Пешком пойдешь.
   Возражения от чесночника отлетали, как от  стенки  горох,  а  взятка,
похоже, была предложена слишком поздно. Пришлось ехать туда,  куда  было
велено. Даже не ехать - ползти. Вместе с ними тащилось несколько  телег,
шли какие-то люди. В окно кареты Мария рассмотрела пятерых или  шестерых
горожан,  наемника,  бродячего  зубодера,  а   потом   какой-то   детина
бесцеремонно  распахнул  дверцу  кареты  и  хлопнулся  напротив   Марии.
Несмотря  на  жару,  он  кашлял,  чихал  и  сопел.   Девушка   брезгливо
отодвинулась, а наглец шумно шмыгнул носом,  сплюнул  на  пол  и  грязно
выругался. Нужно было гнать его  в  шею,  но  на  Марию  напал  какой-то
столбняк, она молча смотрела на простуженного мерзавца, а тот,  еще  раз
плюнув, пересел к ней. Разумеется, он был пьян!
   Возок тащился со скоростью смертельно больной  улитки,  и  распахнуть
дверцу  и  позвать  на  помощь  было  проще,   чем   самой   выталкивать
распустившего  руки  нахала.  Нанятый  охранник,  как   назло,   куда-то
подевался, возница делал вид, что происходящее его  не  касается,  да  и
остальным было не до нее. Пьяница мерзко  заржал  и  отпустил  площадное
словцо. Мария крикнула еще  раз.  На  сей  раз  помощь  пришла.  Парень,
похожий на проигравшегося наемника, дерзко  подмигнул  Марии  и  вскочил
внутрь кареты, после чего пьяный наглец ее покинул через противоположную
дверцу.
   - Раз уж ты меня пригласила, - наемник ослепительно  улыбнулся,  -  я
проделаю остаток пути в твоем обществе.
   Следовало его одернуть, но лучше такой защитник, чем никакого.
   - Куда мы едем?
   - В ближайшую деревню.
   - А что случилось?
   - Стражники утверждают, что чума.

2896 год от В.И.
12-й день месяца Лебедя
АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО

   Отряд выехал  из  леса  и  на  рысях  пошел  к  замку.  Шарло  Тагрэ,
отзывавшийся  нынче  на  имя  Анри  Гийо,   вскинул   руку   и   доложил
караул-декану:
   - Сигнор, к замку приближается отряд.
   - Сигна?
   - Три звезды на голубом поле и замок.
   - Число?
   - От трех до четырех дюжин.
   - Когда  гости  достигнут  горелой  сосны,  они  выстроятся  попарно.
Извольте перечесть и доложить.
   - Слушаю...
   Пересчитывать, сколько воинов взял с собой  барон  Крэсси,  не  имело
смысла. Это были друзья, а хоть бы и враги...
   Четыре дюжины воинов для Гран-Гийо не опаснее, чем детская стрела для
осеннего  кабана,  но  Туссен  Равье   делал   все,   чтобы   превратить
новообретенного  сына  своего  сигнора  в  настоящего  рыцаря.  В  кругу
приятелей Равье не мог нахвалиться подопечным, находя  в  нем  множество
отцовских достоинств, зато самому Анри вояка не давал  спуску,  впрочем,
мальчик был этому только рад. Он упражнялся с утра  до  вечера,  мечтая,
как удивит отца, когда они наконец встретятся. В том, что Рафаэль отыщет
своего друга и короля,  Шарло  не  сомневался,  его  же  дело  исполнять
приказания Туссена, который хоть и уступал покойному Артуру, был хорошим
учителем.
   Шарло стрелой взлетел назад на стену и отыскал глазами отряд. Сигна с
тремя звездами и замком была уже совсем близко. Так... Сигноносец,  двое
сигурантов, сам сигнор, рядом с ним оруженосец с личным знаменем,  затем
двое аюдантов и попарно воины. Всего сорок семь человек. Странное число,
ну да барону виднее.
