все женщины любили его, а  Пьер
Тартю  был  противоположностью  мирийца,  любить  его  было  невозможно.
Бедная, глупенькая королева  Нора,  только  б  ей  не  пришло  в  голову
спрашивать мужа об Алеке и Филиппе!
   - Базиль, нам надо поговорить.
   - Да? - Гризье заставил  себя  усмехнуться.  -  Мне  чаще  предлагают
помолчать.
   - Я все знаю...
   - Что? - Базиль удивленно посмотрел на ифранца.
   - Знаю, что ты чувствуешь. Поверь, мне было еще тяжелее.
   - Тебе? - тупо переспросил Базиль.
   - Да, мне... Ты - брат, а я...
   Разумеется, у него в голове была Антуанетта. Морис вообразил, что его
друг расклеился из-за свадьбы. Сарриж был  наблюдательным  человеком,  а
лицо Норы отнюдь не светилось счастьем. Так же как  и  лицо  Антуанетты,
которую Сарриж видел после брачной ночи. Может,  Морис  и  прав,  и  все
проданные или продавшиеся невесты после свадьбы выглядят одинаково.
   Базиль верил, что  влюбленным  смотреть  на  бледненьких,  потерянных
красавиц труднее, чем братьям,  хотя...  Хотя  мать,  похоже,  убила  не
только сыновей, но и дочь.
   - Морис, прошу, не надо об этом.
   -  Как  скажешь.  Давай  поговорим  о  другом.  Или,   если   хочешь,
поссоримся.
   - Не хочу, да и не из-за чего.
   - Ну, я могу сказать, что мне не нравится ваш король.
   - Говори. А я могу сказать, что мне не нравится ваша регентша...
   - Кстати, ты знаешь, что ни Жермон, ни  тем  паче  Жоселин  не  имеют
права на престол?
   - Тю-ю-ю, - присвистнул граф Мо, - кажется, в Благодатных землях  еще
больше узурпаторов, чем я думал. Кто же должен сидеть в Авире? Уж не  ты
ли? Или это твой дядюшка Вардо?
   - Брат Антуанетты.
   - У нее есть брат?
   - Да, из-за этого Вардо на ней и женился. Он не знал ее  до  свадьбы,
это потом... Потом...
   - Ты хочешь сказать, что он собирается свергнуть Паучиху  и  посадить
на престол брата жены? - пришел на помощь Базиль. - А я тут при чем?
   - Помоги нам.
   - Я? - Базилю показалось, что он ослышался.
   - Да. Ты - мой друг, и ты, что бы  ты  ни  плел,  арциец.  Ты  должен
ненавидеть Пауков.
   - Угу, я тебе помогу, и ты будешь наставлять рога регенту?
   - Вардо не будет регентом, Ролан отнюдь не безумец, что бы  про  него
ни говорили, а граф... Я его иногда ненавижу из-за  Туанон,  но  дядя  -
честный человек.
   - Погоди, - граф Мо чувствовал, что  его  стремительно  затягивает  в
политический водоворот, - но у Жозефа были только дочь и сын.
   - Да, но, по нашему закону, корона, если  прерывается  прямая  линия,
переходит к старшему поколению, то есть к сыну младшего брата Паука.  Мы
об этом забыли, потому что  старый  неряха  всех  подмял  под  себя,  но
наследовать ему должен не внук, а племянник.
   - Понятно, - засмеялся Базиль, -  раз  я  предал  своего  короля,  то
чужого и подавно предам.
   - Разве ты не хочешь, чтобы в Мунте сидел не Пьер, а Филипп?
   Филипп... Филипп никогда  не  станет  королем.  Он  вообще  никем  не
станет, потому что его нет.
   - Я хочу, чтобы в Мунте сидел Александр Тагэре.
   - Не шути так.
   - Я не шучу. Вернее, шучу, но не  совсем.  Хорошо,  я  согласен.  Что
нужно делать?
 
