сейчас  и
пристрелить. Рука с зажатым в  ней  пистолетом  нервно  дернулась.  Сзади  -
Скобелев, впереди - озлобленные люди, у которых еще  жива  память  о  смерти
товарищей, а он, Сиверов, помешал им расправиться с убийцей.  Читать  лекции
насчет принципов действия отравляющих веществ и часовых мин времени у  Глеба
не было. Оставалось  одно  -  нырнуть  в  темноту  следом  за  Скобелевым  и
попытаться не упустить его.
   - Поговорим попозже, - бросил Сиверов фээсбэшнику и моментально  отскочил
со своего места назад, в глубину коллектора магистральной теплотрассы.
   Послышались выстрелы. Пули,  отражаясь  рикошетом  от  стен,  со  свистом
уносились в бетонные недра. Когда Глеб бежал, ему  казалось,  вместе  с  ним
мчится человек сто, так гулко повторялись эхом звуки.  На  одну  секунду  он
остановился. Топот полковника Скобелева послышался за поворотом, пока еще не
попалось ни одного разветвления, можно было смело  бежать  вперед.  Враг  за
углом не поджидал. Предыдущая  игра  в  благородство  кончилась,  начиналась
следующая, не менее опасная.
   "Пока  везет,  хотя  и  относительно.  Относительно   кого?   Покойников,
отдыхающих от беготни на кладбищах..."
   Темнота сгустилась настолько, что даже Глеб  с  трудом  различал  контуры
тоннеля, невысокого, около двух с половиной метров в высоту,  столько  же  в
ширину, собранного  из  железобетонных  элементов  заводского  изготовления.
Потянуло  новым  запахом,  в  воздухе  чувствовалась  застоявшаяся  сырость,
плесень.
   Глеб напряг зрение - от основного коллектора отходил боковой, построенный
раньше. Ржавые трубы с клочьями стекловаты, черные пятна обрывков рубероида.
Сиверов замер, прислушался, топот слышался сзади. Впереди же -  только  эхо,
отраженное стенами. Сквозь него всего на одно мгновение Глеб различил шорох,
то ли зашелестела на сквозняке старая газета, то ли кто-то крался.
   "Он свернул или притаился впереди? - подумал Глеб.  -  Ему  важно  сейчас
раздробить преследователей, разделить их на группы".
   Сиверов уже хотел свернуть, но передумал.
   "Это первое решение, а, значит, оно не правильное,  поступай  по  второму
варианту".
   Глеб побежал вперед. Топоту сзади поубавилось; Отряд  разделился.  Прошло
еще минут десять, и сзади воцарилась тишина. Разветвлений оказалось  больше,
чем людей.
   "Могу поклясться, что Скобелев шел по самому невыгодному пути. Он  где-то
здесь".
   Глеб только это и  успел  подумать,  вслушиваясь  в  тишину,  прерываемую
мерным падением капель, как вдруг услышал за собой спокойный голос:
   - Ты думал, что следуешь за мной? Нет, это я  следовал  за  тобой.  Брось
пистолет.
   Глеб колебался, затем сделав над собой усилие,  медленно  обернулся  -  в
десяти шагах от него стоял полковник Скобелев. Сиверов сразу  узнал  его  по
улыбке, похожей на оскал пожелтевшего черепа.
   - Так надо? - спросил он, держа руки разведенными в стороны.
   - Можешь оставить его себе, только заткни за пояс. Все равно  стрелять  в
меня ты не станешь.
   - Не стану, - согласился Глеб.
   - Садись возле стены, и поговорим, - предложил отставной полковник.
   - Идет, - пришлось согласиться Сиверову. Глеб засунул армейский кольт  за
ремень джинсов и сел на корточки под стеной. Скобелев устроился  поодаль,  у
противоположной стены.
   - Душно тут, - полковник покосился на раскаленные трубы теплотрассы.
   - Может, выйдем на воздух?
   - Не сейчас.
   - Мне все равно.
   - Нет, не все равно, - внезапно, как все нервные люди, закричал  Скобелев
и тут же расхохотался, - ты же не из их компании, верно?
   - Что это меняет?
   - Среди "них" не бывает умных людей, вообще, в  тех  коридорах  людей  не
встретишь. Ты и я, мы же с тобой встретились не там, а тут, под землей,  как
крысы.
   - Мы  тоже  не  из  одной  компании,  -  зло  ответил  Сиверов,  облизнув
пересохшие после бега губы.
   - Из одной, из одной, - рассмеялся полковник, - я подобных себе за версту
чую. Вот скажи  мне,  из-за  чего  они  переполох  подняли?  Ну  что  такого
сверхъестественного я от них требую? Президент и правительство должны уйти в
отставку, так им и без меня мало осталось. Пусть  докажут,  что  любят  свой
народ, не желают ему гибели. Я, честно говоря, на месте  Президента,  так  и
сделал бы. Его тогда обязательно на второй срок выберут.
   - Проверка на вшивость? - спросил Глеб.
   - Да, как на войне, сразу видно, кто  чего  стоит.  Как  рентгеном  людей
просвечивает. Один свою задницу бережет, другой собой людей прикрывает. Они,
дураки, договоры разные подписывают, танками другие  страны  пугают,  а  все
куда проще: в любую столицу пару контейнеров забрось - и сдадутся без боя.
   Глеб пересел поудобнее: затекала нога.
   - Ты не очень-то там  дергайся,  -  плохо  различая  Сиверова  во  мраке,
отозвался полковник, мне тебя пришить ничего не стоит.
   - Знаю.
   "Ему не было перед кем выговориться, - подумал Глеб, - и теперь  придется
выслушивать исповедь  бесноватого,  вообразившего  себе,  что  он  управляет
миром".