   - Сигнор Равье! С бароном Крэсси сорок шесть  человек,  в  том  числе
сигноносец, оруженосец, двое аюдантов и двое сигурантов.
   Туссен набросил на себя плащ с сигной Гран-Гийо.
   - Прикажите опустить мост и догоняйте.
   Караул-декан был куда большим блюстителем обычаев,  чем  отец  и  тем
более Рито, но до господина Игельберга ему было далеко. Штефан  не  стал
бы опускать мост, не убедившись, что люди на том берегу  именно  те,  за
кого себя выдают, а Рафаэлю б и в голову не пришло спрашивать друзей, по
какой надобности они заявились.
   Барон Крэсси, похудевший  и  поседевший,  с  красными  от  бессонницы
глазами, хрипло ответил  Туссену,  что  приехал  обсудить  с  господином
бароном осеннюю охоту. Шарло понимал, что это вранье, если, конечно, под
охотой не подразумевать охоту на Тартю, но мнения  оруженосца  никто  не
спросил. Караул-декан любезно пригласил сигнора  и  всех  его  спутников
войти, и восемь алебардщиков выстроились по обе стороны ворот, пропуская
гостей. Шарло старательно опустил глаза вниз - не хватало, чтобы  старик
Крэсси его узнал. Волосы волосами, но глаза у него  отцовские,  а  глаза
Александра Тагэре вошли в поговорку. На всякий случай мальчик не смотрел
ни на кого из проезжавших (Крэсси были слишком дружны с Тагэре), ожидая,
когда процокает последний конь.
   Все было замечательно, и Шарло сам не понял, когда  ему  стало  очень
страшно. Так, как не бывало еще никогда, даже в ту  ночь,  когда  они  с
Кати бежали из дворца Анхеля. Это было, как в плохом сне, когда  к  тебе
приближается что-то отвратительное, злобное и могущественное, а ты не  в
состоянии ни драться, ни бежать, ни хотя бы позвать  на  помощь.  Сердце
Шарло на мгновение остановилось, а потом жалко затрепыхалось,  по  спине
побежали противные мурашки, но  все  это  было  ерундой  в  сравнении  с
осознанием чего-то ужасного, вступившего в Гран-Гийо. Шарло сжал в кулак
всю свою волю и поднял ставшую немыслимо тяжелой голову.  Он  больше  не
боялся, что его узнают, главным было - понять,  что  происходит,  но  не
происходило ничего. Ласковое летнее солнце освещало мост, по которому  в
замок  въезжали  всадники  в  плащах  со   звездами.   Махали   хвостами
откормленные гнедые лошади, блестели доспехи, стучали  копыта.  Страшное
мгновение миновало.
   Шарло не слышал, как Николай, выглянувший в окно замковой библиотеки,
вздрогнул, как от порыва ветра,  и,  повернувшись  к  Яфе,  процитировал
Книгу Книг "и услышал я шорох крыльев смерти  и  страха,  и  их  голоса,
исполненные ненависти ко всему сущему".
   - Я не слышал голосов, - в голосе Яфе была тревога,  -  но  саддан  и
впрямь спустил с цепи самого голодного из своих псов, иначе  почему  так
холодно на душе?

2896 год от В.И.
12-й день месяца Лебедя
ОРГОНДА. КРАКОЛЛЬЕ

   У всех мирийцев волосы на затылке были перехвачены лентами -  у  кого
черными, у кого красными,  у  кого  белыми.  Сезар  Мальвани  знал  этот
обычай, с  которым  не  могли  покончить  ни  клирики,  ни  синяки.  Так
островитяне объявляли о том, что собираются мстить  до  последней  капли
крови. После убийства Шарля Тагэре многие сторонники погибшего  герцога,
особенно молодые, стянули себе волосы на мирийский манер.  Сезару  тогда
было одиннадцать лет, но такое не забывается.
