ветился от счастья. Мунт для него был не просто городом,  он
был его религией, его личной сказкой, а изгнание - самой страшной бедой.
Больше всего Луи боялся, что придется драться за каждую улицу,  разрушая
совершенные творения великих зодчих, проливая кровь  горожан.  Пронесло!
Доказательства преступлений Михая, память об Эллари и, главное,  разгром
узурпатора у Кантиски, о котором узнали накануне, и полная невозможность
оборонять огромный, разбросанный по  холмам  город,  заставили  гарнизон
открыть символические ворота. И вот Луи третий  день  носился  по  своей
столице, отдавая приказания, обнимаясь со  старыми  и  новыми  друзьями,
хватаясь  за  сотню  дел  одновременно.  О  том,  что  он  заберется  на
колокольню святого Доминуса, принц говорил все месяцы  своего  изгнания,
но осуществить мечту смог только теперь. Зимный был весьма польщен,  что
будущий император взял его с собой, но, завороженный  открывшимся  перед
ним зрелищем, забыл даже о Луи. Прошло какое-то время, прежде чем  принц
нарушил молчание.
   - Рыгор, я решил объявить Фронтеру свободной землей. Теперь все  села
будут вольными. Вы ведь, - принц  рассмеялся,  -  вряд  ли  после  всего
отдадите оружие и разойдетесь по прежним хозяевам.
   - Оно так, - согласно  кивнул  головой  беломостец,  -  стать  воякой
тяжко, но перестать им быть не можна.
   - И я о том же. Короче, Фронтера теперь принадлежит фронтерцам, если,
разумеется, вы  поклянетесь  не  пропускать  через  свои  земли  никакую
нечисть. И если Арции понадобится ваша помощь...
   - Только кликни, и мы уж тут! Мне такое любо, и  усем  нашим,  я  так
разумею, такоже. Ежли кто с баронов не обложався зараз, да еще  и  живый
или же наследник у его есть, то мы их не обидим... Выкуп с чего  платить
маем, багато добычи  взяли,  и,  поможет  святый  Эрасти,  ище  возьмем.
Тарску-то розкурочить треба, чтоб с того гадючего кубла погонь всякая не
наползла. Зараз к осени идет, и тут еще дел до горла, а вот весной стает
снег, и двинем туды... Разом и вдаримо, мы спереду, орки сзаду... Доки я
Михая мертвым не побачу... Да шо там не побачу,  доки  не  потрогаю,  не
заспокоюсь.
   - Правильно, - обрадовался Луи. - Так просто я вас и не отпущу. Я тут
многим как кость в горле. Те, кому я мог доверять, почти все погибли,  а
сволочь всякая отсиделась под кустами, а сейчас захочет свое урвать.
   - Не дозволим, - отрезал фронтерец, -  кто  что  потопал,  той  то  и
полопает. Ты вот шо скажи, ваше высоцтво, что с Лупе делать будешь?  Она
ж любит тебя, тут и до гадалки  ходить  не  треба.  Да  ты  ж  принц,  а
незадолго емператором станешь!
   - А я на ней женюсь, - сообщил принц, - и пусть удавятся! Она  тысячи
знатных шлюх стоит!
   - Оно так, - протянул Рыгор, - да шо про то скажуть. Емператор, он же
должен себе ровню взять!
   - А кого  мне  спрашивать?  Тех,  кто  с  Михаем  заигрывали  да  под
кроватями прятались? Лупе с нами все от и до прошла, она настоящая...  И
роду она очень хорошего, а что орать будут, то не без этого, да  на  мой
счет всегда орали. Беды-то! Главное, она бы согласилась, а  то  гордость
раньше ее родилась.
   - Да поломается трохи, да и согласится. А не, то я ее...
   - А ты посаженным отцом будешь?
   - Я? - Рыгор оторопел. - То я ж простой мужик...
