ухитрялся   шутить,
утверждая, что трубить он смог бы и без обоих глаз, а уж  с  одним-то  и
вовсе все в порядке. Роцлаву в живот угодила мушкетная пуля,  и  его  на
плаще утащили к эльфийским целителям - вдруг помогут. Голова Бласко была
так замотана, что видны были  лишь  блестящие  глаза,  но  "Серебряный",
шепелявя,  продолжал  рассказывать  всем  и  каждому,  как  они   довели
арцийских индюков до белого каления, заставив их броситься в ловушку.
   Свежий  ветерок  обдувал  разгоряченные  лица,  наиболее   запасливые
вытаскивали фляги с водой или царкой и пускали  по  кругу.  Вдалеке  еще
гремели выстрелы - церковники и эльфы добивали гоблинов,  но  люди  Рене
слишком устали, чтобы вновь идти в бой, исход которого и  так  очевиден.
Да,  скорее  всего  все  закончится  до  того,  как  они   доберутся   к
Малахитовому лагерю.
   Теперь, когда битва осталась позади,  Рене  сам  не  верил,  что  они
победили. То, что произошло у Кантиски, было столь же маловероятно,  как
большинство великих побед  прошлого.  Если  рассуждать  с  точки  зрения
военных мыслителей из  Академии,  шансов  у  них  практически  не  было.
Впрочем, в свое время не было их ни  у  Анхеля  Светлого,  ни  у  самого
великого Воля... Хотя их победы были окончательными, а вот им, пока  жив
Годой, думать о покое не придется.
   Рене побывал там, где тарскийского господаря видели в последний  раз.
Отступавшие с Поганой Подковы арцийцы бросили  все  как  есть,  и  Аррой
получил сомнительное удовольствие обозреть два  трупа.  Под  монашескими
капюшонами  оказались  нечесаные  серые   патлы,   свидетельствующие   о
принадлежности покойников к сообществу ройгианцев. Преодолев отвращение,
Рене перевернул тела. Один был умело заколот, и к тому  же  на  его  шее
виднелась отметина,  свидетельствующая,  что  кто-то  сорвал  с  убитого
цепочку, на  теле  же  второго  не  было  ничего,  свидетельствующего  о
насильственной смерти, однако на лице застыло выражение смертного ужаса.
   - Яд? - Рене скорее утверждал, нежели спрашивал.
   - Отнюдь нет, - ответствовал Жан-Флорентин, - не представляю, от чего
умер этот человек. Это лишний  раз  свидетельствует  сколь  несовершенны
наши знания. Но он умер первым.
   - Мне тоже так кажется, - согласился Рене, - а вот второго  наверняка
прикончил наш тарскийский друг. Вопрос, куда он делся...
   - Магия, - охотно пояснил жаб, - очень неприятная к тому же.  Видимо,
жизни этих  двоих  пошли  на  то,  чтобы  обеспечить  Годою  возможность
бегства. Скажу к тому же,  что  чем  сильнее  убитый  маг,  тем  большая
магическая энергия высвобождается, когда жизнь его покидает, а эти двое,
судя по всему, принадлежат к элите ордена...
   - Хвала Великому Лебедю, ты жив!  -  показавшийся  в  дверном  проеме
Роман был весь  в  пыли  и  крови,  мало  чем  отличаясь  от  измотанных
"Серебряных".
   - Хвала Великим Братьям, и ты тоже, - улыбнулся Рене,  -  вот  думаю,
что тут произошло.
   - Ничего хорошего, как я понимаю, - заметил Роман, - ты  знаешь,  что
Добори погиб?
   - Нет, - покачал головой Рене, - Феликсу будет его не хватать.  Рафал
еще молод, хотя война, похоже, кончается. Луи не сегодня-завтра  возьмет
Мунт, Высокий Замок нам не опасен, хотя тянуть с ним не стоит.  А  потом
нам, похоже, придется ловить Годоя, знать бы еще, куда и как он удрал.
   - Постараемся проследить, - сощурился эльф, - думаю, мои соплеменники
в этом помогут. Ты не знаешь, где они сейчас?
   - Насколько мне известно, вместе с клириками добивают гоблинов... Эй!
Ты куда?!

