отвечаю перед всеми Силами
мира и самой собой. Я вернусь, как бы эти жемчужные в меня ни вцепились.
Вернусь, потому что нужна. Я рванулась, как рвется увязнувшая  в  болоте
лошадь. Возможно, мне показалось, но любвеобильный хозяин испытал  нечто
похожее на досаду и ревность.
   Таким он  мне  нравился  больше,  не  верю  и  никогда  не  поверю  в
абсолютную любовь ко всему сущему, это или Равнодушие, или  безграничная
Любовь к себе, требующая столь же безграничного обожания всех остальных.
Ого! Жемчужное ничто стало разделяться, так рано или поздно  разделяется
масло, смешанное с водой. Сверху проступало что-то вроде неба,  снизу  -
земли  или,  вернее,  тверди,  а  вдали  появилась  окруженная   сиянием
человеческая фигура. Со мной решили поговорить на равных? Не о чем мне с
ним говорить. Мне нужно домой, только как?
   Получив обратно свою память, я вообразила, что дорогу в  Тарру  найду
из любой преисподней. Райские объятия я в расчет не приняла.
   Присутствие хозяина становилось все ощутимей,  но  я  знала,  что  не
должна с ним встречаться, по крайней мере сейчас.
   - Геро! Геро, я здесь!
   Сандер? Нет! Он  не  знает  моего  истинного  имени...  Если  мы  еще
свидимся, клянусь, я не стану больше ему врать. Он узнает  все,  и  будь
что будет! Но кто бы ни звал меня, он чужд хозяину  этого  места,  он  -
друг, он пришел за мной. Я, как одержимая, бросилась на голос, и это все
же оказался Александр Тагэре с поднятым мечом, из рукояти  которого  бил
ослепительный  зеленый  луч,  рассекавший  проклятое  мерцание  не  хуже
идаконского маяка. Сандер был в боевых доспехах, но без шлема, спутанные
темные волосы взъерошены ветром. Я вцепилась в  закрытое  сталью  плечо,
как в последнюю надежду, а он, умелым движением отодвинув меня за спину,
повернулся лицом к шествовавшей к нам фигуре. Я думала, что меня  ничего
уже не удивит, и, разумеется, ошиблась. Они знали друг друга,  Александр
Тагэре и тот, кто хотел меня увести.
   Они не говорили. Просто стояли и смотрели друг на друга. Воин с мечом
и скрестивший руки на груди чужак, в глазах которого сосредоточились все
скорби  мира  и  вся  его...  глупость.  Поняв  это,  я  пришла  в  себя
окончательно и поняла, что все еще цепляюсь  за  Александра.  Пора  было
уходить, и теперь я точно знала, где начинается дорога домой.
   - Сандер, - мой собственный голос показался  мне  громким,  как  звон
ночного колокола, - идем. Нам пора.
   - Идем, - согласился он, и все исчезло. Я вновь была  в  Мире  Обмана
среди живой травы. Одна-одинешенька. Ни Сандера, ни Чужака, ни ведьмы  с
Оленем.
 
2895 год от В.И. 
Утро 4-го дня месяца Вепря 
ИФРАНА. АВИРА 
 
   Ночь "старые приятели"  закончили  в  таверне  "Толстый  повар",  где
варили прекрасный глинтвейн и заслуженно гордились  маленькими  слоеными
пирожками с мясом и яблоками.
   Базиль    узнал,    что    полное    имя    его    нового    знакомца
Морис-Эркюль-Реджинальд герцог Саррижский, что он приходится племянником
графу Вардо, страстно влюблен в его юную жену и пользуется  взаимностью.
Этой ночью парочка решила встретиться, так как была уверена, что  супруг
останется во дворце, но безумно ревнивый  Вардо  заподозрил  неладное  и
нагрянул домой. К  счастью,  Морис  промешкал  и  влюбленные  не  успели
оставить  никаких  доказательств   своего   преступления,   а   левретка
Антуанетты, ненавидящая мужа хозяйки всеми фибрами своей собачьей  души,
почуяв врага, разразилась визгливым лаем. Морис успел выскочить в  окно.