   - Ты такой же, как и они, -  спокойно  произнес  Сиверов,  глядя  в  лицо
Скобелеву.
   - Нет, их власть от людей, моя - от Бога.  Бог  дал  мне  умение,  ум.  Я
уничтожу Содом и Гоморру в одном городе. Людям нужна встряска. Я одержу  над
ними победу.
   Скобелев замолчал, зло сверля взглядом Сиверова.  Повисла  тишина.  Жаром
дышали толстые трубы. Глебу  казалось,  что  он  задыхается.  Мучила  жажда.
Где-то далеко капала вода. А вот Скобелев чувствовал себя  превосходно.  Как
дьявол в преисподней.
   "Его можно рвать на части, четвертовать, но он будет  только  рад  этому,
вообразит себя мучеником. Он заготовил месть. И что ты  ему  не  делай,  тем
слаще она ему покажется. И при всем при  том  Скобелев  не  сумасшедший.  Во
всяком случае, не более, чем безумен сам мир. В его словах  есть  даже  доля
правды".
   А полковник тем временем говорил и говорил, без остановки, без умолку. Он
уже не обращался к Глебу напрямую, а вещал в темноту.
   "Я могу свалить его одним движением.  Перебежка,  бросок,  удар,  -  Глеб
мысленно представил себе, как он завладеет оружием полковника,  как  скрутит
Скобелева, - но это ровным  счетом  ничего  не  меняет.  Хозяином  положения
останется возомнивший себя Богом отставной полковник ФСБ. Потому что забежал
вперед, опередил всех, и фора у него непреодолимая. Все дело в том,  что  мы
играем по правилам, которые на ходу придумывает он. Силой  здесь  ничего  не
решить. Но если я не могу оказаться впереди в этой гонке, если у меня просто
нет на это времени, то почему бы мне не сделать вид, что  опережаю.  Хорошая
мина при плохой игре тоже может принести успех. Кое что я знаю,  кое  о  чем
догадываюсь, но он-то  знает  все  досконально  и,  если  услышит  несколько
моментов, про которые, как он уверен, не знает никто, поверит, будто бы  мне
известно больше. А вдруг  как  мне  удастся  собрать  для  него  критическую
массу..."
   Глеб глубоко вздохнул, поднялся и не спеша пошел по тоннелю.
   - Ты куда? - грозно окрикнул его полковник.
   - Надоело.
   - Что ж, иди, и не забудь, что скоро, очень скоро наступит "время Ч".
   - Не наступит.
   - Не блефуй.
   Глеб остановился, повернулся лицом к Скобелеву:
   - Я хочу пойти, посмотреть на то, как достают из контейнера твои ящики.
   Полковник  расхохотался,  но  в  его  смехе   уже   чувствовались   нотки
неуверенности, уж слишком громко он хохотал, слишком театрально.
   - Не смеши меня...
   "По-моему, слово "контейнер" сработало", - отметил про себя Глеб.
   - До Южного порта здесь недалеко, - Сиверов буквально сверлил  полковника
взглядом: если контейнеры не там, то можно будет вывернуть  фразу,  в  конце
концов, Александр Михайлович появлялся в Южном порту, а значит, часть правды
уже услышал, вторую же он добавит сам, в мыслях.
   Скобелев слушал Глеба, склонив голову набок.
   "Наверное, зацепило", - Глеб перевел дыхание:
   - Всегда чего-нибудь, да не учтешь, Александр Михайлович. Можно утопить в
озере машины со своими людьми, можно  взорвать  вертолет,  убить  грузчиков,
инсценировать аварию на дороге. Но забыть один маленький нюанс.
   - Говори, умного  человека  интересно  послушать...  -  полковник  сцепил
пальцы.
   - При въезде в  Южный  порт  есть  маленькое  окошко,  за  которым  сидит
пенсионерка, всей-то и работы у нее  записывать  в  толстую  амбарную  книгу
номера машин,  которые  заезжают  на  территорию.  Кому  нужны  эти  записи,
наверное, только черт  знает.  Так  уж  повелось,  а  старушка  -  старинной
сталинской закваски, работу выполняет безукоризненно.
   - Дальше... - нетерпеливо выкрикнул Александр Михайлович.
   - И если сопоставить номера машин, заезжавших  на  товарный  двор  Южного
порта, со сводкой аварий на дорогах, то очень  легко  обнаружить,  что  один
номер совпал. Мелочи губят великие начинания, Скобелев, мелочи.
   У полковника дрожали губы, но он еще пытался держаться твердо.
   - И последняя твоя  ошибка.  Тех,  кто  щедро  платит,  люди,  получающие
чаевые, запоминают мгновенно и надолго. Стоило  мне  показать  дежурному  на
товарном дворе  твою  фотографию,  Скобелев,  как  он  тут  же  припомнил  и
контейнер, в который разгрузили ЕАС-792; -  Глеб  для  пущей  убедительности
вынул из кармана фотографию и бросил ее к ногам полковника.
   Скобелев негнущимися пальцами поднял ее с  бетонного  пола.  Вгляделся  в
свое лицо, в то, каким оно было пару лет тому назад.
   - Я пошел, - промолвил Сиверов, развернулся и сделал один шаг.
   Скобелев выронил фотографию,  медленно  поднял  ствол  пистолета,  целясь
Глебу в голову.
   "Всего один человек, - подумал полковник, - всего один.., а  я  собирался
посчитаться с миллионами. Слишком мелко..."
   Прогремел выстрел, многократно усиленный голыми каменными  стенами.  Глеб
вздрогнул и обернулся. Александр Михайлович  Скобелев,  отставной  полковник
ФСБ, лежал головой на трубе, из простреленного виска толчками вытекала кровь
и тут же запекалась на горячем металле.
   "Угадал", - с облегчением подумал Глеб.
 
