одой не  мог  оказаться  столь  глуп,
чтобы оставить без внимания вотчину врагов, он наверняка  подарил  Серый
Утес кому-то из своих холуев, но Рене это не волновало -  он  знал,  как
скрытно  проникнуть  в  замок,  даже  если  он  осажден   или   захвачен
годоевцами. Что ж, в последнем случае у него в руках окажутся  заложники
или трупы, но Серый Утес - ключ к Гелани,  и  он  будет  взят!  Рене  не
сомневался, что там найдется немало добровольцев,  готовых  примкнуть  к
шести сотням "Серебряных", везущих  с  собой  в  седельных  сумках  свои
знаменитые доломаны.
   Самозванец не ожидает такой наглости, не может ожидать. Конечно, знай
Михай, что от родового гнезда Шандера до Гелани есть потайные тропы,  он
мог бы предвосхитить планы эландцев, но Годой был занят  другим.  И  это
вселяло надежду.
   Герцог незаметно взглянул на едущего рядом Максимилиана. Клирик, надо
отдать ему должное,  почти  сразу  согласился  с  безумным  предложением
герцога - пока Годой прибирает к рукам  империю,  а  Феликс  с  Мальвани
укрепляют Гверганду и разворачивают городские  пушки  в  сторону  Арции,
захватить Гелань.  Особую  привлекательность  для  кардинала  составляла
перспектива низвергнуть посягнувшего на его титул  Тиберия  и  предстать
Рене жителями Таяны в романтическом ореоле борца за справедливость.  Что
ж, святой отец знал, чего хочет от этой жизни, и готов  был  ради  этого
многим рискнуть. Таких союзников Рене уважал.
   "Максимилиан  связал  свою  судьбу  с   северо-западом,   Арроя   это
устраивало. Он не сомневался, что  красавец-кардинал  втайне  мечтает  о
посохе Архипастыря, вот пусть и добывает этот посох здесь, в Таяне. Рене
не стал бы полагаться на слово клирика, на изъявление дружеских  чувств,
не проверенных временем и морем, у него редко вызывало доверие, но когда
помощь исходит от человека, чьи интересы неразрывно  связаны  с  твоими,
это достойно внимания. Кардинал и  герцог  нравились  друг  другу,  хоть
подчас и говорили на разных языках. В одном же  они  сходились  -  Годой
должен быть побежден, и как можно скорее. "Серебряные" тоже мечтали лишь
об этом. Поэтому,  когда  Гардани  объяснил  им  задачу,  обычно  хмурые
физиономии расцвели улыбками, не сулящими тарскийцам ничего хорошего.
   Единственным,  что  слегка  опечалило  воинов,  была  разлука  с   их
капитаном, но тут уж ничего нельзя было  поделать.  Шани  был  нужен  на
аденском рубеже, так как никто  лучше  него  не  знал  Годоя.  О  другой
причине, а именно о том, что  Шани  может  быть  опасно  возвращаться  в
Высокий Замок, Рене благоразумно молчал. К тому же у графа Гардани  была
еще одна задача. Кто-то должен был подменить Рене, и этим  "кем-то"  мог
быть лишь Шандер. Хорошенько припомнив то,  чему  он  обучился  у  своих
странных покровителей с островов,  Рене  сотворил  простенькую  иллюзию,
которая должна была исчезнуть, лишь  вступив  в  соприкосновение  с  ним
самим.
   Для Рамиэрля подобный фокус был делом минутным,  Рене  же  провозился
всю ночь, но  в  итоге  разобрать,  кто  из  двоих,  вышедших  из  Башни
Альбатроса с разрывом  в  две  оры,  был  герцогом  Эланда,  а  кто  его
двойником, сумел бы  либо  синяк  с  Кристаллом  Поиска,  либо  человек,
настолько хорошо знавший обоих, чтобы заподозрить неладное по  словам  и
жестам.
   О том, что в Гверганде  сейчас  находится  не  герцог  Аррой,  а  его
таянский друг, знали лишь Феликс, Мальвани, Эрик с Ягобом и Диманом, сам
Шани и вездесущий Зенек. Рене не сомневался, что  они  сумеют  сохранить
тайну. Даже если Михай каким-то образом  сможет  прощупать  Гверганду  в
поисках  заклятий,  он  вряд  ли   заподозрит   исчезновение   человека,
возглавляющего оборону. Ему и в  голову  не  придет,  что  Рене  оставил
передовой рубеж, хотя как раз это было можно сделать со спокойной душой.
