ледам  друг  друга.  На
обратном пути мы налетели на Эанке, стоявшую на  изящном  мостике  через
никогда не замерзающий, довольно глубокий ручей, берега которого заросли
густым можжевельником. Нам было нужно перейти на  ту  сторону,  сестрица
Романа это прекрасно понимала, но оставалась у нас на дороге с  довольно
неприятным выражением на прекрасном лице.
   Это было досадно, но не более того. Можно  было  спокойно  спуститься
вниз по течению до следующего мостика или же перейти  его  вброд,  благо
здешние сапоги не скользили и не промокали. Мы с Тиной  переглянулись  и
молча пошли по береговой тропинке. Следующий мостик был довольно близко,
но на нем в той же позе и с тем же нехорошим  лицом  стояла  Эанке.  Она
явно искала ссоры, и именно поэтому я бы предпочла с ней не  связываться
- никогда не следует идти на поводу у того, кто тебя  ненавидит.  А  она
ненавидела нас обеих. Меня потому, что я была презренной смертной, Тину,
как я поняла из отрывочных реплик Астена, за любовь  Клэра.  И,  видимо,
ненависть эта была взаимна. Обычно тихая и ласковая  Незабудка  внезапно
переменилась, даже словно бы стала  выше  ростом.  Я  не  успела  ничего
сказать, как Тина взяла меня под руку и решительно повела к мосту.  Даже
я своим слабым человечьим восприятием почувствовала напряжение, повисшее
в звонком предзимнем воздухе. Впрочем, это было  не  только  напряжение.
Откуда-то взялись какие-то роящиеся светлые искры, окружившие меня и мою
приятельницу облаком, как это делают летом лесные мошки.  Приглядевшись,
я заметила, что искры разные. Одни, их было  больше  во  внешней  сфере,
были ясного, изумительно красивого синего цвета,  но  у  меня  почему-то
вызывали непреодолимое отвращение. Другие, окружившие нас плотным  роем,
светились нежно-желтым. Я заметила, что синие пытались прорваться к  нам
сквозь  завесу  желтых,  но  это  им  не  удавалось.   Пламенных   мошек
становилось все больше, и скоро я уже не  могла  рассмотреть  того,  что
было в двух шагах. Откуда-то я знала, что если синие доберутся до нас  с
Тиной, нам не поздоровится, но ничего поделать не могла  и  только  тупо
смотрела то на светящийся рой,  то  на  подругу.  Ее  тонкое  лицо  было
напряжено, губка закушена, на висках выступили бисеринки  пота.  Видимо,
защита  (а  я  уже  поняла,  что  желтые  искры  -  это  наша   защита),
выставленная Тиной, давалась ей нелегко. Я  вспомнила,  что,  по  словам
Клэра,  его  жена  была  необыкновенно  одаренной  колдуньей,  но  очень
слабенькой.  Поддерживать  долго  заклятие,  требующее  большой   отдачи
энергии, Тине было трудно, а именно это ей и приходилось делать сейчас.
   Все кончилось так же неожиданно, как и началось. Синяя пакость  взяла
и исчезла. Тут же угасли и желтые пылинки, а Тинка прямо-таки  осела  на
мои руки. Я подхватила подругу. Удерживать ее было довольно  трудно,  но
взявшийся невесть откуда Астен легко подхватил эльфийку на руки.
   - На этот раз она доигралась! - раньше я ни  разу  не  видела  Астена
разгневанным, но, надо отдать ему полную справедливость,  это  ему  шло.
Обычное мягкое рассеянное  выражение  исчезло.  Идеальные  черты  обрели
завершенность, силу, которой им  обычно  недоставало.  Это  был  уже  не
томный  красавец,  а  боец,  настоящий  мужчина,   и   я   невольно   им
залюбовалась. Он же был занят лишь Тиной. И это было хорошо и правильно,
потому что заглядываться на  эльфийских  принцев  с  моей  стороны  было
редкостной глупостью.

