ене, и она  отошла  в  сторону,  открыв
сводчатый проход. Внутри было светло. Несколько  серебристых  шаров  вот
уже шестьсот лет светились мягким светом.  Иоанн  не  знал,  откуда  они
взялись, это было частью тайны, которую он стерег и ради  которой  князь
Церкви и величайший калиф атэвоф пошли на беспримерный сговор.
   Владыка отвел  в  сторону  белый  шелк,  закрывавший  картины.  Циала
по-прежнему улыбалась высокомерно и вызывающе, а на ее обнаженных плечах
тревожным блеском  горели  огромные  рубины.  Все  так  же  уносилась  к
недоступной звезде женская  фигурка,  простиравшая  руки  к  обреченному
кораблю, а святой Эрасти снимал с пальца черное кольцо.  Иоанн,  досадуя
на свои ночные страхи, собрался возвращаться, но раздавшийся  за  спиной
негромкий голос заставил клирика прирасти к полу.
   - Обернись...
   - Кто здесь? - Иоанн повернулся и  столкнулся  взглядом  с  портретом
Эрасти. Нет, не с портретом. Святой стоял у  стены,  на  которой  висела
картина, но на полотне осталось  лишь  открытое  окно,  за  которым  гас
осенний день и стена  комнаты,  обитая  золотистым  шелком.  Потрясенный
настоятель сделал запоздалую попытку опуститься на  колени,  но  горячая
(он почувствовал ее жар сквозь тонкую холстину) рука Эрасти легла ему на
плечо.
   - Не  нужно  становиться  на  колени.  Ты  не  раб,  я  не  господин.
Настоятель построенной в мою честь  обители,  выслушай  меня  и  начинай
действовать. Это, - Эрасти обвел  рукой  висящие  на  стене  картины,  -
должно вернуться в Кантиску в ночь перед Светлым  Рассветом.  Даже  если
тебе придется пожертвовать душой, даже если понадобится  сжечь  половину
Святого Города, в Светлый Рассвет, не раньше и не позже, они должны быть
в Центральном Храме. Пока это не будет исполнено, никто не должен знать,
ЧТО и КУДА ты везешь. Если ты ошибешься, то, что ты видишь на  одной  из
картин, может стать правдой, а теперь ступай, и да пребудет с тобой  то,
что даст тебе силы!
   На негнущихся ногах Иоанн направился  к  выходу  и...  проснулся.  Он
лежал в собственной  постели,  и  за  окном  занимался  рассвет.  Голова
клирика была удивительно ясной, он слово  в  слово  помнил  свой  сон  и
ничего не понимал. Что это было? Безумие? Происки Антипода?  Или  с  ним
действительно говорил святой Эрасти? После утренней службы он  спустится
вниз, нужно убедиться, что там все, как всегда.
   Владыка торопливо оделся и лишь потом бросил взгляд на  Вечноцветущий
посох. К  двенадцати  дивным  серебристым  цветам  добавился  еще  один,
выросший и распустившийся за ночь. И был этот цветок  ярко-алого  цвета,
цвета крови, бегущей от сердца...

НЭО РАМИЭРЛЬ

   Облегчения, отразившегося на лице Норгэреля, с лихвой хватило  бы  на
сотню морячек, дождавшихся застегнутых хъелой мужей. Отчего-то эта мысль
ужасно рассмешила Нэо, но  вместо  смеха  с  губ  сорвался  кашель.  Нэо
кое-как утер черную кровь, и ему от этого опять стало смешно. Вот так  и
сходят с ума...
   - Теперь твой черед со мной возиться, Норгэрель...  Погоди...  Ройгу!
Где он?!
   - Ройгу больше нет, но... Как мы и думали... Лебеди погибли...
   Нэо рывком сел, пытаясь вопреки  зверской  боли  привести  в  порядок
мысли. Разорванное защитное Кольцо, сила Бездны, прыжок со спины  лльямы
на спину Ройгу, скачки сквозь пылающий лес,  огненные  птицы...  Кем  он
был? Что с ним сталось? Как он попал в покои Эмзара?!
