поблескивал любопытный глаз Лаймы.
   - Это не твой жених случайно? - улыбнулся Глеб.
   - Зачем вы с ним так?
   - Хороший мужик?
   - Да.
   - Я знаю, что хороший. Был бы трусливый, не полез бы сюда. Наверное,  шел
тебя вызволять.
   - Наверное, - гордо и самодовольно улыбнулась Лайма.
   - Угадал? Он твой жених?
   - К сожалению, не мой. Мой навряд ли пошел  бы,  у  него  пистолета  нет.
Послушайте, а зачем вы угнали самолет? Чего вы добиваетесь?
   Глеб прикинулся простаком.
   - Понимаешь ли, я.., сочувствую генералу Дудаеву.  Знаешь  такого?  Целых
полгода в Чечне против русских воевал в литовском батальоне. Так  вот,  хочу
потребовать, чтобы войну в Чечне остановили.
   - Вы думаете, этим можно добиться остановки войны? -  абсолютно  серьезно
поинтересовалась стюардесса.
   - Вода камень точит. По капле, по капле... Радуев, Басаев, теперь я.
   - А как ваша фамилия?
   - Дебилюнас моя фамилия.
   - Так ты литовец? - перешла на "ты" Лайма.
   - У меня тоже мама русская.
   - А папа у тебя не юрист?
   - Папа у меня не юрист, а покруче будет. Папа у меня хороший  человек.  В
шашки по вечерам любит поиграть, рыбок в аквариуме разводит.  А  вот  братья
мои все террористы.
   - Много у  тебя  братьев?  .  -  Да  штук  пять,  наверное,  осталось  на
сегодняшний день. Мой отец неразборчив был и женщин имел море. Он  ездил  по
России и соблазнял красоток.
   Тут Глеб спохватился, что  не  знает  ни  слова  по-литовски.  Но  Лайма,
наверное, не могла этого проверить. На всякий случай он сказал:
   - Только вот помер он рано, когда мне два  года  было.  Так  что  научить
языку не успел.
   И тут в динамиках по салону раздался голос:
   - Пристегните ремни! Самолет заходит на посадку. За  окном  уже  порядком
стемнело. Глеб все-таки опасался подвоха.
   "Черт их знает, сказали - Пулково, а завезут в Таллинн, потом выпутывайся
И впрямь в тюрьму угодить можно, там тебя Крапивин не спасет".
   Глеб все-таки успокоил себя, что накладок  произойти  не  должно.  Какого
черта гнать самолет в Таллинн, если он  потребовал  в  Пулково?  Все  страны
подписали соглашение о выдачи  террористов  и  в  принципе  все  равно,  где
садиться.
   Вскоре показались огни аэропорта. Глеб вздохнул с  облегчением.  Все-таки
Пулково! Он узнал его сразу. Архитектуру Пулково нельзя ни  с  чем  спутать.
Особенно сверху, когда видишь стеклянные колпаки над зданием терминала.
   Приземление было мягким. Самолет замер.
   Глеб кивнул Лайме:
   - А вот теперь мне придется с тобой немного повозиться. Ты красивая, тебя
пожалеют. Никто не захочет, чтобы такую девушку застрелил террорист.  Ты  уж
прости меня.
   Сиверов резко схватил девушку за руку, поднял ее на ноги, прижал спиной к
себе и приставил к ее виску пистолет.
   - Пошли...
   - А сам по себе он не выстрелит?
   - Не бойся, - прошептал Глеб, - пистолет стоит на предохранителе.
   Они вышли из-за занавески.
   - Одно лишнее движение и  я  се  пристрелю!  Никому  не  двигаться!  Руки
держать на виду!
   Вместе с Лаймой он миновал салон и добрался до кабины  пилотов.  Командир
уже ждал его у двери кабины.
   - Командир, включите рацию!
   - Что с людьми, с экипажем? - растерялся командир лайнера.
   - Всех можно отпустить, кроме стюардессы и тех  двоих,  -  Сиверов  через
плечо кивнул на братьев Петуховых,  которые  корчились  на  заднем  сиденье,
пытаясь вызволиться.