2228 год от В.И. Вечер 20-го дня месяца Волка.
Таяна. Гелань

   С  колокольни  Гелены  Снежной  пробили  седьмую  ору  пополудни,  но
ненастный осенний вечер вполне мог сойти за глубокую ночь.  Дождь  мерно
барабанил по крышам, стучал в окна, словно требуя,  чтоб  его  впустили,
ветер с воем носился по притихшим улицам, стуча и громыхая всем, что  не
было надежно закреплено. Ненастье тянулось с первых дней  месяца,  и  не
похоже было, чтобы собиралось прекращаться. В такую  погоду  даже  самые
ретивые стражники старались закончить привычный  обход  побыстрее,  чтоб
подольше просидеть в теплых караулках. Там, вопреки  строжайшему  наказу
старших по  званию,  их  ждало  горячее  вино  с  пряностями,  заботливо
приготовленное товарищами, которые в свою очередь твердо рассчитывали на
ответную услугу, когда придет их черед впустую таскаться по  продуваемым
проклятым ветром улицам. И в самом деле,  кому  могла  прийти  в  голову
мысль по доброй воле выйти наружу эдаким вечером?
   Лупе мысленно  еще  раз  перебрала  содержимое  небольшого  коврового
мешка, в который она сложила лучшие Симоновы зелья и  кое-какую  одежду.
Все имеющиеся в доме деньги она разделила на две части - одну спрятала в
известное только им с Симоном место,  другую  разделила  пополам,  часть
убрала  в  нательный  пояс,  часть  положила  в   общую   шкатулку   для
дурака-мужа, когда тот вернется. Подумала  и  туда  же  сунула  короткую
записку, сообщающую, что уезжает к родным. Симон поймет,  а  супругу  не
обязательно. Больше делать было нечего - в  доме  чисто  прибрано,  вещи
разложены  по  местам,  сундуки  и  буфеты  тщательно  заперты.  Женщина
одобрительно окинула взглядом опрятную залку и подивилась про  себя,  до
какой же степени она равнодушна к единственному дому, который у нее был.
   Подбитый стриженым мехом кожаный плащ должен был  на  какое-то  время
защитить от дождя и ветра. Если ее затея увенчается успехом, ей придется
идти всю ночь, прежде чем  можно  будет  позволить  себе  передышку.  Ее
ставка была на неожиданность и непогоду, потому что выйти из города  без
разрешения не мог  никто.  Впрочем,  Лупе  вполне  могла  отвести  глаза
стражникам, если их  мысли  будут  заняты  чем-то  более  приятным,  чем
выискивание безумцев, собирающихся на ночь  глядя  выйти  из-под  защиты
городских стен. Вместе с тем до девятой оры ворота  держат  открытыми  -
Михай почему-то свято придерживался этого  обычая.  Следовательно,  Лупе
предстояло пробраться к воротам и, воспользовавшись магией, пройти через
них на глазах восьмерых  опытных  воинов.  Теперь  там  дежурили  еще  и
недавно заведшиеся в Таяне фискалы, что на первый взгляд делало  попытку
отвести глаза охране бесполезной. Толстяк в  сероватом  балахоне  торчал
там и сегодня - Лупе проверила, но ей показалось, что на самом  деле  он
за Запрещенной волшбой не  следит.  Во  всяком  случае,  на  простенький
фокус, сделанный ею для проверки, он никак не прореагировал.
   То, что все, кто имел хоть малейшее отношение к магии, были согнаны в
Высокий Замок, заставляло Лупе думать, что Михай и  его  присные  творят
нечто, о чем никто не должен знать, поэтому рядовые фискалы скорее всего
Кристаллов Поиска не имеют. Конечно, у Михая  имеются  колдуны,  но  она
очень рассчитывала, что этим вечером у ворот им  делать  нечего.  И  все
равно, время,  когда  она  будет  прикрыта  заклятием,  надо  свести  до
минимума. Женщина еще раз  припомнила  тщательно  выверенный  маршрут  -
подальше от караулок и широких улиц, на  которых,  несмотря  на  погоду,
трудились фонарщики. Вроде бы все правильно, она  придет  к  воротам  за
десятинку до закрытия, а там будь что будет...

