угое место, кого-то выручать - эльфов все же было  поменьше,
чем их врагов, или же, напротив, не дать очередному бледному уйти.
   Горящая шпага Рене оказалась оружием, противостоять которому  бледные
были не в состоянии. Одно ее прикосновение сначала раскаляло их мечи,  а
затем превращало в струйки пара. Кони, обожженные черным огнем, бесились
и выходили из повиновения, белые плащи вспыхивали, как солома  на  ветру
жарким летом, облепляя наездников и коней, превращая их в живые  костры.
Но главным было не это - видя судьбу своих товарищей, остальные, потеряв
голову, бросались на эльфийские клинки,  лишь  бы  уйти  от  всадника  с
горящей шпагой. Вскоре все было кончено. Как  только  последний  бледный
принял смерть от рук Лебединого Крыла, странное состояние покинуло Рене.
Накатилась страшная усталость, в глазах потемнело, и он буквально рухнул
на руки кого-то из Перворожденных.

Глава 20

Эстель Оскора

   Зеркало  снова  стало  зеркалом,  честно  отражающим  угол  затканной
ирисами и бабочками арцийской шпалеры и пару резных кресел.  Надо  будет
сказать, чтобы эту гадость - не кресла, а сходящее с  ума  посеребренное
стекло, вынесли куда подальше.
   Она и раньше-то не шибко любила эту женскую усладу, а уж  теперь  тем
более. Но, как бы то ни было, схватку со слепым гостем из  зазеркалья  я
выиграла. Пустоглазый красавчик  пришел  за  шерстью,  а  ушел  даже  не
стриженый, а бритый. Жаль, конечно, что они теперь знают не только,  где
я, но и чего от меня можно ждать. Ну  и  пусть  им!  Теперь  десять  раз
подумают, прежде чем напасть!
   Схватка выжала меня, как губку, но это была недорогая цена за  Знание
и за то, что мне удалось сотворить... Еще раз взглянув  на  пришедшее  в
себя зеркало, я на ватных ногах добралась до окна, где  стоял  кувшин  с
нарциссами. Жаль их было, но вода была нужнее мне, и я опрокинула кувшин
себе на голову. Наверное, царка помогла бы еще лучше, но в моей  комнате
ее не было - эландцы полагают ее мужским напитком.
   Мокрая, как утонувшая мышь,  я  стояла  у  распахнутого  окна,  жадно
вдыхая соленый ветер. Итак, я не безоружна перед  ройгианцами!  То,  что
угнездилось во мне с той  ночки  в  доме  геланского  лекаря,  поднимало
голову всякий раз, как сталкивалось с их магией. Я сама не понимала, что
творю, как не понимает кошка, как ей удается упасть на все четыре  лапы,
но это было неважно.  Главное  -  результат.  Только  что  я  на  равных
схватилась с кем-то очень сильным и победила. Да, это был не  сам  Ройгу
или  кто-то  из  его  ближайших  подручных,  а  то,  что  Астен  называл
астральной проекцией, но и это было  очень  даже  неплохо.  Я  научилась
орудовать направленными на меня  заклятьями,  как  мечом,  вырванным  из
вражеской руки и отрубившим эту самую руку.
   Поразмыслив еще, я пришла к выводу, что дремавшая во мне  Сила  может
просыпаться и без помощи дохлого Оленя. Вряд ли  недоброй  памяти  Эанке
имела что-то общее с ройгианцами, и уж тем более их и  близко  не  было,
когда я защитила могилу  Астена  от  лесного  зверья.  Видимо,  когда  я
выходила из себя, заложенное во мне проявлялось вне моей  воли  и  моего
сознания. Как бы то ни было, отныне  я  не  сомневалась,  что  в  нужный
момент помогу Рене, так как страх за него  неминуемо  превратит  меня  в
страшное оружие. Не знаю,  совладаю  ли  я  с  самим  Ройгу,  но  и  ему
справиться со мной будет непросто. Вот бы научиться управлять живущей во
мне Силой, вызывая ее по собственной воле! Не ждать же всякий раз визита
через зеркало.
   Увы! Когда на меня не покушались  ройгианцы  и  я  была  спокойна,  я
превращалась в самую  заурядную  бабенку,  с  которой  мог  сладить  кто
угодно... Хотя что это я  впадаю  в  самоуничижение.  Эльфийские  знания
могут защитить очень даже неплохо,  разумеется,  если  вовремя  заметить
опасность... К тому же со мной Преданный, ишь как скребется  в  дверь...
Сейчас сюда сбежится весь замок. Я впустила  рысь  и  зарылась  лицом  в
мягкую шкуру. Нет, пожалуй, не стану я  убирать  зеркало,  это  было  бы
трусостью. Я оторвалась от Преданного и подошла вплотную  к  стеклу.  Из
таинственной глубины на меня смотрело бледное лицо, обрамленное  мокрыми
слипшимися волосами. Красота, однако, неземная... А  все  же...  Все  же
вправду ли мелькнул в зеркале Рене верхом на Гибе, а рядом Эмзар, Клэр и
другие эльфы, или мне это почудилось?