Догадайся он затаиться, его бы не заметили, но влюбленный осел, торопясь
завернуть за угол,  оказался  на  освещенном  месте.  Вардо  бросился  в
погоню. Судя по крикам,  он  отнюдь  не  был  уверен,  что  преследуемый
выскочил от графини, но при виде Мориса понял бы все. За себя Сарриж  не
боялся, но для возлюбленной разоблачение означало позор и смерть. Базиль
в очередной раз пожал плечами: по его мнению, убивать из-за  любви  было
пошло, а жениться на девочке, годящейся в дочери, глупо, но  свои  мысли
арциец оставил при себе.
   Юная Антуанетта вышла за знаменитого  и  могущественного  вельможу  и
стала  ему  изменять...  Любопытно,  что  станет   делать   Нора,   если
когда-нибудь влюбится, хотя в кого  влюбляться  при  нынешнем  арцийском
дворе? Не в Рогге же! Базиль поднял кубок:
   - За здоровье очаровательной Антуанетты, которую я еще не видел.
   - За здоровье твоей возлюбленной!
   - У меня ее нет, - засмеялся граф, - и не было.  Любовницы  были,  не
без того, но с великой любовью в Арции нынче плохо.
   - Тогда за твою будущую любовь,  -  не  унимался  Сарриж.  Как  часто
бывает с людьми, пережившими сильное потрясение,  он  изрядно  захмелел.
Куда сильнее самого Базиля, и это  было  непривычно.  Морис  с  чувством
пожал Базилю руку, клянясь в  вечной  дружбе,  и  закрыл  глаза.  Арциец
огляделся и махнул трактирщику:
   - Любезный, - аур, перекочевавший в широкую ладонь, сделал это  слово
материальным; хозяин заведения, казалось, прямо-таки источал  любезность
из глаз, рта, ушей, даже ноздрей, - мой друг устал. Я хотел бы  оставить
его на ваше попечение, к полудню я приведу ему лошадь.
   - Монсигнор, все будет сделано. Можете на меня рассчитывать.
   - А я и рассчитываю.
   Граф Мо поднялся,  кинул  последний  взгляд  на  друга  до  гроба  и,
насвистывая, вышел. Это было смешно, но он умудрился спасти  влюбленных,
одурачить ревнивого мужа, заполучить  в  друзья  и  спутники  одного  из
знатнейших ифранских вельмож и при этом почти не напиться.
 
ЭСТЕЛЬ ОСКОРА 
 
   Мы часто спасаем себя, считая, что защищаем  других.  Если  бы  я  не
оставила с Сандером кошку... Великие Братья, страшно было даже подумать,
что я могла застрять в этой жемчужной  трясине,  потеряв  дорогу  домой,
память, себя самое... Сначала я не поняла, откуда  взялся  Последний  из
Королей, как он меня нашел, кто ему назвал мое  настоящее  имя.  Я  была
слишком ошарашена  происшедшим,  чтобы  думать,  и,  лишь  вернувшись  в
заснеженный дом посреди болот, поняла все или почти все.
   Александр  по-прежнему  спал,  и  по-прежнему  рядом  с  ним   лежала
свернувшаяся кошка. Мертвая. Я взяла в руки мягкий, неживой ком, и  меня
затрясло. Ночь  давно  кончилась,  за  окном  переливался  блистательный
зимний день. Надо было похоронить кошку, принести меч  Сандера,  разжечь
огонь и что-то решать, а я не могла  двинуться  с  места.  Эти  Четверо,
женщина, Олень, Чужак... Все хотели разного,  но  если  своего  добьется
хотя бы один, Тарре конец, а Эрасти как сквозь землю провалился.