   Но Глеб знал - эти попытки бесполезны.  Что-что,  а  узлы  завязывать  он
умел.
   Глаза командира просияли Каким-то десятым чувством  пилот  понял  никакой
перед ним не террорист. Все происходит словно понарошку. Но спорить,  что-то
выяснять он не стал. Скорее покинуть самолет, а там будь что будет.
   Глеб бросил взгляд в  иллюминатор.  Вокруг  лайнера  уже  замыкал  кольцо
оцепления спецназ, стояли две пожарные машины.  К  самолету  подали  трап  и
автобус. Сиверову даже показалось, что он узнает Крапивина. Тот прохаживался
с автоматом в руках возле бронетранспортера.
   Через семь  минут  салон  был  пуст.  Последним,  как  и  положено,  ушел
командир.
   И тут зазвучал леденящий душу голос из мегафона:
   - Дебилюнас, сдавайтесь, вы окружены! Глеб усмехнулся, усадил  стюардессу
на одно из сидений, вновь взял микрофон рации в руки.
   - Кто со мной говорит?
   - Полковник Крапивин, - зазвучал металлический голос.
   "Ну и дурак, старается, - подумал  Глеб.  -  Но  ничего,  я  тебя  сейчас
подколю".
   - Передаю свои требования, - напустив столько же  металла  в  голос,  как
было у полковника Крапивина,  произнес  Глеб.  -  Я  требую  свободу  Чечне,
требую, чтобы ее выпустили из состава России. Да здравствует Дудаев!
   Крапивин поморщился, как от зубной боли. Ему хотелось крикнуть в мегафон:
"Глеб, ты мудак!" Но он тяжело перевел  дыхание  слишком  много  посторонних
людей - представителей прессы, операторов телекомпаний. Нужно было  отыграть
спектакль до конца. Да и разговор по рации прослушивался десятками ушей.
   Полчаса, а может быть, и больше шли  переговоры  полковника  Крапивина  с
Глебом Сиверовым Глеб стоял на своем: угрожал взорвать самолет, убить  троих
заложников, если ему не предоставят связь с самим  Черномырдиным.  В  общем,
все шло как по писаному. Наконец Крапивин не выдержал:
   - Даю вам десять  минут  на  размышление,  Дебилюнас,  иначе  мы  возьмем
самолет штурмом!
   - Тогда я его взорву, - отвечал Сиверов, сидя в кожаном кресле  командира
корабля.
   Он прекрасно понимал, что сейчас  делают  люди  полковника  Крапивина.  К
хвостовому люку уже подбирался спецназ, имитируя, будто в  салон  собираются
напустить слезоточивый газ. Когда Глеб  услышал,  что  открывается  люк,  он
несколько раз выстрелил в потолок. В ответ послышалась  автоматная  очередь.
Лайма от страха забилась под сиденье, уже не думая о том, что может  порвать
колготки и на втором колене.
   Наконец появился и сам полковник  Крапивин  -  в  камуфляже,  в  шлеме  с
поднятым забралом. В его руках была сумка.
   - Ну ты прямо космонавт! - нагло рассмеялся Глеб Сиверов.
   - А ты - мудак! - наконец-то смог произнести заветное слово  Крапивин.  -
Какого черта ты кричал про Дудаева, про Чечню? Мы так не договаривались.
   - Скучно стало, - Глеб поднялся, распрямляя затекшие ноги. - Мне пришлось
битый час в туалете просидеть, хорошо еще, что с девушкой. Кстати,  как  она
там? - вдруг забеспокоился Глеб. - Кажется, не  беременна,  -  произнес  он,
выволакивая Лайму из-под сидения.
   "Мудак!" - чуть не закричал Крапивин, поняв, что Глеб подставил  его  еще
раз. Лицо полковника побагровело.
   - А что такое?
   Лайма не должна была  слышать  их  разговора,  не  должна  была  знать  о
подоплеке. Крапивин надеялся, что Сиверов запер ее где-нибудь подальше. Глеб
отряхнул стюардессе юбку и, ласково обняв, повел девушку к выходу.
   - Знаешь что, девочка, иди-ка ты отсюда!
   - Почему?...
   - Тут матом ругаются.
