о лишь разменной монетой, за которую его  жалкий
сообщник хотел купить себе прощение и, возможно, даже награду...
   Наверное, потому, что взгляд Годоя слишком долго преследовал Шани  по
ночам, граф  видел  только  голову  своего  мучителя,  и  Тиберий,  явно
озадаченный и недовольный затянувшимся молчанием, вмешался:
   - Человек, возомнивший себя равным Творцу нашему и поднявший руку  на
святую Церковь и властителей земных, мертв,  его  ближайшие  приспешники
предстанут перед судом  духовным  и  светским.  Вот  они  -  блудница  и
злокозненный язычник, упорствующие в своих многомерзких грехах!
   Шандер с трудом оторвал взгляд от мертвой головы и попал из огня да в
полымя, столкнувшись  с  тяжелым,  нехорошим  взглядом  гоблина.  Шандер
окаменел, словно Годой снова наложил на него свои чары. Пленник медленно
отвел глаза, даже не попытавшись заговорить. Ни  гневных  обличений,  ни
просьб о пощаде не было. Воины умирают молча. Уррик дал  клятву  хранить
тайну, и он ее хранил. Шандер такой клятвы не давал.  Выхватив  из  кучи
отобранного оружия алебарду, граф с силой  рубанул  по  замку,  даже  не
подумав спросить о ключе. Лезвие со звоном отскочило. Шани ударил еще  и
еще, вкладывая в эти удары всю свою прежнюю и нынешнюю  боль  и  ярость.
Гоблин с каменным лицом следил за руками Шандера,  но  женщина,  лежащая
ничком на дне клетки, даже не обернулась на шум.
   Тиберий пытался что-то бормотать, Шандер в ответ  удостоил  его  лишь
одним взглядом, но таким, что расстрига то ли пискнул, то ли  хрюкнул  и
постарался спрятаться за спинами своих  подручных,  однако  "Серебряные"
решительно вытолкнули его назад. Замок наконец подался, и Шандер  рывком
распахнул дверцу.
   - Выходите!
   Пленник не пошевелился.
   - Выходите! - повторил Шандер.
   - Ты забываешься, граф, - завизжал Тиберий. -  Это  -  преступники  и
еретики...
   - Кто бы они ни были, - отрезал Шандер, - они не звери,  чтоб  возить
их в клетках. А вот ты, - лицо Шандера скривилось от отвращения,  словно
он наступил босой ногой на что-то мерзкое,  -  ты  жрал  из  рук  Михая,
принял от него фальшивый сан, благословил на войну... Пока  он  ходил  в
победителях, он для тебя еретиком не был. Ты двойной предатель  и,  если
это будет выгодно, будешь предавать и дальше. Неужели  ты  думаешь,  что
Архипастырь  или  Рене  после  всего  примут   тебя   с   распростертыми
объятиями?!
   - Как бы  то  ни  было,  именно  я  победил  еретика  и  схватил  его
приспешников! И мои заслуги будут оценены по достоинству. - Тиберий  еще
что-то говорил, но  Шандер  его  не  слышал,  так  как  в  растрепанной,
прятавшей лицо женщине, с трудом вылезавшей из клетки, он  узнал  Ланку.
Ланку, которую он пытался спасти перед тем, как угодить в  плен!  Ланку,
которую он когда-то учил скакать верхом  и  держать  шпагу.  Сестру  его
друга и сюзерена и... жену Михая Годоя!
   - ... сообщница богомерзкого еретика, чьи  руки  по  локоть  в  крови
невинных жертв, - бубнил Тиберий.
   Воины затаили  дыханье.  Ланка  молчала,  опустив  голову,  и  только
безуспешно пыталась стянуть на груди разодранное платье, а Уррик как мог
прикрывал ее от посторонних взглядов.
   -  ...  за  преступления  перед  Церковью  Единой   и   Единственной,
запрещенное ведовство и непотребную связь, - зудел Тиберий.