   - Ты  мой  друг!  И  потом,  ты  отныне...  герцог  Фронтерский,  мой
полномочный наместник...
   - Я герцог?
   - Именно! Ломать, так все! Ты ж и так всю Фронтеру в  руках  держишь,
тебе и я верю, и люди твои. Тебе и на Тарску идти, тебе и герцогом быть!
Все, и не спорь! Я "емператором" буду, мне и  решать!  А  Архипастырь  и
Аррой меня поддержат, они от этих тухлых нобилей сами  натерпелись.  Да,
надо собрать наконец Генеральные Штаты и все им выложить. И  про  вечный
мир с Эландом, и про Фронтеру, и  про  то,  что  прощать  предателей  на
радостях я и сам не буду, и другим не дам...
   - Ото правильно, - кивнул Рыгор, - самое дурное, что только придумать
можно, то упырей всяческих на свободу отпускать. Тут только зазеваешься,
они тебе и нож в спину... Нет! Усих до единого выловим!!!

2230 год от В. И. 12-й день месяца Лебедя.
Высокий Замок

   Михай Годой хозяйничал в Высоком Замке десятый день. Как ни  странно,
он пребывал в отличнейшем расположении духа, словно  бы  и  не  было  ни
сокрушительного поражения у Кантиски, ни выскользнувшей  из  рук  Таяны.
Годой подолгу пропадал на стенах,  разглядывая  то  разноцветную  летнюю
Гелань, то поле у подножия замковой горы. Укрывшиеся от гнева горожан за
стенами замка остатки  тарскийцев  и  те  таянцы,  кто  слишком  пытался
угодить узурпатору, чтоб рассчитывать на прощение,  тоже  приободрились,
зато Анна-Илана совсем пала духом.
   Она не понимала, что происходит, но видела, что супруг доволен жизнью
и   наверняка   затевает    какую-нибудь    страшноватенькую    каверзу.
Посоветоваться было не с кем: Уррик вместе с десятком  особо  доверенных
тарскийцев безотлучно находился при особе Годоя, а Кризе Ланка  доверяла
не до конца, да и что ей могла присоветовать дикая девчонка?
   Илана лихорадочно думала, но ничего, объясняющего радость Годоя, ей в
голову не приходило. Решительная по натуре,  принцесса  не  могла  долго
оставаться в неведении и наконец, загнав подальше неизбежное отвращение,
решилась применить извечный женский способ.  Вызвать  у  супруга  прилив
желания оказалось проще простого, но Анна-Илана отнюдь не ставила  своей
целью исполнение супружеских  обязанностей.  Оттолкнув,  но  не  слишком
сильно, распалившегося Михая, Ланка сквозь зубы процедила:
   - Какой же я была дурой, когда связалась  с  тобой.  У  тебя  хватило
наглости бодаться с Рене и не хватило ума его забодать.  Ты  обещал  мне
четыре короны, а что теперь? Сидим, как волки за  красными  метками!  Уж
лучше бы я уехала в Эланд! -  Ланка  капризно  закусила  губку,  сорочка
съехала, обнажив плечо...
   Разумеется, Годой не устоял. Конечно, иногда  приятно  взять  женщину
силой. Но такую, как Илана, приятнее ошеломить, заставить признать  свое
превосходство. Годой довольно засмеялся:
   - Ты слишком рано загрустила, дорогая! Я обещал тебе  четыре  короны?
Ты их получишь, а в придачу получишь еще и бессмертие!
   - Как?! Что?! - Илана не притворялась, она и вправду была  потрясена,
а  довольный  Михай,  потянувшись,  как  раскормленный  трактирный  кот,
пояснил:
   - Дорогая моя, вы будете хозяйкой  Арции,  да  что  там  Арции,  всех
Благодатных земель.
