ыми, и росы было то слишком  мало,
то слишком много...  Чем  ближе  к  таянской  границе,  тем  бесприютнее
становилось на душе. Мысль, пришедшая в голову Роману,  была  нелепой  и
немыслимой, но потому он и был разведчиком, что никогда  не  отмахивался
ни от дурных предчувствий, ни от невероятных предположений.
   Бард направил Топаза к пригорку посредине поля, увенчанному  одиноким
кленом.  Именно  это  дерево  казалось  наиболее  вероятным  пристанищем
Хранителя.  Черногривый  жеребец  легко  взлетел  по  склону,  заросшему
увядающей травой-золоткой, на фоне которой ярким  пятном  светился  алый
кленовый лист. Роман вскинул голову - так и есть, в густую летнюю зелень
вплелась осенняя краснота. Раньше, намного раньше,  чем  обычно  по  эту
сторону Гремихи. Еще один огненный лист, кружась, проплыл мимо, и Роман,
по-кошачьи изогнувшись, невольно  поймал  его.  Произнося  первые  слова
Призыва, эльф уже  знал,  что  все  бесполезно,  -  окрестности  брошены
Хранителями на произвол судьбы. И все равно Роман  повторял  и  повторял
древние  слова,  усиливая  силу  заклинания.  Не  может  же,  чтобы  все
окрестные хранители сгинули. Тогда придется тащиться до Ласковой пущи  и
вызывать Кэриуна или же, не узнав брода, лезть в болота, рассчитывая  на
то, что старухины подданные, будеони еще здесь, ей донесут.
   Ответ пришел неожиданно и  не  оттуда,  откуда  Роман  его  ждал.  На
горизонте закрутилась пыль, складываясь  в  тонкую  серую  фигуру.  Эльф
узнал дорожного Пылевичка, с которым встречался в пуще. На этот раз  тот
напоминал эльфа еще  сильнее,  чем  прежде.  ?Очевидно,  дело  плохо,  -
подумал Роман, - раз вместо силы стихий они все больше начинают  уповать
на разум и волю. Иным возращение к исходному облику не объяснишь?.
   Пылевичок молча смотрел на барда. В этом он еще следовал традициям  -
не заговаривать первым с Призывающим, и Роман произнес что полагается:
   - Ответь мне, Хозяин дороги.
   - Спрашивай, - последовал канонический ответ.
   - Я звал хозяев холма, леса и оврагов, а отозвался ты. Почему?
   - Потому, что все удрали, - Пылевичок не стал ходить вокруг да около.
- Между Вартой и Старым Роггом не осталось никого из наших. Только мы  с
Болотной матушкой и Кэриуном...
   - Почему и куда все ушли?
   - Кто куда. А ушли из-за Осеннего Кошмара. Здесь  все  им  пропитано.
Это так больно, -  и  без  того  бледное  лицо  Пылевичка  посерело  еще
больше... - Тут теперь пустое место, и наверняка скоро  здесь  заведется
всякая нечисть.
   - А почему вы остались?
   - Потому, что  не  хотим  бросать  нашу  землю  на  произвол  судьбы.
Матушка, она всегда чего-то боялась, а когда  беда  пришла,  даже  стала
спокойнее. Ну а мы с Кэриуном от нее научились, как оставаться в древнем
обличий и восстанавливать силы, мы теперь почти  эльфы...  А  Хранители,
они ведь не имеют постоянного тела, не могут отгородится  от  Кошмара...
Вот и ушли, чтоб не сгинуть. Матушка же сказала, что пусть она  пропадет
здесь, на месте, но, пока она жива,  никакой  Кошмар  к  ее  болотам  не
приблизится....
   - Я должен с ней поговорить.
   - Она ждет. Я ведь тебя искал. Матушка сказала,  что  ты  обязательно
вернешься. Отправляемся? Я как-никак  еще  Хозяин  дороги.  -  Пылевичок
взмахнул серебристым  плащом,  и  земля  сама  поскакала  им  навстречу.