   - Диего, - граф Артьенде был младше Сезара  на  десять  лет,  но  они
сразу же отказались от условностей, - я все время хочу  спросить  и  все
время забываю: откуда пошел ваш обычай повязывать волосы?
   - Так проще, - пояснил мириец, - один взгляд - и все ясно. Мы  честны
и с быками, и с врагами, своих намерений не скрываем, а цвета... Что  бы
ни болтали "сестры", но для байланте черный - это  жизнь,  алый  -  бой,
белый - смерть, а почему, мы уже и забыли. Черный, наверное, из-за ночи,
когда к нам приходит любовь, красный - кровь, а белый - это цвет савана,
костей да тряпок, которые носят капустницы.
   - Значит, никакой легенды нет?
   - Может, и была, да мы  ее  забыли,  -  мириец  лукаво  посмотрел  на
арцийца, - все помнить невозможно, но к бою мы готовы.
   - Очень хорошо. Сегодня ночью наш  друг  Аршо-Жуай  наконец  двинулся
вверх по течению Ньера. Он ползет, как черепаха, потому что с ним пехота
и огромный обоз. Их нужно проводить, Диего.
   - Проводим. Когда преподнести им первые цветы?
   -  С  цветами  погоди,  идите   следом,   пока   они   не   соберутся
переправляться. Думаю, это  будет  в  Кер-Женевьев,  но,  возможно,  они
остановятся и раньше. Перетащить армию через такую реку дело  хлопотное,
им придется долго возиться. Если они решатся, не мешайте, но  когда  они
будут готовы...
   - Мы их поцелуем. Где будете вы?
   - На другой стороне, они нас увидят, едва вы испортите  переправу,  а
до этого пусть...
   - Пусть думают, что  они  одиноки,  брошены  и  никому  не  нужны,  -
закончил мириец. - Мы переплывем Ньер в  любом  месте,  он  широкий,  но
медленный, а таскать на себе беры железа мы не собираемся.
   - На это я и рассчитываю. Если ты станешь присылать  мне  известия  о
наших "друзьях", буду весьма признателен.
   - Люблю оказывать услуги друзьям, - кивнул мириец. - Я видел,  прибыл
гонец. В Лиарэ уже началось?
   - Да. Когда он выезжал, дарнийцы как раз начали морскую  блокаду.  До
штурма вряд ли дойдет, ждут Жуая, пока же они заняли Устричный остров  и
установили там баллисты и катапульты, но обстрел не начинают.
   - Дарнийцы все делают вовремя, - засмеялся Диего Артьенде, - а мы или
обгоняем, или опаздываем. И поэтому они нас никогда не догонят, а мы  их
всегда найдем. Я надеюсь,  Шарлю-Анри  и  сигноре  Франго  понравится  в
Кер-Эрасти. Жаль, твой сын еще мал для байлы.
   - Зато Вивиана Франго еще годится  для  байланте,  -  Сезар  искренне
любил добрую и любвеобильную Вивиану и доверял ей, но Виа на  его  слова
бы не обиделась, напротив.
   - Да, золотые волосы у нас в цене, - согласился, поднимаясь, Диего, -
ты узнаешь Мигеля и Федерико или мы все для тебя на одно лицо?
   - Вы похожи, не спорю. У Мигеля шрам  на  верхней  губе,  а  Федерико
носит сразу две ленты - красную и черную.
   - Лента одна, но сшита из двух половинок. Да, это они,  и  они  будут
рассказывать о нашем танце. Мы не подведем.
   В том, что мирийцы сделают все, как нужно, Сезар был уверен.  Земляки
Рафаэля при всем их удручающем легкомыслии были надежными союзниками. Не
сомневался Сезар и в остающихся в Краколлье смертниках, но будет или нет
их жертва оправданной, зависело от него и от  маршала  Аршо.  Он  должен
обыграть ифранца, хотя раньше никогда не водил в бой большие армии и  не
командовал сражениями, но когда-то  все  приходит  впервые.  У  Мальвани
полководческий талант в крови, он должен проснуться, а Гартаж - лучший в
мире командир авангарда.
