я фуксия, и  Клотильда  ре  Даннэ,  с
детства  наделявшая  самые  незначительные  события  глубоким   смыслом,
задумалась, к чему бы это. В последние дни  мысли  женщины  были  заняты
бароном Фарни, имевшим насчет добродетельной  вдовы,  сохранившей  почти
девическую свежесть, самые серьезные намерения.
   Славный барон был далеко  не  первым,  кто  заглядывался  на  статную
светловолосую женщину с добрыми глазами,  но  Клотильда  запретила  себе
даже думать о мужчинах. Пусть ее тайну не знал никто, кроме священника и
Филиппа, она не могла впасть в  грех  двоемужества.  Случилось,  однако,
так, что король Арции Филипп Четвертый  Тагэре  умер.  Умер,  так  и  не
вспомнив ни о ней, ни о дочери, которой она  не  в  добрый  час  открыла
правду. Маргарита возненавидела отца, а через него и всех Тагэре.  Потом
встреча с циалианками - и все... Клотильда осталась совсем одна. Дочь  в
последний раз она видела несколько лет  назад:  перед  тем  как  принять
постриг, согласно  уставу  ордена,  Маргарита  должна  была  две  кварты
провести дома, дабы удостовериться в  правильности  избранного  решения.
Мать попыталась образумить девушку, но не смогла.
   Если бы Марго решила посвятить себя богу, Клотильда могла бы  с  этим
смириться, но веры в дочери было не больше,  чем  в  котенке  жалости  к
пойманному воробью. Маргарита хотела  занять  место,  с  которого  можно
бросить вызов отцу и его новой семье. Девушка пылала местью, и Клотильду
это пугало. Хорошо, хоть дочь не раскрыла  тайну  своего  происхождения,
желая добиться всего своим умом... А  вот  секрет  Клотильды  все  равно
выплыл наружу.
   Старик-священник не смог взять  на  душу  грех  и  рассказал  все.  К
счастью, предъявленные им доказательства видели немногие, а в  Гран-Гийо
так  и  не  узнали,  кто  двадцать  пять  лет  прожил  рядом.  Во  вдове
обедневшего нобиля никто не угадал молоденькую Клотильду Лагар, законную
жену графа Марцийского. И она предпочла остаться тем, кем была  все  эти
годы, хотя брат Филиппа ее нашел, и она  была  ему  за  это  благодарна,
особенно  за  то,  как  новый  король  это  сделал.   Александр   Тагэре
предполагал, что она могла за эти годы связать с кем-то свою судьбу,  и,
не желая разрушить еще две жизни, разыскал ее тайно.
   Когда Тильда влюбилась в красавца  Филиппа,  его  горбатому  братишке
было лет шесть,  теперь  перед  ней  стоял  бесконечно  усталый  молодой
мужчина с ясными серыми глазами, смотревшими с неподдельным уважением  и
теплотой. Король предложил невестке  титул  герцогини,  владения  в  той
части Арции, в которой она захочет, и  признание  при  дворе.  Александр
очень сожалел о решении Маргариты, но Тильда отговорила его от встречи с
девушкой,  не  желая,  чтобы  та  выплеснула  свою  ярость  и  обиду  на
невиновного.  Самое  удивительное,  что  король  понял   ее   совершенно
правильно.  Он  ни  на  чем   не   настаивал,   лишь   оставил   письмо,
предписывавшее допустить подательницу сего  к  Его  Величеству  в  любое
время дня и ночи, где бы тот  ни  находился,  и  (это  особенно  тронуло
женщину) отдал ей кольцо Филиппа, с которым тот никогда не расставался.
   На прощание  Александр  сказал,  что,  если  Клотильда  изменит  свое
решение, любая ее просьба будет исполнена. Больше она короля не  видела,
ему было не до вдовы брата, не  желавшей  покидать  провинцию.  А  потом
умерла баронесса Фарни, и сегодня у барона истек срок  вдовства.  Завтра
он, несомненно, придет с визитом, и ей предстоит решать...