   - Норгэрель, я помню только Ройгу, если это был он, и  бой...  Он  не
мог прийти один. Звездный Лебедь, я  совсем  забыл...  -  Нэо  торопливо
закрыл глаза ладонями.
   - Не надо, - голос бывшего сородича дрогнул, - ты вернулся из Бездны,
ты опять один из нас.
   Нэо не поверил, потому что себя прежним не  чувствовал,  хотя,  может
быть, Ройгу потушил в нем Пламя Бездны... Потушил?!  Волчонка!  Узнав  о
гибели своего клана, пристало ли горевать о маленьком чудище, только вот
сердцу не прикажешь, по ком плакать.  Гадать  было  еще  хуже,  и  Роман
торопливо спросил:
   - Где лльяма?
   -  Отлеживается  на  пожаре.  Ей  здорово  досталось,  но,   кажется,
обошлось. Она снова такого роста, как всегда, и все время вертится.
   - Пожар далеко?
   - Близко, но идет в другую сторону. Возле Вархи вы  все  уже  сожгли.
Лес горит, но снега много, он скоро остановит огонь. Ты можешь встать?
   - Это нужно? Тогда могу. Где... все?
   - Ларрэн и Аддари с мертвыми. Мы перенесли всех, кого  нашли,  в  Зал
Совета.
   - Сколько же я пролежал?!
   - С конца ночи до середины следующей.
   Нэо торопливо вскочил, острая боль пронзила колено, но он удержался и
от крика, и от падения.  Попытался  вспомнить  исцеляющее  заклятие,  но
память словно бы выжгло. Ничего, можно и потерпеть,  Рене  терпит  и  не
такую боль. Как давно он не был в этой серебристой комнате, с тех  самых
пор, как повез Норгэреля на Седое поле.
   Вот ты и дома, Нэо Рамиэрль, бард Роман Ясный, исчадие Бездны...
   - Мы странно вернулись, - шепнул Норгэрель, помогая Нэо удержаться на
ногах, - странно и страшно.
   - Странно, что здесь все уцелело.
   - Разрыв был с другой стороны, ты приказал  нам  развернуть  пламя...
Там были... - сын Ларрэна запнулся, не зная, как назвать адептов  Ройгу,
но людьми он их называть не хотел, - трое... Не ушел никто.
   - Хоть бы ты не ошибся! Пусти меня, я пойду сам. Неужели вы не  могли
меня поднять раньше?!
   - Мы боялись навредить тебе... Ты же...
   - Ах да... Не знаю, что меня чуть не убило: Ройгу или Свет.
   С лестницы ему удалось спуститься без посторонней  помощи.  На  снегу
лежали длинные тени, Гана мирно  спала  подо  льдом,  деревья  тянули  к
изящным постройкам обнаженные  ветви,  было  мучительно  тихо  и  только
вдалеке мерцало зарево пожара. Месяц  Сирены  или  самое  начало  месяца
Агнца какого-то года от Великого Исхода и  первый  день  первого  месяца
первого года от гибели не предавших Тарру эльфов. Если б Эмзар знал  что
Варха взята, Гридэтара убит, а его заклятия уничтожены! Но он не знал  и
не мог знать.
   Судьба  посмеялась  над  всеми.   Над   ройгианцами   и   их   богом,
прорвавшимися сквозь смерть навстречу смерти, над  эльфами,  умиравшими,
но не гасившими Кольца, сила которого могла их спасти, и над  теми,  кто
ждал внутри крепости, не рискуя  причинить  зла  стражам  Вархи!  И  что
теперь думать о том, что бы было, решись они разорвать  Кольцо  изнутри!
Быть может, кто-то и уцелел, а так...
   Рамиэрль был уверен, что последним погиб Эмзар, он всегда был  упрям.