2895 год от В.И. 
10-й день месяца Сирены 
АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО 
 
   - Открывай! - Серпьент Кулебрин пихнул локтем Шарло. - Интересно же!
   - Нельзя. Эгону доверили тайну.
   - Можно, - возмутился Крапивник, - какие тайны в наше время! А  вдруг
там что-то важное?
   - Тем более. Барон дал слово.
   - Но ты-то не давал! И вообще,  нельзя  быть  сразу  и  гусеницей,  и
бабочкой.
   - То есть?
   Серпьент уселся  в  кресло,  закинул  ногу  за  ногу  и  назидательно
произнес:
   - Учись, пока я жив. Вернее, пока ты жив, потому что все проходяще, а
крапива вечна. Вы с Эгоном и  Клотильдой  Люсьену  Крэсси  наврали.  Он,
бедняга, ничего не знает, а еще собрался за дело Тагэре  сражаться.  Эта
штука как-то со всем связана. Так что открывай!
   - Почему? - Шарло с удивлением посмотрел на своего приятеля.
   - Ну и тупой же ты, проешь тебя гусеница! Ты Тагэре?
   - Я - бастард.
   - Крапива - она везде крапива, и в канаве, и в саду. И  Тагэре  везде
Тагэре, тем более что это ваш Крэсси  считает,  что,  кроме  тебя,  все,
померли. Значит, огород он собрался городить для тебя. Усек?
   - Ты думаешь?
   - Я-то думаю, а вот ты... Этот дурак, - Крапивник поднял палец, -  не
спорю, дурак честный и  благородный,  собрался  за  тебя  воевать  и  не
поленился притащиться сюда что-то спрятать. Чтобы оно, если что  не  так
пойдет, а оно пойдет (знаю  я  таких  вот  баронов,  гадюку  от  ужа  не
отличат), врагам не досталось. Последней гусенице ясно,  что  эта  штука
очень важная. Ты - Тагэре, все из-за тебя, так что ты имеешь  все  права
ее открыть. Крэсси сам бы тебе ее отдал, если б знал, что ты - это ты, а
Рито - это Рито. Хватит, устал я от тебя! Открывай, или я сам открою.
   - Она заперта...
   - Сломай. Или лучше давай сюда.
   Шарло явно колебался, но шкатулку протянул. Серпьент ее несколько раз
повернул  так  и  эдак.  Он  как  раз  сосредоточенно  рассматривал  дно
сундучка, когда  появился  Рито.  Крапивник  хмыкнул  и  сунул  шкатулку
мирийцу.
   - Открывай! Надо!
   Рафаэль достал из-за пояса нож  с  тонким  лезвием  и  легко  оттянул
язычок замка.
   - Готово. А что это?
   - Сами не знаем. Посмотри.
   Мириец послушно поднял крышку.
   - Бумаги... - Рито наугад вытащил какой-то  листок  и  развернул.  Он
читал долго. Много  дольше,  чем  требовалось,  чтоб  пробежать  глазами
коротенькую записку.
   - Что такое? - вылез уставший ждать Серпьент и осекся, столкнувшись с
бешеным взглядом Рафаэля.
   - Я должен был убить эту гнусь. Но как он мог...
   - Гнусы могут все, - заверил побледневшего Рафаэля Крапивник, - на то
они и гнусы.
   - Рито, - Шарло с ужасом смотрел на мирийца, - что там?! Отец...  Они
все-таки...
   - Нет, про него ничего. Он жив! Проклятый, он не может умереть, когда
такое  творится!  Шарло,  эти  мерзавцы  убили  Филиппа  и  Алека.   Тут
завещание... Филипп как-то узнал или догадался. Это моя вина,  я  должен
был их вытащить.
   - Пойди постучи башкой о стенку, -  посоветовал  Серпьент,  -  может,
полегчает. Не стенке, башке. Стенке только хуже будет. А Тартю от нас не
уйдет, мы его доконаем, я сам за дело возьмусь.
   - Доконаем, - кивнул Рито, - Шарло, ты это должен знать. Прочти.
   Шарло  прочел,  хотя  буквы  дрожали   и   расплывались,   не   желая
складываться в слова. Оттого, что он прекрасно знал почерк кузена,  было
только хуже. У Филиппа была привычка, задумавшись, не  отрывая  пера  от
бумаги,  рисовать  силуэты  зверей.  Наставник  заставлял   переписывать