*** 
 
   Когда генерал Потапчук в  сопровождении  отделения  спецназа  появился  в
тоннеле, Глеб сидел закинув руки за голову и курил, не вынимая сигарету  изо
рта.
   - Что за черт! - изумился Потапчук. - Ты его убил, Глеб?
   Сиверов не ответил.
   - Пять минут назад я  распекал  своих  людей  за  то,  что  они  чуть  не
пристрелили его, да и тебя в придачу. Глеб, что ты наделал?.. Скажи...
   - Поехали, нужно обезвредить мину...
 
*** 
 
   Самое странное, на товарном дворе и впрямь оказалась неприметная  будочка
со стеклянным окошком, в  которой  сидела,  правда,  не  старуха  сталинской
закалки, а вполне привлекательная  женщина  лет  сорока,  номера  машин  она
записывала исправно, отыскался  среди  них  и  номер  свалившегося  с  моста
недалеко  от  города  грузовика.  Дежурный  смены  тотчас  узнал  фотографию
Скобелева. Вспомнил и контейнер, в который разгружали машину.
   Когда  со  всеми  предосторожностями  мина  была  обезврежена,  ящики  со
смертоносным оружием погрузили на военные грузовики и  с  воем  сирен  машин
сопровождения  они  покинули  территорию   Южного   порта,   Глеб   невесело
усмехнулся:
   - Впервые я боялся по-настоящему.
   - Что ты сказал, Глеб? - переспросил генерал Потапчук.
   - Больше, чем сегодня, я боялся только один раз в жизни.
   - Когда?
   - Первый раз очутившись в постели  с  женщиной,  боялся,  что  ничего  не
получится!
   - Но получилось же?
   - Не сразу, - рассмеялся Глеб.
   - Давай подброшу тебя домой.
   - Нет, моя машина недалеко, дойду до нее пешком.
   Глеб Сиверов расположился возле  иллюминатора,  посадив  себе  на  колени
семилетнюю Аню. Ирина Быстрицкая  немного  зло  смотрела  на  него.  Она  не
любила, когда дочь уделяет Глебу больше внимания, чем  ей.  Самолет  набирал
высоту. В  руках  у  девочки  подрагивал  рекламный  проспект  гостиницы  на
Средиземноморье в Ремини:
   - Дядя Глеб, посмотрите, поезд!
   - Да, только не посмотрите, а посмотри.
   - Пять вагонов, да?
   - Пять.
   - А что в них везут?
   - Откуда я могу знать.
   - Не задавай глупых вопросов, - вмешалась Ирина,  -  а  то  мне  за  тебя
стыдно.
   - Хорошо, не буду,  -  девочка  сумела  помолчать  ровно  одну  минуту  и
зашептала так громко, что ее услышала не только Ирина:
   - А если у нас в самолете террористы и они достанут бомбу?
   - Тебе ничего не надо делать, - ответила Ирина Быстрицкая,  взглянула  на
Сиверова, тот успел задремать, посадила дочку себе на колени, хоть у  той  и
было свое место, - ты только шепни на ухо дяде Глебу, и он проснется.



