Роман
поставил себе целью или что-нибудь найти, или достичь места, с  которого
нельзя  будет  рассмотреть  проклятый  вулкан.  Тогда  они  повернут,  и
начнется самое неприятное, что только может быть в жизни  разведчика,  -
бесславное возвращение из бессмысленного похода по  собственным  следам.
Но пока они шли вперед, не разговаривая, но и  не  отступая,  шли,  пока
дорогу не преградила трещина, даже не трещина, а  пролом.  Роман  тронул
ногой камни. Вроде лежат крепко, но какая-то  чудовищная  сила  рассекла
базальтовое кольцо, как мечом. Нэо подошел  к  самому  краю  и  заглянул
вниз. Кто сказал, что от вулканов только вред? Если бы  не  свет  Годоя,
они бы не увидели самого главного. На то, чтоб не сорваться в  пропасть,
сноровки Романа еще хватало, но заметить,  что  сквозь  каменное  кольцо
проходит что-то весьма напоминающее дорогу, он бы не смог.
   В такие мгновенья главное - не потерять головы.  Двое  спустились  со
стены со стороны вулкана и оказались перед идеальной аркой, которая явно
была старше верхнего пролома. Внутрь вела дорога, словно бы выплавленная
в темном блестящем камне, другой ее  конец  по  широкой  дуге  уходил  в
сторону вулкана. Надо было  на  что-то  решаться,  и  Роман  повернул  в
проход, все-таки засветив маленький голубоватый шарик, Идти было  легко,
странная дорога словно бы сама бежала навстречу путникам. Пару раз Роман
оглядывался и видел уменьшающийся раскаленный полукруг. А потом  впереди
что-то мелькнуло. Что-то  более  светлое,  чем  окружающий  камень  Эльф
повыше поднял светящийся шар и не поверил собственным глазам. Перед  ним
лежал выбеленный временем скелет чудовищной птицы. Она упала, распластав
гигантские крылья и неловко вывернув голову с острым  хищным  клювом,  в
котором запросто бы унесла быка. Огромные когти были  сжаты,  но  в  них
никого не было...
   - Хотел бы я  знать,  что  ее  убило,  -  пробормотал  Роман,  обходя
страшную находку, - или кто, если она погибла в схватке.
   - Кто это? - шепнул Норгэрель, присев и коснувшись  рукой  черепа.  -
Орел? Эландцы рассказывали о Великом Орле.
   - Нет, не орел. Тоже хищник, но другой. Похож на  сурианского  грифа,
но много больше... Великий Орел - одна из покинувших Тарру высших сил, а
это просто птица. Большая мертвая птица. Сам не знаю, почему мне так  ее
жаль...
   - И мне, - тихо повторил сын Ларэна, - мне тоже  ее  очень  жаль.  Ее
никто не убивал. Она сама  бросилась  вниз,  потому  что  ее  предали...
Предали те, кому она служила, и не только ее, но и все и вся... Я  узнал
ее, вернее, его. Это Одинокий Кондор, страж  Светозарного.  -  Норгэрель
вздрогнул и поднял голову. - Я опять что-то сказал?
   - Да. И ты, видимо, прав. Мы все-таки в  Светозарном,  и  перед  нами
тот, кто был Кондором Арцея.
   - Мы что-то будем делать?
   - Будем. Пойдем дальше. Нужно найти дворец, думаю, что  Врата,  через
которые удрали наши доблестные боги, в другом месте. Конечно, там теперь
может быть вулкан, но мне отчего-то кажется, что Чертоги  Света  были  в
противоположной стороне.
   - Но тут же все сгорело...
   -  Не  все.  Осталась  дорога.  Остался  Кондор,  извержение  бы  его
похоронило... Странно, кстати, что Годой не изрыгает пепел, хоть  это  с
его стороны весьма мило. Творец и его розы. Все правильно!
   - Что правильно?