   Пошатываясь, я выползла наружу. Сосну  с  двумя  ветками,  изогнутыми
наподобие лебединых крыльев, я заприметила  давно,  у  ее  корней  лежал
серый валун. Готовый надгробный памятник. Я пошла туда, заставила камень
откатиться в сторону, а  землю  осесть  и  в  образовавшееся  углубление
положила свою нечаянную спасительницу, нечаянную, потому что  несчастная
зверушка не просила меня отдать ей часть своей силы и  своей  воли,  так
вышло. Сначала она стала мной, а потом погибла.
   Камень послушно лег на место. Я положила руку  на  холодную  шершавую
поверхность и прикрыла глаза. Как же я устала и как  замерзла  от  своих
дорог из ниоткуда в никуда, но это только начало. Завтра снова  идти  от
этой лебединой сосны до чего-то впереди. Но кто же все-таки этот  Чужак,
зачем ему понадобилась именно я? А  может,  он  обознался?  Он  силен  и
исполнен чего-то такого, что противно самой моей природе.
   Я вспомнила, каким увидела Александра Тагэре. Доспехи, меч,  сильные,
уверенные движения. Они уже встречались, Чужак и Последний из Королей, и
Чужак отступил, так же как и теперь, но вот встречалась ли с ним  я?  Он
уверен, что да, но я его не помню... Я повернулась спиной  к  маленькому
серому валуну и поплелась к месту, где остался  меч  Александра,  но  на
краю поляны, не выдержав, оглянулась на могилку, в которой осталась  еще
одна частица меня. Мы то и  дело  отрываем  от  себя  и  хороним  что-то
важное, нас истинных остается все меньше и меньше, а  мы  забиваем  себе
головы всякой ерундой вроде той, что с годами мудреют.
   Меч отыскался там, где Сандер его и оставил. День был в разгаре,  все
вокруг так и сверкало серебром и алмазами, от вчерашней  сырой  и  серой
одури не осталось ничего. Я взяла меч, оказавшийся неимоверно тяжелым, и
пошла назад. По черному клинку  пробегали  серебристые  волны,  кошачьим
глазом сиял неизвестный мне камень, но в не желавшем меня выпускать мире
он сверкал намного ярче. Интересно, что  запомнил  Александр  из  своего
сна, если вообще что-то запомнил... Но он расплатился со  мной  за  свое
спасение сполна. Да, если бы не кошка, он бы не услышал и не нашел меня,
но бросился на помощь он по  доброй  воле.  Я  хотела  защитить  его,  а
защитила себя, потому что самой мне бы не выбраться.
   Ниточка, протянувшаяся между нами, когда я  на  лесной  опушке  сняла
шлем с раненого рыцаря, стала еще крепче. Я могу сколь угодно  списывать
то, что случилось, на чей-то предсмертный зов,  сострадание,  всегдашнее
уважение к тому, кто дрался до конца, но этого мало.  Мало,  потому  что
темноволосый арцийский король стал мне нужен. Великие  Братья  и  те  не
могут знать, куда заведет дорога, на которую нас загнали судьба и время.
   Нет худа без добра, теперь я знаю, что Последний из Королей  способен
бросить вызов не только земной подлости,  но  и  высшим  силам.  Там  он
оказался сильнее меня, возможно, потому, что не  успел  испугаться,  или
потому, что спешил на помощь.  Кошка  позвала  его  и  проводила  в  Мир
Обмана... Нет, в какой-то другой мир,  куда  меня  затащило  то  ли  при
помощи ведьмы с Оленем, то ли как-то  иначе.  Как  бы  то  ни  было,  но
рисковать я больше не стану, я сильнее Четверки, надеюсь, сильнее ведьмы
с Оленем, но Чужак мне непонятен и явно не по зубам. А Эрасти молчит, то
ли не хочет появляться, то ли не может. Гиба зимой звать  бесполезно,  а
Хозяев и Хранителей здесь нет, и давно. Их, мне кажется, в Тарре  вообще
больше нет, все само по  себе.  Неужели  Тахена  тоже  опустела?  И  что
прикажете делать нам с Александром Тагэре? Ждать сначала весны, а  потом
непонятно чего?