   Ланка растерянно молчала, и Годой,  купаясь  в  собственном  величии,
объяснил. Надо отдать должное тарскому господарю,  вещи,  от  которых  у
членов Академии ум зашел бы за разум, он объяснял не только  со  знанием
дела, но и весьма понятно. Главное, во всяком случае,  Ланка  усекла,  а
как Годой будет это делать, ее не очень-то и занимало. Она  видела,  что
он не лжет, и этого было довольно.
   Оказывается, незачем воевать  с  Эландом,  ловить  сбежавшую  Герику,
враждовать с Церковью. Проще и уместнее выждать,  когда  враги  спокойно
проживут отмеренный им срок и отойдут в мир  иной.  Через  двести-триста
лет Благодатные земли позабудут обо всем, и вот тогда придет их с Михаем
звездный час! Господин Шаддур  мертв,  а  место  его  занял  Годой.  Так
повелось: смерть главы ройгианцев -  это  рукоположение  его  преемника.
Тарскийский господарь понял, что и как делал Шаддур, вбирая  силу  Улло,
чтобы перенестись вместе с Годоем в Высокий Замок. Годой был ему  нужен,
так как в нем текла древняя кровь и от его семени должна  была  родиться
новая Эстель Оскора, когда Герика свое проживет.
   Судя по  всему,  эландская  ветвь  вызывала  у  бледного  глубочайшее
отвращение и недоверие, Годой же, как ему казалось, был в его руках.  Но
тарскиец  не  желал  быть  быком-производителем,  которого   постараются
убрать, как только он сделает свое дело. Шаддур был сильным магом, может
быть, самым сильным из живущих, но все же он был уязвим. Когда  вся  его
мощь была нацелена на то, чтобы протащить их сквозь пространство, против
него обернулось все: бессильная ненависть Улло,  присутствие  поблизости
эльфов и Черного Коня, поражение фантома Белого  Оленя,  отзывающееся  у
главы ордена нестерпимой болью. Из этих страданий и неуверенности  и  из
смертной муки Улло Годой и свил свой аркан, разорвать который Шаддур  не
смог. Зачем тарскиец ударил кинжалом уже мертвое тело, он и сам не знал.
Сказалась, видимо, привычка добивать поверженного противника. Зато  знак
верховной власти ордена теперь в руках Годоя, и он не расстанется с  ним
так глупо и бездарно, как покойный. А  вместе  с  этим  знаком  к  Годою
перешло одно из самых тайных заклятий. Правду сказать, тарскиец и раньше
знал  о  его  существовании  и  даже  бился  над  его  расшифровкой,  но
безуспешно.
   Было в Тарре несколько  мест  Силы,  которые  в  свое  время  не  раз
почитали присутствием боги, использующие их кто как Врата, кто как точку
опоры. В свое время Ройгу  открылось  одно  из  свойств  подобных  мест.
Оказалось, что, приложив не столь уж большое усилие, можно превратить их
в некий камень на дне Реки Времени, когда  снаружи  будут  течь  год  за
годом, сливаясь в века и тысячелетия, а внутри пройдут  минуты  и  часы.
Именно это заклятье и намеревался пустить в ход Михай  Годой.  Все  было
очень просто. Жизненной силы тех, кто находился в Высоком Замке, хватит,
чтоб захватить смертной петлей Гелань, вычерпав которую можно  наполнить
Чашу до краев, и этого  достанет  для  исполнения  задуманного.  Высокий
Замок с его оставшимися обитателями канет на дно Реки Времени.
   Годой собирался проделать это завтра, но сначала он желал развлечься.
   - Дорогая, - тарскиец положил тяжелую руку на колено собеседнице, - я
мог бы тебя наказать за недоверие, но я тебя временно прощаю...
   Илана потрясенно молчала. Сначала ей показалось, что муж  играет  ею,
как кошка мышонком, что он разгадал ее замысел и, по своему обыкновению,
глумится над жертвой. Но, глядя в масл„ные глаза Годоя, она поняла,  что
это не так. Супругу и в голову не приходило, что она замышляла измену...