2229 год от В. И. 13-й день месяца Лебедя.
Червонный кряж

   Из эльфов не погиб никто, однако ранены были многие,  а  трое  весьма
серьезно. Четверо Перворожденных - три женщины и один мужчина - все, как
один, отрешенные и серьезные, занимались ранеными.  В  сражении  они  не
участвовали  -  потерять  целителей   означало   загубить   впоследствии
множество жизней. Это решение владыки Лебедей обсуждению не подлежало, а
по  прекрасным,  нечеловечески  спокойным  лицам  понять,  как  к  этому
отнеслись те, кого оно касалось напрямую, было невозможно.
   Рене с трудом открыл казавшиеся неподъемными  веки  и  столкнулся  со
взглядом Эмзара, видимо ожидавшего, когда герцог придет в себя.
   - Я не был ранен, - эландец говорил уверенно  и  четко,  хотя  голова
разламывалась на тысячи кусков.
   - Нет, конечно, - эльф накрыл рукой ладонь Рене, -  это  отдача,  бич
всех магов. Ты сделал больше, чем можно было представить...
   - Если я скажу, что не знаю, как у меня это вышло, и  вряд  ли  смогу
это повторить, вы мне не поверите?
   - Отчего ж не поверим? - Эмзар  пожал  плечами.  -  Ты  действительно
ДУМАЛ, что ничего не знаешь, однако на  островах  тебя  обучили  гораздо
большему, чем ты полагал, просто до поры до времени  эти  знания  спали,
так же как и вторая кровь.
   - Вторая кровь, это еще что?
   - По всему выходит, что в тебе сплелись две крови - наша  и  Ушедших.
Иначе тебе вряд ли удалось бы  оседлать  Водяного  Коня...  Для  нас  он
существо изначально враждебное, для смертных - сказка, да он их  к  тому
же и в грош не ставит, в тебе же он признал хозяина. В  тебе  точно  две
крови, оттого и наши заклятья в твоих устах меняются до неузнаваемости -
пламя становится водой, попутный ветер превращается в оружие.  И  еще...
Овладевшая тобой Сила невероятно велика. Я помню Всадников дев - то  что
ты сотворил, по плечу разве что им... Я могу предположить  лишь  одно  -
некто невероятно сильный поделился  с  тобой  своей  мощью,  хоть  и  не
представляю как.
   - Некто, - выдавил из себя улыбку Рене, -  еще  один  некто.  Великие
Братья! У меня голова идет кругом от всех этих загадок. И не  только  от
них, - адмирал, невольно сморщившись, прижал ладони к вискам.
   - Да, тот, кто взялся тебе помочь,  не  рассчитал,  -  Эмзар  покачал
головой. - Сила, которой он тебя накачал, чуть тебя не убила. Второй раз
тебе такого не выдержать. Что поделать, каждому положен свой  предел,  и
смертным, и бессмертным. Даже могуществу Творца, и  тому,  видимо,  есть
границы...
   - Именно! - Рене в последние дни почти забыл про  Жана-флорентина,  а
тот все это время просидел  тихо,  видимо  не  решаясь  предъявить  свою
персону эльфам, но сентенция Эмзара оказала на философа то же  действие,
что свежий след на хорошую гончую. Даже недоверие, которое жаб  питал  к
Дивному  Народу,  и  то  отступило   перед   возможностью   бесконечного
обсасывания эффектной, брошенной в сердцах фразы. - Однако, несмотря  на
изначальное неравенство  возможностей,  о  котором  упомянул  повелитель
клана Лебедя, -  взахлеб  начал  жаб,  -  способность  мыслящих  существ
поступать по своему усмотрению является  неопровержимым  доказательством
того, что  все  создания,  обладающие  этой  способностью,  потенциально
равны, и никто не может утверждать, что  является  выше  другого  только
потому, что он родился в том или ином месте, в том или ином окружении  и
был изначально наделен теми или иными способностями...
   - Разумеется, не может, -  привычно  согласился  Аррой.  -  А  теперь
разрешите мне представить моего спутника.
   - Андриаманзака-Ракатуманга-Жан-Флорентин, - учтиво произнес  жаб,  в
порыве вежливости покинув свой золотой насест и поднявшись по руке  Рене
ему на плечо.
   - Наслышан, - откликнулся эльф, тем не менее опустив  подробности,  к
вящему разочарованию  маленького  философа.  Второе  разочарование,  еще
более горькое, заключалось в том, что оба - и Рене, и  Эмзар  -  напрочь
