селение Арции.
   - Сандер, - Рафаэль жизнерадостно обернулся к  появившемуся  в  двери
Александру, - сигнора говорит, у тебя опять кто-то родится.
   - Ничего я не говорю, - засмеялась Миранда,  -  хотя,  дети  мои,  вы
были, мягко говоря, неосторожны.
   - А, что сделано, то сделано, - мириец  стукнул  друга  по  плечу,  -
выйдя в море, поздно искать сходни. Где наша киска?
   - Одевается к празднику. Я ее чуть ли не силком вытолкала.  Когда  мы
решили, что вы не приедете, она вовсе загрустила.
   - Как это мы не приедем?! - возмутился Рафаэль. -  Ведь  сказали  же,
что будем к Новому году. Я сейчас  ее  приведу.  Нечего  перед  зеркалом
вертеться, и так красивая.
   Удерживать мирийца было примерно то же,  что  застоявшегося  жеребца.
Рито вихрем взлетел по крутой лестнице и  исчез  за  дверью.  Миранда  с
улыбкой посмотрела на Александра.
   - И как ты его терпишь?
   - Я его люблю, а он такой, какой он есть. Что Сезар?
   - Жив и здоров, хотя в Оргонде творится что-то  не  то.  Но  об  этом
потом. Не сегодня и не завтра...
   Так в замок вошел  праздник.  В  эту  ночь  были  счастливы  все  его
обитатели - от лошадей на конюшне до герцогини и ее подопечной.  Даро  с
сияющими глазами, еще более красивая, чем всегда, хоть  это  и  казалось
невозможным,  нежно  улыбалась  своему  герцогу,  вполуха  слушая  шутки
братца. Все было чудесно, и никто  и  подумать  не  мог  о  том,  что  в
полувесе от Мальвани в эти же мгновенья свора грязно-белых собак,  рыча,
отступала  перед  двумя  всадниками.  Один,  в  белом  плаще,  с  трудом
сдерживал золотистого черноногого  иноходца  невиданной  красы,  другой,
несмотря на мороз, одетый  лишь  в  темное  суконное  платье,  сидел  на
вороном белогривом коне. Именно он вызывал у псов ярость и непреодолимый
ужас. Поджав хвосты и осев на задних ногах, они не бросались наутек лишь
из страха повернуться к врагу спиной. Впрочем, бегство ничего не меняло,
свора это понимала и не трогалась с места.
   Ждать  пришлось  недолго.  Вороной  с  брезгливым  фырканьем  прыгнул
вперед, и, казалось, намертво сплетенные ветви  расступились,  пропуская
его. Первым под копытами погиб вожак, другие пережили его ненадолго...
 
2887 год от В.И. 
1-й день месяца Агнца. 
Арция, Фей-Вэйя. 
 
   Ее Иносенсию стала раздражать Цецилия. Бестолковая пустая,  уродливая
старуха! Пусть преданная и старательная но недалекая и не  очень  умная,
она мало годилась для ответственных  поручений,  особенно  за  пределами
Фей-Вэйи, а Анастазии нужны были глаза и уши и в Мунте, и в Лиарэ,  и  в
Авире. Бекко и ему подобные делали, что могли, но прознатчики  не  могли
заменить сестер. И при этом Предстоятельница понимала, что иметь дело  с
мужчинами много безопаснее им можно больше доверять и их легче  убирать.
Бекко предан душой и телом, равно как и  Огаст,  и  Иероним,  а  Аугуст,
приведенный сгинувшим без следа Гуго, за деньги мог совершить все, что в
человеческих силах и даже за их пределами. Но  нельзя  допустить,  чтобы
Предстоятельница ордена лучше знала про дела мирские, чем  про  то,  что
творится в собственном доме. За Данутой и Шарлоттой нужен глаз да  глаз,
да и вообще есть немало вещей, поручить которые можно лишь женщине.