Кто-то наверняка молил короля развернуть огонь и погнать на  врагов  или
хотя бы ослабить барьеры, но Снежное Крыло выдержал.  Он  был  бы  прав,
будь в Вархе все по-прежнему, и он смертельно ошибся...
   Двери Зала Совета были распахнуты настежь, Аддари позаботился  зажечь
свет, показавшийся непривычно желтым. Солнечный принц с  горечью  развел
руками - он понимал, что здесь все должно быть иначе, но янтарная  магия
Львов отличалась от сапфировой волшбы  Лебедей.  Теплое  золотое  сияние
заливало просторную комнату. Мертвые лежали  вдоль  стен  -  каждый  под
символом своего Дома. Нэо знал всех, но видел только Эмзара. Если бы  не
длинные темные волосы и отсутствие бороды, можно было б поклясться,  что
это Рене,  вернувшийся  с  Порога.  Рядом  привалился  к  стене  Ларрэн,
походивший на Ушедшего куда больше мертвого повелителя Лебедей. Нэо тихо
подошел к ним и опустился на пол - долго стоять он еще не мог.
   - Вот мы и вернулись. - Что он мог еще сказать?
   - Да, и вовремя.
   - Вряд ли вовремя...
   - Вовремя, - повторил Ларрэн, - вы уничтожили не только зло Вархи, но
и Ройгу. Случись иначе, два зла - древнее  и  пришлое  -  продолжали  бы
грозить Тарре. Дети Звезд искупили свой грех перед этим миром или  почти
искупили. Прости, что говорю такие слова, Нэо, но Уводящая освобождает и
от ложной скромности, и от ложной гордости. А теперь мы должны исполнить
свой долг, Король Лебедей!
   Разведчик вздрогнул, поняв, что Лунный Король обращается к нему.  Он,
Рамиэрль, глава дома Розы клана Лебедя, пережившего Разлуку, сын  Астена
Кленовой Ветви, племянник и наследник Эмзара Снежное Крыло,  вступал  на
призрачный трон. Король без  королевства,  без  подданных,  без  власти.
Талисман клана разрушен  в  Войну  Оленя,  в  мире  Тарры,  кроме  него,
остался, если остался, лишь один Лебедь - Клэри,  но  война  по-прежнему
идет...
   - Мы найдем свое место в этой войне, - тихо сказал Рамиэрль.
   Ларрэн промолчал, зато все заполнил душераздирающий вой. Пошатываясь,
Нэо выбрался на улицу. Лльяма пришла в  себя  и  добрела  до  Лебединого
Гнезда. Черная, окруженная тоненьким алым ореолом фигура, похожая  и  не
похожая на волка, сидела у входа в Зал Совета, задрав голову  к  темному
небу, и выла. Роман устало подумал, что ее слышно за много вес вокруг, и
вздрогнул, поняв, что слушать как раз и  некому.  Надо  было  надеть  на
тварь из Бездны защитные "доспехи", спасая ее от Тарры, а Тарру от  нее,
но Нэо Рамиэрль не спешил. Пусть плачет... Плачет  по  тем,  кто  погиб,
защищая ненужный рубеж.
   Огненная тварь провожала таррских Лебедей в  их  последний  полет,  в
вышине таяли сотни багровых искр, не похожих на пламя Вархи, как Свет не
похож на Тьму, но именно Тьма и  Свет  спасли  их.  Спасли  и  позволили
победить сначала того, кто превратил Тарру в сгусток  боли,  а  затем  и
ройгианское безумие.
   Лльяма взвыла громче, ей и вправду было  больно  -  так  плачут  лишь
живые и чувствующие об ушедших, но любимых. Роман  смотрел  на  рыдающую
Тьму и молчал. Он не мог ни рыдать, ни петь, только помнить. И еще  жить
и драться. Они вернулись. Они нужны. А горе - что ж, оно будет ездить  с
ним в седле и схватит за горло, когда все кончится. Если они отобьются и
уцелеют, придет время скорби по тем, кто уже погиб, и по тем, кто еще не
бросился в огонь, спасая других, но бросится,  когда  пробьет  его  ора.
