ата была?
   - Нет, другая, но ее мужа он тоже убил...
   - А брата он одного убил или двух?
   - Одного, второй сам умер, а племянников уже он...
   - Тогда ничего не поделаешь, это "Бивианур", но где там лошадь?
   - Была где-то, я точно помню... Ты лучше свои бумажки  знаешь,  давай
ищи скорее...
   - А что случилось?
   - Понимаешь, ее можно продать!
   - Ты хочешь сказать, что мою трагедию поставят?!
   - Сначала нужно кое-что переделать... Ну, где она тут у тебя?
 
ЭСТЕЛЬ ОСКОРА 
 
   Уговорить Александра отправиться  в  Таяну  оказалось  легче,  чем  я
думала. Я просто рассказала правду про Войну Оленя, Рене Арроя и Шандера
Гардани. Сандер поверил сразу же, и я  поняла,  что  он  давно  готов  к
чему-то подобному. Потомки Майхуба озаботились напомнить потомкам Рене о
великом договоре. Я никогда не любила атэвов, но их стойкость в  схватке
с разъедающей Тарру ржой впечатляла.
   Александр немного подумал, не стоит ли ему сначала заглянуть в Лидду,
но это было  куда  труднее,  чем  прямиком  отправиться  в  Гелань.  Нам
пришлось бы выйти из леса, а Сандер не сомневался, что подступы к  Гваре
и Наботу охраняются. Я была рада его осторожности, потому что Гвар-Набот
и Лидда  были,  и  то  в  лучшем  случае,  дружественными  герцогствами,
окруженными  врагами,  а  Таяна,  судя  по  всему,  осталась  сильной  и
свободной.
   Я верила наследникам  Шани  и  Уррика,  и  у  меня  на  то  были  все
основания. Лежащие за Гордой и Тахеной земли отлучили от Церкви,  а  что
собой представляли святые сестры и антонианцы, я поняла еще до встречи с
Эрасти. Объяснение напрашивалось само собой - Таяна не рехнулась и  была
достаточно сильна, чтобы дать отпор Святому походу, вот ее  и  прокляли.
Очень удобно: и воевать не надо, и всех, кто  глядит  на  восток,  можно
записать в еретики.
   Путь в Гелань лежал через  Тахену,  и  я  очень  надеялась  встретить
друзей и там. Кэриун и Прашинко зимой спят, но Лупе - человек, к тому же
хозяйка  Тахены  неподвластна  Зиме.  Хотелось  верить,  что   маленькая
колдунья жива и  по-прежнему  правит  древними  топями.  В  самой  Арции
Хранителей и Хозяев не осталось, по крайней мере мне  так  казалось,  но
Тахена - это Тахена. Пока сила Прежних не покинула Тарру,  эта  крепость
будет держаться. Я сама была частью древней силы и чувствовала, что этот
мир мой. А раз так, Тахена меня примет и пропустит... Меня? Нас!
   Мы с Сандером связаны накрепко. То, что случилось в  ночь  Последнего
Греха, лишь ускорило неизбежное. Я никогда не любила лжи,  Последний  из
Королей стал мне дорог, хоть и не так, как Рене. Я не  чувствовала  себя
перед ним виноватой и не сомневалась  в  своей  любви,  но  адмирал  был
очень, очень далеко, если вообще был.
   Рене Аррой - это мое  прошлое  и,  я  продолжала  на  это  надеяться,
будущее,  а  настоящим  были  зимняя  дорога,  заснеженный  лес  и   мой
сероглазый спутник. Порой мне казалось, что время повернуло вспять  и  я
вновь иду из Убежища в Кантиску  вместе  с  Астени  и  Преданным.  Арция
изменилась, если говорить о странах и обычаях. Арция  осталась  прежней,
если иметь в виду деревья и сугробы.  Я  едва  удержалась  от  искушения
свернуть в Убежище, но тогда бы пришлось слишком многое объяснять.