Боковым зрением Роман успел увидеть Таянскую дорогу  и  удаляющегося  по
ней... себя.
   - Так лучше. Если кто следит за тобой, то он будет трусить по дороге,
я же домчу тебя туда в полторы. Кстати, меня зовут  Пааин-а-Каон,  можно
Прашинко. Мои родичи ушли, а я остался. Хранить дорогу.
   - Я Рамиэрль из Дома Розы Клана Лебедя, пережившего Разлуку.
   - Я знаю. Матушка рассказывала о тебе. Ну вот, мы и на месте.
   Они оказались на краю мохового болота, где их уже  поджидали.  Романа
поразило, как за прошедшие недели изменились  Хранители.  Кэриун  теперь
был стройным эльфом-подростком с обычными для Перворожденных золотистыми
волосами и зелеными раскосыми глазищами. Болотная матушка потеряла  свою
корявость и сутулость, кожа ее стала белой и  нежной,  а  длинные  седые
волосы плащом окутывали  гибкий  стан.  Теперь  это  была  просто  очень
красивая, хоть и немолодая  женщина.  Прежними  остались  только  глаза.
Зеленые, бездонные, с вытянутыми кошачьими зрачками,  каких  никогда  не
было ни у смертных, ни у эльфов.
   - У нас очень мало времени, эльф, - Хозяйка болота  сразу  перешла  к
делу, - и я не уверена, что  судьба  пошлет  нам  еще  одну  встречу.  Я
преступлю зарок, который  соблюдала  тысячелетия,  но,  видимо,  настало
время правды. Ты готов к правде?
   - Не знаю. Войны, смерть, болезни всегда  бывают  нежданными,  но  их
надо пережить. Так и правда.
   - Ты занятное создание, эльф. Жаль, у нас нет возможности  поговорить
обо всем, что составляет смысл нашего существования. Я буду откровенна с
тобой. Можешь быть спокоен, нас  никто  сейчас  не  слышит.  В  минувшее
Полнолуние был созван Совет Хозяев и принято решение оставить этот край.
В Первую четверть луны Хозяева, взяв своих Хранителей, ушли...
   - Но ты осталась...
   - Я и еще несколько созданий, готовых разделить судьбу этого края, но
мы, как ты понимаешь, не всемогущи.
   - Уцелевшая! Что нам все-таки грозит?
   - Враг. Сейчас у него нет тела, но он может  получить  его,  и  тогда
ничто  не  спасет  этот  мир.  Что-то  дрогнуло,  Равновесие   оказалось
нарушенным, и Враг проснулся. А может быть, все гораздо проще, и  просто
пришел срок.
   - Ты говоришь загадками. Враг? Я понимаю, что не друг,  но  кто  это,
какой он, откуда, чего хочет?
   -  К  несчастью,  я  знаю  слишком  мало.  Я  догадалась,   кто   нам
противостоит по ощущению сосущего ужаса, который его окружает. А Великая
Защита  давно  уже  не  Великая,  хотя  еще  стоит.  Но  нам  одним   не
продержаться. Нас, Уцелевших,  осталось  трое,  а  против  нас  сила,  с
которой с трудом справились даже боги.
   - Какие боги?
   - Те, кто создавал этот мир. Враг когда-то был одним из них, но этого
времени не помнит никто... Потом он предал всех.. Не спрашивай  меня,  я
ничего не знаю. Враг пытался сотворить что-то ужасное,  но  его  удалось
остановить. Он был заточен меж корнями Варты, а  теперь  вот  очнулся  и
хочет вернуться. И вернется, если мы не уймем его приспешников  здесь  и
сейчас.
   - Мы?
   - Мы, эльф.  Какие  ни  на  есть  -  смертные,  бессмертные,  темные,
светлые...
   - И что нужно делать? - вздохнул эльф.