   Герцог открыл дверь и спустился к  Ньеру.  Третья  по  величине  река
Благодатных земель медленно катила волны к морю, то,  что  творилось  на
другом берегу, можно было рассмотреть лишь при помощи  окуляра.  Ифранцы
не должны их заметить раньше  времени.  "Цветы",  как  выражается  Диего
Артьенде, нужно преподнести неожиданно.

2896 год от В.И.
12-й день месяца Лебедя
АРЦИЯ. ЛАНДЕЙ

   Мария не хотела умирать в чумной деревне в какой-то жалкой гостинице,
но выхода не было. Если б она путешествовала с приличествующим  эскортом
как доверенное лицо Ее Иносенсии, с ней бы не посмели так обращаться,  а
теперь! Этот мерзкий лейтенант не желает ее слушать,  а  когда  заявятся
синяки, будет еще хуже.
   Девушка еще раз с тоской посмотрела в  окно.  Сквозь  веселую  летнюю
зелень проглядывала обсаженная кустами канава, а  за  ней  маячили  алые
туники стражников. Что же делать? Бежать некуда да и  смысла  не  имеет.
Она слишком долго дышала одним воздухом  с  больным  негодяем.  Она  уже
больна, а с чумой не могут справиться даже маги-медикусы.
   Говорят,  антонианцы  и  циалианки  знают  заклятие,  предотвращающее
болезнь, но заразившимся оно  не  помогает.  И  почему  только  она  так
бездарна в магии! И к тому же глупа. Нужно было озаботиться и  попросить
кого-то из старших сестер, лучше всего Еву, защитить ее  от  чумы,  хотя
кто же мог такое  предвидеть...  Мария  стиснула  кулаки.  Все,  что  ей
представлялось важным и нужным, оказалось ерундой. Ну и что, если мать и
отчим спрятали бастардов горбуна? Рано или поздно это выплывет наружу  и
с ними будет покончено, а она, она захотела  стать  хозяйкой  тайны,  за
которую этот сморчок Пьер при всей своей скупости ничего не  пожалеет...
Ей, видите ли, понадобилось поиграть с коронами, вот и доигралась!
   Ее жизнь кончилась, не начавшись. Мать - и та своего часа  дождалась.
Хозяйка замка, баронесса, она будет жить и жить... Мария  оттолкнула  от
себя поднос с едой. Дурак трактирщик продолжает готовить жранье и  брать
за него деньги,  а  сам  уже  мертвец!  Подумать  только,  от  чего  она
отказалась в надежде получить все, и не получила ничего! Десять лет быть
на побегушках у Анастазии, прятать свою красоту и свою знатность! А ведь
она могла стать падчерицей барона, выйти замуж за нобиля, носить  идущие
ей платья.
   Глупости,  не  напяль  она  на  себя  этот  балахон,  она  бы   стала
принцессой! Горбун вернул бы ей все права, она бы вышла замуж за герцога
или графа! И почему только она не покинула обитель?! Постриг, ну и что?!
Анастазия бы ее отпустила - Маргарита Тагэре ей  нужна  не  меньше,  чем
сестра Мария, а при помощи Анастазии она  бы  поднялась...  Может  быть,
даже на трон. Разумеется, не с  Тартю,  но  мало  ли  в  Арции  нобилей,
родственных  Арроям  и  не  являющихся  бастардами.  Ее   Иносенсия   от
Архипастыря и "паучат" не в восторге, она поддержала Пьера,  потому  что
не было другого претендента. Если б Мария ей открылась, Предстоятельница
сыграла иначе.
   Бы... бы... бы... К Проклятому все это! Девушка швырнула  злосчастный
поднос на пол, осколки и  жирные  брызги  разлетелись  во  все  стороны!