   - Идем мы правильно. Это каменное кольцо до сих пор защищает то,  что
внутри. Потому и пепла нет, и дорога сохранилась.
   - Пепла нет, жизни тоже нет...
   - И все равно мы идем правильно, а жизнь, жизнь, похоже,  уничтожили.
Хоть это и трудно.
 
2885 год от В., 
9-й день месяца Собаки. 
Арция, Лага. 
 
   Дариоло  с  пристрастием  изучала  себя  в  зеркале.  Нет,   она   не
сомневалась в своей  привлекательности,  об  этом  ей  твердили  десятки
мужчин и молчали десятки женщин, но сегодня ей  хотелось  быть  особенно
красивой, а как этого добиться, если нужно оставаться такой, как всегда,
и ничем себя не выдать? Даро хотела  бы  надеть  так  ей  идущее  платье
золотистого кангхаонского шелка с открытой шеей и диадему  и  серьги  из
золотистых  же  топазов,   а   приходилось   довольствоваться   домашним
платьицем, зеленым в белый цветочек. И то сказать, не может же она выйти
на вечернюю прогулку в бальном наряде? Правда, девушка очень  надеялась,
что ее никто не увидит, - слуг они с братом держали всего  троих,  и  те
наверняка спали,  а  сам  Рафаэль  с  двумя  десятками  солдат  объезжал
пригородные дороги и должен был вернуться лишь завтра к вечеру. Никто  и
представить не может, что она после случая на охоте выйдет на ночь глядя
из запертого дома, а она выйдет! Впрочем, об опасностях,  подстерегающих
ее, девушка не думала, все ее мысли занимал Александр Эстре и то, что  с
ними произошло в Старом Дворце.
   Прибежав домой с пылающим лицом и запершись у себя в спальне, Даро по
мгновениям перебирала их странную встречу. Как же она не  понимала,  что
любит Александра?! Любит с той самой минуты, когда темноволосый всадник,
ловко управляющий норовистым  белым  жеребцом,  властным  жестом  осадил
худого нобиля  с  грязными  глазами,  оказавшегося  братом  королевы,  и
улыбнулся ей и Рафаэлю. "Вам здесь никто и ничто  не  угрожает.  Клянусь
честью Тагэре!" Эти слова долго звучали у девушки в  ушах,  но  ей  и  в
голову не приходило, что... Она и младший Тагэре! Этого не  могло  быть,
но это было. Он поцеловал ее, по-настоящему поцеловал, уж это-то она при
всем своем небогатом опыте поняла.
   "Я тебе благодарен, Даро, ты не можешь себе представить как!  Я  твой
должник до конца моих дней, но я  не  могу  принять  твою  любовь...  Ты
слишком хороша для меня. Слишком...Рано или поздно ты это поймешь, я  не
должен ломать тебе жизнь..." Даро ничего не  ответила,  только  тихонько
заплакала. Он что-то еще говорил, правильное, умное, благородное, но для
нее это было пустыми словами. Ей  нужен  был  только  он,  пусть  трижды
горбатый - какое это имеет значение. Ни у  кого  из  рыцарей  Арции  нет
таких сильных рук, таких ясных, все понимающих глаз...
   "Это они горбатые, они, а не ты... Ты победил свою беду  а  эти...  И
Вилльо... и Гризье...  И  твой  брат...  у  них  души  горбатые,  и  это
навсегда. Мне никто, никто не нужен... Они все чужие, с ними пусто..."
   И Александр сдался. Он ведь тоже был живым человеком Он был мужчиной.