   Шандер отвел глаза от Иланы и поднял их к небу.  Оно  было  огромным,
чистым и равнодушным. Ему явно не было дела  до  того  что  творится  на
грешной земле.
   - ... как ведьму! - конечный взвизг  лжекардинала  вернул  Шандера  к
действительности.
   Никогда и никто, включая Михая Годоя,  не  вызывал  у  графа  Гардани
такого  отвращения.  Но  Тиберий  был  прав.  Вдова  Михая  и   командир
гоблинской стражи  были  ценной  добычей,  а  взятие  Высокого  Замка  и
уничтожение  владеющего  магией  Годоя  -  заслугой,  за  которую  можно
простить многое. Но Шандеру Гардани отчего-то  не  хотелось  благодарить
толстого клирика. Напротив!
   Молчание затянулось. Нужно было что-то делать. Собственно говоря, все
казалось  очевидным.  Пленных  вместе  с  Тиберием,  которому  следовало
выразить благодарность - как же, политика, Проклятый  бы  ее  побрал!  -
надо  было   отправить   в   Кантиску   в   сопровождении   сотни-другой
"Серебряных", ему же надлежало мчаться в Гелань  и  принимать  дела,  но
душа графа к столь очевидному решению не лежала.
   Шандер был воином, а не интриганом, и победа, одержанная  при  помощи
подонка и предателя, его не только оскорбляла,  но  казалась  чем-то  не
правильным и опасным. Тем не  менее  в  одном  Шандер  был  уверен  -  к
женщине, в каком бы преступлении она ни  обвинялась,  нельзя  относиться
по-скотски. Может, не расскажи ему в свое время Рене о судилище в  Белом
Мосту, затеянном синяками, он бы и повел себя  иначе,  хотя  вряд  ли...
Граф Гардани был воспитан в убеждении, что врага следует  убить,  но  не
издеваться, и что глумление над тем, кто не может себя защитить, унижает
не слабого, а сильного. Это все и решило.
   - Бласко! - Молодой додекан появился немедленно. - Командуйте привал.
Вон там, на лугу у озера. Выше Высочество, -  он  решительно  поклонился
Ланке, - я сожалею, что вынужден  задерживать  вас,  вашу  судьбу  будут
решать другие, но я выражаю  свое  сожаление  о  том,  что  с  вами  так
обращались. Вы немедленно получите все  необходимое.  Ваш  телохранитель
может оставаться с вами и далее, впрочем, это как вам будет угодно!  Да,
Коста?
   Темнобровый  "Серебряный"  что-то  прошептал  графу  на  ухо,  и  тот
стремительно пошел за ним, велев Бласко приглядывать за Тиберием  и  его
людьми.
   Вернулся он быстро и совсем в другом настроении - мир  вновь  стал  с
головы на ноги и делился на порядочных  людей  и  подлецов,  с  которыми
можно было не церемониться.
   - Где тут Гонза Когуть,  клирик,  известный  под  именем  Евлалия,  и
братья Цокай?
   Двое названных, зябко поводя плечами, вышли вперед, третий попробовал
затеряться в кучке черно-зеленых, но был  ими  вытолкнут.  Люди  Тиберия
явно не относились к тем, кто будет закрывать собой товарища.
   - Признаете ли вы, - Шандер говорил тоном, не допускающим возражений,
-  что  доносили  на  недовольных  Михаем   Годоем,   получая   за   это
вознаграждение, а Евлалий к тому же нарушал тайну исповеди?
   Трое молчали, причем физиономия Гонзы стала багрово-красной, а клирик
и Курай смертельно побледнели.
   - Что вы можете сказать  в  свое  оправдание?  Ничего?  Повесить  их.
Немедленно.
   Если "Серебряные"  и  удивились,  то  виду  не  показали.  Трое  были
немедленно схвачены, и начались те жуткие приготовления, без которых  не
обходится ни одна война.