   Эгон  Фарни  заслуженно  считался  очень  славным  человеком,  а   ей
следовало подумать и о себе. Первый раз  Клотильда  встретила  барона  в
иглеции десять лет назад, когда тот вернулся  с  войны  и  зажил  жизнью
провинциального нобиля. Эгон был серьезен  и  надежен,  с  женщинами  не
путался, дебошей и гулянок не устраивал. С Клотильдой он заговорил  лишь
спустя полгода после возвращения. Потом барон каждую кварту провожал  ее
от иглеция до дому. Женщина не протестовала, Эгон вызывал у нее симпатию
и доверие, он же, похоже, влюбился не на шутку.
   Жена барона была больна, и все в округе решили, что, когда  баронесса
покинет бренный мир, тот женится на Клотильде ре Даннэ. Соседки искренне
желали обоим скорейшего счастья. Тильда, по  их  мнению,  засиделась  во
вдовах, несмотря на очевидную красоту. В ней были  уверены  -  белокурая
красавица никогда не посягала на чужих  сыновей,  братьев  и  тем  более
мужей, окружив себя мягкой, но  непреодолимой  стеной.  Вдову  ре  Даннэ
уважали, а после того, как ее  единственная  дочь,  наделенная  дерзкой,
неистовой красотой, вместо того чтоб кружить  головы  окрестным  парням,
ушла в монастырь,  стали  восхищаться.  Эгон  Фарни  тоже  был  всеобщим
любимцем, как же было не пожелать двум хорошим людям счастья?
   Чувства барона, как это  часто  бывает  с  сильными  и  простодушными
людьми, лежали  на  поверхности,  и  Клотильда  изо  всех  сил  пыталась
разобраться, как она к нему относится. То, что она чувствовала, ничем не
напоминало ее первую  любовь,  но  в  присутствии  Эгона  было  легко  и
спокойно, а что еще нужно в ее возрасте  и  положении?  Он,  несомненно,
придет просить  ее  руки,  и  она  скажет  "да".  Недаром  белый  цветок
распустился именно в этот вечер, это добрый знак. Женщина  улыбнулась  и
поправила и без того безупречные занавески... В конце концов,  нужно  на
что-то решаться. Но что это? Почему постучали в  окно,  а  не  в  дверь?
Наверное, потому, что здесь горит свет.
   Гран-Гийо был спокойным городком, и Клотильда, выглядывая в окно,  не
испытывала никакого страха. Внизу стоял человек в  плаще;  лица  ночного
гостя было не рассмотреть, но блеснувшая в  свете  луны  рыцарская  цепь
показала, что к ней явился  не  простой  посетитель.  Знатных  знакомых,
кроме короля, у Клотильды не осталось, может быть, ей  прислал  весточку
Александр? Тогда понятно, почему ночью и не с  парадного  входа,  он  же
обещал сохранить ее секрет. Женщина кивнула незнакомцу,  накинула  шаль,
взяла свечу и, спустившись к черному ходу, открыла символический замок.
   - Входите, сигнор. Кто вы? Я вас знаю?
   - Склонен думать, что вы меня видели, хотя не уверен, что узнаете,  -
голос рыцаря звучал глухо и устало, - простите, что я вас потревожил, но
у меня не было другого выхода.
   - Не нужно извиняться, -  она  уже  поняла,  что  случилась  беда,  -
заходите же!
   - Благодарю вас, но я не один. Со мной двое детей, мальчик и девочка.
Им грозит опасность, и я подумал...
   - Где они? - перебила Клотильда.
   - Здесь. Я оставил их с конем недалеко отсюда. Мальчик понимает почти
все, а девочка боится и плачет.
   - Я приготовлю все, что нужно, - Клотильда не колебалась ни минуты, -
ведите их сюда.
   - Вы одна в доме?
   - Разумеется, - усмехнулась женщина, - кто здесь может быть  в  такую
пору? Служанка придет только утром.