   Лесная ведьма могла узнать о минувших войнах от таких же отверженных,
могла пройти зимой по занесенному вьюгами дикому лесу,  но  в  покинутом
эльфийском поселении я бы себя выдала, потому что не смогла  б  остаться
равнодушной.
   В том, что уцелевшие Лебеди оставили свое  гнездо  в  болотах,  я  не
сомневалась. Талисман Астени молчал, а это означало, что эльфов в  Арции
нет. Эмзар не вернулся назад после войны Оленя - то ли нашел  дорогу  за
пределы Тарры, то ли увел своих на Лунные  острова  караулить  заморскую
дрянь. Но лес все еще помнил ушедших, и я помнила.  С  каждым  шагом  мы
приближались к поляне, на которой  Астени  принял  свой  последний  бой.
Строго говоря, она лежала в  стороне  от  нашего  пути.  Немного,  но  в
стороне, ее можно и нужно было обойти, но я не  смогла.  Странное  дело,
если б я была одна, у  меня  бы  хватило  сил  не  свернуть,  но  Сандер
умудрялся будить во мне то, что, казалось, навсегда уснуло. Чем больше я
его узнавала, тем больше он сбивал меня с толку, потому что  таких,  как
он, не бывает.
 
2895 год от В.И. 
8-й день месяца Вепря 
АРЦИЯ. БОСХА 
 
   Ликия недаром была ведьмой. Как-то так вышло, что Садан смог идти, не
проваливаясь в снег. Атэвский красавец с легкостью нес  двоих  всадников
вместе с их небогатыми пожитками и обижался, когда седоки решали немного
пройтись пешком. Странно, но Александр никогда не был так  спокоен,  как
сейчас, когда пробирался через  захваченную  врагом  страну  в  обществе
лесной колдуньи. Всю свою  жизнь  он  прятал  свои  чувства  иногда  под
улыбкой, чаще под бесстрастностью. Нужно было что-то делать, за  кого-то
решать, а в последние годы события и вовсе понеслись, как валун с холма.
Теперь же он впервые в жизни был свободен и был самим  собой.  Ликии  он
доверял так,  как  не  доверял  никому.  Она  все  понимала,  ничего  не
спрашивала, ничего от него не хотела. Просто была рядом, и, кажется,  ей
действительно не было дела до его увечья.
   Как встретят в Таяне их с Ликией, было неизвестно, но король Арции об
этом не думал. Жизнь дала ему отсрочку,  глоток  свежего  воздуха  между
двумя темницами, и он жил,  а  Ликия  придавала  этой  жизни  все  более
отчетливый привкус счастья. Он не говорил с ней о любви, как  некогда  с
Даро, но в отношениях с  Ликэ  не  было  лжи,  которая  в  конце  концов
разлучила его и Дариоло. Тогда они носили маски, живя на  виду  у  сотен
глаз, смотревших  на  брата  короля  и  красавицу-мирийку  отнюдь  не  с
нежностью. Теперь Александра Тагэре видели разве что звезды и  волки,  а
лгать им было незачем, да он и не собирался этого  делать.  Ликия  стала
для него если не всем, то очень многим. Он не хотел ее терять, а было ли
это любовью, Сандер не знал и сам.
   Иногда Александр задумывался о том, кто же его подруга на самом деле.
Понятно, что она оказалась в лесу не от хорошей жизни, не сомневался  он
и в том, что раньше ее звали иначе - на  простолюдинку  эта  женщина  не
походила. Сколько ей лет, он тоже  не  знал,  лицо  у  нее  было  совсем
молодым, но взгляд и слова говорили о том, что  за  спиной  Ликэ  немало
того, что она с радостью бы забыла. Какое-то отношение к ее судьбе имели
циалианки, ненависти к которым женщина не скрывала. Эта ненависть его  и
спасла. Да, патом они поняли и приняли друг друга, но сначала она видела
в нем лишь человека, за которым идет охота.