испорченные страницы, а им с Алеком нравились эти  картинки,  и  они  их
забирали. Шарло привык, что на записях Филиппа есть рисунки, но здесь их
не было. На завещании не должно быть ничего лишнего.
   "Все, чем я владею, как граф Рунский, я завещаю своему кузену виконту
Тагэре. Буде с  ним  что-то  случится,  наследство  переходит  к  девице
Катрин,  сестре  вышеупомянутого  виконта  Тагэре,  а  затем  к  маркизу
Гаэтано".
   "Девица Катрин", так Кати еще не называли... Виконт Тагэре  судорожно
сжал кулаки, боясь дать  волю  слезам,  и  почувствовал  на  плече  руку
Рафаэля.
   - Читай дальше, - негромко сказал мириец.  -  Боль  не  вино,  ее  не
смакуют, а пьют сразу. До дна. Так легче, поверь мне.
   Шарло закусил губу и вгляделся в измятый лист. "Виконт,  -  торопливо
писал Филипп, - ты - Тагэре, ты  сын  великого  короля,  помни  это.  Ты
должен выжить и спасти Арцию от узурпатора  и  убийцы.  Сначала  -  это,
месть потом, но предатели должны быть наказаны. Я надеюсь  на  тебя,  ты
отдашь все долги, но быть королем ты  не  можешь.  Прости,  что  я  тебе
напоминаю об этом, но наша с тобой честь, честь бастардов, в том,  чтобы
служить своей стране, не требуя награды и не забывая о том, кто мы есть.
Тагэре для Арции, а не Арция для Тагэре. Прощай, я  хотел  бы,  чтоб  мы
были родными братьями.
   Я не хочу умирать, но я умру, как твой отец и наш дед,  с  оружием  в
руках, а ты должен жить и должен победить. Храни тебя Святой Эрасти.
   Твой брат Филипп".
   - Я этого так не оставлю, - рявкнул Крапивник, -  даже  если  вы  все
перемрете, я Тартю прикончу. Вот!
   - Мы не перемрем. - Рафаэль положил письма обратно в шкатулку. - Надо
все рассказать Эгону, он должен знать, что  прячет.  Шарло,  пойдешь  со
мной?
   - Да.
   Барона они нашли у Клотильды, которая  сразу  поняла,  что  случилась
беда.
   - Рито, что случилось?
   - Наверное, вам лучше было бы не знать, но...
   - Я и так вижу, что дело плохо. Прибыл гонец?
   - Нет... Серпьент уговорил меня открыть шкатулку, - признался  Шарло,
- он сказал, что раз Крэсси служит Тагэре, то у  него  от  нас  секретов
нет...
   - Я тебе говорила то же, - Клотильда повернулась к мужу, - мы  должны
знать все. И что вы там нашли?
   - Предсмертные письма Филиппа. Он  умер  как  король  и  как  Тагэре.
Читайте, а я... Я пойду на стены.
   - Я с тобой, - быстро сказал Шарло.
   Они вышли на  улицу.  Зимний  день  продолжал  улыбаться  и  дразнить
бриллиантовыми россыпями. Холода не чувствовалось, облетевшие  тополя  в
долине с высоты казались воткнутыми в  землю  мечами.  Рафаэль  Кэрна  и
Шарль Тагрэ молча стояли на  угловой  башне  замка  Гран-Гийо,  глядя  в
сверкающее безмолвие. Потом Рито повернулся к Шарло:
   - Это должен был сказать тебе отец, и много позже, но в Арции  ничего
нельзя откладывать на потом. Ты должен знать, что твоей матерью была моя
сестра. По отцу ты - Тагэре, по матери -  Кэрна,  мой  племянник  и  мой
наследник, хотя у меня нет ничего, что бы  я  мог  оставить.  Разве  что
кольцо, подаренное твоим отцом, когда мы стали друг другу братьями. И, -
Рито странно улыбнулся, - пылающее сердце. Жизнь - это танец со смертью.
Если ты упал двенадцать раз, то встать должен тринадцать. Мы с тобой  не
только арцийские нобили, мы еще  и  мирийские  байланте.  Мы  не  должны
сдаваться, Шарло. Никогда и никому. Гореть, так  до  конца!  Ты  еще  не
думал о своей консигне?
   - Думал... Но придумал только сейчас. Три цветка, как  у  Тагэре,  но
они будут гореть, как сердца Кэрна. И девиз: "До конца!"
 