   Ланка кокетливо  улыбнулась,  заметив,  что,  прежде  чем  умолять  о
пощаде, она нальет вина, и, шлепая босыми ногами,  подбежала  к  резному
шкафчику. Оглянулась. Муж следил за ней взглядом  осеннего  кабана,  ему
доставляло откровенное удовольствие ее разглядывать, и Илана последовала
его примеру, переводя  взгляд  с  больших  короткопалых  рук  на  смятую
расстегнутую рубашку алого шелка, черную бороду, влажный красный рот.
   Да, он был сильным колдуном, умелым политиком и редкостным  подонком,
но, самое главное, он  был  смертным.  Конечно,  ожидай  Годой  подвоха,
справиться с ним было  под  силу  разве  что  Роману,  но  сейчас  мысли
тарскийца были заняты супругой,  каковую  он  почитал  своей  союзницей.
Ланка поняла, что, если она  не  сделает  этого  теперь,  будет  поздно.
Последняя из Ямборов  глубоко  вздохнула,  заставляя  себя  успокоиться.
Хорошо, руки не дрожат, а  куда  ударить,  она,  хвала  святому  Эрасти,
знает. Шани Гардани в свое время  неплохо  обучил  сестру  своего  друга
тому, что та страстно желала знать, в том числе и обращению с кинжалом.
   Илана, якобы разливая вино, наклонилась и нажала потайную панель,  за
которой хранился изящный стилет. Сейчас от нее зависит жизнь Гелани... В
городе, конечно, ненавидят  и  презирают  "шлюху  Годоя"  и  никогда  не
поверят тому, что именно она их спасет, но... Но это не повод для  того,
чтобы позволить всех умертвить,  а  из  их  смертей  сварить  жизнь  для
горстки мерзавцев.
   Странно, неужели это она всего  год  назад  согласилась  с  убийством
единственного любимого человека?! Надо же, прошло всего  ничего,  а  она
отказывается  от  почти  бессмертия  и  власти  над  всеми  Благодатными
землями, чтобы спасти ненавидящих ее горожан, большинство из которых и в
глаза не  видела...  Принцесса  ловко  изобразила  атэвскую  танцовщицу,
которая, как известно, подает вино своему повелителю,  держа  поднос  на
кончиках пальцев одной руки, а вторую изящно заводит за  спину.  Подойдя
танцующей  походкой  к  Годою,  Ланка  опустилась  на  одно  колено,  не
расплескав при этом ни капли вина.  Михай  потянулся  к  бокалу,  и  тут
Анна-Илана Ямбора с силой вогнала нож в короткую крепкую шею...

2230 год от В. И, 13-й день месяца Лебедя.
Арция, Мунт

   - Дане атамане! Швыдше!  Беда!  -  Рыгор,  улучивший  минутку,  чтобы
посидеть с Гвендой за чаркой царки и обрисовать  ей  блестящее  будущее,
которое их ожидало, аж подскочил, расплескав драгоценный напиток:
   - От олух скаженный! И шо там у тебе трапилося?!
   - Да не в мене! - широкоскулый фронтерский парнишка с трудом  перевел
дух. - То с даном Луи. Поранили его.
   Рыгор с ревом опрокинув тяжеленный резной стул, бросился вон из дому.
На ходу посланец рассказал, что знал. Все было просто, как огурец. Когда
принц, выйдя из ратуши, где встречался с цеховыми старейшинами,  садился
на коня, с крыши в него выстрелили из арбалета. Стрелявший  был  схвачен
на месте, им оказался один из городских  стражников,  причем  убийца  не
пытался ни отрицать свою вину, ни скрыться. Похоже, он не  в  себе.  Луи
тяжело ранен, но в сознании. Дело плохо,  но  принц  никого  к  себе  не
подпускает, требует Рыгора.