Глава 3

2228 год от В. И. Утро 21-го дня месяца Волка.
Пантана. Убежище

   Астен вряд ли мог внятно объяснить, что погнало его  из  дома  в  это
утро. В последнее время с ним вообще происходило что-то странное - стихи
не просто не сочинялись, они  перестали  его  занимать.  Остров  казался
тесным и скучным,  а  лица  эльфов  -  масками,  лишенными  жизни.  Брат
правителя Лебедей с трудом заставлял себя жить прежней  жизнью  хотя  бы
внешне, разговаривать с соседями и родственниками, по ночам  ложиться  в
кровать, утром проводить несколько ор за письменным столом.
   Появление в его доме пресловутой  Эстель  Оскоры  к  тревогам  Астена
прибавило не  слишком  много.  Тарскийка  ему  нравилась,  хотя  никакой
магической силы он в ней не ощущал. Зато Астену казалось,  что  он  знал
эту женщину очень давно, но это, видимо, потому, что  он  некогда  долго
жил со смертной. Странное предчувствие, что его жизнь  и  смерть  теперь
связаны с Герикой, Астена не пугало, скорее уж наоборот.  Он  бесконечно
устал от ожидания и воспоминаний, а понесшиеся  горным  потоком  события
давали возможность вздохнуть полной грудью. Лебединый  принц  знал,  что
скоро покинет Убежище, и, видимо,  навсегда,  и  поэтому  любые  сумерки
возбуждали его так же, как гнездящихся в лесу черных птиц, что с  криком
взмывали в пламенеющее небо и метались там, пока в свои права не вступал
день либо ночь. Астен каждый рассвет встречал немым вопросом, не сегодня
ли произойдет то, что определит его судьбу...
   Этот день начинался немного не  так,  как  остальные.  Под  утро  ему
приснился  сын,  вестей  о  котором  (как,  впрочем,  и  о  Преступивших
<Преступившие -  волшебники,  преступившие  порог  Дозволенного,  строго
регламентированный как Церковью, так и мирскими законами.  По-настоящему
Преступивших магов насчитывались единицы, причем обнаружить их  фискалы,
обладающие весьма ограниченными  знаниями,  не  могли.  По  обвинению  в
нарушении Дозволенного, как  правило,  наказывали  (вплоть  до  смертной
казни)  безвредных  ведунов  и  знахарей  или  магов,   лишь   чуть-чуть
нарушивших правила или практикующих без разрешения>) в Убежище не имели,
и потому сны обретали особую ценность. Астен ясно  видел,  как  Рамиэрль
верхом на Топазе едет по узкой  горной  долине,  а  Перла  налегке  идет
рядом, время от времени  кокетливо  потряхивая  гривой.  Ни  Примере  со
товарищи, ни Уанна рядом не было.
   Роман выглядел целым и невредимым и даже не очень уставшим. Казалось,
он знал, что делает, так как ехал вперед, не  оглядываясь  по  сторонам.
Впрочем, похоже, там была всего одна дорога. Склоны гор  поросли  темным
хвойным лесом, внизу весело бежала небольшая речушка. Снега еще не было,
облетевшие кусты густо облепили странные белые ягоды. Прямо перед  лицом
Рамиэрля пролетела большая пестрая птица, чем-то напомнившая фазана.  На
другой берег речки выбежала лисица и с интересом воззрилась на всадника,
похоже, в этих краях охотников не водилось, зверье  казалось  совершенно
непуганым.
   Рамиэрль улыбнулся, глядя на рыжехвостую остроносую красотку, и  чуть
придержал  коня.  Порыв  ветра  пошевелил  ветки  белоягодника,   принес
откуда-то несколько запоздалых темно-красных листьев,  один  из  которых
Роман поймал на лету...
   Астен проснулся  с  непривычным  ощущением  покоя.  Он  сам  себе  не
признавался, до какой степени ему не  нравилась  затея  сына  пройти  по
следу Проклятого, но, по крайней мере, сейчас никакой опасности не было.
Уж в этом-то Кленовая Ветвь был уверен. Жаль, конечно, что Рамиэрль  еще
не догнал Уанна, но то, что он расстался с коротышкой Примере, радовало.
Кому-кому, а ему Астен никогда не доверял.  Эльф  взглянул  в  окно,  за
которым зеленело предрассветное небо. Зачем-то встал, оделся. Герика еще
спала, и Астен решил рассказать ей про Романа попозже, а  сам  вышел  на
улицу и долго смотрел на бледнеющие звезды. Там его и  застал  посыльный
Эмзара.