   Странным образом обе женщины, которых он  любил,  оказались  на  пути
ордена, но, если Даро  защищал  брат,  Ликия  заботилась  о  себе  сама.
Александру хотелось узнать тайну колдуньи, но лишь от нее самой. Кто  бы
ни была эта женщина, что  бы  ни  свершила  в  прошлом,  он  от  нее  не
откажется. Сандер верил своей подруге, какие бы удивительные вещи она ни
говорила. Ликэ предложила  искать  помощи  в  Отлученных  землях,  и  он
согласился, хотя никогда не забирался на восток дальше Лидды.
   Граф  Жавер  Лидда  рассказывал  о  том,  что  творится  за  Заклятым
перевалом. Этот хитрец вовсю торговал с еретиками,  о  которых  в  Арции
слышали много, но толком ничего не знали. На северо-востоке  было  много
того,  что  привлекало  купцов,  но  негоцианты  о   своих   похождениях
предпочитали не распространяться, мало ли что могло  взбрести  в  голову
синякам.
   Таяна была отрезанным ломтем, Церковь  почитала  ее  жителей  худшими
еретиками, чем атэвы, и вот теперь он идет к ним... Он так мало знает  о
таянской ереси, о том, что послужило причиной разрыва. В Арции правду  о
Войне Оленя  выпололи,  как  сорняк,  старые  хроники  были  уничтожены,
осталась  лишь  Книга   Книг   и   подправленное   Сопутствующее   слово
<Сопутствующее  слово  -  история  Благодатных  земель,   благословенная
Церковью и ежегодно дополняемая с  ее  разрешения  в  Академии.>.  Когда
Таяна отошла от Благодатных земель,  Церкви  удалось  натравить  на  нее
Западную Фронтеру, и  с  тех  пор  на  рубежах  идет  война,  в  которой
победителей нет и не предвидится. Вот и все, что он слышал,  пока  Ликия
не рассказала о клятве, данной шестьсот лет назад герцогом Гардани.  Это
имя Александру ничего не говорило, зато клятвопреступников на  своем  не
столь уж и долгом веку последний из Тагэре повидал предостаточно, отчего
же он верит слову давно умершего человека?
   Через  кварту  они  вышли  к  очень   странному   месту.   Казавшийся
непроходимым лес, услужливо пропускавший путешественников и  смыкавшийся
за их спинами, расступился. Они оказались на круглой поляне, заросшей по
краям бересклетом и дикими розами, на которых еще держались розоватые  и
оранжевые плоды. Был день, и солнечные  лучи  танцевали  по  поверхности
огромной аметистовой глыбы, из которой бил родник.  Причудливые  ледяные
наплывы странным образом сочетались с лиловым камнем.
   - Рассказывают, что когда-то  на  этом  месте  умер  лебедь,  -  тихо
сказала Ликия,  -  лес  сюда  никого  не  пускает.  Я  была  здесь  лишь
однажды... Очень давно.
   Александр подошел к камню, повинуясь странному порыву,  опустился  на
колени и оказался... на Эльтовой скале.
   В небе сияла полная луна, через которую разорванным  кружевом  бежали
облака, внизу ревело море. На вершине виднелись  два  стройных  силуэта.
Александр не мог видеть лиц, но сердце его бешено заколотилось, так  как
он понял, КТО эти люди. Они  о  чем-то  оживленно  разговаривали,  затем
золотоволосый Роман махнул рукой и растворился во тьме, Аларик  какое-то
время смотрел ему вслед, а потом обернулся... В серебристом лунном свете
блеснули голубые глаза. "У тебя остался еще один удар!" - сказал  он,  а
потом Александр увидел город, над которым возвышалась увенчанная  замком
гора.  Внизу  бушевала  и  пенилась  темная  река,  в  иглециях  звонили
колокола, по улицам расхаживали люди в странных  одеждах,  и  среди  них
отчего-то был Рафаэль. Мириец улыбался, а рядом с  ним  шел  Шарло.  Они
вошли в иглеций, и Рафаэль распахнул Небесный Портал.