   Фронтерец бегом мчался по мощенной мрамором южных  морей  Корабельной
улице, и высыпавшие  на  улицу  прохожие  торопливо  расступались  перед
хмурым атаманом. В голове Рыгора  яростно  билась  мысль  -  не  уберег,
дурак! Не допер, а оно ж коню понятно было - не позволят нобили Луи  все
перевернуть... Понимать надо было, охрану приставить, в  три,  в  четыре
глаза следить. А он рассиропился - дескать,  война  кончилась,  можно  к
бабе на перину...
   Вторая мысль, которую Зимный старательно гнал как мелкую, гаденькую и
неуместную,  была  непроизвольная  тоска  о  поманившей  и   исчезнувшей
герцогской короне. В сравнении с болью потери это было ерундой,  пшиком,
а, поди ж ты, было жалко!
   Луи он  нашел  в  вестибюле  ратуши.  За  неимением  лучшего,  принца
положили на огромный, затянутый  зеленым  сукном  стол,  куда  до  войны
складывали прошения, поступающие на рассмотрение магистрата.  С  первого
взгляда войту стало ясно, что хуже не придумаешь. Он  сразу  же  признал
тарскийскую арбалетную стрелу с  раздвоенным  зазубренным  наконечником.
Такую не выдерешь, да и угодили  туда,  где  у  человека  становая  жила
проходит. Тут только тронь - и все! Был бы здесь Роман Ясный,  может,  и
сделал бы чего, да либра, как на  грех,  унесло  в  Кантиску.  Рыгор,  с
трудом напустив на  себя  лицемерно  бодрый  вид,  склонился  над  своим
принцем, и тот с облегчением улыбнулся посиневшими губами.
   - Ты пришел... Это... хорошо.
   - Куда б я от вас подевался, хотев бы я знать, -  нарочито  грубовато
откликнулся фронтерец, - но ты не шибко  говори,  а  то  тебе  не  добре
будет.
   - Мне все не  добре...  Я  воин,  Рыгор...  я  все  понимаю...  Лупе,
позаботься о ней... И об Арции... На тебя... остается... Кардинал... где
кардинал? И эркард?
   - Тут,  тут...  -  клирик,  каким-то  непостижимым  образом  успевший
переодеться в приличествующие печальному событию одежды, и  по-аистиному
худой  и  голенастый  эркард  торопливо  протиснулись  сквозь  толпу   и
склонились над умирающим.
   - Слушайте  мою  волю,  -  голос  Луи  был  тих,  но  глаза  смотрели
осмысленно,  а  слова  звучали  четко.  -  Я,  Луи  Арцийский,  законный
наследник арцийского престола, находясь в здравом уме и твердой  памяти,
назначаю регентом... находящегося здесь Рыгора... и повелеваю...  ему...
собрать Генеральные Штаты... завтра же...  Я  жалую  ему  титул  герцога
Фронтерского...  со  всеми  привилегиями...  и  назначаю  его   маршалом
Арции... Герцог, возьмите императорское кольцо...  Так...  хорошо...  Вы
слышали? Объявить всем... Сейчас же...
   Дюжий коронэль, последний из "Котов", на бегу подозрительно  протирая
кулачищами глаза, бросился к выходу, и почти сразу  же  надсадно  завыла
труба городского глашатая...
   - Хорошо, - улыбнулся Луи, - мы все-таки успели... Рыгор... Остальное
ты знаешь... Лупе... Я тебе... верю...
   - Все, - старенький медикус пощупал жилку на шее Луи, кончено.