отказались обсуждать вопросы свободы  воли  и  потенциального  равенства
перед Творцом всех созданий, сославшись на дела более неотложные.
   Жаб обиженно насупился, но с плеча не слез, намереваясь, видимо,  при
первой  возможности  вернуться  к  столь  животрепещущей  теме.   Однако
разговора не вышло -  появившийся  Нидаль,  каштановые  локоны  которого
скрылись под наложенной целителем  серебристой  повязкой,  сообщил,  что
Клэр привел пленного.
   Тяжело вздохнув  и  мысленно  проклиная  все  на  свете,  Рене  Аррой
поднялся. Земля тут же мстительно покачнулась, желая  уйти  из-под  ног.
Тем не менее эландец отказался от помощи  и  пошел  сам,  гордо  вскинув
серебряную голову и надеясь лишь на то, что дорога не  окажется  длиннее
его воли. Так и вышло, а открывшаяся взгляду  адмирала  сцена  заставила
забыть даже о больной голове.
   Клэр стоял, опершись одной рукой о доходивший ему до пояса вросший  в
землю валун. У его ног лежал опутанный, как коконом, серебристой  тонкой
веревкой  бледный  всадник,  лицо   которого,   искаженное   страхом   и
ненавистью, было, однако, обращено не к эльфу, а к Гибу, стоявшему рядом
в позе коня Императора-Победителя, занеся ногу со сверкающим  прозрачным
копытом над головой пленника.
   - Похоже, они знают друг друга, - бросил Рене.
   - Видимо. Жаль, твой вороной друг не может нам ничего рассказать. Или
все же может?
   - Нет, - авторитетно сообщил Жан-Флорентин, - в свое время  род  Гиба
был лишен речи, потому что  его  предки  оказались  свидетелями  великой
тайны.
   - Какой тайны? - быстро спросил Рене.
   - Великой, - охотно пояснил Жан,  -  нет  ничего  надежнее  заклятья,
наложенного вовремя. Древние умели хранить свои секреты.
   - Жаль только, если именно эту тайну нам придется выуживать  из  моря
крови, - задумчиво проговорил Эмзар. - Что  ж,  попробуем  поговорить  с
этим созданием...
   - Гиб, отойди пока, - попросил Рене, - но  недалеко,  ты  можешь  нам
понадобиться.
   Водяной Конь, недовольно фыркнув,  отступил  на  два  шага  и  замер,
вбирая ноздрями северный ветер.
   - Ночью будет дождь, - сообщил жаб, - Гиб это чует. И я,  разумеется,
тоже. С севера идет сильная гроза. Лучше отсюда уйти,  мне  не  нравится
это место...
   - Значит, уйдем, - не стал спорить  Рене,  -  вот  поговорим  с  этим
красавцем и уйдем, - и, наклонившись над пленником, быстро спросил:
   - Кто ты? Кто вас сюда послал?
   - Я - Оггу, - с вызовом ответил бледный.  -  И  я  больше  ничего  не
скажу,  я  не  разговариваю  с  предателями,  потомками   предателей   и
прихвостнями чужаков!
   - Сильно сказано, - Рене машинально откинул белую прядь со лба, - что
ж, раз ты не хочешь говорить, ты нам и не нужен. Гиб, иди сюда и покончи
с ним.
   Жеребец, одним прыжком оказавшись перед лежавшим пленником, вскинулся
на дыбы, огласив  окрестности  коротким  злобным  ржаньем,  и  замолотил
передними ногами по воздуху. Затем  конь  опустился  на  четыре  ноги  и
принялся рыть копытами землю, стараясь, чтобы  комья  летели  в  сторону
бледного. Погарцевав подобным образом некоторое  время,  Гиб  решительно
повернулся к  извивающемуся  пленнику  черным  блестящим  крупом,  занес
заднюю ногу и медленно, по волоску, начал ее опускать.
   Эльфы и Рене Аррой не отрываясь следили за расправой. Когда  огромное
копыто коснулось сероватых волос ройгианца, тот не выдержал.
   - Я скажу, - это был умоляющий, задыхающийся от ужаса шепот, ничем не
напоминающий прежний, высокомерный тон,  -  уберите  его,  убейте  меня,
иначе... Я буду, буду говорить.
   Гиб  обернулся,  скосив  зеленый  глаз  на  Рене,  и  тот  готов  был
поклясться, что конь  смеется.  Адмирал  кивнул  головой,  и  прозрачное
копыто плавно поднялось вверх, а затем резко  опустилось  вниз.  Конь  с
силой топнул о землю  в  волоске  от  головы  Оггу,  который,  судорожно
разевая рот, пытался отползти от своего мучителя.
   - Да, похоже, это старая вражда, - пробормотал Рене,  ни  к  кому  не
обращаясь, - итак, что ты можешь нам рассказать? Куда вы шли?