   Вновь зазвонили колокола, и вышел Небесный ход,  но  верующие  вместо
свечей несли мечи и копья, а на иконах  не  было  ликов  святых  -  лишь
прорезаемая синими сполохами тьма, из которой смотрели  странные  глаза,
похожие на глаза огромной хищной птицы. Александр  обернулся  и  увидел,
что  и  в  храме  исчезли  настенные  росписи,   осталась   лишь   икона
великомученика Эрасти. В руках Александра оказалась свеча, он  хотел  ее
зажечь перед образом святого, а тот неожиданно дерзко ему  подмигнул.  С
иконы в глаза королю Арции смотрел Рафаэль Кэрна.  Затем  золото  оклада
стало таять и оплывать, как воск свечей,  фигура  Рито  становилась  все
более живой и осязаемой, друг протянул к нему руки,  Александр  рванулся
навстречу и столкнулся взглядом с Алариком, надевшим ему на  шею  черную
цепь с изумрудами, а потом все затянул белый туман.  Александр  парил  в
нем, потому что черная цепь тянула его вверх. Он поднял глаза и  увидел,
как сквозь прорывы в белесой пелене сверкает алым Волчья Звезда  Ангеза.
Он поднимался все выше и выше, мгла  почти  рассеялась,  и  стало  видно
усыпанное звездами небо, и вдруг голос Филиппа  прохрипел:  "Александр".
Он обернулся. Внизу медленно переливались кровавые волны, из  которых  к
нему тянулись руки. Он увидел запрокинутое лицо брата,  захлебывающегося
в густеющей крови, и бросился назад. Филиппу удалось ухватиться за него,
и они начали подниматься, но на этот раз  намного  медленнее.  Александр
знал,  что  должен  смотреть  только  вверх   и   вперед,   туда,   где,
неподвластная мерзкому туману, мерцала его звезда, но брат звал  его,  а
потом к его голосу присоединились другие  голоса.  Что-то  бурчал  вечно
недовольный Жоффруа, с ним спорила Элеонора, громко перекликались, играя
в Войну Оленя, племянники, ясным, холодным  голосом  отчитывала  кого-то
мать, смеялся отец, а затем раздался шепот Даро, и Александр понял,  что
сейчас оглянется, не может не оглянуться...
   - Жизнь стоит того, чтобы за нее драться.
   Кто здесь ? Роман. Такой же молодой и красивый, как  двадцать  четыре
года  назад,  и  рядом  с  ним...  Эдмон.  В  синем  плаще,  на  котором
расправляет крылья белый лебедь.
   Перед глазами Александра вспыхнула  двойная  радуга,  сквозь  которую
улетала к небу лебединая стая. Зимы больше не было, земля была  устелена
ковром белых весенних цветов, цветущие ветки тянулись к  лицу,  щебетали
птицы, звенел ручей, и в его звоне отчетливо проступала мелодия,  нежная
и светлая, как сама весна.
   - Нам пора, - теплая рука легла на  его  плечо,  и  Александр  открыл
глаза. Весна исчезла, даже день и тот кончился. На небе сияла  половинка
луны, окруженная сверкающим ореолом.
   - Что это было? - Александр уже ничего не понимал.
   - Ты что-то видел... Я ждала, пока не зашло солнце. -  Она  могла  бы
сказать больше, но не захотела. Что ж, ее право... А он лгать не станет!
   - Я видел друга, который вдруг оказался Святым Эрасти, город с замком
на горе и с рекой внизу. Там меня ждали, а потом я летал  над  морем  из
крови, меня тянуло вверх, к  Волчьей  Звезде.  Я  знал,  что  не  должен
оглядываться, но меня звали, и я понял, что оглянусь, и тут все исчезло.
Остались лишь весна, улетающие лебеди... и радость.