Другие интригуют, воюют, дышат, им плевать, что она скоро умрет. Никто и
не заметит, что по Александру выло пол-Арции, едва уняли,  а  о  ней  не
пожалеет никто. Даже мать! У нее новая семья и эти  бастарды,  свои  ли,
чужие ли, но они при ней! Если б Мария  могла  написать  Тартю  о  своих
подозрениях, она бы это сделала,  пропадать  -  так  всем,  но  ни  один
стражник не возьмет ничего из чумной деревни.
   Девушка схватила кувшин с вином, собираясь  отправить  его  вслед  за
жарким,  но  передумала  и  припала  к  горлышку.  Страх  и  возбуждение
требовалось куда-то девать: запить, забыть, вытеснить хоть чем-то... Она
не может сидеть тут и ждать, пока у нее заболит горло, станут  слезиться
глаза, тело пойдет пятнами... Покончить со всем сразу? Яд у нее  есть  и
нож тоже.
   Мария задумчиво  поглядела  на  такое  невинное,  на  первый  взгляд,
колечко с беленьким камушком. Может не подействовать -  она  восемь  лет
принимает настойку, приучающую ее ко всем известным ядам, кроме  тех,  к
которым привыкнуть нельзя. Но у нее здесь не Агва  Закта,  а  простой  и
надежный яд, который может достать почти каждый. Она хотела  как  лучше,
хотела не оставлять улик, указывающих на орден, и опять  себя  обманула.
Выходит, сталь?
   Дочь Филиппа Тагэре еще раз хлебнула из кувшина  и  вытащила  кинжал.
Тронула безупречное лезвие, поднесла к груди, потом  к  шее.  Нажать,  и
все. Быстрая, чистая смерть, но в том-то  и  дело,  что  умирать  ей  не
хотелось. Еще три глотка не помогли, кинжал полетел  в  угол,  зазвенев,
упал рядом с осколками супницы.  Девушка  вскочила,  метнулась  к  окну,
глянула на стражников, отступила в  глубь  комнаты.  Проклятые  воробьи.
Орут,  суетятся...  Кошки  на  них  нет!  Мария  и  сама   походила   на
затравленную кошку, только вот вцепиться в лицо было  некому,  она  была
одна. Она всегда была одна и гордилась этим, но сейчас одиночество  было
невыносимым.
   Мария залпом допила вино и рухнула в кресло. Ярость, страх и  жалость
к себе спутались в какой-то пульсирующий ком. Бежать некуда, но и  здесь
оставаться   невозможно.   За   окном   отчаянно   закудахтала   курица.
Идиот-трактирщик  собрался  кого-то  кормить!  Покойник  варит  суп  для
другого покойника, и тот будет пить и  жрать,  облизывать  пальцы.  Один
сдохнет с набитым брюхом, другой с набитым кошельком...
   Где-то рядом звякнула струна, звук смолк, и почти сразу  же  раздался
гитарный перебор. Давешний наемник! У него была гитара, это точно. Мария
вскочила, поняв, что сделает. Мириец был наглым животным, но  сильным  и
красивым, она еще возьмет от жизни то, от чего отказалась, погнавшись за
миражом. Циалианка торопливо сменила  залитое  вином  платье,  переплела
волосы и, больше не заботясь о своих пожитках, вышла в  коридор.  Гитара
смеялась и кокетничала за соседней  дверью.  Нужно  было  постучать,  но
девушке это в голову не пришло. Впрочем, наемник и не думал  запираться.
Дверь немилосердно скрипнула, заглушая мелодию, мириец отложил гитару  и
весело посмотрел на гостью.
   - Сигнора, чем обязан?
   - Я пришла к вам, - начала Мария и замолчала, не зная,  что  говорить
дальше.
   - Хочешь вина?  -  осведомился  хозяин,  переходя  на  "ты".  Девушке
захотелось его ударить, но... Но она пришла не для того, чтоб выказывать
гордость.
   - Я выпью, - согласилась Мария.
   Наемник налил ей и себе.
   - Если наши дорогие стражники сгонят сюда еще  полсотни  человек,  от
вина скоро ничего не останется. Люди, когда боятся и бездельничают, пьют
больше, чем обычно. Можешь называть меня Хозе, Хозе Вальдец.