ЭСТЕЛЬ ОСКОРА 
 
   То, что мы почти у цели, я почуяла сразу. Тахена... Заповедный  край,
в который допускались лишь избранные. Я не знала, что сталось с Гордой и
Явеллой, но Тахена держалась,  я  слышала  ее  зов,  ее  нетерпение,  ее
нежность.  Когда-то  на  ее  краю  судьба  свела  эландского  герцога  и
эльфийского разведчика, здесь Рене повел за  собой  пляску  Ночи,  здесь
нашел Жана-Флорентина и узнал, что любовь спасет мир.
   Я стояла на границе исполненного древней Силы места и смотрела, как в
заиндевевших ветках пищат и копошатся птицы, выискивая еще не склеванные
ягоды. Сандер закончил обихаживать  Садана,  подошел  и  обнял  меня  за
плечи. Он ничего не чувствовал, для него поляна была просто  поляной,  а
деревья обычными деревьями. Я могла бы солгать или сделать так, чтоб  он
уснул или потерял счет времени,  но  есть  люди,  которым  очень  трудно
врать. Я сказала, что мы подошли к границе топей и  мне  нужно  отыскать
дорогу. Это была правда, хоть и не вся.
   Александру мои слова не понравились, но спорить он не стал. В то, что
касается магии, он не вмешивался. Они с Саданом остались на поляне, а  я
пошла в глубь болот, убрав защиту, так как Тахена сама себя защищает  от
любой волшбы. По крайней мере, мне так хотелось думать, хотя меня  пугал
и сбивал с  толку  чужак,  вставший  на  моем  пути  в  Мире  Обмана.  Я
мучительно не хотела новой встречи, но  не  прятаться  же  всю  жизнь  в
болотах. Мне была нужна хозяйка  Тахены,  и  я  раскрылась,  чтобы  меня
услышали и нашли.
   Роман мне рассказал про погибшую Эаритэ, и я сожалела, что не  успела
с ней переговорить, но, кто бы ни властвовал  над  здешними  болотами  и
лесами, он должен был появиться.
   Любой человек, гоблин и даже эльф уже сотню  раз  захлебнулись  бы  в
едва прикрытой хрустальной корочкой вязкой жиже, но  я  шла  по  тонкому
льду, как по мраморным плитам. Моя сила держала меня  на  поверхности  и
вела в самое сердце древнего места.
   Летом меня бы уже заметили, но зима для Хранителей  словно  ночь  для
смертных, они спят, и разбудить их нелегко.  Странное,  должно  быть,  я
представляла зрелище - одинокая женщина, медленно идущая  среди  мертвых
тростников, серебряных от  инея.  Кроме  меня,  здесь  не  было  никого,
болотные птицы улетели, лягушки и змеи спали, а  крупное  зверье  в  эти
топи не забиралось, даром что их называли Кабаньими. Я шла долго, вокруг
меня шуршали и на что-то жаловались  высохшие  стебли,  дневное  серебро
сменилось вечерней  кровью,  над  головой  поднялся  тоненький,  бледный
месяц, с которым бессовестно заигрывали звезды. Ночь  входила  в  Тахену
торжественно и строго, как входит в храм вдовствующая императрица,  и  я
склонила голову перед ее величием. Я  была  всего  лишь  Эстель  Оскора,
темная звезда, часть великой ночи, из которой все появляется и в которой
все тонет. Кажется, я поднимала руки к небу, что-то  выкрикивала,  пела,
звала, приказывала.
   Звезды завертелись огненными эберскими мотыльками, в лицо мне пахнуло
ветром, нежный полумесяц превратился в огромную багровую луну, на  диске
которой проступали странные узоры. Я остановилась, опустив руки,  потому
что дальше дороги не было. Я пришла. Мне оставалось лишь ждать.
   Лед разошелся совершенно бесшумно, открыв черную  полынью  с  острыми
краями. Лунные лучи заплясали на воде - нет, это  не  лучи,  это  огонь.
Вода словно бы горела,  лиловое  пламя,  обдавая  запредельным  холодом,
вздымалось все выше. Я смотрела в самое сердце  колдовского  костра,  не
опуская глаз, ожидая увидеть того,  кто  здесь  разговаривал  с  Рене  и
Романом, но никто не появился. Не было и видений, о которых  рассказывал
эльф-разведчик. Только рвущийся к небу огненный столб, напоминающий тот,
в который я некогда бросилась на алтаре Ангеса. Пламя притягивало  меня,
но я помнила, чем  для  меня  обернулся  прошлый  прыжок.  Я  не  хотела
покидать Тарру, я не могла оставить Александра, и я должна была отыскать
Рене.
   Лиловые  и  оранжевые  блики  танцевали  на  серебряном   снегу   под