   Анастазия задумчиво погладила светлую  скатерть,  расшитую  фигурками
оленей. Новый год не из тех праздников, которые приветствует Церковь, но
он был, есть и будет любимым праздником Благодатных земель. Все когда-то
были детьми, даже циалианки. За неделю  до  конца  года  сестры  затеяли
якобы весеннюю, а на деле новогоднюю уборку. Анастазия не  мешала,  хотя
сама позабыла и думать о  Звездном  Древе.  Ей  не  было  дел  до  таких
глупостей, хотя память услужливо напоминала, как  Соланж  Ноар  когда-то
ждала Звездного Старца  <Мифический  Звездный  Старец  четырежды  в  год
поворачивает со лице, а в  Новый  год  приносит  всем  подарки.>  с  его
подарками. Неужели это была она?
   Женщина подошла к зеркалу и посмотрела на себя. Со дня  смерти  Шарля
Тагэре она не постарела ни на день, недаром Бекко готов для нее на  все.
Возможно, если он разузнает,  что  затеял  Орест,  она  и  позволит  ему
что-нибудь. Если захочет. Но сейчас нужно решать с  помощницей.  Она  не
собирается, подобно Агриппине, воспитывать  свою  убийцу.  Ей  не  нужна
воспитанница, наперсница, преемница. Ей нужна гончая, которая никогда не
станет охотиться за хозяйкой.
   Два  предыдущих  опыта   оказались   неутешительными.   Обе   девушки
обнаружили излишнее сродство к магии и теперь находятся там  же,  где  и
Генриетта. Но вот Мария... У нее нет никакой склонности к волшбе, но она
хороша собой, честолюбива и  к  тому  же  статная  блондинка,  что  лишь
оттенит хрупкую и опасную красоту самой Анастазии.
   Предстоятельница ордена обратила внимание  на  послушницу  совершенно
случайно, и та показалась вполне пригодной.  Ее  Иносенсия  через  своих
прознатчиков узнала, что Мария - единственная дочь вдовы  из  Гран-Гийо,
чей супруг, служивший Лумэнам  и  сложивший  голову  на  Бетокском  поле
оставил семью почти  без  средств.  Мать,  похоже,  смирилась  со  своей
судьбой, но дочь обладала совсем иным  норовом.  Несмотря  на  роскошные
светлые волосы, царственную фигуру и огромные серо-голубые глаза,  Мария
могла рассчитывать разве что на третьего сына  какого-нибудь  заштатного
барона. Конечно, та же Элеонора Гризье добилась нынешнего положения лишь
с помощью красоты, но Мария сильный пол откровенно презирала, а ждать  у
моря погоды почитала глупостью. Она решила сама сделать  свою  судьбу  и
вопреки робким материнским возражениям пришла в обитель.
   Красивой бесприданнице не было дела до Творца и равноапостольной, она
хотела добиться успеха  в  земной  жизни,  и  Анастазию  это  более  чем
устраивало. Честолюбивая девчонка, бросившая мать и готовая на все, была
именно тем, что искала Предстоятельница.
   Ее Иносенсия пригласила к себе послушницу и в ожидании отвернулась  к
окну, за которым шумно возились воробьи. Нет. Она ни о чем не жалеет. Ей
повезло, она успела понять, в чем истинный смысл жизни. Подумать только,
она могла доживать свой век женой изгнанника где-то в Отлученных землях.
Ее первенец был бы на восемь лет старше девушки,  которую  она  ждет,  а
сама бы она превратилась  в  сморщенную  седую  старуху,  привязанную  к
мужчине, настолько глупому, чтобы добровольно расстаться с  короной.  И,
самое ужасное, она бы  даже  не  осознавала  своего  убожества,  как  не
осознают его тысячи женщин...
   Стук в дверь  возвестил  о  приходе  Марии.  Для  женщины  достаточно
высокая, с правильными и четкими чертами лица, она была бы неотразима  в
парче и бархате, но белое бесформенное  платье  и  скрывающее  роскошные
волосы покрывало не украшали, но это, похоже, девушку не смущало.