Он даже немного не рассчитал сил, обнимая девушку, но от него  она  была
готова принять и не такую боль. Он велел подумать; если она  уверится  в
своем чувстве он ее будет ждать через ору после полуночи в Старом Дворце
в той же комнате... Даро глянула на клепсидру.  Пора.  Если  она  придет
раньше, ничего страшного, можно и  подождать.  Девушка  набросила  плащ,
тихонько,  стараясь  не  скрипнуть  половицами,  спустилась  по   черной
лестнице, отодвинула  подпирающий  дверь  железный  кол,  скинула  цепь,
навесной крюк... Нужно вернуться до  того,  как  толстуха  Марго  выйдет
встречать молочника... Так, теперь ключ. Он легко повернулся в замке,  и
Даро скользнула на улицу. До парка было совсем близко, но она не сделала
и двух шагов, как от  стены  отделилась  тень  в  темном  плаще.  Сердце
мирийки сжалось, но потом она узнала Александра.
   - Вы?
   - Неужели ты могла подумать, что  я  позволю  тебе  бегать  одной  по
улицам? - Эстре тихонько сжал ее руку.
   - Тогда... тогда, может, поднимемся ко мне? Рито нет,  слуги  спят  в
другом крыле.
   - Как скажешь...
   Даро, от спешки не сразу попав в замочную скважину, отперла дверь.
   Затем снова заперла, тщательно восстановив разрушенную  баррикаду,  и
они поднялись в ее комнату. Уже на лестнице Даро стало стыдно брошенного
на  кресло  платья  и  скромных  занавесок,  она  пролепетала   какое-то
извинение, Александр ответил приглушенным смешком, и  в  сердце  мирийки
воцарилось счастье.  Она  зажгла  свечи,  передвинула  глиняную  вазу  с
пышными астрами. Вспомнила, что нужно принести хотя бы вина и фруктов, и
бросилась на кухню. Когда  она  вернулась,  герцог  сидел  в  неглубоком
кресле, и лицо его было бледным и напряженным.
   Даро поставила принесенное на стол и застыла рядом, умоляюще глядя на
своего гостя:
   - Что-то не так? Я... Простите меня...
   - За что?
   - У вас такое лицо...
   - Просто мне очень страшно.
   - Страшно? Почему?
   - Я никогда не был счастлив и поэтому боюсь... Боюсь, что  когда  все
кончится, мне будет не подняться...
   - Но почему все кончится? Вы... Вы меня вправду любите?
   - Конечно...
   - А я вас... И... Если вы меня разлюбите, я умру.
   - Я тебя не разлюблю, Даро. В себе я уверен.
   - А я в себе, - она действительно не понимала, в чем дело. - Вы  меня
не поцелуете снова?
   - Ты хочешь?
   - Очень!
   Александр поднялся, но потом, словно налетев на  невидимую  преграду,
опустился в кресло.
   - Даро, дорогая, сядь. Нам нужно поговорить...
   Но девушка не послушалась. Она снова, как в Старом Дворце, опустилась
на ковер у ног герцога и подняла к нему лицо:
   - Да? О чем?
   - Ты понимаешь... Я... Я не могу любить тебя. Я обещал защитить  тебя
и брата от мести циалианок, а вместо этого... Рафаэль - мой друг...
   - Ну и что, разве это мешает? Он будет рад, когда узнает. А потом,  -
с чисто женской логикой заключила Дариоло, - ему можно  и  не  говорить.
Это наша сказка. Как окно в Старом Дворце.
   - Даро, но я... Я не могу жениться на тебе сейчас... Филипп... Король
и так наделал уйму глупостей, которые некому  расхлебывать.  Я  поклялся
ему, что нас ничто не связывает,  если  он  узнает,  что  я  лгал...  Он
перестанет мне верить, и Вилльо заставят  его  сделать  непоправимое.  Я
могу отдать тебе душу, но жизнь моя принадлежит Арции и королю. Верность
обязывает...
   - Я понимаю, - вздохнула Даро, которая  на  самом  деле  не  понимала
ничего, или, вернее, поняла одно: Александр не  должен  ссориться  из-за
нее с братом и поэтому не может на ней жениться, но об  этом  она  и  не
думала. Ее мысли были заняты другим.