   Лайма смотрела на мужчин, ровным счетом ничего не понимая: почему спецназ
так мило обходится с террористом? К чему была стрельба?
   - Все, иди. И скорее выходи замуж. Не стреляет он сейчас  только  потому,
что боится ранить тебя.
   - До  свидания...  -  пробормотала  Лайма.  Продолжая  оглядываться,  она
сбежала с трапа, где тут же попала в руки спецназовцев, которые повели ее  к
специальному автобусу.
   - Ну что ж, - вздохнул Глеб, - обивку  я  тут  попортил,  будет  на  кого
списать, когда самолет вернут латышам. Сейчас выйдешь к журналистам, станешь
героем  дня.  Как  же,  дудасвского   эмиссара   из   литовского   батальона
ликвидировал! Может, еще и орден получишь.
   Крапивин рассмеялся.
   -  Подожди,  еще  этих  двух..,  вытащить  надо.  Он  подошел  к  братьям
Петуховым, которые уже, конечно, догадались в чем дело.
   - Что, орлы, прилетели? Теперь вы надолго сядете, ой надолго. Или, может,
сделать так, чтобы террорист убил  парочку  несговорчивых  заложников?  Хотя
нет, вы еще многое расскажете. Пошли вон!
   Полковник  махнул  рукой.  Вместо  ремней  на  руках  братьев   Петуховых
появились наручники.
   - В машину их и сразу же в управление! Я буду там попозже.
   Глеб немного постоял, глубоко дыша.
   - А теперь давай носилки.
   - Они уже давно в салоне, - Крапивин подвел Глеба к брезентовым носилкам.
   - Ложись и не шевелись.
   Глеба накрыли простыней с пятнами крови. Из-под  материи  торчали  только
ботинки с рифлеными подошвами.
   - Ну что, с  Богом!  -  сказал  Крапивин.  Спецназовцы  взяли  носилки  и
осторожно, чтобы не перевернуть их, стали спускаться по крутому трапу. Когда
Глеба уже вталкивали в машину "скорой  помощи",  через  оцепление  прорвался
репортер с камерой на плече. Действовал  он  профессионально:  сговорился  с
другим репортером, тот  первым  рванул  к  спецназовцам,  принимая  на  себя
основной удар,  началась  возня.  Воспользовавшись  замешательством,  второй
телеоператор бросился в образовавшуюся брешь.
   - Нет-нет, - я попозже дам интервью.  Выключите  камеру,  -  распорядился
Крапивин, - а то прикажу сейчас же забрать у вас кассету.
   Тележурналиста оттащили спецназовцы. Задняя  дверца  "скорой  помощи"  со
щелчком захлопнулась, и, взвыв сиреной, машина понеслась к недалекому выезду
с летного поля. Глеб Сиверов встал  с  носилок,  брезгливо  сбросил  с  себя
окровавленную простыню.
   - Слава Богу, ни в  чем  не  испачкался,  -  он  постучал  в  перегородку
водителю.
   Матовое стекло отъехало в сторону,  и  Глеб  увидел  мужчину  в  форме  с
погонами майора.
   - Я думаю, мне надо назад. В Москву-то лететь снова из Пулково.
   - Сейчас будет машина, - пообещал майор. И впрямь,  "скорая"  через  пять
минут остановилась, поравнявшись с черной  "волгой",  замершей  на  обочине.
Глеб попрощался, пересел в легковую машину. Полковник Крапивин встретил  его
в аэропорту, и у них оставалось еще время выпить по чашке кофе. Они сидели в
небольшой комнате за низким журнальным столиком.
   - В принципе, ты молодец, Глеб. Я  и  не  думал,  что  ты  все  так  лихо
устроишь. Честно говоря, волновался.
   - Какое волнение, - рассмеялся Глеб. - Перебора не было?
   - Актер из тебя, Глеб, никудышный, да  и  акцент  у  литовца  Дебилюнаса,
когда ты вышел на связь, был какой-то странный  -  не  то  немецкий,  не  то
английский. Во всяком случае не литовский, это точно.
   - Ну и черт с ним. Может, так оно  и  лучше.  Сиверов  запустил  руку  во
внутренний  карман  и   отдал   полковнику   Крапивину   документы.   Затем,
поколебавшись, достал и пистолет.