   Андрей ВОРОНИН 
   ФОРМУЛА СМЕРТИ 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
 
Анонс 
 
    Выдающийся   русский   ученый-вирусолог   академик   Смоленский   сделал
потрясающее открытие, испугавшее его  самого.  Он  понял,  что,  попади  это
открытие,  эта  "формула  смерти"  в  руки  террористов  или  в   страну   с
воинствующим диктаторским режимом, быть большой беде для всего человечества.
Но  агентуре  вражеских  спецслужб,  глубоко  законспирированной  в  Москве,
удается пронюхать об открытии ученого, и они ради достижения  своей  цели  -
приобретения этого смертоносного оружия - готовы на все: на подкуп,  шантаж,
убийства.
   И тут вновь отличается Слепой - неустрашимый, смекалистый  Глеб  Сиверов.
Благодаря ему  осиное  гнездо  обезврежено,  похищенные  секреты  возвращены
государству.
 
Глава 1 
 
   Каждый  год  ранней  весной,  когда  на  Москву  обрушивались   последние
снегопады, когда на улицах столицы рвал растяжки и раскачивал рекламные щиты
порывистый  ветер,  Николай  Матвеевич  Горелов  испытывал   волнение.   Его
охватывали смутные предчувствия, он начинал всерьез  задумываться  о  смысле
жизни.  А  надо  сказать,  жизнь  его  в  последние  десять-двенадцать   лет
складывалась не лучшим образом. Финансирование академическому  институту,  в
том числе и лаборатории, где работал Горелов, выделялось минимальное, а  то,
случалось, и вовсе платили лишь зарплату, на  научную  же  деятельность,  на
фундаментальные исследования денег попросту не оставалось.
   Поначалу доктор наук, лауреат Государственной  премии  Николай  Матвеевич
Горелов не впадал в уныние, он писал  письма  в  научный  совет,  забрасывал
начальство  служебными  записками,  но  все  его  выстраданное  красноречие,
убийственные аргументы, сотни страниц с проектами реорганизации  лаборатории
имели  нулевой  эффект.  Письма,  отосланные  на   самый   верх,   неизменно
возвращались в  институт.  Горелова  приглашал  к  себе  в  большой  кабинет
директор и, постукивая карандашом по столу, говорил одно и то же:
   - Николай Матвеевич, друг ты мой сердечный, не рви душу ни мне, ни  себе,
потерпи, пожалуйста, еще немного, а там, возможно, наши дела наладятся.
   Николай  Матвеевич  Горелов,   новоиспеченный   доктор   наук,   блестяще
защитивший диссертацию по вирусологии,  принял  лабораторию  пятнадцать  лет
тому назад. Тогда в ней работали тридцать девять  человек,  из  них  -  семь
докторов наук, пятнадцать кандидатов. Коллектив мощный. Теперь же  в  стенах
лаборатории влачили существование четырнадцать человек, из них  лишь  четыре
доктора и два кандидата. Все остальные, как ни уговаривал их завлаб, что  ни
сулил, какие перспективы ни расписывал, ушли искать  лучшей  жизни:  есть  и
пить приходится не в перспективе, а в  дне  сегодняшнем.  Кто-то  подался  в
бизнес, кто-то ушел на пенсию.
   В институте с тех пор сменилось два директора. Вместе с  ними  исчезли  и
последние иллюзии. В  последние  годы  о  каких-то  серьезных  исследованиях
говорить  вообще  не  приходилось,  наука  оказалась  в  загоне.  Результаты
исследований, экспериментов, которые на  голом  энтузиазме  пытался  ставить
доктор наук Горелов, никого в России не интересовали, государству они  стали
не нужны. Правда, на Западе статьи доктора Горелова с удовольствием печатали
в престижных журналах, а ссылками на его исследования пестрели самые  свежие
книги по вирусологии. Год от  года  Горелов  ждал  и  надеялся,  что  о  его
лаборатории вспомнят, одумаются..,  но  чем  большие  надежды  питаешь,  тем
сильнее разочарование.
   Начало - рождение нового - одновременно есть и конец  -  смерть  старого.