   Незнакомец вернулся быстро, она едва  успела  зажечь  свет  в  бывшей
комнате Марго и  расстелить  постель.  Девочку  рыцарь  внес  на  руках,
мальчик шел сам. Им было лет по девять. Близнецы?
   - Она спит или больна?
   - Просто устала... Ее зовут Катрин, а это Шарло.
   - Я думаю, вы устали не меньше, - вздохнула Клотильда, - я их  уложу,
а вы позаботьтесь о себе сами. В доме есть  все  необходимое,  поговорим
потом.
 
2895 год от В.И. 
Ночь с 18-го на 19-й день месяца Собаки 
АРЦИЯ. ОКРЕСТНОСТИ МУНТА 
 
   Вечер тянулся  и  тянулся.  Погода  и  та  решила  предаться  унынию.
Монотонный дождь и низкие, угрюмые тучи лишили  единственной  радости  -
прогулок по окрестным лесам. Приходилось сидеть под  крышей  в  обществе
родичей, от которых, за исключением Алека, Филипп предпочел бы оказаться
подальше. Если б не слово, данное сначала отцу, а потом дяде Сандеру, он
ни за что бы не поехал, но он обещал не огорчать  мать  и  старался  изо
всех сил исполнить обещанное. Это было непросто, так  как  матушка  была
человеком тяжелым и ненавидела дядю Александра.
   Разговоры в ее доме  так  или  иначе  сводились  к  потерям,  которые
понесли Вилльо в последние годы, и все попытки Филиппа объяснить матери,
дядьям и старшим братьям, что они сами виноваты, приводили  к  ссорам  и
обидам. Правильнее было вообще не разговаривать, но это было невозможно.
Этот же их приезд оказался еще хуже предыдущих - Жорес  на  всех  рычал,
Базиль куда-то  уехал,  мать  была  раздражена,  ее  брат  Фернан  Реви,
которого приходилось называть дядей, если не смотрел в окно, то  ругался
со старшим племянником и зло шутил  с  младшими,  а  сестры  еще  больше
поглупели. Особенно  Элеонора.  Филипп  испытывал  жгучий  стыд  за  эту
грудастую дурищу с куриными мозгами, которую мать  и  Жорес  второй  год
подсовывали дяде Александру, а  тот  от  нее  шарахался,  как  кошка  от
апельсина. Хотя королю и впрямь стоит жениться. Филипп Рунский ничуть не
жалел об утраченной короне, но видеть наследником толстяка  Этьена  было
обидно. Молодой Ларрэн - славный малый, только вот король из него как из
свиньи конь, и это понимают все...
   Нора тоненько захихикала над  очередной  шуткой  Аганна.  Нет,  точно
рехнулась -  воображает,  что  будет  королевой,  а  Жорес  тоже  хорош,
подначивает эту дуру. Да ей мужа нужно не в Мунте искать, а за Проливом.
Для атэвов чем глупее женщина, тем лучше. Филипп с  тоской  посмотрел  в
окно. Дождь и не думал переставать. Пойти почитать,  что  ли?  В  Летней
резиденции оставалось довольно много отцовских книг,  некоторые  из  них
были интересными. Воровато глянув на перешептывающуюся с дядюшкой  мать,
Филипп выскользнул из-за стола. Его не остановили,  и  на  том  спасибо.
Второй удачей был список "Повести о доблестном герцоге  Леонарде"  <Речь
идет о герцоге Леонарде Аррое, единокровном брате и законном  наследнике
арцийского императора  Эдгара.  Сын  Леонарда  Руис  Аррой  впоследствии
поднял  восстание,  которое  было  подавлено,  и  бежал  в  Эланд,  став
родоначальником династии Арроев Эландских, последних  истинных  Волингов
Арции.>, о которой граф. Рунский много слышал, но в руках не держал.
   Раскрыв книгу, юноша утонул в подвигах  и  приключениях  легендарного
Леонарда. Судьба была к нему несправедлива, но он неизменно  отвечал  на
подлость благородством.