   - А зачем нам свадьба, зачем, чтобы кто-то знал? Ведь можно и так...
   - Ты понимаешь, что говоришь?!
   - Понимаю. Я читала про Франсуа и Элоизу. И про Ришара и Санчию.  Это
лучше, чем так, как все эти лгуны... - Водоворот непонятных, но сильных,
необоримых грез и желаний захватил мирийку, и она выпалила с неожиданной
для нее самой отчаянностью:
   - Я хочу быть твоей. Сегодня. Сейчас. Я не отпущу тебя...
   Александр какое-то время вглядывался в молящие глаза  девушки,  потом
вскочил и легко поднял ее на руки.
   -  Так  и  будет!  И  пусть  святой  Эрасти  меня  покарает,  если  я
когда-нибудь предам нашу любовь.
 
Нэо Рамиэрль. 
 
   Они все-таки  нашли  дворец  Светозарных.  Вокруг  все  было  сожжено
чудовищным пламенем, но колоссальный зал  с  троном  в  виде  застывшего
языка пламени уцелел или же был намеренно не тронут. Норгэрель  и  Роман
стояли среди теряющихся в вышине колонн, сохранивших  свою  белизну.  Не
пострадали, насколько можно было судить при скудном освещении, и фрески,
и прихотливые орнаменты, вьющиеся вокруг дверных проемов.  Это  был  тот
самый зал, что множество лет и жизней назад Нэо Рамиэрль  из  дома  Розы
увидел в Кабаньих топях в ночь, когда адмирал Рене Аррой повел за  собой
пляску Хранителей... Да, именно здесь Двое бросили вызов Пятерым.  Тогда
Светозарное было залито ослепительным светом, и  сам  воздух,  казалось,
звенел от предчувствия чудовищной  схватки,  а  теперь  вместо  богов  и
богинь у Престола Сил стояли двое смертельно  уставших  эльфов,  которым
нужно было лишь одно: отыскать дорогу в тот  мир,  откуда  бежали  боги.
Бежали, бросив его на произвол судьбы и разрушив собственный дом.
   - Так всегда бывает. Все трусы поступают одинаково. Впрочем, похожи и
те, кто стоит до конца.
   Роман вздрогнул от неожиданности. Они были здесь  одни  или  все-таки
нет? А может, с ними заговорил брошенный дворец?
   Эльф поднял голову и увидел звездное небо. Крыши над тронным залом не
было, белые колонны где-то в бесконечной вышине образовывали  светящееся
кольцо,  обнимающее  кусок  чистого  неба.  Он  никогда  не  видел  этих
созвездий, но они появились, разогнав чудовищную тьму...
   - Звезды не разгоняют тьму, они просто возвращают свет, - сказал  все
тот же голос. - Если б здесь была Тьма, ты бы, возможно,  погиб,  но  не
испугался и не чувствовал себя рыбой, вытащенной из воды.
   - Но что это, если не Тьма?
   - Это отсутствие Света. Не более того. Когда откуда-то  забирают  то,
что должно там находиться, остается  пустота,  которую  нужно  заполнить
хоть чем-то... Подойдите сюда. Вот к этой стене. Видите?
   Роман и Норгэрель пошли на голос.  Они  не  понимали,  видят  ли  они
своего странного собеседника или нет,  и  это  отчего-то  было  неважно.
Важно было найти то, что он хотел им показать, В одном месте стена  была
расколота, и у пролома вырос жалкий осклизлый грибок, по шляпке которого
ползла маленькая улитка, старательно вытягивая блестящую  полупрозрачную
шейку.
   - Вот так... Свет ушел, осталась пустота. Пустота не  может  породить
ни Света, ни Тьмы, но она устает  сама  от  себя  и  начинает  зарастать
ничтожеством. И вот вместо  могучей  птицы  жалкая  улитка,  которую  со
временем будут восхвалять,  ибо  кондор  мертв,  а  она  жива.  И  гриб,
выросший в зале, помнящем богов,  будет  признан  уместным,  а  о  былом
величии вспомнят лишь избранные, и никто  их  за  это  не  поблагодарит.