2229 год от В. И 13-й день месяца Лебедя.
Большой Корбут

   Орка даже не успела испугаться, когда Роман ее потянул в  Реку.  Зная
твердость своего дорожного товарища, девушка настроилась  на  длительный
спор с упреками, поджатыми губами, перемирием, заключенным за  обеденным
костром, и решительной вечерней атакой. Она надеялась, что Роман в конце
концов сдастся, но чтоб так сразу... Ледяная вода обожгла не хуже  огня,
но больше ничего неприятного не случилось. Орка с восторгом и удивлением
наблюдала, как река расступилась, словно разрезаемая гигантским ножом, и
они медленно опустились  на  каменистое  дно.  Справа  и  слева  от  них
возвышались   абсолютно   гладкие   и   блестящие   водяные   стены   из
полупрозрачного зеленоватого камня, от которых веяло холодом и сыростью.
Криза и Роман быстро шли по старой орочьей тропе,  ставшей  ныне  речным
дном, а сзади смыкался со странным глухим ревом пропустивший  их  поток.
Сердце  орки  от  восторга  и  благоговейного  ужаса  трепыхалось,   как
пойманная ласточка, а в голове  осталось  место  для  одной-единственной
мысли, что, не встреть она прошлой осенью Романа, она так бы и  осталась
девчонкой с дикой заимки, никогда не узнавшей, сколь велик и  невероятен
мир. Путь по дну, однако, оказался недолгим, Роман резко дернул  девушку
за руку, ледяная вода вновь обожгла их и отступила. Орка и  эльф  стояли
внутри Ночной Обители. Сзади грохотала река,  а  перед  глазами  рвалась
ввысь темно-серая сверкающая башня. Это было царство камня, похожего  на
вороненую сталь, и лишь  над  головой  сверкало  ясное  синее  небо,  по
которому ползло одинокое облако, похожее на толстую собаку.
   Роман и Криза дважды обошли башню кругом, все то же -  ни  двери,  ни
окна, ни хотя бы щели или выбоины.
   - Бесполезно, - вздохнул бард. - Если вход был, то он где-то внизу...
   -  Нет,  -  покачала  головой   орка.   -   Дверь   не   знать   даже
жрец-старейшина. Говорить, сюда ходить лишь дети Инта. Мы не могем, я  -
простая орка, а ты - враг. Нас не пускать.
   - Может, ты и права, - Роман  задумчиво  тронул  отливающий  металлом
камень  и  отдернул  обожженную  руку.  Перстень  Проклятого   горел   и
переливался всеми оттенками от алого до черного, а  на  месте,  которого
коснулась  рука   барда,   обозначилась   дверь.   Тяжелая,   украшенная
изображением волка, задравшего морду к полной луне. Скрипнули  петли,  и
тяжелая створка медленно отошла внутрь. Орка и эльф  чуточку  помедлили,
переглянулись и одновременно шагнули вперед.
   Помещение, в котором они оказались, было просторным, сухим и пыльным.
В  свете  луны,  падавшем  через  отверстие  в  потолке,  вырисовывалась
одинокая сероватая колонна в самом центре.  Если  снаружи  Обитель  Ночи
казалась высеченной из цельной гематитовой глыбы, то  внутри  ее  камень
стен более всего напоминал известняк меловых гор Западного Атэва. И все.
Ни ужаса, ни восторга башня  не  внушала,  разве  что...  Эльф  невольно
вздрогнул, осознав, что внутрь они вошли в разгаре  дня,  когда  никакой
луны на небе и близко не было. Более того,  после  зимних  снегопадов  и
весенних ливней башня-колодец должна была  заполниться  водой.  За  века
здесь должна была скопиться уйма грязи и ила, но на пыльном полу не было
ни капли, а стены излучали сухое  тепло,  словно  в  каменистой  пустыне
после беспощадного жаркого дня.
   В  глубине  души  Рамиэрль  ожидал  чего  угодно:   живых   скелетов,
невиданных  чудищ,  хитроумных  ловушек,  но  не  этой  жаркой  пустоты.
Мгновенный взгляд на дверь, и новое потрясете - вход исчез, вместо  него
серела древняя неопрятная кладка. Время как  бы  замерло,  а  стук  двух
сердец казался нестерпимо громким. Роман и Криза  не  вдруг  сообразили,