   - Там в экипаже есть хороший парень,  помощник  пилота.  Это  его  штука,
отдай. Думаю, у него могут возникнуть неприятности.
   - Да нет, мы все уладим. "Самолетом уже занимаются, половину груза  урана
отыскали, теперь дело за второй половиной.
   Запищала рация. Крапивин приложил ее к уху и коротко назвался:
   - Полковник Крапивин слушает! Ему доложили, что  найден  уже  весь  груз.
Помогли братья Петуховы, они решили не запираться.
   На лице полковника появилась благостная улыбка.
   - Ну вот и все, Глеб. Спасибо тебе, за деньгами дело не станет. Все,  что
смогу.
   - Так я и знал! Когда доходит до денег, то всегда отделываются  красивыми
фразами.
   - Я тебя хоть раз подводил?
   - Подводил, - уверенно сказал Глеб.
   - Больше не буду, - пошутил Крапивин.
   - Слушай, приятель, - Глеб подошел к зеркалу и  запустил  пальцы  в  свои
черные волосы.
   - Да?
   - Эта краска чем-нибудь смывается?
   - Обижаешь.
   Крапивин заставил Глеба  переодеться,  а  затем  повел  его  по  длинному
служебному переходу.
   - Я для тебя все приготовил.
   А тем временем в Риге люди из службы латвийской  безопасности  уже  вовсю
изучали машину, принадлежавшую Людгардасу Дебилюнасу, поднимали  из  архивов
его фотографии, постоянно держали связь с Питером. Оттуда им  сообщили,  что
Людгардас Дебилюнас убит в перестрелке при захвате лайнера, и что  тело  его
смогут вернуть не раньше, чем закончится экспертиза. Также сообщили, что  на
борту самолета  находились  братья  Петуховы,  Артур  и  Станислав,  которые
задержаны,  поскольку  на  их  арест  уже  давно  есть  ордер,   подписанный
прокуратурой Российской Федерации.
   Полковник Крапивин не стал требовать возвращения денег, выданных в начале
операции, ведь Глеб мог их потратить Уже по своим документам Сиверов  улетал
в Москву последним рейсом. Во время полета он мило улыбался стюардессе,  был
любезен со своей соседкой по креслу, помогая ей отгадывать кроссворд.  Время
полета прошло незаметно, и Глеб даже удивился, когда  объявили  о  том,  что
самолет заходит на посадку.
   Сразу же в аэропорту он взял такси и огорошил водителя тем, что не  нужно
ехать в Москву. Уже в половине второго Глеб вышел из машины у  крыльца  дома
отдыха, у закрытых изнутри на швабру дверей.  Ему  пришлось  долго  стучать,
прежде чем заспанный вахтер соизволил открыть.
   - Шляются неизвестно где, - пробурчал старик, - а потом  ночью  им  двери
открывай...
   - Ничего страшного, отец, - сказал Глеб, отодвигая вахтера плечом.
   Он даже побоялся спросить, здесь ли Ирина. Вдруг она обиделась на него  и
решила уехать в Москву?
   Сиверов взбежал по лестнице и остановился у двери номера. Потрогал  ручку
- заперто, света внутри нет. Постучал.
   - Кто там? - спросила Ирина.
   - Я.
   Дверь тут же открылась. Быстрицкая бросилась обнимать Глеба.
   - Боже мой, не думала я, что так быстро. Зачем было ехать ночью?
   - Как это зачем, - усмехнулся Глеб, - мы же с тобой не успели договорить,
даже не успели толком поссориться.
   Ирина покраснела. Закрыла дверь, с тихим щелчком заперла ее на ключ.
   - Аня спит, - шепотом произнесла она, - так что не шуми.
   Глеб  чувствовал  себя  усталым,  прошел  в  гостиную.  На  столе  стояла
непочатая бутылка коньяка и две чистые рюмки. В вазе штук  пять  апельсинов,
прикрытых сверху шоколадкой. Глеб и Ирина  сели  по  разные  стороны  стола,
Сиверов вынул пробку, налил и, дождавшись, пока Ирина пригубит рюмку,  выпил
сам. Ноги болели. Глеб подвинул  стул,  забросил  на  него  ноги,  обутые  в
тяжелые ботинки, и подмигнул Быстрицкой.