   Обезумевший Имре Цокай тщетно пытался  вырваться  из  схвативших  его
сильных рук,  а  Гонза  и  Евлалий  громко  завопили,  и  из  их  воплей
явствовало, что творили они все по приказу и с благословения  Тиберия  и
прочих, что в доносах и прочих непотребствах  виновны  не  только  и  не
столько они... Имена сыпались, как горох. Выходило, что почти все шедшие
с обозом, кроме, пожалуй, рядовых стражников, доносили, пытали, грабили,
участвовали в казнях. Все что-то получили из рук Годоя и Тиберия или  же
присвоили сами... Они жили в домах погубленных ими людей,  ходили  в  их
драгоценностях, насиловали их жен и дочерей. Они доносили друг на  друга
и выхвалялись друг перед другом, проталкиваясь поближе к трону Годоя,  и
они же решили откупиться  головой  вчерашнего  повелителя...  Евлалий  и
Гонза не собирались умирать в одиночку и бросались все новыми  и  новыми
подробностями, от которых лицо Тиберия позеленело, и клирик грохнулся на
пыльную дорогу.
   - Хватит! - поднял руку Шандер Гардани.  -  Что  ж,  не  моей  власти
судить тех, кто отмечен Церковью. Это дело Архипастыря и конклава. Зря я
сломал клетку, похоже, это единственное место, достойное такой твари,  -
и граф брезгливо  отодвинулся  от  туши  лжекардинала.  -  Значит,  так,
ребята. Клириков придется гнать в Кантиску, другого выхода у нас нет. Но
эти, - он обвел взглядом остальных пленных, - ответят  здесь  и  сейчас.
Церковь велит прощать своим врагам, но я не намерен прощать тех, на чьей
совести сотни чужих жизней.
   - Но, сигнор, - Бласко посмотрел на графа, словно видел его  впервые,
- может быть, не все они виноваты одинаково?
   - Да, не все... Но жизнь  у  них  одна,  -  Шандер  словно  бы  сразу
постарел,  но  лицо  его  выражало  непоколебимую  уверенность  в  своей
правоте, - впрочем, сейчас мы все узнаем.  Уррик  пад  Рокэ!  -  Гоблин,
бесстрастно созерцавший предыдущую сцену, наклонил голову в  знак  того,
что  слышит.  -  Можешь  ли  ты  поклясться  честью,   что   кто-то   из
присутствующих здесь невиновен в убийствах и доносах?
   - Нет; - последовал четкий ответ, - я могу поклясться честью только в
том, что видел собственными глазами. Я могу назвать тех, в делах которых
не сомневаюсь.
   - Назови, - потребовал Шандер. И Уррик назвал. -  Что  ж,  эти  умрут
здесь и сейчас. Клириков - в Кантиску. Те,  чья  вина  не  подтверждена,
поедут с нами в Гелань. Если до конца месяца не  найдутся  свидетели  их
преступлений, они будут отпущены. Ее Высочество и ее телохранителя также
необходимо доставить в Кантиску, и сделать  это  придется  вам,  Бласко.
Выедете утром. Я еще должен  написать  письма  Его  Святейшеству  и  Его
Величеству... Да, голову Годоя надо куда-то положить... Я  бы  ее  вовсе
сжег, но тут нужен совет кого-то, сведущего в магии. Как бы то ни  было,
ее тоже придется взять с собой. Что вы стоите? Выполняйте!
   - Но, сигнор, вы всерьез полагаетесь на слово этого гоблина?
   - Да. Он поклялся честью. Гоблины не лгут, а этого к тому же  я  знаю
лично. Он назвал только тех, в  чьей  вине  уверен,  и  я  не  собираюсь
продлевать их пребывание в этом мире.  Вы  видели  Белый  Мост,  впереди
лежат Гусинки, и таких гусинок по Благодатным землям не счесть. И все по
милости подобных тварей. Михай был страшен, но эти... эти еще  страшнее.