   - Ее Иносенсия хотела меня видеть.
   - Да, дитя мое, проходи и садись. Ты пробыла в обители год  и  должна
вернуться в отчий дом, чтобы решить, готова ли ты  произнести  обет  <По
Уставу ордена, прежде чем принять постриг, женщина  или  девушка  должна
пройти  трехлетнее  послушание.   По   прошествии   каждого   года   она
возвращается на две кварты в отчий дом, чтобы увериться в своем  выборе,
а после завершения послушания проводит  дома  три  месяца.  Это  правило
может быть нарушено лишь по приказу Ее Иносенсии, но даже она не  вправе
сократить срок послушания.>.
   - Я не передумаю.
   - Вот как? Но ты молода и красива. Почему ты  хочешь  уйти  от  мира?
Будь со мной откровенна.  Учти,  если  ты  заговоришь  о  благочестии  и
нелюбви к мирской суете, я тебе не  по  верю.  Ты  ищешь  в  обители  не
утешения и не покоя.
   - Ее Иносенсия права. Я ищу справедливости.
   - Вот как?
   - Да, - светлые  глаза  неистово  сверкнули,  -  если  б  я  родилась
мужчиной, я бы проложила себе путь мечом и копьем  Но  женщине  заказаны
собственные дороги. Она должна ждать когда ее выберут, и еще быть за это
благодарна.
   - Что же в этом плохого? - тонко улыбнулась Предстоятельница.
   - Все! Почему я должна зависеть от мужчины? Самый  ничтожный  нобиль,
только потому, что он бреет бороду и носит меч, считает  меня  глупее  и
трусливее.  Почему  любая  уродина  и  дура,  у  которой  есть  титул  и
богатства, ценится дороже, чем я? Я не желаю быть ни  женой  барона,  ни
любовницей короля! Я хочу стать хозяйкой самой себе и...
   - ...и повелевать другими, - закончила осекшуюся на полуслове девушку
Анастазия. - Я верю тебе. Более того,  если  б  ты  сейчас  солгала,  то
совершила бы большую ошибку, потому что я намерена дать тебе то, что  ты
хочешь. Если ты окажешься достаточно умной и ловкой, чтобы исполнять мои
поручения, ты поднимешься вверх, и  довольно  быстро.  Но  сначала,  как
требует Устав ордена, ты вернешься в Гран-Гийо и проживешь две кварты  в
отчем доме. Если ты не влюбишься за это время  в  какого-нибудь  рыцаря,
возвращайся. Но учти: непослушания и лжи я не терплю!
   Ну, а пока будешь дома, постарайся понять, что и кто нравится простым
людям, а кого они ненавидят и за что именно. Не понимаешь? Ты  пришла  в
обитель не для того чтобы молиться, а для того, чтобы преуспеть,  а  для
этого нужно знать не только что творится в Фей-Вэйе, но и чем  дышат  за
ее  стенами.  Это  называется  политикой,  Мария.  Когда  вернешься,  ты
расскажешь, что узнала и поняла, а я подумаю, годишься ли ты  для  того,
что я хочу тебе поручить.
 
2887 год от В.И. 
1-й день месяца Агнца. 
Арция, Мальвани. 
 
   Затея была безумной, но, когда за дело  брался  Рито,  любое  безумие
начинало казаться естественным. Вчера Даро, закутанная в  меха  и  шали,
делала от силы сотню шагов в заснеженном  саду  и  спешила  в  тепло,  а
сегодня обожаемый братец вытащил их с Сандером покататься на пресловутых
гварских санках, благодаря которым они успешно  добрались  до  Мальвани,
несмотря на метели.