   - Сейчас минут десять посижу, приду в себя. Потом разуюсь.
   - Понимаю, чукча лыжи снять хочет. У тебя несносная манера предварять все
словами.
   Ирина отломила кусочек шоколада и принялась его грызть.
   - Почему ты не кусаешь, а грызешь?
   - Не знаю, привыкла с детства. Мне казалось, что так вкуснее.
   - Ты экономила шоколад?
   - Наверное. А сейчас я боюсь потолстеть, Глеб кивнул на бутылку.
   - Еще налить?
   - Нет, не сейчас.
   - А я выпью.
   С рюмкой в руках  Сиверов  сидел,  глядя  на  Ирину.  Быстрицкая  чистила
апельсин  и,  чтобы  скоротать  время,  то  и  дело  поглядывала  на   экран
телевизора. Показывали последние новости, заключительный выпуск Звука  почти
не было слышно, но немного привыкнув, Глеб даже заволновался, что  телевизор
разбудит девочку.
   - Может, выключить?
   - Да нет, Глеб, этот телевизор для меня вроде  пылесоса  -  помогает  мне
убрать весь мысленный мусор, скопившийся за день в голове.
   Сиверов повернул голову, и ему сделалось  немного  неприятно.  Показывали
пулковский  аэропорт,  самолет,  оцепленный  спецназом.  А  затем  мелькнули
фотографии  "Людгардаса  Дебилюнаса  -  черно-белые,  наверное,  взятые   из
какого-нибудь уголовного дела. Испуганные пассажиры заходили в автобус.  Вот
сбежала с трапа стюардесса Лайма. Она то и дело оглядывалась.
   Ирина протянула Глебу половину апельсина. Тот молча взял его и,  разделяя
на дольки, стал так же молча жевать.
   Машина "скорой помощи"...  В  нее  заталкивают  носилки,  из-под  которых
торчат ноги в тяжелых ботинках с рифленой подошвой.
   Ирина  наморщила  лоб.  И  тут  в  кадре  мелькнул  полковник   Крапивин.
Быстрицкая внимательно посмотрела на отдыхавшего Глеба Сиверова. Те же самые
рифленые подошвы, что и на экране, были совсем рядом от нее.
   Глеб медленно согнул ноги в коленях и поставил ступни на пол.
   - Пойду разуюсь.
   - Глеб, - вздохнула Ирина, - когда же наконец ты будешь говорить мне  всю
правду?
   - Когда-нибудь, дорогая.
   - С тобой все нормально? - в Глазах у Быстрицкой еще стояла окровавленная
простыня, увиденная по телевизору.
   - Нет, я не испачкался. Подожди немного,  приму  Душ-Глеб  снял  ботинки,
сбросил верхнюю одежду прямо в  коридоре  и  зашел  в  ванную.  Он  даже  не
закрывал дверь, когда мылся. Шампунь поднялся густой  пеной.  А  когда  Глеб
смыл его, то увидел Быстрицкую, стоявшую  прислонившись  спиной  к  закрытой
двери ванной комнаты.
   - Холодно стоять раздетой, - сказал он, - залезай под душ.
   Они прижались  друг  к  другу  под  шелестящими  струями.  Вода  отливала
серебром. Мокрое тело Ирины скользило в руках Глеба.
   - Даже если сейчас зазвонит телефон или будут ломиться  в  дверь,  я  все
равно не открою, - улыбнулся Сиверов.
   - Давай останемся здесь на пару дней, - предложила Ирина.
   - И сходим в баню, - добавил Глеб.
   - Ты несносный. Неужели тебе  мало  удовольствия  сейчас?  Ты  безнадежно
болен.
   - Чем?
   - Желанием просчитать все возможные варианты развития событий наперед.
   - Так сходим в баню?
   - Ты несносен, у меня такое чувство, что ты изменяешь мне в мыслях.
   - С кем?
   - Со мной завтрашней.
   - Я люблю тебя.
   - В бане эти