   В таланте Сезара Мальвани вести наземные оборонительные бои  Рене  не
сомневался - это было у командора в крови, равно как в крови  его,  Рене
Арроя, было водить в сражения армады. Гверганда должна  продержаться  до
того, как он, Рене, захватит Таяну, перекроет путь из Тарски в Арцию  и,
если повезет, найдет средство  открыть  гоблинам  глаза  на  их  подлого
союзника...

2229 год от В. И. 6-й день месяца Лебедя.
Нижняя Арция

   Уже два месяца Луи вел своих  людей  к  Лисьим  горам.  Лагское  поле
позора Арции, осталось далеко, впереди была Северная Фронтера, а за  ней
-  Гремиха,  которую  нужно  было  как-то   перейти.   За   время   пути
разношерстный отряд превратился в единое целое, словно  бы  из  ниоткуда
появилось  несколько  младших   командиров,   соорудили   даже   подобие
орифламмы. Может быть, потому, что они не только уцелели в битве,  но  и
полностью выполнили свой долг, а еще потому, что большинство воинов  Луи
были молоды, а погода установилась такая, что предаваться отчаянью и  не
любить жизнь было просто невозможно,  настроение  в  отряде  было  самым
боевым, а иногда даже веселым. Они твердо знали, куда и  зачем  идут.  К
тому же по дороге им удалось немного потрепать тыловые тарскийские части
и даже захватить несколько пленных.
   Годой чувствовал себя в Арции как дома, победители никак  не  ожидали
нарваться у себя в тылу на сколько-нибудь боеспособный вражеский  отряд,
и Луи не смог удержаться от искушения. Первый раз они сцепились то ли  с
группой мародерствующих фуражиров, то ли просто с мародерами, грабившими
небольшую деревеньку в четырех днях ходу от Лага. Судя по всему, это был
далеко не первый "подвиг" тарскийцев, так как  недалеко  в  тенечке  они
оставили несколько фур, доверху заваленных  всяческим  припасом.  Это  и
решило дело. В отряде Луи было десятка два раненых, в том числе  и  двое
тяжелых, лошади еще с грехом пополам перебивались  подножным  кормом,  а
вот людям пищи явно не хватало.
   Из осторожности  Луи  сначала  вел  своих  быстро,  как  только  мог,
опасаясь, что тарскийцы примутся прочесывать леса в поисках уцелевших, а
для выполнения его безумного плана требовалась скрытность, скрытность  и
еще раз скрытность. Похоже, однако, что  он  переоценил  узурпатора  или
недооценил алчность и наглость его солдат.
   Перебросившись парой слов с Ноэлем, который в меру своих сил  заменял
погибшего Шарля Матея, принц решил, что подвернувшуюся возможность  грех
упустить. Захватить обоз оказалось легче  легкого,  но,  сказав  "утро",
говори и "день". Отпускать мародеров было нельзя. Их и не отпустили.  Те
так и не поняли, что и как произошло.
   Атака была мгновенной и слаженной, не  прошло  и  четверти  оры,  как
отряд Луи оказался полноправным хозяином деревни, пары десятков трупов и
десятка пленных, оказавшихся весьма  словоохотливыми.  Как  и  следовало
ожидать, это были свеженькие арцийские наемники. Совсем недавно такие же
крестьяне как и те, которых они нынче  грабили.  Вербовщики  им  обещали
жалованье, красивую одежду и полную безнаказанность, так  как  лишь  те,
кто признал  власть  императора  Микаэла  Первого  Годоя-Волинга,  могут
рассчитывать  на  его  защиту.  Крестьяне  же  в  таких   тонкостях   не
разбирались и если кому и верили, то войту и клирику, которым так  никто
и не удосужился сообщить, что в Мунте нынче сидит не Базилек.
   Пользуясь этим, новобранцы объявили сельчан  изменниками  и  с  чисто
крестьянской основательностью принялись вычищать чужие подворья,  причем
наиболее хозяйственные и дальновидные намеревались отправить  отобранное
добро на свою не столь уж и  далекую  родину.  Ремесло  солдат  им  явно
нравилось, пока их триумфальный путь не пересекся с  путем  отряда  Луи.
Принц не знал, злиться ему или смеяться, но решать нужно было быстро,  и
он решил. Разоружив горе-вояк и вернув захваченное  в  деревне  законным
владельцам,  Луи  посчитал  остальные  трофеи  своей  законной  добычей.