   - Если бы я знала. Мне не дано прозревать будущее, а о прошлом я знаю
непростительно  мало.  Все,  что  я  могу,  это  узнавать  Избранных   и
сдерживать враждебные силы,  готовые  вырваться  за  Черту.  Дважды  мне
удавалось говорить с Ушедшим, первый раз, когда на  меня  свалилась  эта
ноша, и второй раз в ночь нашей встречи... Но его слова темны, и не  мне
их понять. - Матушка помолчала, устало глядя на яркую болотную зелень. -
Любое Пророчество исполнимо вплоть до свободы выбора, эльф.
   - Я слышал это...
   - Это одна из немногих абсолютных истин...
   - Тогда ты казалась уверенной и знающей.
   - Я лгала. Я  занимаю  чужое  место,  эльф,  место  Стража,  а  этого
удостаивались лишь полубоги. Я же была лишь  младшей  дроной  <Дронны  -
служители первых богов Тарры> в  храме  О...  Если  б  не  несчастье,  я
никогда бы не стала хозяйкой Тахены.
   - Тахены?
   - Тахена, Горда и Явелла. Три разрыва Великой  Защиты.  Омм  не  стал
замыкать кольца, уж не знаю почему...
   - Уцелевшая, теперь я уже совсем ничего не понимаю!
   - Была Великая Защита. Были  в  ней  три  прохода,  которые  охраняли
Стражи. Их делом было следить, не поднимает ли Враг  голову,  а,  увидев
признаки этого, запечатать врата и послать весть самому Омму.  Это  было
их послушанием, прошедшие его  уходили  в  Горный  Чертог,  а  их  место
занимали другие. Время шло,  но  Враг  не  подавал  признаков  жизни,  и
Стражи, страшно  сказать,  начали  сомневаться  в  том,  что  он  вообще
существует. Стража стала ритуалом, испытанием для  тех,  кто  вступал  в
свиту Омма.
   Они растеряли Древнее Знание, стали  недопустимо  небрежны.  А  потом
пришли  другие  боги  и  с  ними  твои  родичи,  эльф.  Наши  Боги  были
уничтожены, храмы разрушены, а дроны... Кто-то погиб, кто-то смирился, а
я бежала, эльф... Бежала сюда и успела принять от великой  гарги  власть
над Тахеной, власть, но не знание и не силу... Сегодня Тахена - это я, а
я - это Тахена. Я привязана к этому  месту.  Знаю,  что  Горду  стерегли
настоящие Стражи. Они живы, они могут знать больше, но я их  никогда  не
видела и не увижу. Я даже не знаю, какие они. Стражи  могут  встретиться
лишь в Горном Чертоге... Все, что я  могу,  -  это  защищать  Тахену  до
конца.
   Все, все бежали... Сначала мы, потом пришлые боги и эльфы,  а  сейчас
удрали и их отродья, Хозяева... Словно, когда Враг вырвется на  свободу,
где-то в этом мире можно будет спастись.
   - Корабль должен утонуть, и крысы его  покидают...  даже  в  открытом
море.
   - Странно ты говоришь о своих сородичах, эльф. Но давай  поговорим  о
Благодатных землях. В нашу пору их звали Рассветными... Я не вмешивалась
в дела  этого  мира,  но  слыхала,  что  о  грядущем  возвращении  Врага
говорилось в Пророчестве, и о  том  же  пытался  рассказать  твердолобым
смертным великий маг, которого потом прозвали  Проклятым.  Возможно,  он
что-то знал. Церковь должна была сохранить эту тайну.
   - Я знаю ее. Скажи мне, Уцелевшая, сколько времени у нас в запасе?
   - Мало. Враг набирается сил. Я чувствую его голод и  ненависть.  Дело
за его пособниками. Конечно, по вашим меркам может пройти несколько лет,
даже целая человеческая жизнь, пока падут преграды. Но  для  меня  казнь
назначена на утро, а для эльфа - через месяц, а  для  человека  -  через
несколько лет! Да, ты знаешь, что Рене здесь?