что это башня начала пульсировать  в  такт  человеческим  сердцам.  Эльф
заметил отчаянный взгляд орки, устремленный  на  его  руку,  и  обомлел.
Камень кольца тоже пульсировал, попадая в такт биению башни, волны света
захлестывали древнее сооружение.
   Роман по наитию поднес подарок Проклятого к срединному столбу. Камень
вошел в камень, словно в масло, и сразу же внутренность башни  немыслимо
изменилась. Призрачный свет по-прежнему дрожал  на  древних  стенах,  но
вместо невзрачного серого столба возникла прозрачная колонна, отливавшая
той чистой, холодной синевой, которой поражает  небо  на  исходе  дня  в
месяце Волка, той же синевой, что плескалась в глазах  Астена  и  самого
Рамиэрля. Затем  сверкающую  поверхность  прорезала  тонкая  трещина,  и
колонна раскрылась, как раскрываются созревшие  каштаны.  Роман,  как-то
сразу позабыв о прижавшейся к стене  Кризе,  шагнул  внутрь  прозрачного
столба и оказался... на заснеженной вершине.
   Холода он  не  чувствовал,  но  вокруг,  несомненно,  лютовала  самая
прекрасная из всех виденных эльфом зим. Ночная Обитель, Последние  горы,
Тарра - все куда-то исчезло. Он был в ином мире, сверкающем и холодном.
   Небо над головой казалось лиловым, а на  горизонте,  над  сверкающими
ледяными вершинами горной  грядой  сиял  зеленый  луч  -  последний  луч
уходящего  дня.  Медленно  поднималась  луна  -  огромная,   серебряная,
девственно чистая, лишенная уродливых  серых  пятен,  так  портящих  лик
ночной  красавицы  в  мире  Романа.  Вокруг  ночного   светила   кружили
причудливые созвездия, а внизу расстилалась  слегка  холмистая  равнина,
укутанная снегом, игравшим в лунном свете немыслимыми бликами. Со  своей
вершины эльф разглядел несколько  играющих  волчьих  пар.  Звери  свечой
взмывали  вверх,  мягко  приземлялись  в  пушистые  сугробы,   огромными
прыжками носились по снежным склокам,  оставляя  цепочки  синих  следов.
Иногда  волки  задирали  головы  вверх,  и  ветер  разносил  по  ущельям
торжествующий вой.
   Несмотря на усталость и все  ужасы  последнего  года,  бард  невольно
залюбовался волчьими плясками. Слух Романа, однако был не хуже звериного
- какими бы легкими ни были шаги за его спиной, он их  услышал  и  резко
обернулся, схватившись за оружие. Из-за острой заледеневшей скалы  вышел
воин. Был он высоким и стройным, закованным в странную броню, словно  бы
сотканную из ночной синевы. Развевающийся плащ  казался  то  черным,  то
начинал отливать  холодной  зеленью  горных  ледников.  Рука  незнакомца
лежала на загривке огромного белого волка, послушно трусившего рядом. Но
самым  удивительным  было  узкое  лицо  пришельца,  обрамленное  темными
волосами. Строгие черты могли поразить совершенством  даже  эльфа,  а  в
синих глазах застыла вечность. Незнакомец с волком  остановился  в  двух
шагах от Рамиэрля. Какое-то время оба молча  рассматривали  друг  друга.
Первым заговорил пришелец:
   -  Приветствую  тебя,  потомок  Ларэна,  обладатель  Ключа!  Что   же
задержало тебя в пути?

2229 год от В. И. 13-й день месяца Лебедя.
Северная Таяна

   Эландский герцог так и не понял, почему в стане  Ройгу  его  величали
предателем. Врагом - да,  в  этом  сомнений  не  было,  но  изменником?!
Кому-кому, а бледной нечисти он никогда не  присягал.  Пленный  об  этом
также ничего не знал. Злоба, впитанная  Оггу  с  молоком  матери,  если,
конечно, предположить, что  у  бледных  всадников  бывают  матери,  была
намного старше его самого, но великой тайны, подобной той, что хранил  в
себе бессловесный Гиб,  бледный  не  ведал.  Зато  он  рассказал  многое
другое.
   В ройгианской иерархии он и его товарищи были не последними, но и  не
первыми. Бледных всадников на самом деле называли "мечами  тумана",  что
в