   Ора летела за орой, но Филипп ничего не  замечал.  Летняя  резиденция
уснула, дождь прекратился, сквозь прорехи в облаках  выглянула  ущербная
луна, но юноша был далеко и от осени, и от надоевших  родственников.  Он
еще никогда не читал подобного.  Сердце  Филиппа  было  с  герцогом,  по
приказу  злодейки-императрицы  заключенным  в  тюрьму.   Когда   хитрый,
самоуверенный интриган, заправлявший во дворце, предложил узнику свободу
и жизнь в  обмен  на  смирение  и  признание  несуществующей  вины,  тот
отказался, хоть и был изранен и  измучен,  но  это  оказалось  не  самым
страшным. Леонарду пришлось выбирать между своей честью и жизнью сына...
Филипп забыл, что минуло чуть  ли  не  две  тысячи  лет:  люди,  которых
давным-давно не было на  свете,  были  для  него  куда  более  живыми  и
близкими, чем  те,  что  шептались  за  стеной.  Кулаки  бывшего  принца
сжались: если б только он мог вломиться в темницу, проткнуть мечом брюхо
уверенного в себе мерзавца,  спасти  обреченного  герцога  или  хотя  бы
умереть вместе с  ним.  Ну  почему,  почему  он  тут,  в  глупой,  сытой
безопасности, когда на свете есть такая несправедливость?!
 
2895 год от В.И. 
Ночь с 18-го на 19-й день месяца Собаки 
ЧЕРНЫЙ СУР 
 
   Клэр честно намеревался исполнить просьбу Рене, но у Гиба  было  свое
мнение. Водяной Конь и не подумал уйти, и эльф  охотно  смирился.  Ждать
так ждать. Роскошный сурианский лес успокаивал,  заставлял  забыть  и  о
прошлых потерях, и о  нынешних  заботах,  и  Клэр  взялся  за  кисть.  В
последнее время это ему удавалось редко, да и рисовал он все  больше  по
необходимости.  Фрески,  гадальные  карты,  миниатюры  в   книгах   были
прикрытием для волшбы, а свесившуюся с дерева золотисто-багровую орхидею
он писал просто потому, что ему этого хотелось.
   С каждым днем лес манил все сильнее и  все  дальше  уходила  странная
война, затопившая Тарру. Что он делал все эти годы среди людей, как  мог
променять кисть на меч и лук?  Убивать  просто,  создавать  труднее;  он
художник, а не разведчик,  и  тем  более  не  убийца.  Рене  рожден  для
скитаний и схваток, а Рамиэрль... Да, он поклялся заменить сгинувшего  в
Ночной Обители Нэо, но это смешно. Ему никогда не стать вторым  Романом,
потому что тот рос среди людей и ощущал себя  человеком.  Клэр  Утренний
Ветер взглянул на распустившийся под его рукой роскошный цветок. Как  бы
он хотел всю жизнь рисовать гроздья рябин и листья  наисских  кленов.  И
чтобы  рядом  была  Тина,  чтоб  она  заглядывала  ему  через  плечо  и,
стесняясь, говорила, что на самом деле листья не такие красные...
   - Ты не должен был бросать это ради призраков и крови.
   Звездный Лебедь! Он так замечтался, что не заметил возвращения Рене.
   - Прости, задумался.
   - Не беда, пока рядом Гиб, по сторонам  можно  не  смотреть.  -  Рене
опустился на землю. - Красивый цветок. Не знаю, как зовут их  здесь,  но
те, кто живет на западе Сура, дали им имя  "Золото,  окропленное  кровью
богов".
   - Ты что-то нашел?
   - Нашел. Надо было наведаться сюда раньше.
   - Что там было?
   - Древняя беда и еще кое-кто. Их я убил, впрочем, это было  нетрудно.
Ни разума, ни воли, только голод и злоба. Помнишь тварей,  которые  чуть
не погубили Шандера Гардани? Они отсюда. Были.