   - Он жив?!
   - Жив. Был ранен, сейчас почти здоров. Вообще-то ему пора в Эланд, но
я задержала его. Нужно, чтоб вы увиделись. Я провожу тебя к нему, но  не
раньше, чем мы закончим разговор.
   - Уцелевшая...
   - Можешь называть меня Эаритэ, или, по-вашему, Сумеречная.
   - Эаритэ, в ночь нашей встречи ты что-то говорила Рене.  Может  быть,
теперь откроешь, что именно.
   - Изволь. Но это ничем тебе не поможет Прошлое Рене как на ладони,  а
будущее окружает туман. Он - человек, на котором ломается дерево  судеб.
Его жизнью и смертью, любовью и ненавистью спасется  или  погибнет  этот
мир. Большего знать никому не дано.
   - А я?
   - Ты пройдешь с ним до конца пути и далее. Но что это будет за путь и
сможете ли вы его одолеть, не знаю. В этом мире нет силы, что скажет вам
- идите туда-то, а в конце сделайте то-то; не будет никого, кто  поведет
вас за руку. Вы должны догадаться сами, что делать  и  довести  дело  до
конца,  возможно,  самой  страшной  ценой.  Помощи  ждать  неоткуда,   а
благодарности, скорее всего, не будет.
   - Что ж, долги надо платить. В этой  жизни  слишком  много  хорошего,
чтоб сдаться без боя. Но не знаешь ли ты, что такое Темная Звезда?
   - Это тянется из глубины веков. Землю Тарры еще топтали Первые  Боги,
а ни меня, ни моего храма еще не было, когда самому  Омму  было  открыто
гаргой <Гарга - пророчица, предсказавшая по просьбе Омма  судьбу  Первым
Богам Тарры>, что придет время и Темная Звезда - Эстрель  Оскора  укажет
дорогу или к жизни, или к смерти.
   - Путано и неясно.
   - Как и все, что становится слишком очевидным, когда случается. Никто
так и не узнал, что такое Эстрель Оскора. Звезда ли это, или что еще, ..
О ней  говорили,  потом  эти  слова  забылись  на  многие  века,  и  вот
сейчас.... Мне о ней сказал Ушедший, Рене дважды слышал от умирающих  от
Агва Закта, что Темная Звезда взойдет в Таяне, и он должен быть готов.
   - А что еще сказал тот, в пылающем Камне?
   - Что Темная Звезда рассеивает туман над головой Рене,  и  это  дарит
миру надежду, а ему  -  страшную  судьбу,  когда  смерть  представляется
счастьем.

2228 год от В. И. 2-й день месяца Собак,
Таяна. Гелань. Лисья улица.

   - Она действительно беременна. Ребенок  появится  на  свет  в  начале
месяца Сирены...
   - Значит, это сын Стефана, а я думала, между ними ничего не было.
   - Это их дело, Лупе. Он ее любил...
   - ... и толкнул в руки собственного отца. Я еще могла бы это  понять,
будь он действительно калека, но  Роман,  судя  по  всему,  его  все  же
вылечил. Нет, Симон, я не  осуждаю  их  за  то,  что  они  обошлись  без
церковного благословения. Хотя от этой овечки я такого не ожидала...
   - А я, скорее, не ждал от Стефана... Положи-ка  мне  еще...  Спасибо.
Так вот, Герика всегда была готова подчиниться,  тем  более  Стефану,  к
которому была искренне привязана. А вот он, мне  казалось,  был  слишком
кавалером, чтоб этим воспользоваться.
   - Может, он хотел увидеть ее на троне матерью наследника.
   - Женись он на ней, ничего бы не изменилось. Даже умри Стефан  раньше
отца, его ребенок так и так наследовал бы корону. - Маленький медикус  с
наслаждением отхлебнул из расписанной синими  цветами  чашки  и  бережно
поставил ее на блюдце. - Я еще раз убедился, что чужая душа - потемки. И
так ли уж безумен был Зенон, когда поднял нож на родного брата? Говорят,
он любил свою невесту...