   Я оставила меч в сенцах и снова вышла. Александр вот-вот проснется, а
я еще ничего не решила и не знаю, что  ему  говорить.  Ночью  я  клялась
всем, чем угодно,  что  больше  не  стану  лгать,  но,  когда  опасность
миновала, я решила подождать и посмотреть, что будет дальше. Если Тагэре
вспомнит сон и спросит меня обо всем прямо, я скажу правду... Да, именно
так. По стволу пробежала белка,  посмотрела  на  меня,  перепрыгнула  на
соседнее дерево, обрушив  снежную  подушку.  Черные  глазенки,  пушистый
хвост и предел мечтаний - много-много орехов...  Хорошо  быть  белкой...
Белка... Шани Гардани... Ну и дура же я!
 
2895 год от В.И. 
4-й день месяца Вепря 
ГРАЗСКАЯ ПУЩА 
 
   Странно, но голова не болела, было лишь ощущение легкой слабости, как
после не слишком сильной болезни. Хозяйки не было,  кошка  тоже  куда-то
делась, но у окна стоял его меч, Ликия вспомнила  и  принесла,  пока  он
спал, а сама ушла. Не хочет его видеть? И как ему теперь смотреть  ей  в
глаза?
   Чтобы хоть чем-то себя занять, Сандер сходил за водой,  затем  взялся
за дрова. После пришел черед Садана, они  сделали  несколько  кругов  по
лесу, всякий раз проезжая невдалеке от  дома.  Сандер  надеялся  увидеть
хотя бы ждущую его кошку, но даже она от него отказалась.  Наказывая  за
вчерашнее, он гонял себя до седьмого пота.
   Александр Тагэре привык трезво оценивать себя.  Сила  и  ловкость  не
только в  полной  мере  к  нему  вернулись,  он  стал  много  быстрее  и
выносливей. Он совсем здоров и может забыть о ранах, они ему  больше  не
мешают.  Очередной  раз  отдыхая  после  упражнений  с   мечом,   Сандер
прислонился к серебристому стволу огромного  бука,  глядя  сквозь  голые
ветви в глубокое, синее небо.
   Зима кончалась, свет был уже совсем весенним, сколько бы снега еще ни
выпало и какие бы морозы ни рвали Арцию на куски, впереди тепло, молодая
зелень, птичьи трели. Впереди жизнь! Александр не понимал, что  на  него
вчера накатило. Броситься на кинжал,  забыв  и  о  долге,  и  о  чести?!
Почему?!
   В жизни последнего из  Тагэре  были  два  случая,  о  которых  он  не
рассказывал никому. Тогда он тоже был в шаге от прыжка в ничто,  но  все
было по-другому. Первый раз его, девятилетнего, спас назвавшийся Романом
золотоволосый  бродяга.   Александр   попробовал   вспомнить,   что   он
чувствовал, готовясь прыгнуть  с  Эльтовой  скалы  в  неистовый  прибой.
Пожалуй,  только  одно.  Желание  положить  конец   всему   -   холодной
материнской неприязни, насмешкам  Жоффруа,  слюнявой  жалости  в  глазах
служанок... Роман, не перебивая,  выслушал  его  детские  жалобы,  потом
заговорил сам.
   Сандер не мог вспомнить  почти  ничего  из  слов  своего  мимолетного
друга, осталось лишь ощущение страстной влюбленности  в  жизнь,  в  этот
мир, который настолько хорош, что нельзя  от  него  отказываться  и  его
предавать. А судьбу можно укротить, как коня, какой бы злой и дикой  она
ни казалась. Роман еще сказал, что его будут  любить  лошади,  собаки  и
прочие звери, но человеческой любви и дружбы придется добиваться самому.