Потому что они всегда есть и всегда  будут,  и  стоит  только  появиться
кому-то в силе и свистнуть, как они бросятся предавать и  душить...  Так
вот эти больше ничего подобного не сделают. И не смотрите на меня так, я
отвечаю за свое решение и перед людьми, и перед королем,  и  перед  тем,
кто над нами. Если он, конечно, есть!

2230 год от В. И. Ночь со 2-го на 3-й день месяца Собаки.
Старая Арцийская дорога

   Криза облегченно вздохнула, увидев лагерь.  Все  в  порядке,  она  не
отстала, хотя повозки тащились с такой скоростью, что за ними бы угнался
и пеший человек, чего уж говорить о молодой  сильной  орке,  подгоняемой
любовью и отчаяньем.
   Дочка Гредды шла за караваном Тиберия от самой Гелани. Шла  ночами  -
ее специфическая внешность на  степном  тракте  вынуждала  прятаться  от
людских глаз. Слишком много северные недоумки  натворили  здесь  бед,  а
расхлебывать пришлось другим. В том числе и Уррику,  за  которого  Криза
была готова умереть хотя прежде следовало попробовать его освободить.  И
Илану разумеется, потому что Уррик ее не  бросит.  Правду  сказать,  при
всей своей нелюбви к принцессе юная орка отдавала ей должное, та  повела
себя достойно.
   Лежа от восхода и до заката в придорожных оврагах, Криза  придумывала
план освобождения. Нужно было как-то подобраться к клетке, открыть ее  и
вывести пленных. Хорошо бы это удалось сделать без  боя,  но  на  всякий
случай нужно добыть оружие для Уррика  -  Илана,  судя  по  всему,  была
слишком измотана, чтобы драться.
   В одном орка не сомневалась - бежать нужно,  когда  караван  окажется
поблизости от перевала. Найти гоблинов в горах то же, что рыбу в реке...
А  потом  нужно  вернуться  к  своим.  Уррик  и  Илана   останутся   под
покровительством деда, а она найдет Романа и расскажет  ему  все,  а  ей
было что рассказать...
   После  убийства  Годоя  в  Замке  все  изменилось.  Набившиеся   туда
мародеры, доносчики и подхалимы Михая столь откровенно тряслись за  свои
никчемные шкуры, что, казалось, их страхом провоняли даже  стены.  Криза
знала, что такие люди, как крысы, будучи  загнаны  в  угол,  постараются
загрызть, а у засевших в Высоком Замке двуногих  крыс  к  тому  же  было
оружие, и они умели с ним обращаться.
   Старая  Катриона,  нянька  Иланы,  первой   учуяла   опасность.   Она
уговаривала принцессу бежать вместе с малышкой Ларой и  теми  немногими,
на кого можно рассчитывать, но Илана понадеялась на  своих  головорезов.
Вдова Годоя хотела во что бы то ни стало дождаться таянского герцога,  и
Криза была готова поклясться, что это не просто так.  Только  счастливая
любовь ослепляет, неразделенная же заставляет подмечать малейший  вздох,
незаметную дрожь в голосе, слегка дрогнувшие веки. Орка не сомневалась -
Илана ждет, потому что любит и надеется. Вместе с ней ждала и  надеялась
и Криза: пусть этот северный  герцог,  про  которого  с  такой  теплотой
говорил Роман, придет и заберет принцессу. Тогда Уррик останется один, и
кто знает...