Улитка на развалинах, что может быть более  важным  для  одних  и  менее
нужным для прочих?
   - Прекрати, брат, - второй голос был чуть выше и более  хриплым,  чем
первый, - беседа о ползущих в никуда может стать бесконечной.  У  нас  и
наших друзей нет времени восхищаться гордящейся собой слизью.
   - Ты прав, - отозвался первый, - нужно спешить.
 
2885 год от В.И, 
10-й день месяца Зеркала. 
Арция. Лага. 
 
   До этой осени Сандер Тагэре не знал ни страха, ни счастья,  а  сейчас
на него свалилось и то, и другое,  и  он  не  представлял,  что  с  этим
делать. Единственное, на что его хватало, это  держать  свою  тайну  при
себе, хотя смотреть в глаза Рито было куда как непросто.  Помогало  лишь
умение не то чтобы лгать, но молчать, какая  бы  тяжесть  ни  лежала  на
душе. Молчание для герцога Эстре давно стало вторыми доспехами, которые,
в  отличие  от  первых,  он  не  снимал.  Даже  с  Дени  Сандер  не  был
откровенным, да и Сезар, хоть и стал его другом, тоже не знал  всего,  о
Филиппе же не приходилось и говорить.  Александр  не  просто  ненавидел,
когда его жалели, он считал недостойным обрушивать свои неприятности  на
других. То, что на него свалилось, человек должен вынести сам. И он нес,
но оказалось, что прятать радость труднее, чем беду.  Да  и  Рафаэль  со
своим открытым, легким нравом и всегдашней готовностью  рискнуть  жизнью
ради друга был человеком, обманывать  которого  было  немыслимо  трудно.
Кэрна раз и навсегда записал герцога Эстре в  свои  друзья,  а  потом  и
Александр предложил ему свою дружбу. Но он не предполагал,  что  Дариоло
станет его возлюбленной.
   Даже спустя месяц после их первой ночи Александр Эстре не верил в то,
что случилось. Это было счастьем незаслуженным, неожиданным, краденым и,
скорее всего, недолговечным. Слишком долго он приучал себя к мысли,  что
в его жизни любви не может быть и не будет, а она  пришла,  и  Александр
растерялся. Он силился понять, почему Даро из всех вы именно его,  и  не
понимал, но она его любила. Любила не из жалости или благодарности, ну а
в бескорыстии мирийки усомниться было просто невозможно,  и  именно  это
его пугало больше всего. Когда-нибудь она очнется и  увидит  его  таким,
каков он на самом деле,  а  он  далеко  не  волшебный  рыцарь,  снящийся
девушкам по ночам.
   Голова шла кругом, но Сандер ухитрялся помнить, что он вице-маршал  и
брат короля. Герцог Эстре не забыл свой долг, он всегда умел загнать все
свои чувства вглубь и со спокойным, сосредоточенным  лицом  делать  свое
дело. Вилльо говорили, что у горбуна нет души, друзья  сожалели  о  том,
что он сам отрезает себя от радостей жизни. Ошибались и  те,  и  другие.
Душа у Сандера была, да и радоваться он умел, просто не показывал  этого
никому. Пока не встретил Даро. А ведь до того, как она призналась ему  в
любви, он о ней и не думал. Он вообще ни о ком не думал, и надеялся, что
судьба, наделив его горбом, защитила его хотя  бы  от  любви.  Когда  он
поклялся брату, что ему никто не нужен, он был искренен, а не  прошло  и
месяца, как его слова превратились в  чудовищную  ложь.  Вся  его  жизнь
распалась на две половинки - до встречи в Старом Дворце и после нее.