2230 год от В. И. 1-й день месяца Лебедя.
Окрестности Малахитового лагеря

   Всадник  появился  неожиданно.  Он  пронесся  бешеным  галопом   мимо
стоявших насмерть орков,  что-то  взволнованно  крича  на  чужом  языке.
Странно, но эльфы тотчас же опустили луки, а наездник, одетый в  черное,
уже развернул своего коня и стрелой понесся  назад.  Обойдя  по  широкой
дуге обреченных, он оказался между ними и лагерными  пушками  и,  подняв
коня на дыбы, снова закричал, на этот раз по-арцийски.
   Это было невероятно, невозможно, но орудия перестали изрыгать смерть.
А всадник спрыгнул с коня, бросил на землю шпагу и  кинжалы  и  пошел  к
гоблинам, вытянув руки в извечном жесте мира.
   Заходящее солнце полыхнуло на золотых волосах незнакомца.  Чем  ближе
он подходил, тем меньше оставалось сомнений. Перед гоблинами стоял эльф,
извечный враг.  Кое-кто  из  молодых  поднял  арбалеты,  но  старики  их
осадили. И дело было не в том,  что  появление  этого  эльфа  остановило
бойню. Он шел один, он шел безоружным, и не  было  большего  греха,  чем
убить его. А странный эльф остановился в нескольких  шагах  от  передней
шеренги и заговорил. По-гоблински!!!