Время скорби еще наступит, но сначала - время ярости.

2896 год от В.И.
29-й день месяца Сирены
ЭР-АТЭВ ГИДАЛ

   Глядя на  алый  цветок,  Иоанн  мучительно  раздумывал,  что  делать.
Явленных доказательств было  достаточно,  ему  и  впрямь  явился  святой
Эрасти, и его, Иоанна, долг исполнить все, что  тот  велел  Но  как  это
сделать? Как доставить в  Арцию  бесценное  сокровище?  В  одиночку  это
сделать невозможно, а довериться кому бы то ни было  нельзя.  И  как  он
сможет тайно от братьев по вере проникнуть в главный храм Арции и внести
туда картины? Что сказать братии? Солгать? Удовлетвориться полуправдой?
   Один через пустыню да  еще  с  таким  грузом  он  не  пройдет,  нужен
спутник. Если б молодой язычник все еще был  в  монастыре...  Яфе  знает
Гидал, владеет саблей, хотя... Хотя  спутник-атэв  в  Арции  привлек  бы
ненужное внимание. Ненужное? А если... а если атэвов будет много?!
   Мысль показалась кощунственной, немыслимой, невозможной, но  это  был
выход, и, похоже, единственный! Не сам ли святой  Эрасти  сказал  своему
избраннику, что во имя цели он должен пойти на все. Даже  на  то,  чтобы
натравить язычников на Святой град! Если в Арцию вторгнутся атэвы, никто
не обратит внимание на поклажу одной из тысяч лошадей. Странно, но Иоанн
даже не подумал о том, пойдут ли  за  ним  почитатели  Баадука.  Твердой
походкой, опираясь на Вечноцветущий посох, владыка направился к воротам,
в первый раз не подумав ни о братии, ни о том, что  скажет  или  сделает
калиф.
   Монах-приворотник  суетливо  закрутил  ручку  подъемного   механизма,
опуская узкий наклонный мост,  и  Иоанн,  тяжело  ступая,  направился  к
лагерю атэвов. Те, разумеется, увидели его сразу же: если  воины  калифа
берутся кого-то или что-то сторожить, они не пропустят и муху (если  та,
разумеется, не вздумает вылететь через подземный ход, по которому и ушли
Яфе и Николай). Не успел владыка пройти половину расстояния, отделяющего
монастырь от лагеря, как ему навстречу  вышел  зрелый  атэвский  воин  в
простой белой одежде, но в синем дзибане  и  с
роскошной саблей  на  боку.  Атэв  шел  быстрее  клирика,  и  когда  они
встретились, до лагеря было еще довольно далеко.
   - Склоняю свое ухо к устам старшего калкса  , - Али с достоинством коснулся висков, уголков губ и сердца.
   - Я пришел говорить с тобой о клятве Майхуба, - Иоанн вперил взгляд в
чужие черные глаза, - пришло время ее исполнить. Ты и твои люди избраны,
чтобы сопровождать меня и то, что будет со мной, в  Арцию.  У  нас  мало
времени, мы должны успеть к Светлому Рассвету, вы  называете  этот  день
Конем Солнца.
   - Почему я должен верить тебе, пастырь хансиров?
   По тому, как воин в синем дзибане  задал  вопрос,  Иоанн  понял:  тот
отнесся к его словам серьезно,  но  ему  нужны  доказательства.  Владыка
заговорил  с  язычником  так  же  доверительно,  как  заговорил   бы   с
иеромонахом Игнатием, которого прочил себе в преемники. Правда,  клирику
пришлось делать поправку на атэвскую манеру изъясняться и незнание того,
что арцийцы узнают, еще лежа в колыбели.