   - Город с замком на горе? Река внизу? Странно, -  она  положила  руку
ему на плечо, - похоже, что это Гелань.
   - Гелань? - Он поцеловал Ликию в губы и повторил:
   - Разумеется,  Гелань...  Красивое  имя,  но  нам  стоит  подумать  о
ночлеге...
 
2895 год от В.И. 
21-й день месяца Вепря 
АРЦИЯ. МУНТ 
 
   Девушка в плотном розовом чепце продавала поддельные фиалки. Она была
хорошенькой, но замерзшей. Носик покраснел, а губы, наоборот,  побелели.
Товар не шел, да и вообще народу на улице было  меньше,  чем  обычно,  и
люди были хмурыми, хотя, возможно, во всем был виноват резкий,  холодный
ветер. Базиль Гризье с усмешкой полез в кошелек и  купил  у  красноносой
продавщицы всю  корзинку.  Та  жадно  схватила  серебряную  монету  и  с
вопросом уставилась на Базиля, видимо,  ожидая  приглашения  в  соседнюю
гостиницу. Можно было так и поступить, но граф Мо не  любил  делать  то,
чего от него ожидают, он  пожал  плечами,  сунул  корзинку  с  восковыми
цветочками пажу  и  тронул  коня.  Настроение,  и  без  того  пакостное,
отчего-то стало еще хуже. Похоже, он совсем  спятил.  Сначала  не  хотел
уезжать в Авиру, а теперь бесится из-за того, что вернулся в Мунт.
   Караковый атэвский жеребец Базиля, изящно переступая ногами  в  белых
чулочках через замерзшие лужи, сам завернул на улицу Борзой.  В  отличие
от  седока  он  почитал  особняк  Вилльо  своим  домом.  Может,   стоило
остановиться вместе с Морисом Саррижским?  Нет,  нельзя.  Он  не  просто
сопровождает высокого ифранского гостя на королевскую свадьбу, он - брат
невесты, ему вести Нору к алтарю. Жорес не может,  а  показывать  народу
Филиппа Тартю вряд  ли  рискнет.  Нора  теперь  законнорожденная,  а  ее
младшие братья тем более... По закону Филипп Рунский -  король,  хоть  и
несовершеннолетний. Конечно, законы для победителей, да еще поддержанных
Церковью, не писаны, но дразнить гусей Тартю не станет... Проклятый, как
же все надоело. И Авира, и Мунт, и родичи, и вообще все!
   Особняк  был  разукрашен  можжевеловыми  ветками   и   искусственными
цветами, дабы было ясно: здесь живет невеста, а он  и  позабыл  об  этом
обычае. Что ж, значит, купленные фиалки пойдут в  дело...  За  несколько
домов до  "гнездышка  королевской  голубки"  Базиль  налетел  на  первый
караул. Новые гвардейцы с роскошными  сигнами  на  алых  плащах  красиво
отдали честь будущему королевскому шурину. Окна в соседних зданиях  были
тщательно заперты, и  Базиль  сообразил,  что  их  обитателей  на  время
торжеств  попросту  выставили.  Пьер  Тартю  тщательно   избегал   любых
неожиданностей. Гризье очередной раз пожал плечами  и  въехал  во  двор.
Здесь охраны и лакеев оказалось вовсе немерено, а вот знакомых лиц почт"
не осталось. Граф спрыгнул с коня, бросил  поводья  подбежавшему  слуге,
предупредив, что у Бретера  мерзкая  привычка  кусаться,  и  взбежал  на
разукрашенное  крыльцо.  Свадьба  завтра,   но   финтифлюшки   развесили
сегодня... И  почему  это  его  бесит?!  Все  решено  давным-давно,  все
довольны, Нора тоже. Ну и пусть ест своего Тартю хоть с вареньем, хоть с
хаонгской чоколатой...