Рождение и смерть не могут не волновать, они самые сокровенные тайны  жизни.
Умирает зима, и рождается новая жизнь следующего года. Именно в  первые  дни
марта Николай Матвеевич задержался на работе. Он сидел перед  компьютером  в
своем маленьком кабинете. Давно не крашенные стены  от  пола  и  до  лепного
карниза прикрывали  полки,  заставленные  в  два  ряда  книгами,  подшивками
журналов, папками. По папкам при  желании  можно  было  изучать  ассортимент
отечественной торговли за последние двадцать  лет:  в  махоньком  кабинетике
была представлена вся номенклатура - толстые, тонкие скоросшиватели, мягкие,
твердые, матерчатые и пластиковые.
   Николай Матвеевич задержался не просто так,  он  просматривал  результаты
последнего эксперимента, который вели его сотрудники.  Не  часто  выдавались
такие дни, обычно просматривать  было  просто  нечего.  Результаты  казались
ученому любопытными, и Николай Матвеевич Горелов улыбался.
   В дверь постучали. Он оторвал покрасневшие глаза от монитора  и  негромко
произнес:
   - Войдите! - и тут  же  взглянул  на  часы.  Была  половина  девятого.  -
Господи, как быстро летит время!
   В кабинете появилась молодая миловидная женщина в очках без оправы.
   - Николай Матвеевич, гляньте,  пожалуйста,  сюда,  я  нашла  ошибочку,  -
Екатерина Олеговна Маслицина,  кандидат  наук,  работающая  над  докторской,
держала в руках тонкую прозрачную папку.
   - Екатерина Олеговна, я лучше на вас посмотрю, что мне цифры!
   Женщина улыбнулась загадочно и ласково.  К  Горелову  она  относилась  не
просто с уважением, а с восхищением.
   - Присаживайтесь, голубушка.
   Екатерина села, забросила ногу за ногу. Профессор Горелов  не  удержался,
мельком  взглянул  на  округлое  колено  сотрудницы,  устыдился  собственной
слабости и, опустив очки на глаза, принялся просматривать цифры.
   -  Я  не  нахожу  здесь  ошибки,  Екатерина  Олеговна,  это  всего   лишь
погрешность, на конечный результат она не повлияет.
   - Вы так думаете, Николай Матвеевич? - в голосе послышались томные нотки.
   - Я в этом уверен. А вы нет, Катя?
   - Я думаю, именно эта погрешность и дает на выходе лишних семь пунктов.
   - Для погрешности это очень много. Реакция не может ускоряться  до  такой
степени. Цифра, вычлененная вами,  для  меня  не  нова:  доктор  Клейман  из
Колумбийского университета заметил ее раньше нас с вами. Три года  назад  на
конгрессе в Женеве я к нему подходил с таким же замечанием, как и вы.
   - И он доказал вам несостоятельность подозрений в грязном эксперименте?
   - Я был вынужден с ним согласиться. Екатерина, хотите  травяного  чая?  А
может, кофе?
   - Николай Матвеевич... Я не стою вашего времени, - улыбнулась  женщина  -
Не скромничайте, вы молодец, что обнаружили несовпадение, и  не  ваша  вина,
что оказались в этом не первой. Вы можете выпить кофе, а я - чаю.  Позвольте
за вами поухаживать, - доктор  Горелов  выбрался  из-за  письменного  стола,
помыл руки и взялся готовить чай.
   - У меня есть шоколад. Кстати, вы читали, Николай Матвеевич, что  шоколад
содержит фермент, способствующий  выработке  гормона  счастья,  и  те  люди,
которым счастья не хватает, должны есть шоколад?
   - Не читал и не верю. Полная чушь. Если счастья нет, то  никакой  шоколад
не поможет.
   - Зря.
   Екатерина вытащила из кармана длинную узкую шоколадку,  разломала  ее  на
дольки и лишь потом  зашелестела  фольгой,  развернула  обертку  и  положила
угощение на маленький столик. Николай Матвеевич  Горелов  приготовил  чай  и
кофе. Обычно пил он без затей  и  изысков,  но  появление  красивой  женщины
заставило профессо