   Санки Дариоло напугали. Она никогда не видела ничего подобного, да  и
страсть брата к риску ради риска была ей  чужда.  Она  отчаянно  боялась
бешеной езды, крови и прочих вещей, без которых Рафаэль не считал  жизнь
жизнью, а беременность сделала мирийку вдвойне осторожной, но  Рито  был
неумолим. Объявив, что ничего не заметно  и  другие  в  таком  положении
пляшут и скачут верхом, братец натянул на молодую женщину зимние  сапоги
и меховой палантин и  передал  с  рук  на  руки  Сандеру,  дополнительно
закутавшему спутницу в меховой плащ. Сам Рафаэль в  эскотском  полосатом
плаще и медвежьей шапке лихо вскочил на место возницы.
   Со двора они выехали легкой кокетливой рысцой, но затем байланте  дал
волю своей удали. Гнедая пара была резвой, сильной и отдохнувшей,  везти
легкие санки для нее было в удовольствие. Упряжка стрелой  пролетела  по
пустующим по случаю праздника окраинным улочкам и выскочила  на  дорогу.
Украшенные колокольчиками лошади бежали  сквозь  серебряную  сказку  все
быстрее. В Мирии в Новый год зацветали фанаты, заливая склоны окружавших
Кер-Эрасти гор темно-алым пламенем, но в Мальвани,  Эскоте  и  Тагэре  в
этом году еще царила зима, и только  радостное  солнце  напоминало,  что
власти этой осталась от силы кварта.
   Серебрилась   снежная   пыль,   поля   встречали   гостей   россыпями
бриллиантов, дальний лес казался вычурным атэвским Узором.  Рито,  умело
направляя норовистых лошадей, то и дело  оборачивал  к  седокам  сияющее
лицо. Даро с обожанием глядела то в смеющиеся глаза брата, то на  своего
герцога, обнимавшего ее за плечи. Все трое были пьяны  морозом,  конским
бегом,  радостью   встречи,   молодостью.   Рафаэль   что-то   выкрикнул
по-эскотски, и Александр  заливисто  расхохотался,  мириец  не  замедлил
присоединиться к другу, не удержалась и Даро.
   Сандер сделал ей большие глаза, вызвав новый прилив  смеха,  а  потом
поцеловал, и она ответила, задыхаясь от счастья и любви.
   Даже долгими ночами ожидания молодая женщина не на ходила таких слов,
которые сами собой срывались с губ в  первый  день  Нового  года.  Когда
Рафаэль, свернув с дороги на за  снеженную  поляну,  остановил  коней  и
спрыгнул на землю, влюбленные смущенно отпрянули друг от друга, вызвав у
байланте очередной взрыв смеха.
   - Что-то мне размяться захотелось. Сандер, оставляю сестрицу на тебя.
Смотри мне, если что не так, убью.
   - Согласен, убивай.
   - А, убьешь тебя, пожалуй. Ты всегда и все ТАК делаешь.  -  Последние
слова Даро и Александр уже не слушали.
   Рафаэль,  посмеиваясь,  углубился  в  лес.   Постепенно   безудержное
веселье, вызванное праздничной ночью и  дневной  гонкой,  куда-то  ушло.
Нет, Рито  Кэрна  не  завидовал  сестре  и  другу,  Он  вообще  не  умел
завидовать. Просто сыну герцога Энрике было жаль, что в его жизни ничего
подобного не было и не будет. Слишком уж  ветреным  он  уродился,  чтобы
отдать себя  одной-единственной  любви.  Сандер  -  другое  дело,  такие
влюбляются раз и навсегда, а он... Вряд ли о какой-нибудь женщине, пусть
трижды красавице и умнице, он способен думать дольше месяца, ну и ладно!
Каждый таков, каков он есть, не  больше  и  не  меньше,  а  жениться  из
династических побуждений ему не нужно. Отец его  проклял  и  отлучил  от
семьи, но и в плохом есть хорошее. Он  свободен  и  может  жить  в  свое
удовольствие.