   Дворецкий тоже был новым. Высокий, благообразный и себе  на  уме.  Он
почтительно приветствовал "монсигнора" с благополучным прибытием, за что
монсигнору захотелось его придушить. Базиль коротко кивнул и поднялся  в
гостиную. Там, спасибо Проклятому, была только Доротея.  С  женой  брата
Базиль никогда не ссорился, потому что никогда не разговаривал.  Супруги
жили каждый по  себе.  Дочь  покойного  Гастона  Койлы  с  двумя  детьми
проводила все время в Аганне. Жорес, пока был здоров, болтался в  Мунте,
а после встречи с Кэрной заперся в особняке на улице Борзой, не пуская к
себе никого, кроме матери. Но  королевская  свадьба  -  это  королевская
свадьба, графине Аганнской  предстоит  нести  шлейф  невесты,  это  было
решено еще до Гразской битвы. Так жив Тагэре или нет?  И  если  жив,  то
где...
   - Здравствуй, Доротея, - Базиль галантно поцеловал руку  невестки,  -
скучаешь?
   - Да. Не люблю столицу.
   Она вполне могла бы добавить: "И мужа", но  не  добавила.  Воспитание
есть воспитание, да и кто он, чтобы Тея с ним откровенничала.
   - Я тоже, и что слышно в нелюбимом нами городе?
   - Мы приехали прошлым вечером, - объяснила Доротея, - так  что  я  не
успела узнать новости.  Жорес  чувствует  себя  хорошо,  девочки  заняты
платьями, сигнора Элеонора им помогает...
   Доротея никогда не называла  свекровь  матушкой,  за  что  Базиль  ее
искренне уважал.
   - Надеюсь, красивые тряпки отвлекут Нору от физиономии  супруга.  Где
она, кстати?
   - В розовом будуаре, там две швеи и сигнора.
   - Прекрасно. Они обо мне раньше вечера не вспомнят, так  что  я  могу
заняться своими делами.
   - Безусловно, но не думаю, что вам стоит пить.
   Прелестно, его уже считают пьяницей.
   - Я замерз, и вряд ли мои родственнички будут счастливы, если  завтра
я буду чихать на венценосную пару. Так что сейчас мне придется выпить. -
Базиль еще раз склонился к руке невестки и, напевая ифранскую песенку  о
пользе вина, вышел.
   Предстоял скучный и склочный вечер. Надо постараться не перессориться
с матерью и Жоресом накануне семейного торжества, чтоб его. Граф  лениво
обошел свои покои, снова показавшиеся ему чистым,  аккуратно  прибранным
склепом,  сменил  одежду,  выпил  принесенное  пажом  подогретое   вино,
полистал какие-то книги, посидел  в  одном  кресле,  пересел  в  другое,
немного подумал, вызвал слугу и  потребовал  еще  вина.  Лакей  вышел  с
невозмутимым лицом, но Базиль понял, что тот приказа не одобряет,  ну  и
Проклятый с ним. Будущий родич  Его  Величества  Пьера  Седьмого  встал,
подошел к окну, полюбовался на  вымощенный  булыжниками  двор  и  увитые
белыми и розовыми лентами гирлянды над воротами, еще раз обошел комнаты,
взял книгу об атэвской охоте,  открыл,  закрыл,  поставил  назад.  Вошел
слуга с подносом, на котором, кроме кувшина и кубка, лежало запечатанное
письмо.
   Два скрещенных павлиньих пера... Морис Саррижский, давно не виделись.
Базиль сломал печать - ифранец приглашал его на ужин. Неплохо, с ним он,
по крайней мере, не поцапается, да и  домашние  придираться  не  станут.
Граф Мо повернулся к лакею:
   - Я тебя не видел раньше. Как тебя зовут?
   - Жиль.
   - Передай графу  Аганнскому  и  сигноре,  что  я  принял  приглашение
герцога Саррижа и уехал. Буду поздно.
   - Слушаюсь, монсигнор.
   Забавно! Слуги сами додумались, или  это  Жорес  велел  обращатьс