   - Мне явился во сне тот, во имя которого построена наша  обитель.  Он
велел мне взять то, что хранится в ней, и тайно доставить в главный храм
Святого города Кантиски. А когда я проснулся, то  увидел,  что  на  моем
посохе появился новый цветок. Он красный,  как  кровь.  Как  та  звезда,
которую вы называете сердцем Воина, а мы  -  Ангезой  или  Волчьей.  Это
знамение. Даже если я погублю душу и сожгу половину  Святого  города,  я
должен сделать то, что должен, - именно так закончил бы свою речь  атэв,
которых за свои семьдесят три года Иоанн повидал достаточно.
   - Я вижу то, что вижу. И я верю, что ты  сказал  правду.  Ты  хочешь,
чтобы мы пошли за тобой? Но нас слишком много, чтобы пройти незаметно, и
слишком  мало,  чтобы  прорваться  с  боем.  Судьба  каждого   эр-генуби
 висит на его поясе рядом с саблей, -  Али  задумчиво  потрогал
шрам на подбородке, - мы умрем там, где умрем, но хочет ли  Баадук  того
же, что твой пророк? И верно ли, что  настали  предсказанные  времена  и
древо Ада прорастает там, где упало семя Зла?
   - Это так же истинно, как то, что  на  Вечноцветущем  посохе  расцвел
цветок войны. Но я тебе сказал еще не все. Уже год как идет бой, и ведут
его Яфе, сын Усмана, и Николай, брат наш по  вере.  Ибо  один  есть  Меч
Добра, а другой - Посох. В книге, которую мы чтим, как вы Наширу , исчезли слова молитвы и  вместо  них  появились
иные. Так было предназначено. Яфе и Николай вступили на дорогу от воды к
огню и от огня к ветру.
   Слово было сказано, оставалось надеяться, что Али,  узнав  о  бегстве
племянника, не убьет монаха на месте. Меч Атэва выглядел потрясенным, но
ответить не успел. Беспощадный солнечный свет померк,  выгоревшее  белое
небо налилось роскошной вечерней синевой, дохнуло морской прохладой.  На
горизонте  встала  груда  невиданных  здесь  кучевых  облаков,   которые
внезапно разошлись, как от удара молнии, обнаружив сверкнувшую  звездами
ночную тьму, из которой вырвался  всадник  на  черном  белогривом  коне.
Иоанн видел строгое,  окаймленное  темной  бородой  лицо,  развевающийся
белоснежный дзибан... Клирик не успел ничего сказать, а  его  собеседник
повалился на  колени,  простирая  руки  к  рехнувшемуся  небу.  Судя  по
донесшемуся из лагеря вою, там происходило то же самое.
   Опираясь  на  посох,  Иоанн  ошеломленно  смотрел  на  явление  своим
последователям пророка, в существовании которого лично он, Иоанн, сильно
сомневался. А тот, осадив белогривого коня, простер руку в повелительном
жесте.
   - Слушайте меня, воины, или вы будете прокляты! Пришло время  Клятвы,
и да исполнится то, что обещано Львом  и  Волком!  Станьте  наконечником
копья, оком бури, сердцем огня! Не жалейте себя, ибо смерть - это только
смерть, а трусость - это позор!  Легче  пера  будет  смерть  исполнивших
договор и выше горы память о них. Победившие получат награду, Отступники
потеряют все.
   Свершите же великое! Идите на север!
   Идите на север за красными цветами.  Идите  на  север,  дабы  обрести
владыку. Идите на север, дабы исполнить клятву. Идите на север, и  земля
сама поскачет вам навстречу, и  вы  пройдете  там,  где  не  пройдет  ни
человек, ни конь. Такова воля Всеотца. И нет бога кроме Него, и нет Воли
против его Воли. Это говорю вам я! И это истинно и бесценно, как Вода.
   Всадник замолчал, его конь ударил прозрачным  копытом  о  раскаленный
камень, и из того забил родник, а наездник исчез, словно его и не  было.
Али, с трудом оторвав взгляд от места,  где  только  что  стоял  великий
Баадук, взглянул на Иоанна, и на лице его застыло благоговение.
   - Воистину прав и праведен ты, если Баадук велел нам идти за тобой.