   - И что ты с ними сделал?
   - Ничего, - пожал  плечами  Аррой,  -  просто  позволил  им  заняться
привычным делом. Да не смотри ты на меня так, для меня финусы  опасности
не представляли, а вот я для них, и не только для них, - смерть, если не
хуже. Раньше это меня расстраивало, а теперь я сам себе  оружие,  чем  и
горжусь, хотя побеждать шпагой мне все равно нравится больше.
   - "Нравится", - пробормотал словно бы про себя Клэр  и  повторил  еще
раз:
   - "Нравится..."
   - Да, - твердо сказал Скиталец, -  я  создан  для  того,  чтобы  идти
вперед и побеждать. Ты - для того, чтобы рисовать. И я не хочу  врать  и
делать вид, что "так вышло", а так бы я жил с  любимой  в  хижине  среди
цветущих яблонь.
   - Геро это знает?
   - Думаю, да. Я ей никогда не лгал, она меня приняла  таким,  какой  я
есть, а я принял ее. Эстель  Оскора  и  Скиталец...  Мы  отражение  друг
друга, до тихой гавани нам не добраться, да и не нужна нам тихая гавань.
Но хватит об этом, пора возвращаться. Нужно заехать в Кер-Рене,  вот  уж
учудили мои землячки с названием... Потом - в Мунт и в Варху.
   - Да, конечно, - Клэр с сожалением взглянул на золотой цветок,  -  ты
прав, мы слишком задержались. Но ты видел больше, чем рассказал.
   - С чего ты взял? - поднял бровь Рене.
   -  Ты  заговорил  о  вещах,  никак  не  связанных  с  этими  мерзкими
развалинами, но ты  был  со  мной  слишком  откровенен.  Значит,  что-то
произошло.
   - Вот и скрывай что-то  от  художника,  -  Рене  тряхнул  серебряными
волосами и улыбнулся, - да, я там кое-что понял  -  вернее,  кое  о  чем
догадался, но эти догадки пока останутся при мне. А тебе лучше  остаться
с Эмзаром. Мы прогоним тех, кто точит зубы на Тарру,  но  мы  не  сможем
вернуть ей красоту, а ты сможешь. Я следил за  тобой  довольно  долго  -
заставлять тебя шпионить глупее, чем возить на  Гибе  дрова  или  колоть
орехи об Жана-Флорентина.
   - Когда мы победим, тогда я с радостью...
   - Никакого "когда мы". Это твое последнее путешествие, Клэри.  Дальше
каждый будет делать то, для чего он родился. Я  убивать,  а  ты  спасать
Красоту.
   - Спасать Красоту?
   - Ну, наш каменный друг  как-то  брякнул,  что  мир  спасет  Красота.
Что-то в этом есть, но, чтобы  Красота  спасла  нас,  мы  должны  спасти
Красоту...
   - И все же, Рене, что ты там нашел?
   - Я нашел то, что нашел, и большего не скажу ни тебе, ни Эмзару...
 
2895 год от В.И. 
Ночь с 18-го на 19-й день месяца Собаки 
АРЦИЯ. ОКРЕСТНОСТИ МУНТА 
 
   Дождь кончился, но похолодало. В такую погоду днем лучше всего сидеть
у камина, попивая подогретое вино, а ночью спать под меховыми одеялами и
видеть сны о лете. Только безумцам могло прийти в голову в  такой  холод
ночевать на открытой террасе, довольствуясь лунным светом, но изнеженная
Элеонора Вилльо упрямо дрожала в кресле у засыпанных листьями  ступенек,
наблюдая, как ее брат мечется по мраморному  полу.  Наконец  сигнора  не
выдержала:
   - Фернан, прекрати бегать.
   - Если я сяду, ничего не изменится. Твой сын  должен  был  объявиться
еще прошлой ночью.
   - Дождь, - подал  голос  Жорес,  оседлавший  балюстраду,  -  развезло
дороги, ничего страшного.