   Но вместо герцога Рене вбежала старая Катриона. Те, на кого надеялась
Илана, предали первыми: сговорившись с  Тиберием,  они  решили  выкупить
свои поганые жизни головами Иланы и Уррика. Весть о мятеже застала  всех
троих в малом кабинете  Королевской  Башни,  откуда  не  было  потайного
выхода. Илана стиснула зубы, но ничего не сказала, только  выхватила  из
ножен кинжал,  с  которым  последние  дни  не  расставалась,  и  бросила
Катрионе, а сама взяла одну  из  висевших  на  стене  шпаг.  Криза  тоже
вытащила свой охотничий нож, но Илана покачала головой:
   - Девушка, о тебе в  суматохе  наверняка  позабыли,  им  нужны  мы  с
Урриком. Тут есть ниша, спрячься в ней и пережди, потом... Ты знаешь мои
старые покои, вот ключи. Там есть потайная лестница...
   Криза знала эту  лестницу.  Ревность  смотрит  десятью  глазами...  К
счастью,  объяснять,   откуда   ей   известен   секрет   принцессы,   не
понадобилось. Ланке было довольно, что она знает.
   - Запоминай! В круглой комнате за занавесом часовня, там  икона,  ну,
картина, там изображена женщина в белом. Надави  на  мизинец,  откроется
ход... Уходи...
   - Нет, - огрызнулась Криза.
   - Уходи, - голос Иланы предательски дрогнул, -  и  постарайся  спасти
девочку, пока ее не хватились.  Я  обещала  ее  матери,  что  она  будет
принцессой, а тут...
   Криза понимала, что спасти ребенка ее долг, но Уррик!!! Оставить  его
на растерзанье этой своре. А в дверь уже колотили кулаки...
   - Прячься, - крикнул и Уррик.
   - Я не уйду от тебя! - не выдержала Криза. - Я люблю тебя.
   - Если любишь - уйдешь, - отчаянно выкрикнул воин, -  спаси  Лару,  а
нет, так не дай им откупиться нашими головами, ты им этого не позволишь.
Расскажи все Рене!
   - Все? - прошептала она.
   - Если я говорю все, значит, все. Прячься! Они сейчас вломятся.
   Дочка Гредды в последний раз стрельнула глазищами в сторону  любимого
и, засунув нож за пазуху, скользнула за занавес. В тот же миг  дверь  не
выдержала. Уррик, Ланка и старуха бросились вперед, вон  из  комнаты,  и
орка понимала почему - они хотели увести предателей подальше от нее. Шум
вскоре затих, но орка выждала еще с полоры, прежде чем  выскользнуть  из
ставшей ловушкой комнаты. Капли крови на лестнице говорили  о  том,  что
здесь дрались, но ни мертвых, ни живых вокруг не было.
   Ларуня преспокойно спала  в  комнате  Катрионы,  ее,  видно,  еще  не
хватились, и Криза без помех вынесла человеческого  детеныша  из  замка.
Без помех, если  не  считать  того,  что  ребенка  приходилось  кормить,
переодевать, успокаивать... К  счастью,  девушка  побывала  в  Гелани  с
Романом и даже помнила старую Терезу, которая ее  и  приютила  вместе  с
девочкой. Старуха охотно возилась с Ларуней, а орка с кошачьим упорством
караулила вокруг Замка, при этом умудряясь не попадаться на глаза людям.
А  потом  из  ворот  выехал  обоз.  Растерявшиеся  горожане  не  посмели
остановить Тиберия, предъявившего им столь веское  доказательство  своей
правоты,  как  голова  Годоя  и   схваченный   предводитель   гоблинских
наемников. Единственное, на что сподобился новый эркард, это отправить с
обозом десятка два эркадных  стражников  <Эркадная  стража  -  городская
стража>, которые тут же заробели и понуро плелись в хвосте у процессии.
   Нет, Криза не сомневалась в справедливости северного герцога, потомка
Инты. Она боялась, что ему предъявят не одну, а три отрубленные  головы,
а потому решила действовать на свой страх и  риск...  До  гор  оставался
один дневной переход, но Криза,  прежде  чем  окончательно  успокоиться,
решила посмотреть  на  лагерь  вблизи.  Там  на  засохшем  дереве  мерно
покачивались  два  тела.  Сердце  девушки  подскочило  к  горлу,   потом
провалилось вниз, вновь вернулось на свое  место  и  затрепыхалось,  как
пойманный  воробей.  С  трудом  сглотнув,  она  подошла  поближе.  Хвала
Великому Омму! Это не Уррик!  Это  братья  Цокай...  Не  выдержав,  орка
подскочила и захлопала в ладоши.