2228 год от В. И. 21-й день месяца Волка. Третья ора пополудни.
Эланд. Идакона

   - И вы еще говорите, что не любите эрмет  <Эрмет  (от  "эр-майет")  -
настольная игра, родиной которой считается Эр-Атэв. В чем-то  аналогична
шахматам, но с  неравными  стартовыми  условиями,  которые  определяются
вытаскиванием фигур из закрытого ящичка. Игра в эрмет означает не только
схватку  интеллектов,  но  и  схватку  с  фортуной>?!  -  вскричал   Его
Высокопреосвященство, комично разводя руками. -  Вы  разбили  меня,  как
жалкого послушника, - а как все хорошо сначала складывалось!
   - Но я действительно не люблю эту игру. Да, пожалуй, и остальные игры
тоже, - герцог Рене встал из-за массивного черного стола и,  наслаждаясь
каждым движением, не спеша прошел к окну, - но нигде не сказано, что то,
чего ты не любишь, можно делать плохо. Скорее наоборот,  ведь  тогда  ты
быстрее  закончишь.  Великий  Дракон!  -  герцог  отдернул   темно-серую
бархатную портьеру и глянул на улицу. - Я не  помню  такого  снега,  тем
более что Волк еще не ушел.
   - Я еще плохо знаю здешние края, - Максимилиан тоже встал и  поставил
в специальный бронзовый сосуд, заполненный горячими угольями,  низкий  и
толстый кувшинчик, - сейчас  я  угощу  вас  вином  по-кантисски.  Одного
взгляда за окно довольно, чтобы забыть о  любом  посте.  Эта  буря  меня
просто угнетает...
   -  Меня,  признаться,  тоже,  -  откликнулся  Рене,  -  третий   день
невозможно выбраться из города, а до  соседней  улицы  добраться  -  все
равно что в Варху съездить. Но больше всего мне не нравится, что  такого
не упомнит даже Эрик.
   - Ну, я благодарен непогоде хотя бы за то, что смог заполучить вас на
целый день, - Максимилиан с блаженной  улыбкой  гурмана,  предвкушающего
праздник вкуса, разлил дымящийся напиток по высоким агатовым  кубкам,  -
смотрите, сейчас, когда в них налито красное  вино,  они  светятся,  как
костер в тумане...
   - Действительно. Великолепное зрелище и великолепный запах, -  герцог
отошел от окна, - но я всегда  ненавидел  туман.  Потому  что  он  лжет,
скрывает, сбивает с пути...
   - Да, мои поэтические изыски не для моряка, - Максимилиан  улыбнулся,
- но я действительно рад  вашему  обществу,  Рене  и,  кажется,  начинаю
любить ваши немыслимые края. Здесь холодно,  но  нигде  так  не  оценишь
горячее вино, горящий огонь и беседу с другом  -  мы  ведь  друзья,  мой
герцог, не правда ли?
   - Я надеюсь, - Рене отхлебнул из кубка, - восхитительно. Но для  того
чтобы сказать: "Да, это так!", дружба должна быть испытана...
   - Ну, за этим, я  полагаю,  дело  не  станет,  на  войне  такие  вещи
происходят быстро, - вздохнул клирик, - гораздо  быстрее,  чем  хотелось
бы.
   Они пили вино  молча,  но  в  этой  тишине  не  было  неловкости  или
отчуждения, просто  каждый  думал  о  своем.  Трещали  в  камине  еловые
поленья, а за стенами резиденции Его Высокопреосвященства,  под  которую
Рене, вынужденно перебравшийся в герцогский замок, отдал  свой  особняк,
безумствовал ветер. Казалось, в окно бьется чудовищная  птица.  Внезапно
Рене вздрогнул и чуть не выронил свой кубок; кардинал взглянул на своего
гостя с удивлением - тот отличался почти сверхъестественной ловкостью, и
подобная  неосторожность  выглядела   несколько   необычно.   Дальнейшее
поведение Рене удивило клирика еще больше. Тот зачем-то отошел  в  самый
дальний  угол  комнаты  и  замер,  поднеся  к  лицу  украшенную  золотым
браслетом руку, словно бы к  чему-то  прислушиваясь,  а  затем  твердыми
шагами подошел к окну.
   - Мне очень жаль нарушать ваш уют, Ваше Высокопреосвященство, но надо
немедленно открыть окно и погасить огонь.
   - Можете делать все, что считаете нужным, - хоть необычная просьба  и
вызывала  недоумение,  Максимилиан  не  изменил   присущей   церковникам
невозмутимости. Кардинал сам засыпал огонь в камине песком  из  стоящего
рядом обтянутого тисненой кожей ящика и даже задул свою  жаровню,  после
чего посмотрел на Рене.
   - Вынужден вас предупредить, что у нас сейчас будут весьма  необычные
гости,  так  что  есть  смысл  закутаться  потеплее,  -  обронил   Рене,
распахивая тяжелые створки, через  которые  немедленно  ворвалась  буря.
Даже больше чем буря.
   Легкая  сверкающая  фигура  влетела  в  комнату,  более   всего   она
напоминала гигантского лебедя,  если  б  только  бывали  хищные  лебеди.
Белоснежная, с гибкой длинной шеей и широкими  величественными  крыльями
снежная птица облетела по  кругу  комнату,  от  чего  мебель  тотчас  же
покрылась сверкающим инеем, а остатки тепла исчезли, словно бы никто  не
разводил здесь огня  с  самого  лета,  и  вылетела  вон.  Пытаясь  унять
невольную дрожь, Максимилиан  смотрел  в  разверзшуюся  пасть  окна,  за
которой в бешеной майорке <Майорка - бравурный,  быстрый  парный  танец,
особенно любимый в Таяне> неслись снежные хлопья.
   Ждать пришлось недолго. Птица вернулась, но не одна.  В  обледеневшую
комнату ворвалось шесть или  семь  снежных  лебедей,  которые  тащили  в
клювах странный белый сверток! Птицы небрежно  сбросили  его  на  пол  у
остывшего камина и  со  звенящим  пронзительным  кличем  растворились  в
буране.
   Рене рывком захлопнул окно. Кардинал стоял, не рискуя приблизиться  к
приношению, безжизненно валявшемуся на ковре. Рене же  предпочел  прежде
всего разжечь камин. Дрова и даже сухие просмоленные шишки вспыхнули  не
сразу, но тепло вернулось в комнату  так  же  быстро,  как  и  ушло.  На
массивной дубовой мебели заблестели  капли.  Белая  бесформенная  фигура
постепенно начинала обретать облик, схожий с чьим-то телом,  окутывавшая
ее снежная сеть таяла, заливая несчастный атэвский ковер...
   - Творец, - что это такое? - это были первые слова, сорвавшиеся с губ
Максимилиана.
   - Сейчас узнаем, - Рене  склонился  над  свертком  и  рывком  потянул
что-то напоминавшее блестящий саван. Снежная материя  расползлась  прямо
под руками, и  маринер  с  клириком  оторопело  уставились  на  огромную
светло-светло-серую собаку, которая была безнадежно мертва...