Труднее было решить, что делать с пленными. В конце концов  Луи  оставил
на попечении господина войта всех,  кроме  двоих  вербовщиков  и  одного
дылды с заячьей губой, ненароком прибившего до  смерти  старуху,  грудью
вставшую на защиту своих кур. Эти были прилюдно повешены. После чего Луи
ушел, на всякий случай дав понять, что пробивается  в  Кантиску.  Их  не
преследовали. То ли обман  удался,  то  ли  лишенные  вожаков  и  оружия
горе-годоевцы разбежались по домам, а может,  их  прикончили  крестьяне.
Принц об этом не думал.
   Набег на мародеров изрядно поправил их дела, а  два  дня  спустя  они
подстерегли группу из десятка всадников, сопровождавших карету. Не  ушел
никто, а Луи стал обладателем донесения Олецького наместника императору.
Впрочем, толку от письма не было никакого,  так  как  хоть  оно  и  было
написано  на  языке,  показавшемся  Луи  испорченным  арцийским,   смысл
послания  был  темен  и  непонятен.  Слова  вроде  бы   складывались   в
осмысленные фразы, но какое отношение имела к происходящему, к  примеру,
какая-то вновь опустевшая Чаша, ни Луи, ни Ноэль  не  понимали.  Пленный
гонец молчал, тупо глядя в землю, а ночью умудрился как-то  освободиться
и попытался убить Луи, после чего его пришлось прикончить.  Принц  пожал
плечами и повел своих дальше.
   Теперь они шли очень медленно, старательно обходя  города  и  большие
села (в чем немалую помощь оказывала Гайда),  пополняя  запасы  за  счет
вражеских фуражиров и безжалостно истребляя отставших от крупных отрядов
тарскийцев, а недалеко от заболоченной безымянной речушки приняли бой  с
почти равным по силе кавалерийским  отрядом.  Неожиданность  и  то,  что
врага удалось загнать в болотце, сделали свое дело, и сотня солдат  была
для  Годоя  потеряна.  После  каждого  удачного  боя  Луи  резко   менял
направление, чтобы сбить со следа возможных преследователей. Важно было,
чтобы тарскийцы считали его выходки действиями разных  отрядов  и  чтобы
никто не догадался, что речь  идет  о  горстке  людей,  пробирающихся  в
Эланд. Пока им везло, но чем ближе Луи  подходил  к  Лисьим  горам,  тем
больше сомнений одолевало принца,  он  не  сомневался  как  в  том,  что
перевал охраняют, так и в том, что, даже прорвись они через  Гремиху,  в
степной Таяне им будет не спрятаться, дорога же вдоль гор вдвое  длиннее
и никому из его отряда не известна...

2229 год от В. И. 8-й день месяца Лебедя.
Старая граница

   Таянцы всегда славились тяжелой конницей, а уж "Серебряные"  и  вовсе
были первыми всадниками Благодатных земель, оставив в  этом  благородном
деле далеко позади  и  "Золотых",  и  арцийскую  императорскую  гвардию.
Кое-кто, впрочем, был склонен превозносить до небес мастерство атэвов  и
стремительность  их  сухих  легконогих  лошадей,  но  знатоки   полагали
кощунственной саму постановку вопроса. Разве можно сравнивать  стрижа  и
ястреба? Приоритет "Серебряных" в конном деле был столь же очевиден, как
и первенство эландцев в деле морском. И тем не  менее  лошади  вышли  из
повиновения. Все! Знаменитые на  весь  свет  серые  в  яблоках  дрыганты
<Дрыганты - порода лошадей, приспособленных к передвижению  по  лесам  и
болотам. Могут при необходимости передвигаться почти оленьими прыжками>,
выезженные и выученные так, что бегали за своими хозяевами не хуже собак
и не боялись ни выстрелов, ни гроз, ни диких зверей, дрожали всем  телом
и отказывались сделать хоть шаг. Растерявшиеся  всадники  изо  всех  сил
пытались совладать с покрывшимися пеной упирающимися скалами и не могли.
   Рене  опомнился  первым  -  может  быть,  потому,  что,   предпочитая
лошадиной спине доски  палубы,  не  привык  полностью  доверять  нервным
четвероногим тварям. Герцог велел отходить,  как  можно  тише.  Кони  не
только выполнили команду, но понадобилось все умение  наездников,  чтобы
удержать их от бешеного галопа.
   - Что это было, монсигнор? - вопрос задал  Стах  Гери,  заменивший  в
таянском походе отбывшего с Шани на Аденские  берега  Зенека,  и  те  же
слова были готовы сорваться с шести сотен губ.