Глава 37

2230 год от В.И. Вечер 1-го дня месяца Лебедя.
Хомячье поле

   Рене в  сопровождении  нескольких  молчаливых  эльфов  сосредоточенно
шагал по сухой траве, по возможности обходя  лужи  крови  и  перешагивая
через валяющиеся тела. Трупы, трупы  лежали  грудами  -  люди,  гоблины,
эльфы, - все вперемешку, как их застала смерть. Впрочем, адмирал  сейчас
был далек и от жалости, и от ужаса, он слишком устал, чтобы  думать  или
переживать. Если бы не необходимость отдать  долг  предводителю  эльфов,
Рене отложил бы все разговоры до завтра, но не узнать о состоянии Эмзара
герцог не мог. К  счастью,  рана  оказалась  неопасной,  разумеется,  по
эльфийским меркам. Человека, получившего пулю в грудь, уже бы  отпевали,
владыка же Лебедей сидел, опираясь на подушки.
   Странно, но Рене никак не мог  отогнать  от  себя  мысль,  что  эльф,
раненный мушкетером, - нелепость. Крылатые всадники явились из какого-то
странного мира, где нет места столь  грубым  вещам,  как  порох,  пушки,
мушкеты. Там сражаются утонченными заклинаниями  и  сверкающими  мечами,
там все исполнено глубочайшего смысла, девы прекрасны, воины доблестны и
даже цветы пахнут сильнее и тоньше. Однако эти дивные существа пришли  и
помогли, оставив на Хомячьем поле пять или шесть десятков жизней.  Когда
Рене встретился с Детьми Звезд  в  Приграничье,  он  был  очарован  ими,
сейчас же его одолевала совершенно неуместная грусть о навеки ушедшем.
   Усилием воли адмирал вернулся к закончившемуся разговору. Теперь Рене
знал, что говорить потрясенным людям, которые ждут объяснений. Феликс, к
счастью, жив, вместе с ним и Иоахиммиусом они справятся. Но  сначала  он
найдет Герику, потерявшуюся во всей этой круговерти. Найдет и  скажет...
Нет, лучше не загадывать! Только бы с ней  ничего  не  случилось,  ведь,
когда  обессиленный  Олень  удрал  в  свое  логово,  она  стала  обычной
женщиной. Хоть бы брат Парамон не растерялся и  позаботился  о  ней  как
следует...
   Кстати, а как тут оказалась Герика?  Капитану,  который  ее  взял  на
борт, голову свернуть мало! Да и аббату  тоже,  хотя  прошла  же  она  в
одиночку пол-Арции, почему бы и ей не пройти подземным ходом.
   Великие Братья, сколько  всего  предстоит!  Сколько  же  всего  нужно
сделать. В свое время адмирал понял, что победить в сражении -  полдела,
главное начинается после. Хотя о какой победе можно говорить, если Годой
удрал, и еще каким-то немыслимым способом,  но  даже  будь  он  мертв...
Слишком часто  те,  кто  выигрывал  войну,  проигрывали  мир,  тонули  в
навязанных выжидавшими, чья возьмет, договорами, увязали в  нескончаемых
переговорах с теми, кто называл себя союзниками, а на  деле  предпочитал
таскать из огня каштаны чужими руками. Рене не сомневался, что  в  самые
ближайшие  дни  ему  предстоит  разбираться  с  арцийским   посольством,
эмиссарами Килона, а когда  вернется  Шани,  и  с  посланцами  Эр-Атэва.
Последних, впрочем, адмирал хотел бы видеть как можно скорее. Сама мысль
о договоре между Рысью и Львом должна сделать арцийских нобилей  нежными
и ласковыми.
   Жаль, что большинство эльфов уходит этой же ночью, крылатые  всадники
должны стать легендой, свидетельством Божьего  Промысла,  без  этого  не
обойтись. Останутся разве что Эмзар с Клэром и Роман. Да уж, удружил  он
всем с  этими  гоблинами.  Куда  их  теперь  девать  прикажете?  Эльф  -
предводитель гоблинов! Рене, несмотря на всю  свою  усталость,  которая,
впрочем, начинала отступать  -  видимо,  сказывалось  эльфийское  питье,
рассмеялся: чего только не бывает...