   - Прекрати, -  Лупе  с  досадой  отодвинула  деревянную  баклажку  со
сметаной - мы не должны думать плохо ни о  Стефане,  ни  о  Рене,  ни  о
Романе, иначе мы сойдем  с  ума...  Важнее  решить,  что  нам  делать  с
беременной королевой и ручной рысью, особенно если нагрянет твой брат.
   - Он еще, кстати, и твой муж!
   - Да помню я, помню, но  он,  прежде  всего,  пьяница  и  болтун.  Ты
представляешь, что будет с нами со всеми,  если  узнают,  куда  девалась
Герика?! Ее надо увезти отсюда.
   - Невозможно, - Симон встал, словно давая этим  понять  бесполезность
споров, - женщина очень слаба, находится на  грани  помешательства,  она
может потерять ребенка в дороге. И к тому же выдать нас  всех.  Дождемся
родов, другого выхода я не вижу. Через полгода ее  наверняка  перестанут
искать, решат, что бросилась в Рысьву  или  провалилась  в  какой-нибудь
потайной ход. Весной мы все благополучно  переберемся  в  Арцию,  оттуда
через Гверганду в Идакону. Если же заявится Родолъф, придется  поить  до
бесчувствия и подправлять ему память.
   - А Преданный?
   - С ним легче всего. Зверюга умнее нас с тобой. Чуть  стукнет  дверь,
он уже в чулане под лестницей. И, знаешь, мне как-то спокойнее, когда он
в доме. Ладно, малыш, я пошел.  Сегодня  у  меня  господин  Став,  вдова
пирожника с Каравайной, близнецы Войяты и этот дурной Адам.
   Симон с  кряхтеньем  облачился  в  аккуратненькую  оранжевую  мантию,
дававшую право ночью выходить на улицу без специальной бирки, выдаваемой
уличным приставом, взял увесистую сумку со снадобьями и  вышел,  чмокнув
невестку в худенькую щеку. Лупе  машинально  закрыла  дверь,  убрала  со
стола и, поставив на поднос кувшинчик с молоком, свежие лепешки и блюдце
с медом, поднялась на чердачок.  До  недавнего  времени  там  царствовал
Симон, хранивший в самом сухом месте в доме запас трав и колдовавший над
своими микстурами и порошками.  Медикус  засиживался  наверху  допоздна,
нередко там и ночевал, а уходя, тщательно  запирал  дверь  на  несколько
замков.  Предосторожность  была  не   лишней   -   охочий   до   выпивки
единоутробный братец, как мотылек к свече,  стремился  к  изготовляемому
Симоном из вина прозрачному зелью, на котором лекарь настаивал травы.
   Когда страшной ночью, последовавшей за еще более страшными  днями,  в
дверь медикуса заскреблись огромные кошачьи лапы и вышедший Симон увидел
полумертвую  королеву  и  огромную  рысь,  решение  пришло  само  собой.
Беглецов укрыли наверху. Привычки лекаря и натуру его братца знали все в
округе - запертые среди бела дня двери и окна мансарды на  Лисьей  улице
не удивляли никого из соседей, забегавших к Лупе или Симону за снадобьем
от зубной боли, щепоткой перца или просто поболтать о недобрых временах,
которые наступают.
   Тарскийские  стражники,  сменившие  эркадную   <Эркадная   стража   -
городская стража> стражу, несколько  раз  прочесывали  улицу,  но  домик
лекаря Симона их  внимание  привлекал  куда  меньше,  чем  расположенная
напротив харчевня ?Коронованная рысь?. После первых дней тревоги Лупе  и
Симон почти привыкли к своим  гостям,  однако  известие  о  беременности
Герики меняло очень многое.