2228 год от В. И. 21-й день месяца Волка. Четвертая ора пополудни.
Пантана. Убежище

   - Этот снег превратил и  без  того  прелестный  пейзаж  в  серебряную
сказку. Смотрите, холод еще не сковал льдом болото, и окна  темной  воды
на белом фоне кажутся провалами в Вечность. Великий Лебедь! Это  зрелище
странно завораживает своей  жутковатой,  болезненной  красотой.  -  Клэр
восторженно обернулся к своим закутанным в меха спутницам и сообщил:
   - Очень хочется рисовать...
   - Так почему  бы  тебе  этим  и  не  заняться?  -  Герика  улыбнулась
художнику. - Я где-то читала или слышала, что  каждый  день  неповторим.
Завтра все будет  пусть  немного,  но  другим,  так  что,  если  желаешь
остановить именно это мгновение, берись за дело немедленно.
   - А действительно, почему бы и нет? Жаль только, что у меня  с  собой
далеко не все краски, я собирался сделать пару набросков с вас,  дорогие
дамы, а не писать пейзаж.
   - Ты начинай, а я принесу все, что нужно, - откликнулась  Тина,  -  я
ведь знаю, где и что у тебя. Ты пойдешь со мной?
   - Пожалуй, нет, - тарскийка одновременно весело и виновато посмотрела
на подругу, - мне бы хотелось посмотреть, как Клэр  работает.  Когда  он
меня лепил, приходилось думать только о том, чтобы не пошевелиться, да и
смотрела я в сторону. Клэр, если, конечно, я не буду мешать...
   - Ну что ты, - эльф ласково улыбнулся, - когда я пишу, я  не  замечаю
даже Тину, хотя она почти всегда сидит рядом.
   - Значит, решено, - Тина чмокнула мужа в щеку, - я принесу  краски  и
чего-нибудь нам всем поесть.  Геро,  имей  в  виду,  если  Клэр  всерьез
возьмется за дело, мы не уйдем отсюда до темноты,  -  эльфийка  тихонько
засмеялась и легко побежала  по  змеящейся  вдоль  болота  тропинке,  ее
серебристый плащ скоро скрылся среди густого ивняка.
   Клэр устроился на высоком валуне, примостив на колени изящную доску с
приколотым  к  ней  белоснежным  листом,  и  принялся  за  рисунок,   то
сосредоточенно хмуря брови, то мечтательно улыбаясь. Герика, закутавшись
в  подаренный  Астеном  эльфийский  плащ,  присела  у  него  за  спиной,
рассеянно следя за рукой  художника.  Было  необычайно  тихо,  казалось,
пойди сейчас снег, был бы слышен шорох падающих снежинок.

Эстель Оскора

   Эльфы умели жить, во всяком случае, магия избавляла  от  кучи  мелких
неприятностей, сопровождающих нас, людей, от рождения и до смерти. Взять
хотя бы эти их плащи, в которых можно смело спать на  снегу,  сидеть  на
замерзших камнях, бросать в воду, огонь,  грязь...  Будь  на  мне  самая
лучшая человеческая одежда, за несколько часов на оледеневшей земле я бы
окоченела, а так я даже не замечала холода. Клэр тоже.  Он  самозабвенно
рисовал, и на белом листе проступал загадочн