   - Не вижу повода для смеха, - Жан-Флорентин был неумолим.  -  Впереди
большая работа, нам нельзя расслабляться...
   - Я не собираюсь расслабляться, дорогой, - заверил приятеля  Рене,  -
просто я подумал о том, как все  в  этой  войне  перепуталось.  Эльфы  и
гоблины, святой и Проклятый...
   - Да, - с готовностью  подхватил  тему  Жан-Флорентин,  -  на  первый
взгляд это вещи несовместные, но если посмотреть глубже...
   Глубже Рене смотреть не стал,  слушая  в  четверть  уха  убаюкивающее
жабье бормотание, он шел, думая о своем,  то  сожалея  о  Мальвани,  сын
которого, похоже, останется калекой, если не произойдет чуда,  чуда,  на
которое не способны даже эльфы, то  прикидывая,  куда  и  как  поместить
пленных гоблинов, чтобы они  не  мозолили  глаза  и  чтобы  фанатики  не
потребовали их немедленной казни.  Интересно,  Луи  и  Рыгор  уже  возле
Мунта? Судя по всему, да... Надо будет им  сообщить  о  разгроме  Годоя.
Думать о тарском господаре адмирал не мог, у каждого человека есть  свои
пределы. Годой - это завтра, а сегодня неотложное и Герика! Он, в  конце
концов, потребует у нее ответа. Почему она его все время  избегает,  чем
он ее обидел и когда обидел: теперь или тогда, в Таяне...
   Хомячье поле наконец осталось позади. Стемнело, легкий ветер разогнал
пороховой дым и принес из дальней рощи запах  цветущих  акаций,  акаций,
которые будут цвести и тогда, когда никого из пришедших к излучине Канна
не будет в живых. Акации, чье право цвести они отстояли...
   А его, оказывается, ждали, хоть он, уходя  с  молчаливым  Клэром,  не
сказал, ни куда идет, ни  когда  вернется.  Вездесущий  Зенек  умудрился
разыскать своего сигнора и привести ему нормальную лошадь.
   Аррой кивнул Зенеку и вскочил в седло. Вороной, переступив с ноги  на
ногу, пошел размашистой иноходью. Зенек  на  своем  буланом  пристроился
рядом.
   - Надеюсь, клирики  делают  все,  что  нужно?  -  герцог  в  этом  не
сомневался, но уточнить всегда полезно.
   - Так, проше дана, но схоронить всех  будет  тяжко...  Сейчас  шукаем
своих, кто запропал. Дан Архипастырь всех своих  погнал  сюда,  -  Зенек
одобрительно хихикнул, - сказал, что те "должны  возрадоваться,  ибо  им
предстоит богоугодное  дело".  Особливо  те,  хто  с  Годоем  замиряться
хотел... О как! Толстопузые с радости той аж зелеными  стали...  Побитых
таскать - не поклоны бить...
   - Браво, Его Святейшество, - хохотнул и адмирал, почему-то представив
осанистого Тиверия, зажимающего нос платком и пробирающегося меж  убитых
лошадей, - надо будет туда же  и  фискалов  наладить...  Пусть  гоблинов
хоронят, авось прекратят ябеды писать.
   - То не прекратят,  проше  дана.  Скорше  кошку  отучить  за  мелкими
тварюшками охотиться. Так и дана Герика порешила...
   - Что Герика?
   - Да то, - Зенек был слишком молод, чтоб читать  в  чужих  глазах,  а
потому продолжал совершенно спокойно:
   - То она погадала себе. Велела кланяться  вам  и  всем.  Казала,  что
теперь она не нужна, а из-за нее только хлопот много будет. Опять  же  и
синяки и наследство всякое...
   - Когда уехала? Куда?
   - Не знаю, проше дана, - до Зенека  наконец  дошло,  что  с  герцогом
что-то не так... - Дорога та, что с Малахитовых ворот... А  уехала,  еще
светло было. Она хотела вас найти, а вы как раз до эльфов пошли. Сказала
только, что то - судьба и что так, выходит, и нужно.
   Рене уже не слушал. Он дал шпоры коню, тот ответил обиженным ржанием,
но тут же честно перешел в галоп. Ветер донес слова адмирала - он  велел
Зенеку возвращаться в город.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