стремительно кружащимися созвездиями. Это было  красиво  и  страшно,  но
ничего мне не давало. Хозяйка Тахены или спала, или ослабела  настолько,
что не слышала меня, да и того, кто показался Рамиэрлю, я не вдохновила.
Что ж, придется возвращаться и  идти  в  обход,  я  не  могла  рисковать
Сандером и Саданом. Я повернулась спиной к лиловой колонне и уже сделала
несколько шагов, когда со мной соизволили заговорить. Голос был женский,
старый, измученный и родной.
   - Ты пришла. - Она говорила тихо, почти шептала. - И это главное.  Ты
здесь, я слышу тебя,  я  верю  тебе.  Ты  поможешь  и  спасешь...  Найди
потерянное, останови неотвратимое.
   Не прощайся и не отчаивайся, а я благословляю  тебя,  моя  дочь,  моя
надежда, моя звезда... Ты свободна от всех долгов. Я оставляю тебе  все,
чем владею. Да пребудут с тобой любовь и ненависть, да не испугаешься ты
смерти и да не отринешь жизнь.
   Я еще успела увидеть, как угасает лиловое сияние,  на  мгновение  мне
показалось, что к небу в отчаянной мольбе поднялись две старческие руки,
поднялись и исчезли. Полная рыжая  луна  вновь  стала  нежной  тоненькой
полоской, звезды прекратили  пляску,  полынью  стремительно  затягивало,
ветер  кружил  по  тонкому  льду  крохотные  снежные  звездочки.  Вот  и
поговорили... Мне хватало своей любви и своей ненависти, зачем  мне  еще
чья-то, зря я сюда пришла, зря оставила Александра... Я шла  по  зимнему
болоту, а в моих ушах все еще звучал  тихий,  утомленный  голос,  умоляя
остановить неотвратимое. Странная просьба. Я и так делаю все, что  могу,
но многое от меня не зависит. Незамерзающие топи кончились, и на их краю
меня встретила Лупе.
   Тоненькая фигурка в серебристо-снежной тунике. На нее  и  смотреть-то
было холодно: босые ноги, обнаженные до Плеч руки,  бледное  личико,  на
котором застыло выражение разбуженного котенка...
   - Лупе!
   - Эстель Оскора взошла над Тахеной,  -  сообщила  мне  она  в  ответ,
наклонила по-птичьи голову и добавила:
   - Скоро пойдет снег, а Луна уже родилась.
   - Лупе, ты меня помнишь?
   - Лупе была здесь? Не помню, не знаю...  Ты  пришла,  ты  -  тепло  и
холод. Тахена тебя знает. Тахена тебя ждала... До  весны  еще  далеко...
Тебя ждут. Человек и конь. Они тебе нужны или я их заберу?
   - Они мне очень нужны, - мне стало очень страшно, - Лупе!  Лупе,  это
же я, Герика... Помнишь Гелань, Симона, рысь?
   - Рысь... Да, ты - дитя рыси. Рысь сломает хребет оленю. Ты пришла, и
я пришла, но весна далеко... Все спят, кроме луны и ветра...
   Я подошла поближе, и хозяйка  Тахены  по-детски  улыбнулась.  Облитая
снежным сиянием, она была прелестна. Прелестна и безумна. Лупе  признала
Эстель Оскору, но напрочь забыла Герику из Тарски, за которой  ухаживала
в доме лекаря Симона, и Симона она тоже забыла, и Гелань, и то,  как  ее
звали. Ей не было холодно, ей не было весело, ей не было грустно.
   - Лупе, а Шандера Гардани и принца Луи ты тоже не помнишь?
   - Я помню Лебедей... Они вернутся на озеро, когда сойдет снег. Я знаю
тебя. Ты пришла, потому что тебя ждали. Я  знаю  черного  коня  с  белой
гривой, ты на нем ездила. Но весна далеко,  а  осень  уже  ушла.  Весной
проснется Кэриун. Он помнит,  а  я  живу.  Много  радости,  очень  много
радости...
   Лупе еще что-то лепетала, узкие  ступни  оставляли  на  снегу  четкие
следы, на пепельные волосы  упала  снежинка  и  не  растаяла.  Она  меня
слушала и не слышала, она ничего не знала и знала все,  и  говорить  нам
было не о чем.
   - Лупе...
   - Весна еще не скоро, - в который раз сообщила та,  которую  когда-то
любил Шандер Гардани, - не скоро. Березы  скажут,  когда  придет  весна.
Березы и Лебеди узнают о ней первыми.  Ты  пришла  зимой,  но  идешь  из
осени... Ты дойдешь до весны?
   - Дойду, - пообещала я и добавила:
   - Именем Рыси. Мы с моим другом и моим конем должны пройти в Таяну.
   Лупе осеклась и внимательно и хитро посмотрела на меня.
   - Эстель Оскора с другом и конем перейдет Тахену столько раз, сколько
захочет, но ваша дорога дальше. Вы дойдете до весны?
 