   Не видеть Даро два дня было мучительно, но то, что и  она  испытывала
подобные чувства, наполняло сердце  герцога  невероятным  счастьем.  Кто
сказал, что пора любви - весна? Эта осень сводила  с  ума,  все  сильнее
затягивая их в золотой омут. Сначала они встречались в Старом Дворце,  а
когда двор перебрался в Мунт, он стал приходить к Даро домой.  Они  были
одновременно   осторожны   и   дерзки,   как   лисицы,   и   судьба   им
покровительствовала. Даже  самым  завзятым  сплетникам  и  в  голову  не
приходило связать имена прекрасной мирийки и горбуна Эстре, за которого,
по  всеобщему  убеждению,  пряталась  Даро,  чтобы  избежать  ухаживаний
Вилльо.
   Людей обмануть трудно, но когда они что-то решают, они решают  раз  и
навсегда. Когда молва выносила приговор, Сандер для Даро был всего  лишь
бескорыстным защитником и другом и сюзереном ее брата. Даже Элла,  и  та
ни о чем не догадывалась,  разрываясь  между  ненавистью  к  мирийцам  и
деверю и здравым смыслом, который требовал если не любить их, то хотя бы
не ссориться. И все равно Сандер в будущее смотрел со  страхом,  он  был
счастлив, но ему казалось, что создан он для горя, а не для радости.
   Младший из Тагэре сам не знал, чего боялся, но, когда среди ночи  его
поднял сигурант короля, вообразил, что речь пойдет о Даро. Хотя мог бы и
догадаться, что брат ждет от него  того  же,  что  и  всегда,  а  именно
помощи. Филипп собрался воевать, а то, что решение окончательно  вызрело
ночью, Его Величество волновало  мало.  Ему  понадобилось  поговорить  с
вице-маршалом, и он послал за  ним.  Не  удосужившись  объяснить  гонцу,
зачем.
   Лишь только Сандер появился на пороге, Филипп  сунул  ему  письма  из
Оргонды. Муж Марты и отец Сезара сообщали, что Жозеф готовит вторжение и
что на этот раз отбиться своими силами будет  сложно,  так  как  ифранцы
обзавелись наемниками  и  тайной  поддержкой  антонианцев.  Марк  был  в
панике, Анри сохранял спокойствие, утверждая, что войну  можно  и  нужно
выиграть.
   - И выиграем, - уверенно заявил король, забирая из рук брата послание
маршала, - давно пора отобрать земли, которые мы потеряли из-за женитьбы
недоумка на мерзавке. Как скоро мы сможем собрать войска?
   - Если призвать все фамилии, то месяц-полтора на сборы в провинции, а
затем дорога, но зима не лучшее время для войны.
   -  Начнем  весной.  Дарнийцы  дадут  корабли.  На  сей  раз  Марк  не
жадничает.
   - Тогда все в порядке. Мы соберем  лучшую  армию  со  времен  Иволги.
Хотя... хотя я бы начал с севера.
   - Север подождет, - уверенно заявил Филипп, - фронтерцы как  грабили,
так и будут грабить, но внутрь Арции  они  не  лезут.  А  Джакомо  хвост
подожмет, чтобы не стать следующим. Марк все же  наш  родич,  да  и  нам
помогал. Я просто обязан его  выручить  и  раз  и  навсегда  приструнить
Паука. Без победы я не вернусь.
   - Что должен делать я?
   - Ты? Возьмешь своего сумасшедшего мирийца и  поскачешь  в  Тагэре  и
Фло. С тебя не меньше двух сотен рыцарей и тысячи лучников. Больше там и
Рауль бы не собрал.  Остальных  "волчат"  разгони  по  майоратам,  пусть
приведут, кто кого сможет. Я разошлю  герольдов  по  провинциям,  думаю,
наши нобили не прочь проветриться, но мне нужны люди Фло, а  они  пойдут
только за тобой и Кэрна. Он должен сейчас  прийти,  к