   Видимо, те,  кто  повесил  братцев,  были  хорошими  охотниками.  Две
высокие молчаливые фигуры выросли как из-под  земли.  Девушка  выхватила
нож, намереваясь защищаться.
   - Бласко, глянь-ка, девка. Да чудная какая!
   - А она с тех, с горных, видать... Эй там, - воин  крикнул  во  тьму,
видимо, там были еще воины, - позовите-ка дана Гардани.
   - Шандера Гардани? - пискнула Криза.
   - Шандера, - удивленно подтвердил названный Бласко, да ты, девка, его
никак знаешь?
   - Знаю, - со вздохом облегчения проговорила Криза и  разжала  ладони.
Нож с тихим стуком упал на землю.

2230 год от В. И. 3-й день месяца Собаки.
Старая Арцийская дорога

   - Я пришел проводить вас, Ваше Высочество. Может  быть,  у  вас  есть
какие-то пожелания?
   - Вас? Ваше Высочество? - негромко переспросила Ланка... - Раньше ВЫ,
граф, меня так не называли... По крайней мере наедине.
   - Раньше было... раньше, - пожал  плечами  Шандер,  -  мы  все  стали
другими за эти два года.
   - Что ж, я в любом случае благодарю... вас за  то,  что  вы  избавили
меня от этой мерзкой клетки. Я знаю, что снисхождения не заслуживаю,  но
есть вещи пострашнее смерти.
   - Есть, - согласился Шандер, - я это знаю очень хорошо.
   Офицерская  палатка,  в  которой  разместили  пленницу,  роскошью  не
отличалась, но она хотя бы прятала от посторонних глаз то, что  скрывает
любая дама. У Ланки в распоряжении была целая ночь и сколько угодно воды
и мыла, так что сидящая  перед  Гардани  женщина  больше  не  напоминала
безумную нищенку. Дамского платья в отряде, разумеется, не  нашлось,  но
Ланке не привыкать было носить мужскую одежду.
   - Мы нашли ваши рубины.
   - У Тиберия?
   - Разумеется.
   - Что с ним будет?
   - Не знаю, но, думаю, Феликс и Максимилиан воздадут ему по  заслугам.
Я предложил Уррику свободу. В конце концов,  он  всего  лишь  гоблинский
наемник, а Рене разрешил горцам беспрепятственно вернуться к себе домой.
   - Он всегда был дальновиден, - кивнула дочь Марко, - их  слову  можно
верить, к тому же они сражались бы до последнего бойца, а у вас вряд  ли
много лишних людей!
   - Вы правы! - подтвердил Шандер. - То, что затеял Михай,  Благодатным
землям обошлось дорого, хотя все кончилось не  так  страшно,  как  могло
бы...
   - Да. - Она снова кивнула. - Уррик, конечно, отказался?
   - Отказался. Я ничего другого и не ожидал.
   - Я тоже. Он настоящий... друг. Что со мной будет?
   - Думаю, все не так страшно. - Шандер пристально взглянул в печальные
глаза. - Очень многое, если не все  зависит  от  Рене,  а  он  не  будет
мстить, особенно вам.
   - Как он? - голос Иланы впервые слегка дрогнул. - Здоров?
   - Да, с ним все в порядке. Он принял корону Эланда,  но  это  еще  не
все...
   - Разумеется, корона Таяны по закону переходит к нему или его сыну...
   - И корона Арции.
   - Что?!
   - Арция хочет видеть его своим императором.
   - И он согласен. А мунтские Волинги?
   -