   Придя к столь обнадеживающему выводу,  Рафаэль  вернулся  на  грешную
землю и осмотрел окрестности.  Поляна,  на  которой  он  оказался,  была
немного уже той, на которой  он  оставил  Даро  и  Сандера.  Поляна  как
поляна, но снег на ней был истоптан, причем как-то не правильно. Рито не
считал себя следопытом, но даже ему хватило ума понять,  что  собачьи  и
лошадиные следы должны были быть много глубже. Он проваливался  чуть  ли
не по колено, а таинственные кони лишь слегка тронули  копытами  снежную
целину. Приглядевшись, мириец  увидел  на  противоположном  краю  поляны
десятка полтора одинаковых снежных холмиков, покрытых грязным  сероватым
налетом. Весной в городе такое бывает сплошь и рядом, но в лесу...
   Мириец с несвойственным ему вниманием разглядывал  ноздреватый  снег,
но ближе подойти не тянуло. Потом ему показалось, что  он  слышит  тихий
разговор на неизвестном языке. Говорили двое, и  один  голос  он  узнал.
Скиталец, вечный капитан, спасший их. Неужели он забрался так далеко  от
моря,  в  заснеженный  холодный   лес?   И   еще   здесь   было   что-то
отвратительное, извращенное и опасное. Было, но исчезло,  осталась  лишь
грязь  на  снегу.  Рито  прикрыл  уставшие  от  белизны  глаза,  и   ему
показалось,  что  он  видит  цветущий  сад  и  самого  себя,   задумчиво
теребящего кисть лиловых цветов.
   Самого себя? Да, возможно, но лет через десять. Он стал старше  между
бровей и у крыльев носа залегли складки...
   С дерева обрушился пласт снега, и Рито, вздрогнув  от  неожиданности,
вернулся на грешную землю. Птица... Большая, явно не хищная. Тетерев или
глухарь. Пусть себе летит. Странные холмики и следы были  забыты,  равно
как и видения, к которым мириец благодаря  матушке  и  Дафне  с  детства
испытывал острое отвращение.  Пора  было  возвращаться,  Даро  и  Сандер
наверняка уже вновь рады его видеть.
 
Нэо Рамиэрль. 
 
   Стрела свистнула и вонзилась в ствол старого дуба.  Следом  с  тетивы
сорвалась вторая, расщепившая  первую,  и  третья,  расщепившая  вторую.
Аддар со смехом опустил лук.
   - Тут мне с тобой не поспорить, - покаянно сказал Рамиэрль.
   - Зато меня легче убить, чем научить делать с мечом то,  что  делаешь
ты.
   - А так никто не может, - гордо заявил Норгэрель, - только он.
   - Глупости говоришь. Эмзар и Клэр владеют клинком не хуже, не  говоря
уж о Рене Аррое и некоторых его потомках...  Меч  и  шпага  не  признают
шуток. Если ты ни разу не удерживал  смерть  на  расстоянии  клинка,  он
твоим продолжением не станет. У меня была сумасшедшая жизнь, Аддари, она
меня многому научила, в том числе и убивать, чтобы не быть убитым.
   - Я тебе завидую. Когда я родился, Луциана была свободна от  чудовищ,
а отступники низвергнуты в Бездну. Нам не осталось ничего, кроме возни с
людьми и охраны рубежей. Говорят, когда-нибудь Тьма попробует  вернуться
и нужно будет ее встретить, но иногда мне кажется, это время никогда  не
наступит.
   - Не стоит призывать бурю. Уверяю тебя, сражаться и убивать не  такое
уж приятное дело.
   - Но ты и твой брат ищете дорогу назад, хотя у вас идет война.
   - Ищем, потому что это НАША война, и  мы  должны  успеть,  А  тебе  я
искренне желаю никогда не увидеть меч, подвешенный над твоим миром.
   - Отец соберет Светлый Совет в первое новолуние  после  дня  Перелома
Года. Я уверен, они обратятся к Свету с просьбой открыть Врата.
   - И как скоро Свет даст свое согласие, если, конечно, даст?