   - Не знаю, - Рене покачал  головой,  -  но  хорошо  бы  "это"  обойти
стороной. Нельзя рисковать и ввязываться в схватки неведомо с чем.  Если
нам навяжут бой, придется драться, но тогда ни один - вы слышите,  -  ни
один противник не должен уйти. Иначе весь наш поход станет бессмыслицей,
если не самоубийством. Пока нам везет - ветер дует в лицо,  вот  кони  и
почуяли какую-то мерзость.
   Разумеется, Рене не был уверен, что лошадей  смутил  какой-то  запах.
Вполне вероятно, их испугало нечто другое, но говорить об этом спутникам
адмирал счел излишним. Равно как и  то,  что  они  могли  наткнуться  на
барьер, выставленный Михаем вдоль всей границы.  В  последнее,  впрочем,
Рене не верил.
   Сам он был не ахти каким  колдуном,  но  понимал,  что  для  создания
магической защиты такой силы и протяженности, да еще  действующей  вдали
от поставившего ее - а в том, что Михай Годой сейчас в  Арции,  сомнений
не было, - нужна почти божественная мощь. И тем не менее Рене  не  сразу
нашелся,  что  ответить  Максимилиану,   вполголоса   выразившему   свои
сомнения. Нет, кардинал не боялся. Во всяком случае, в его словах  страх
не ощущался, скорее тревога о том, правильно ли они поступают.  Рене  не
был в этом уверен, но он уже успел убедить себя в том, что другого  пути
нет, а раз нет, придется пройти здесь и сейчас.
   Счастливчик Рене никогда  не  ждал  у  моря  погоды  и,  если  судьба
загоняла его в угол, бросался ей навстречу. До сих пор это его  спасало.
Конечно, когда-нибудь любое везенье может прекратиться,  но  почему  это
должно  случиться  именно  сегодня?  Рене  медленно  покачал  головой  и
неожиданно подмигнул клирику, ярко сверкнув глазами:
   - Поздно нам поворачивать, господин кардинал Таяны и Эланда! Впрочем,
если вам кажется необходимым вернуться, к вашим услугам квинта <Квинта -
принятое в Таяне воинское подразделение, в которо6  входит  60  человек,
делящихся на пять отрядов, во главе каждого из  которых  стоит  додекан.
Командующий квинтой носит звание лейтенанта> Роцлава.
   - Нет, - клирик довольно  убедительно  улыбнулся,  -  возвращаться  с
полдороги плохая примета, да и в Таяне  я  нужнее,  чем  на  Адене.  Его
Святейшество может без меня обойтись. А вы - нет.
   - Что ж, - Рене облегченно перевел дух, -  тогда  вперед,  а  точнее,
назад! Мы не так уж далеко отъехали от последней развилки, сменим тропу,
а там поглядим. Стах, возьми двоих, и проверьте, как там и что.  Незачем
еще раз пугать лошадей.
   О том, что прошлый раз разведчики ничего не заметили, Аррой решил  не
напоминать. Сташек браво вскинул два пальца к несуществующей  кокарде  и
пустил коня рысью. Рене придержал своего вороного, как  две  капли  воды
похожего на  уведенного  господином  Бо  Чивво.  С  полоры  все  стояли,
вслушиваясь в шорох листьев над головой. В лесу было тихо. Даже  слишком
тихо, и это Рене, побывавшему в Ласковой пуще, очень не нравилось. Но не
стоять же вечно, и герцог, к глубочайшему облегчению  вороного,  наконец
послал его по следам Сташека.
   По мере удаления от странного места чаща оживала - пестрые птицы то и
дело порхали через тропу, с дерева свешивались немыслимо любопытные  (за
что им частенько приходилось расплачиваться жизнью) черные белки...  Все
было как обычно в это время и в этих краях.
   Тропа отыскалась там, где ее  и  оставили,  -  у  причудливой  старой
ольхи,  из  расщепленного  ствола  которой  тянулась  вверх  молоденькая
рябинка. Лошади охотно свернули и  бодрым  шагом  двинулись  вперед.  Не
прошло и оры, как место, которое так напугало коней, осталось  справа  и
позади, а еще через четверть оры под  ноги  разведчикам  бросилось  двое
подростков - мальчик и девочка.  Оба  светловолосые  и  коренастые,  как
большинство здешних жителей. И смертельно напуганные.
   Надо отдать справедливость Сташеку, действовал тот быстро и  разумно.