Конец первой книги 




    Вера КАМША
   КНИГА 2
   ХРОНИКИ АРЦИИ V

    БАШНЯ ЯРОСТИ
    ВСХОДЫ ВЕТРА

OCR and Spellcheck: Andy Kay


   Александру Городницкому

   Автор благодарит за оказанную помощь
   Майка Гончарова, Александра Домогарова,
   Даниила Мелинца, Юрия Нерсесова,
   Илью Снопченко, Артема Хачатурянца

ВСТУПЛЕНИЕ

   - Сердце, скажи мне, сердце, -
   Откуда горечь такая?
   - Слишком горька, сеньор мой,
   Вода морская...
   А море смеется
   У края лагуны.
   Пенные зубы,
   Лазурные губы...
   Федерико Гарсиа Лорка


   Улов был прямо-таки отменным. Теперь они не  только  отдадут  старому
Тенару долг,  но  и  смогут  купить  новый  парус.  Полные  сети,  и  не
какой-нибудь там салаки, а настоящего черноспинца! Густав - молодец!  Ну
и пусть никто, кроме них, не рискнул выйти в море! Шторма никакого  нет,
а  рыбка-то  -  вот  она!  Шестнадцатилетний  Робер  Кошон  с  обожанием
посмотрел на сидящего у руля старшего брата. Густав  -  самый  отчаянный
парень на всем побережье и самый видный, недаром Арлетта отказывает всем
женихам! Ох, и бесится же ее папаша, ну да Проклятый с  ним!  Все  равно
Арлетта выйдет за Густава, хоть они с братом и беднее всех в Кер-Огасте.
Пока беднее. Не пройдет и пяти лет, как у них будет все. И новая  лодка,
и хороший дом, и даже праздничные сапоги.
   - Не нравится мне это, - голос брата вернул Робера на грешную  землю,
вернее, на утлое рыбачье суденышко, - ты будешь смеяться, но этот зануда
Юстин, похоже, прав. Будет шторм, и немалый, - брат с грустью  посмотрел
на добычу. - Прокляты