   Лупе тщательно заперла двери и задернула занавески  -  пусть  думают,
что ее нет дома  -  и  поднялась  наверх.  Молодая  королева  сидела  на
узенькой докторской кушетке, смотря в стену  полубезумными  глазами.  За
прошедший месяц она сильно изменилась. Сначала это была просто до смерти
напуганная молодая женщина, не очень умная, не очень  разговорчивая,  но
поводов опасаться за ее рассудок не было. Да, она вздрагивала при каждом
звуке, не спала ночами, а в серых глазах постоянно стояли слезы, но Лупе
и Симон надеялись, что это пройдет. Не прошло.  Герика  становилась  все
более замкнутой, стала отказываться от пищи, панически боялась уснуть  -
по ночам ее одолевали кошмары.
   Лупе стала ночевать с ней наверху, но несчастная продолжала  бояться.
Потом начались обмороки, и вот Симон настоял на подробном осмотре. Вывод
и пугал, и успокаивал. Успокаивал, так как  все  странности  можно  было
списать на беременность. Пугал, потому что  в  доме  безвестного  лекаря
скрывалась мать будущего наследника Таяны,  и  что  с  этим  делать,  не
представляли ни Лупе, ни Симон. К тому же со  дня  на  день  должен  был
вернуться муж Лупе,  отправившийся  вместе  с  приятелем  на  свадьбу  к
племяннице последнего.
   Леопина вздохнула и поставила поднос на стол. Женщина на кушетке даже
не пошевельнулась, все так же механически перебирая руками густой  рысий
мех, - Преданный, как  всегда,  пристроился  рядом;  в  желтых  звериных
глазах, устремленных на колдунью, застыл  немой  вопль  о  помощи.  Лупе
решительно плеснула в чашку молока и присела возле Герики.
   - Так дальше нельзя. Ты погубишь и себя, и ребенка. Выпей.
   Тарскийка медленно, как будто преодолевая  чудовищное  сопротивление,
перевела взгляд с пучка сухой  полыни,  висящей  в  углу,  на  Лупе.  За
последний месяц та вдосталь налюбовалась на вдовствующую королеву, но  в
который раз поразилась, как нелепо и жестоко судьба тасует  карты.  Дочь
Михая не была рождена для трона.  Слишком  слабая,  слишком  безвольная,
слишком никакая...
   Нет, Лупе никогда не понять, что в ней нашел покойный Стефан.  Нежное
лицо  с  крупным  ярким  ртом,  обрамленное   роскошными   разноцветными
волосами, безнадежно  портила  равнодушная  покорность,  как  будто  все
происходящее вокруг ее не касалось. Теперь же это овечье  выражение  все
чаще сменялось другим - отрешенным, устремленным в себя, и это было  еще
хуже. Маленькая знахарка не сомневалась, что молодая  женщина  медленно,
но верно сходит с ума, но  сделать  ничего  не  могла.  Лупе  решительно
обняла Герику за плечи и поднесла к ее рту чашку.
   - Немедленно пей! - Та  моргнула  длинными  золотистыми  ресницами  и
послушно приникла к чашке...

Глава 39

2228 год от В. И. Вечер 2-го дня месяца Собаки.
Пантана.

   Встреча   вышла   непростой.   Каждый   боялся   показаться   излишне
сентиментальным и при этом невольно ждал от другого открытого проявления
чувств,  так  что  сначала  они  словно  бы   замерли.   Ситуацию   спас
Жан-Флорентин, в присущей ему манере поздравивший Романа с  возвращением
и изложивший свою версию происшедшего. Смех, которого не смогли сдержать
ни адмирал, ни эльф, смел все преграды.
   Обиженный жаб, пробурчав что-то вроде того, что люди  всегда  смеются
над тем, чего не понимают, и что смех без причины -  признак  не  самого
высокоинтеллектуального существа,  отправился  навестить  родственников.
Болотница также сочла уместным оставить друзей в одиночестве,  и  теперь
те с