РАННИЙ ВЕЧЕР

   Слишком долго мы были затеряны в безднах,
   Волны-звери, подняв свой мерцающий горб,
   Нас крутили и били в объятьях железных
   И бросали на скалы, где пряталась скорбь.
   Но теперь, словно белые кони от битвы,
   Улетают клочки грозовых облаков,
   Если хочешь, мы выйдем для общей молитвы
   На хрустящий песок золотых островов.
   Я. Гумилев

Глава 38

2230 год ри В. И. Ночь с 1-го на 2-й день месяца Лебедя.
Таяна. Высокий Замок

   Было жарко и душно. Слишком жарко и душно, чтобы спокойно, безмятежно
спать. Ланка и не спала. В последнее время ночи для нее стали пыткой,  и
молодая женщина ору за орой просиживала на окне,  глядя,  как  пляшет  в
водах Рысьвы звездный свет, или  бродила  в  сопровождении  следующей  в
отдалении гоблинской охраны по стенам. Раньше, когда она проводила  ночи
с Урриком, вычерпанная его неиссякаемой страстью, она все же  умудрялась
засыпать до рассвета, но сейчас  она  не  могла  себе  этого  позволить,
слишком много чужих и враждебных глаз следило  за  каждым  ее  шагом,  а
готовясь исполнить задуманное, она не могла рисковать. Бледные, Тиберий,
тарскийцы и те из таянских нобилей, кто частью из  трусости,  частью  из
жадности связал себя с Михаем Годоем, должны были видеть в ней  свою  до
мозга костей, повязанную с самозваным регентом не только  кровью,  но  и
постелью. Только в этом случае она сможет быстро и бескровно сдать Замок
Рене, в чьей победе над Михаем она не сомневалась с того самого момента,
как узнала, что Эстель Оскора выскользнула из рук ее супруга и оказалась
в Эланде.
   Ланка презрительно скривилась - Герика Годойя была воспитана в  тупой
покорности, ей было все равно, кто  за  нее  думает  и  решает  -  отец,
очередной жених или любой чужак с сильной волей. Михай, готовя дочь  для
достижения  одной-единственной  цели,  жестоко  просчитался.  Он  слепил
орудие само по себе надежное, но полностью послушное воле того,  кто  им
владеет. Случайно освободившись из рук Годоя,  Герика  именно  благодаря
своей безответности и безволию стала ему смертельно опасна. "Что ж,  так
ему и надо! - жестко подумала принцесса. - Если глупая курица по приказу
Рене  прикончит  собственного  отца,  это  будет  вполне  заслуженно..."
Принцесса пошире  распахнула  окно  и,  наполовину  высунувшись  наружу,
принялась рассматривать расшитое созвездиями небо. Еще неделя или две, и
наступит время падающих звезд, время загаданных желаний, а у нее желание
одно-единственное - Рене Аррой. Он должен прийти  за  ней,  ее  же  дело
дождаться... Конечно, было бы неплохо, окажись с ней сегодня  Уррик,  но
об этом лучше забыть. К тому же орк  сейчас  или  проверяет  посты,  или
болтает со своей соплеменницей.... Как ее?  Кажется,  Криза...  Красивое
имя, куда красивее всех этих благословенных Церковью Митт и Агилин...
   Девочка влюблена в Уррика, а ему с ней пока просто легко и  спокойно.
Но когда гоблин вернется в свои горы, из этой дружбы может что-то выйти.
Они  прекрасная  пара,  а  Уррик   достоин   того,   чтоб   его   любили
по-настоящему.
   Криза нравилась Илане, нравилась, несмотря на  то  что  орка  чутьем,
присущим любой влюбленной женщине,  сразу  же  угадала  в  жене  регента
соперницу, и соперницу счастливую. Девчонка дичилась,  смотрела  рысьими
глазами, отказывалась отвечать и... до боли напоминала дочери  Марко  ее
самое  год  назад,  когда  ее  затопила  любовь  к  эландскому  герцогу.
Оставалось  надеяться,  что  Криза  не  натворит  таких  бед,  как  она.
Принцесса еще раз вздохнула и решила все же заставить себя заснуть,  как
вдруг что-то словно бы опалило ее. Невольно прижав тонкие руки к вискам,
женщина пыталась отдышаться, понять, что же происходит, однако ничего не
получалось - подскочившее к  горлу  сердце  билось  неровными  толчками,
липкий холодный пот струился по спине, в ушах стоял звон.  Ланка  поняла
одно - происходит что-то страшное.
   Вжимаясь в стену, дочь Марко с ужасом следила, как большое зеркало, с
незапамятных времен стоявшее в ее спальне, перестало отражать что бы  то
ни было. Изнутри  стекла  всплывали  мутно-серые  клубы,  казалось,  там
кто-то стирает отвратительно  грязное  белье.  Илана,  то  ли  связанная
каким-то гадким заклинанием, то ли просто  смертельно  перепуганная,  не
могла даже глаза  закрыть  и  ошалело  смотрела  в  ополоумевшее  стекло
которое принялось колебаться и вспучиваться,  повторяя  движения  серого
марева, а затем слилось с ним в одно целое. И когда белесая мгла потекла
в комнату, вместе с ней вперед шагнула знакомая грузная  фигура.  Хозяин
Высокого Замка явился домой, и тотчас все стало на свои  места.  Зеркало
опять было зеркалом, в котором честно отражалась противоположная стена и
интимные мелочи, разложенные на туалетном столике.
   Ланка, с трудом скрывая отвращение, приветствовала супруга. Несколько
помятый и еще более обрюзгший, чем в прошлый раз, но живой  и  здоровый,
Годой был явно доволен собой.
   - Я тебя напугал, детка, что поделать, я не  могу  открыть  тебе  все
свои секреты, хотя ты у меня и умница, - регент подошел к жене, взял  ее
унизанной перстями рукой за подбородок и  какое-то  время  рассматривал,
словно бы в первый раз.
   - Хороша, - удовлетворенно произнес он  наконец,  -  именно  то,  что
нужно  после  дальней  дороги,  -  и  решительно  подтолкнул  женщину  к
застеленной кровати.
   Илана не сопротивлялась: зачем? Он все равно  с  ней  так  или  иначе
справится и при этом  испытает  дополнительное  удовольствие.  Принцесса
покорно и равнодушно предоставила себя набросившемуся на нее  бородатому
упитанному мужчине, пытаясь про себя представить - нет, не  Рене  -  это
было бы просто кощунством, но  хотя  бы  Уррика.  Увы!  Годой  оставался
Годоем, хорошо хоть, что он был слишком занят собой,  чтобы  следить  за
женой,  которая,  теребя  зубами  подушку,  лицом  в  которую  ее  ткнул
охваченный страстью супруг, лихорадочно соображала,  что  же  ей  сейчас
делать.