   - Ты сам не веришь в то, что говоришь.
   - Если ты  будешь  бегать,  а  мать  на  всех  бросаться,  Базиль  не
появится. Мы в любом случае  уже  или  выиграли,  или  проиграли.  Нужно
ждать.
   - А больше ты ничего не посоветуешь? - огрызнулся граф.
   - Больше? - Жорес засмеялся. - Могу и больше.  Выпей  вина  с  мяуном
<Мяун - лекарственная трава, на людей оказывает успокоительное действие,
но приводит в сильнейшее возбуждение кошек.> и ложись спать.  Даже  если
Тартю разбит, ну и что? Мы-то здесь при чем?  Что  мы  сделали  дурного?
Приехали, не сказавшись, повидать мальчишек, так это еще не измена.  Да,
мать обманула Филиппа, но горбун знает, что без его драгоценного приказа
племянники никуда не поедут, а бедная вдова надеялась,  что,  проведя  с
ней пару кварт, сыновья станут к ней добрее...
   - Ага. Горбун прослезится, глядя на ее горести,  а  потом  спросит  о
Бэрротах.
   - Ну тут сам Проклятый ногу сломит, - огрызнулся Аганн, - хотя  я  за
них рад, хорошо, что сдохли! Жаль, не раньше, но я тут ни при чем,  чтоб
вы это знали. Может, Рогге  постарался  или  святые  сестрицы...  С  них
станется.
   - Рано, они не могли получить никаких известий.
   - А я мог?! Почему я, а не какая-нибудь  дура,  от  несчастной  любви
траванувшая красавчика Артура и его жену? Бывают же совпадения...
   Ответить Реви не успел: послышались торопливые шаги и  голос  Базиля.
Граф Мо никогда не умел разговаривать тихо, особенно если был взволнован
или пьян.
   - Можете возрадоваться, - вместо  приветствия  прокричал  младший  из
братьев Гризье, - Тартю будет здесь дня через четыре, я заезжал в  Мунт,
потому и задержался! Что у вас тут, Проклятый побери, творится?! Пожары,
похищения, убийства...
   - Сначала расскажи, что в Гразе! - прикрикнул Жорес. - Мы его ждем, а
он...
   - А он выполняет приказы Их Величеств. Новых, разумеется. Да и не мог
я позволить Трюэлю себя опередить, если его понесло в Мунт.
   - Трюэль жив? - быстро переспросила королева. - Который? И кто еще?
   - Больше, чем вам хотелось бы, матушка. - Базиль  поцеловал  Элеоноре
руку, взял из рук дядюшки кубок с  вином  и  залпом  выпил.  -  Устал...
Холод, грязь, спать хочу, пропадаю.
   - Хватит паясничать, - велел Аганн, - говори.
   - Все получилось,  хотя  был  момент,  когда  Тартю  небо  с  овчинку
показалось. Фронтерцы не довели дело до конца и бросились  грабить  обоз
из Гартажа, Рогге колебался, а король собрал всех, кого мог, и  бросился
в атаку. Клянусь,  Тартю  обгадился!  Вообще-то  наша  Нора  заслуживает
супруга покрасивее;  я  уж  не  говорю  о  том,  что  сомневаюсь  в  его
мужественности, - борода у него почти не растет, и...
   - Базиль!
   - Оттого, что вы будете на меня орать, Тартю  не  перестанет  вонять.
Видели бы вы, что творили покойные "волчата",  жаль,  я  не  менестрель.
Половины циалианцев как не бывало, да и ифранцев потрепали. Если б Рогге
мог спокойно видеть чью-то спину и не ударить в нее, нам был бы конец.
   - Значит, Стэнье...
   - В последний момент вступился за пасынка.
   - А что король?
   - Узурпатор, матушка, узурпатор. Упаси вас  святая  Циала  ошибиться,
ваш будущий зять ужасно разгневаются. Ведь король - это они.