И он добился, у него были друзья и была любовь, хотя именно из-за  любви
он почти сломался. Даро... Даро, ушедшая к красавцу Артуру. Но он  бы  и
тогда выдержал, если бы  не  случайность.  Кубок  с  ядом,  который  ему
подсунули неизвестные убийцы, хотя почему неизвестные? Он почти  уверен,
что за покушением стоял Паук. Выпить оказавшуюся под рукой  отраву  было
сильным искушением, но он все же разбил кубок... Занятно, что он  забыл,
как это сделал. Все вытеснил сон, в котором его спасала черная кошка. Он
сам в это поверил, но в  тщательно  запертой  комнате  не  оказалось  ни
кошек, ни мышек. Он был один. Он, и осколки, и разлитое красное вино  на
полу...
   Две смерти, которые его отпустили, две его вины перед собой,  Арцией,
теми, кто в него верил и ему верит. Дважды он мог себя презирать за свою
трусость, она была, но третий раз! Он хотел жить,  хотел  вернуть  трон,
отплатить Тартю и предателям, спасти тех и то, что еще можно спасти. Как
ему в голову пришла мысль о самоубийстве? Он любит жизнь, очень любит, и
ему еще столько предстоит. Как он посмел?! Это было  каким-то  безумием,
если бы не Ликия... Но если бы не его глупость, между ними бы ничего  не
случилось, а ведь он всю жизнь думал о тревожной женщине с разноцветными
волосами. С тех самых пор, как во Фло увидел карты тетушки Марион.  Ликэ
не так уж и походит на осеннюю девушку с алым листом на черном платье, в
юности поразившую воображение герцога Эстре. И вместе с тем походит.
   Лесная ведьма притягивала его  связанной  с  ней  грустной  загадкой,
внутренней силой и чем-то неуловимым. Они  словно  бы  говорили  друг  с
другом без слов и знали  друг  про  друга  все,  ничего  не  зная.  Ведь
услышала же она, что он  задумал,  успела,  остановила.  Сандер  пытался
вспомнить вчерашнее, но память отказывалась служить, он был слишком пьян
и слишком взбудоражен. Ликия как-то  его  называла,  что-то  говорила  о
себе, о нем, о ком-то еще, а потом он  провалился  в  какой-то  странный
сон. Ему что-то снилось, что-то тяжелое, неприятное... В  его  сне  была
его хозяйка, ее кошка,  он  сам  и  кто-то  еще,  кто-то,  кого  он  уже
встречал.
   Уставший ждать Садан топнул ногой  и  негромко,  укоризненно  заржал.
Конь хотел домой и хотел есть. Смеркалось, не хватало, чтобы Ликэ  опять
бросилась его искать! Сандер хотел ее увидеть, хоть и не  знал,  что  ей
сказать. Просить прощения?  Благодарить?  Сделать  вид,  что  ничего  не
помнит? Или... поцеловать? В глубине души  ему  хотелось  именно  этого.
Только бы протянувшийся между ними мостик сохранился! Дело не в  обычной
близости, а в чем-то совсем-совсем ином. Они должны быть вместе,  должны
верить друг другу, должны знать друг о друге все,  даже  самое  горькое,
Тайное и постыдное, но как об этом скажешь женщине, если она не  захочет
слушать?
   В дом Александр вернулся, когда совсем стемнело. Ликия, возившаяся со
своими травами, молча кивнула и принялась  собирать  на  стол.  Он  тоже
молчал. О том, что случилось накануне, не говорили. Не  говорили  вообще
ни о чем. Александр пару раз хотел спросить, где Серая, и сказать что-то
по поводу начавшегося снегопада и не мог, потому что все  было  враньем.
Все, кроме его вчерашней глупости.