   Рыгор неловко бухнулся на колени, шепча молитву, которой его  научила
еще бабка. Из-под стола раздался жалобный, протяжный вой  -  Гайда,  как
могла, оплакивала своего хозяина. Запахло церковными куреньями и  воском
-  клирики  споро  взялись  за  привычное  дело.  Новоиспеченный  регент
безуспешно пытался совладать одновременно с обуревавшими его эмоциями  и
разбегавшимися, как потревоженные тараканы, мыслями. Два важных  нобиля,
спехом нацепившие траурные  одеяния,  с  вкрадчиво-почтительными  лицами
встали за спиной Рыгора, сзади  появилось  несколько  других,  не  столь
расторопных.  Атаману  захотелось  выхватить  плетку  и  разогнать  этих
равнодушных людей, изо всех сил пытающихся показать, что они  испытывают
какие-то чувства, кроме озабоченности по поводу  собственного  будущего.
Но это-то как раз было невозможно - Луи оставил Арцию на него, Рыгора, и
он просто обязан был справиться.
   Нужно было созывать эти самые  Штаты,  искать  законного  наследника,
хоронить, короновать, воевать... И все это было на нем.
   -  Монсигнор!  -  Рыгор  спервоначалу  даже  не  сообразил,  что  это
обращение и воинский салют со  стороны  капитана  императорской  гвардии
относятся к нему. - Эта женщина... Леопина. Мы нашли ее...
   Рыгор оглядел собравшихся арцийцев и рявкнул:
   - Прошу всех выйти вон! Сейчас не время для чужих... И для дел  тоже.
Завтра в Львином зале... Собрать всех, кто в  тих...  Штатах  болтается.
Кто не  придет  -  без  него  порешаем...  Нихто  не  придет  -  сами  с
гвардейцами дела поведем... А теперь тут будуть только наиблизкие.
   Капитан еще раз отдал честь. Как остававшиеся  в  столице  гвардейцы,
набранные из младших ветвей известнейших родов,  восприняли  самозваного
императора, было не ясно, но вот их отношение к родственничкам  Базилека
и Бернара да и вообще ко всем придворным шаркунам секретом не  являлось.
Бравые  ребята  в  черно-синих  с  золотыми  нарциссами  плащах   быстро
вытеснили из ратуши посторонних.

2230 год от В. И. 12-й день месяца Лебедя.
Святой город Кантиска

   - Проклятый! Как же я рад тебя видеть, Шани, - герцог Аррой,  смеясь,
стиснул плечи Шандера.
   - А вот я на тебя в обиде, - Гардани попытался нахмуриться, но у него
ничего не вышло, - кто-то мне обещал, что я успею к самому интересному!
   - Кто ж его знал, - махнул рукой Рене,  -  Годой  оказался  наглее  и
глупее, чем мы думали.
   - Где он?
   - Как сквозь землю провалился, боюсь, мы с ним еще наплачемся...  Что
там наш друг Майхуб?
   - Знаешь, он мне даже  понравился.  Жестокий,  собака,  но  по-своему
честный... Я тут приволок к тебе целую стаю атэвов так что насладишься.
   - Стаю?
   - Ну, полстаи, другая, узнав  о  твоей  победе,  не  сходя  на  берег
помчалась докладывать "Льву Атэва" о деяниях "Волка Эланда"...
   - Ты совсем атэвом заделался, остаться там не хочешь?
   - Упаси Проклятый, там от жары десять раз сдохнешь...
   - Выходит, вы о победе прямо в море и узнали?
   - Ну да! Столкнулись с "Акме" прямо у входа в бухту, как  я  понимаю,
на ней прибыло твое семейство...
   - Да уж, - Рене разом помрачнел, - не было печали...  Клирики  правы,
когда говорят, что полного счастья на земле быть не может.  Не  успел  я
налетаться, как Проклятый... Да какой там Проклятый?! Эрасти на такое не
способен. Не иначе, эта стерва Циала принесла Ольвию... Та,  видите  ли,
вознамерилась занять место рядом с законным супругом, потому как супруга
должны  короновать...  Впрочем,  я  и  сам  хорош,   попросил   Прашинко
порадовать Эрика и не догадался попросить его как следует  запереть  эту
драную кошку! Ладно, хватит о  грустном!  С  твоими  атэвами  я  вечером
поговорю.
   - М