Один из разведчиков, не дожидаясь, пока  ребята  объяснят,  что  с  ними
случилось, бросился назад. Другой, напротив, медленно двинулся вперед по
тропе. Сташек же спрыгнул с  коня  и,  тряхнув  парнишку  за  плечи,  не
терпящим возражения голосом велел рассказывать. Это помогло.  Подняв  на
аюданта светло-голубые глаза, юнец, торопливо сглатывая  и  не  выпуская
руку подружки, забормотал:
   - Убивцы... Пришли с  восхода...  Много...  Всех  половили...  Мы  за
городкой <Городкой в Чернолесье называют  плетень,  окружающий  деревню>
прятались, на краю... Загулялись  ввечеру...  забоялись  запоздно  домой
итить... А туточка эти... Верхами... как завидели, так  бежать...  Такой
страх...
   Того, что произошло в деревеньке, парочка не  видела,  чувство  ужаса
приковало их к земле, а когда  к  Тинке  и  Раво  вернулась  способность
двигаться, они бросились бежать со всех ног и бежали, пока  не  налетели
на Сташека.
   - Что ж, немудрено, что они испугались, - лейтенант Роцлав не  забыл,
как дрожал его испытанный конь, повидавший куда больше выросших  в  лесу
ребятишек, - сельцо ваше далеко?
   Оказалось, недалеко, как раз в той стороне,  куда  отказывались  идти
лошади.
   - Посмотреть? - Роцлав прямо-таки умоляюще взглянул на Рене -  бравый
лейтенант не был в Ласковой пуще  и  не  видел  растерзанного  в  клочья
вместе с конем воина.
   Он много чего не видел, этот Роцлав, и рвался в бой. Виноват  в  этом
был Рене, не желавший заранее запугивать людей неведомым. Конечно, можно
приказать двигаться дальше, но... оставлять в тылу разбойников, напавших
на мирную деревеньку, значило пусть слегка, но подорвать доверие воинов.
С другой стороны, ввязываться в бой  означало  раскрыть  себя.  Рене  на
мгновение задумался.
   - Проклятый знает, что там за мерзавцы,  а  вслепую  и  на  мышей  не
охотятся. Роцлав, Сташек, - гляньте, что там. Только тихо. Если бить, то
так, чтоб  не  один  не  ушел.  Давайте  вперед.  Если  лошади  упрутся,
спешиться.
   Роцлав кивнул, и двенадцать конных тихо двинулись  вперед.  Остальные
деловито готовились  к  возможной  схватке.  Ждать  пришлось  недолго  -
разведчики дело знали. Им удалось подобраться к самому краю деревни.
   Лошадиный страх, чем бы он ни был  вызван,  рассеялся.  В  деревеньке
действительно чужаки - к городке привязаны кони, но в самом  селе  тихо,
как в могиле. Пришельцы, кто бы они ни были -  странная  сигна,  которой
были помечены седла, что-то вроде белых ветвистых рогов, - не стерегутся
совершенно. Так что как только, так сразу...
   - Добро, - Рене кивнул, "странная сигна" живо напоминала  об  Осеннем
Кошмаре и Пророчестве, но пугать никого до времени не стоило, -  сколько
людей нужно, чтоб оттуда ни одна собака не выскочила?
   - Двух квинт за  глаза  и  за  уши  хватит,  -  отозвался  Роцлав,  -
вообще-то и одной довольно, но чтоб уж точно никто не ушел?
   - Возьмешь три, - Аррой был очень  серьезен,  -  при  попытке  удрать
убивать на месте. С остальными, -  адмирал  горько  ухмыльнулся,  -  как
только убедитесь, что  это  убийцы,  -  поступать  по  Коронному  Праву.
Пленных не брать, кроме двух или трех. Связать, чтоб пальцем  пошевелить
не могли. Все!
   Рене и сам бы хотел броситься в бой, но как раз этого он себе не  мог
позволить. Будущий король Таяны и Эланда должен рисковать  головой  лишь
тогда, когда от его шпаги будет зависеть  гораздо  большее,  чем  судьба
лесной деревушки, в которой, как что-то ему подсказывало,  они  вряд  ли
отыщут уцелевших.

2229 год от В. И. 8-й день месяца Лебедя.
Фронтера

   У нее были легкие пепельные волосы и огромные  зеленоватые  глаза,  в
которых, казалось, плясали солнечные зайчики. Она стояла на краю поляны,
задумчиво разглядывая Луи, и молчала, решительно ничем не напоминая всех
тех женщин, с которыми он когда-либо имел дело. И одета она была  как-то
странно, от переливчатого золотисто-зеленого  платья  не  отказалась  бы
самая изысканная мунтская красавица, но рукава внизу были  не  скреплены
запонками, а щиколотки открыты, как  у  простолюдинки,  да  и  маленькие
узкие ступни были босы. И еще на ее  плече  сидела  и  никак  не  желала
улетать большая белая