   - Этого никто не знает. Мы давно не обращались к Светозарным, но  они
не откажут, ведь ваше дело правое.
   Рамиэрль только вздохнул - наивность Аддара даже не забавляла. Он был
очень славным, этот Солнечный принц и Роман не  хотел  вырывать  его  из
простого и удобного мира, где все делится на Свет и Тьму,  и  повелители
Света мудры, милосердны и всемогущи. Звездный Лебедь, сколько  же  им  с
Норгэрелем предстоит любоваться луцианскими цветочками?!
   - А открыть дорогу без разрешения Светлый Совет не может?
   - Не знаю. - Аддар и впрямь не знал, а лгать и лицемерить  в  отличие
от дядюшки и мачехи не умел. - Я  не  слышал,  чтобы  кто-то  говорил  о
чем-то подобном. Все Врата были закрыты, как только в них отпала нужда.
   - Мы воспользовались одними из них,  и  ничего  не  произошло.  Зачем
просить разрешения, если можно просто открыть?
   - Отец, может, и открыл бы, но  Ильгэйбэ  и  Тэноллиан  не  позволят.
Ильгэйбэ везде видит Тьму, а Тэноллиан... Не знаю, чего он хочет, но  он
очень не любил мою мать, а она его. Раньше  отец  не  слушал  брата,  но
несколько раз подряд дядя оказался прав.  Он  очень  недоволен,  что  вы
здесь.
   - Я заметил, - улыбнулся Рамиэрль, - и, кроме того, надеется вытянуть
из Норгэреля то, чего тот и сам не знает.
   - Пусть, - улыбнулся Лунный, - я и вправду слишком мало знаю о том, о
чем меня спрашивают.
   - Тэноллиан был против созыва Совета, но отец после того, как ты спас
Ильгэйбэ, не мог тебе отказать. Увидишь, они пошлют  призыв  к  Престолу
Сил.
   - Надеюсь, хотя, знай я дорогу, мы бы ждать не стали.
   - А я рад, что вы здесь, - Аддар задумчиво погладил прыгнувшую ему на
плечо куничку, - мне ни с кем и никогда еще не было так интересно.
   - Я тоже рад, что мы встретились, но у меня сердце не на  месте,  как
вспомню о Тарре и тех, кто  там  остался.  Мы  даже  не  знаем,  сколько
времени прошло там, пока мы болтались между мирами.
   - Твои друзья - люди?
   - Мои друзья и мои враги слишком разные, чтоб я мог сказать что-то  в
этом роде. Самую большую беду принесла мне  моя  собственная  сестра,  а
самым близким другом стал человек. Это потом я узнал, что в нем течет  и
наша кровь, и кровь Старых богов Тарры, тех самых, кого  вы  записали  в
темные властители. Норгэрель знает, о ком я говорю...
   - Знаю, - Норгэрель кивнул головой, - и горжусь тем, что  помог  ему,
когда ему еще нужна была помощь. Тогда никто не знал, что ему уготовано.
Никто из нас не пережил бы такое. От него я и научился языку Арции.
   - А я ведь говорил с Илгором, - вспомнил Аддар, - но тот  повел  себя
как-то странно. Начал спрашивать, для чего, и я солгал. Про тебя  он  не
знает и думает, что учить луцианскии - моя очередная прихоть.
   - Что же сказал наш крашеный паладин?
   - Сказал, что был бы счастлив помочь мне,  но  ему  нужно  разрешение
моего отца.
   - А ты?
   - Я хотел спросить, а потом как-то забыл. Илгор сам рассказал, потому
что утром Тэноллиан объяснял мне, что знание  человеческого  языка  меня
унизит и огрубит.
   - Аддари, - голос  Рамиэрля  стал  жестким,  -  мы  ДОЛЖНЫ  научиться
понимать людей без посредников, и тебе, похоже, это нужней, чем мне.  Не
знаю, что затеял твой дядя, но я слишком долго любовался