   Это было куда неприятнее царапин на плече и на лице. Ведьма  и  кошка
вернули его к жизни варварским, но  действенным  способом.  Ему  все  же
придется пройти свой путь до конца.  Вчера  Ликия  назвала  его  трусом.
Трусом и предателем, и была права. Он должен  вынести  то,  что  должен,
даже если кажется, что сил больше нет. Пьер и те,  кто  его  затащил  на
арцийский трон, - зло, а со злом нужно драться. Если его убьют, так тому
и быть, но делать врагам подарок, уходя по собственной воле, - подлость.
Александр  передернул  плечами:  вчерашние  раздевания   на   морозе   и
манипуляции с камнем не прошли бесследно, зверски  болела  правая  рука.
Ликия оставила на виду царку, но он  решил,  что  пить  не  станет,  сам
виноват, а от больной руки еще никто не умирал.
   Боль прогоняла сон и глушила стыд. Александр сидел и смотрел в огонь,
время от времени растирая руку,  и  не  замечал,  как  ведьма,  поднимая
голову от своих трав, несколько раз внимательно на  него  посмотрела,  а
потом  вытащила  какое-то  снадобье  и,  подойдя  к  королю,  решительно
закатала рукав крестьянской рубахи.
   - Где болит?
   - Не надо...
   - Помолчи. Тут? Вижу, что тут... - То, что она втирала  ему  в  кожу,
пахло дымом, хвоей и чем-то еще. Показалось, что руку  обдало  кипятком,
защипало глаза, но боль стала гаснуть стремительно, как осенний вечер.
   - Ликия, - голос Александра дрогнул, - прости меня  за  вчерашнее.  Я
струсил, но пойми...
   - Я понимаю, - ведьма поставила свое снадобье на стол и  примостилась
рядом. Сандер обнял ее плечи, Ликия улыбнулась и придвинулась  ближе.  В
ее сегодняшних прикосновениях не было и следа того животного  зова,  что
заставил его забыть обо всем, кроме ласкающей  его  женщины,  теперь  он
чувствовал рядом друга, понимающего его с полувздоха.  И  плевать  было,
что Ликэ - колдунья с болот. Он больше не был один.
 
2895 год от В.И. 
7-й день месяца Вепря 
АРЦИЯ. МУНТ 
 
   Арман Перше мучительно искал рифму к слову "ночью".  Сонет  получался
очень удачным, но последние три строчки не давались.
 
   Я без тебя как путник зимней ночью...
   Застигнутый в лесу оледенелом...
 
   Когда тепла и света нет... порочно? Нет! Точно? Сочно?
   На красивом высоколобом  лице  читалось  страдание.  Арман  отодвинул
листок, встал, прошелся по плохо обставленной  комнате,  задержавшись  у
давно немытого окна. Наверное, придется переписывать, а как жаль...
   Дверь открылась, и появился  брат.  Если  Арман  был  скорее  худ  и,
безусловно, недурен собой, то Бриана природа наградила плотным сложением
и головой, благодаря ушам напоминающей атэвскую глиняную  вазу  с  двумя
ручками. Старший был поэтом, младший - королевским писарем, надо  отдать
ему должное, безропотно кормившим брата вот уже четвертый год.
   - Арман! - Бриан был возбужден. - Где твои трагедии?
   - В плетеном сундуке.
   Бриан бросился  к  упомянутому  сундуку  и  углубился  в  его  недра,
бормоча: "Не то, не оно, опять не то, да где же?!"
   - Что ты ищешь?
   - Ну, такое... Помнишь, было, ты мне говорил... Про убийцу... Он всех
убил, остался один и стал королем...
   -  Всех?  Это  или  "Проклятие  Фемистокулюса",   или   "Ангуарий   и
Вентария"... А может, "Меч Ановирина", или  "Жестоковыйный  Форий",  или
"Бивианур Кровавый"...
   - Ну, там... Про коня еще было... Он убил брата и женился на вдове...
И племянников убил, и...
   - Вдова бр