   Иоанн не нашелся что ответить,  но  невольно  проследил  за  взглядом
атэва, поняв, что тот смотрит на красный цветок. Это было правильно,  но
лишь отчасти: все цветы на посохе стали алыми.

ЭСТЕЛЬ ОСКОРА

   В Новогоднюю ночь спать нельзя, ее проводят среди друзей у  Звездного
Древа с вином и песнями. Таяна встречала  Новый  год,  год  Трех  Звезд,
неистово и отчаянно. Здесь верили в Пророчество Эрика и не сомневались в
победе. Да, кто-то должен умереть, на то и война, но смерти в этих краях
никогда не боялись.
   Веселье охватило Высокий Замок, как пожар, - гуляли все от короля  до
последнего кухонного мальчишки. Звездные Дерева  стояли  чуть  ли  не  в
каждой зале и были разукрашены смешными рожами,  изображавшими  минувшие
неприятности, сделанным  из  стекла  оружием,  цветами  и  разноцветными
свечами. Столы ломились от снеди  и  выпивки,  музыканты  играли  только
радостные песни.
   Король и его нобили  веселились  в  Коронной  Зале,  где  когда-то  я
станцевала свою первую майерку со Стефаном Ямбором. Люди  уходят,  стены
остаются, и на них все прибавляется портретов. Кого-то я  знала,  чьи-то
жизни сгорели, пока  я  искала  дорогу  домой.  Придет  время,  и  здесь
появятся изображения Анджея, Ежи, Ванды...
   Ежи, легок на помине, спросил, о чем я думаю, я  сказала,  что  ни  о
чем. Таянец подмигнул Александру и потащил меня танцевать, я вцепилась в
руку Сандера, затягивая в беснующийся  круг  и  его,  а  вслед  за  нами
бросилась Ванда. Скрипачи  вовсе  обезумели,  играя  кватру  за  кватрой
, но мы выдержали. Когда отзвучала музыка,  мы
по словам все того же Ежи походили на  загнанных,  но  очень  счастливых
лошадей. Ванда что-то быстро рассказывала смеющемуся  Александру.  Через
три года она станет красивее Мариты, но меня здесь  уже  не  будет.  Ежи
дурачился, доказывая Луи, что однажды видел хвост, но без жабы -  таянец
оказался  достойным  соперником  арцийскому  остряку.  Беата   счастливо
улыбалась, и ради такой улыбки стоило спасать этот мир.
   Кто-то, несомненно очень важный, ударил  в  барабан.  Анджей  Гардани
поднял кубок за будущую победу, осушил и грохнул об  пол,  подавая  знак
только и ждущим  этого  подданным.  Нобили  пили  и  колотили  кубки  из
дорогого бордового стекла. Прежде  чем  прикончить  свой,  Ежи  дал  мне
отпить. Вино было красным и  терпким.  Когда-то  я  уже  пила  из  кубка
Гардани, клянясь Шани быть с ним правдивой до конца. Ежи я лгать тоже не
стану.
   Откуда-то появился Стах Тонда, они с Сандером обнялись. Знаменный был
более чем весел и явно намеревался рассказать о Стефане Завгороднем.  Мы
с Вандой переглянулись и засмеялись, Ежи погрозил нам пальцем,  от  чего
стало еще смешнее.  Музыканты  вновь  заиграли,  праздник  только-только
перевалил за половину, но для Беаты он закончился. Она явно  переоценила
свои силы, и Луи ее увел, а я пошла их проводить. Не то, чтоб я  чего-то
всерьез опасалась, но Трюэлю было спокойней, когда в их  комнаты  первой
заходила я, да и мне, признаться, тоже.
   Известий о Гражине не было, и я молила бы всех  богов,  не  будь  это
столь бесполезно, чтобы  маленькая  дрянь  нашла  или  свой  конец,  или
счастье, ведь  счастливые  женщины,  какими  бы  подлыми  они  ни  были,
забывают о мести.
   Все обошлось. В спальне графини Тр