2230 год от В. И. Утро 2-го дня месяца Лебедя.
Святая дорога

   Рене остановил коня только к полудню.  Рунское  нагорье  давным-давно
скрылось из глаз, дорога петляла среди зеленеющих кленов и буков и  была
совершенно пуста. С точки  зрения  Арроя.  Беспристрастный  наблюдатель,
напротив, отметил бы, что на обычно тихой дороге слишком людно. Прохожие
с удивлением оглядывались на герцога - некоторые знали,  каков  из  себя
эландский вождь, но не могли сразу  сообразить,  кто  же  этот  одинокий
всадник на дрожащем от усталости вороном коне. По  всему  выходило,  что
настоящему Рене Аррою здесь делать нечего, но черная цепь на шее,  седые
волосы, темные брови и бородка... Такое не  перепутаешь!  Пока  никто  с
вопросами не приставал, но остатки здравого смысла заставили свернуть  в
лес. Что делать дальше, адмирал не знал - здесь,  у  Ящеричной  горы,  в
Святую дорогу вливался  Лесной  тракт,  от  которого,  в  свою  очередь,
отходили дороги на Пантану и  Грэньи,  один  из  самых  крупных  городов
Срединной Арции. Герика могла свернуть  куда  угодно...  У  нее  были  в
запасе три или четыре оры, и она, в отличие от него, была вольна делать,
что хотела.
   Рене лихорадочно пытался угадать, куда же двинулась эта  непостижимая
ведьма. Вообще-то будущего короля Эланда такой ее  поступок  должен  был
радовать, но вот Рене Аррой - человек и мужчина - примириться  еще  и  с
этой потерей не мог.
   - Ну и что ты собираешься делать? - знакомый менторский голос оторвал
адмирала от лихорадочных расчетов. - Искать женщину, когда она не хочет,
чтобы ее нашли, труднее, чем верблюду пройти через игольное ушко.  Кроме
того, Герика Годойя поступила логично и обоснованно. Наличие  в  Идаконе
Эстель  Оскоры,  даже  если  она  утратила  свою  Силу,  создаст   общий
дискомфорт, - Жан-Флорентин с удовольствием произнес заковыристое слово,
- нельзя забывать и о том, что Годойя  является  дочерью  и  наследницей
злейшего врага Благодатных земель и вдовствующей  королевой  Таяны,  что
создает определенный юридический казус. А посему  ее  доброволь