   - Ты мириец?
   - Был когда-то, - Хозе махнул рукой, - мой дом там, где мне нравится.
Мне никто ничего не должен, и я никому ничего не должен.
   - Меня зовут Мария. Я ехала навестить родичей.
   - Бунтовщиков? - поинтересовался наемник.
   - Мать... Ей нет дела до всего этого.
   - Зато "всему этому" есть дело до  всех.  Твое  здоровье,  Мария.  Ты
очень красивая.
   - Здоровье! - она горько рассмеялась и тоже отхлебнула. - Здоровье  в
чумной деревне!
   - Именно. Во время чумы здоровье нужнее всего. Кислятина! Пожалуй,  я
все-таки мириец, так как не могу пить паршивое вино. Что  ж,  буду  пить
царку. Так зачем красотка пришла к нахалу?
   - Я читала про чуму. Мы уже больны, хоть и не  знаем  это.  Завтра  к
вечеру начнется горячка, а через пять дней, самое позднее, через кварту,
мы умрем.
   - Ну, кварта - это не так уж и мало, - Хозе плеснул  себе  из  темной
бутыли, - а царка здесь сносная. Хочешь?
   - Налей, - Мария с утра ничего не ела и уже изрядно выпила, теперь ей
море было по колено.
   - Выпьем за смерть. Пусть она нас боится, а не мы ее.
   - Пусть! Сигнор Хозе...
   - Нет, - мириец дерзко подмигнул, - просто Хозе. Сегодня я  не  желаю
быть сигнором. Сегодня я просто живу.
   - Хорошо, пусть будет Хозе... -  вино  и  царка  свое  дело  сделали.
Пропавшие было слова нашлись:
   - Я - девушка, но я хочу умереть женщиной. Я видела всех,  кто  здесь
остановился, и пришла к тебе.
   - Я польщен, - он налил еще. - Значит, ты  собралась  умереть.  Очень
глупо!
   - Глупо не видеть очевидного.
   - Не спорю. Сколько тебе лет?
   - Будет двадцать шесть!
   - Стыдно... С такими косами и девственница... Почему?
   - Не твое дело.
   - Ну должен же я знать, почему с тобой такая  беда  приключилась.  От
любви или от ее отсутствия?
   - Ненавижу мужчин.
   - Мило... Твое здоровье! И чем мы тебе не угодили?
   - Тем, что вы все забрали себе.
   - То есть? - Хозе откровенно забавлялся.
   - Вы правите, воюете, торгуете. Решаете все за всех.
   - А ты чего хочешь? Воевать или торговать?
   - Я хочу занять место, которого достойна.
   - Ну и займи, - не стал возражать наемник.
   - Поздно, - выкрикнула она, - я попала сюда, и завтра все кончится!
   - Ты в этом уверена? - черноглазый засмеялся и  оттолкнул  стакан.  -
Хватит! Если делать, так делать хорошо...
   - Что делать?
   - То, что ты просила. Хотя зачем это тебе, ума не приложу.
   - Я хочу взять от жизни все, что могу. Здесь я могу только это.
   - Не так уж и мало, между прочим, - Хозе глянул в  окно,  поднялся  и
задернул занавески, - солнышко высоко еще, и времени у нас достаточно.

2896 год от В.И.
12-й день месяца Лебедя
АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО

   Эгон Гран-Гийо был гостеприимным  человеком.  Было  бы  странным,  не
закати он родичу и его воинам хорошей пирушки, благо и повод  нашелся  -
со дня рождения баронессы прошло всего три дня.
   "Дети" хозяина ужинали в своих комнатах. Затаиться,  пока  Крэсси  не
отправятся восвояси, было  разумно,  и  Шарло  бы  с  радостью  скоротал
вечерок за подаренными Эгоном  книгами,  если  б  не  случай  на  мосту.
Мальчик не понимал