вилась.
   - Ты мне дал что-то выпить?
   - Да, - удивился воин, - царку, у какого-то дохлого фронтерца  нашел,
уж больно вы замерзли. Почему вы спрашиваете?
   - Хотел понять, когда бредил, а когда нет... Странно, я  ни  боли  не
чувствую, ни холода. Неужели от парки?
 
2871 год от В.И. 
8-й день месяца Агнца. Арция. 
Поле у деревни Беток 
 
   Светлые кудри молодого короля потемнели и прилипли  к  высокому  лбу,
губы запеклись и потрескались,  а  глаза,  раньше  веселые  и  ласковые,
обжигали зимним холодом. Рауль шел  справа  от  кузена  чуть  сзади,  но
Филипп Тагэре о нем не думал. Его  занимали  пленники,  сгрудившиеся  на
краю поля под охраной эльтских стрелков.  Филипп  молча  обошел  понурых
сигноров, подолгу задерживая взгляд на каждом, и мало у кого хватало сил
выдержать этот взгляд. Некоторые порывались что-то  сказать,  но  Тагэре
останавливал их презрительным жестом  и  шел  дальше.  За  владетельными
сигнорами стояли командиры наемников  и  прочая  мелкая  сошка,  но  она
Победителя не интересовала. Такие всегда были и всегда  будут....  Пусть
выкупают себя из плена или... переходят на службу к тому,  кто  сильней.
Наемники - они и есть наемники, а пришедшие под знамена  своего  сигнора
крестьяне и вовсе ни при чем, кроме доверенных слуг,  разумеется,  но  с
блюдолизами мы еще разберемся.
   - Гастон... - Румяный нобиль подбежал немедля.  -  Этих  возьмешь  на
себя.
   Гастон согласно кивнул.
   - Разберешься с ними, но не сегодня. А  сейчас  мне  нужен  палач.  А
лучше три...
   - Здесь? -  в  небольших  глазках  нового  виконта  Иданнэ  мелькнуло
недоумение.
   - Здесь, - ледяным тоном подтвердил  Филипп,  -  и  немедленно.  Тарж
большой город, там должна быть и стража, и палачи.
   - Но...
   - Тебя не спрашивают. Исполняй...
   Гастон убежал, а Филипп молча подошел к стволу не пережившего  зимние
бури дуба и, так и не сказав ни слова, сел,  глядя  прямо  перед  собой.
Месяц Агнца известен непостоянством. Еще ночью бушевала метель, а сейчас
солнце печет совсем  по-весеннему,  небо  синее  до  неистовства,  а  на
блестящих красных прутьях, которыми поросли берега ручья, где воины поят
коней, чуть ли не на глазах раскрываются серебристые пушистые шарики.
   Филипп ждал. Рауль немного подумал и присел рядом с королем. Граф  ре
Фло понимал, что задумал кузен. Око за  око.  Голову  за  голову.  Зимой
плакали  женщины  Тагэре,  весна  принесла  слезы  женам  Лумэнов.   Все
правильно, но ни Шарля с Эдмоном, ни отца это не  вернет.  А  Агнеса  со
своим щенком, которого она искупала в крови, удрала. Батар  ушел  умело,
заплатив за свою жизнь чужими. Зимой слишком многие решили, что с Тагэре
покончено, и бросились в объятия Лумэнов. Не повезло, но не  его,  Рауля
ре Фло, дело жалеть тех, кто спутался с убийцами, против  которых  любые
средства хороши. Это же он повторял себе, когда после битвы  смотрел  на
развороченный лагерь, в  первый  раз  в  жизни  соглашаясь  с  тем,  что
объявившие порох адским зельем клирики  были  не  так  уж  и  не  правы.
Разорванные на куски, обезображенные, обожженные трупы людей и  лошадей,
умирающие, которым не помог бы и святой Эрасти, удушливая, кислая  вонь,
исходящая из двух обугленных ям...  Отчего-то  больше  всего  запомнился
мертвый фронтерец в ярко-желтых шароварах.  То,  что  было  выше  пояса,
куда-то делось, вытекшая  кровь  уже  начинала  густеть,  а  на  дорогом
солнечном сукне сидела, расправив крылышки, первая весенняя бабочка.  Он
долго этого Не забудет, но такова цена победы. Если бы не Анри Мальва-ии
и его безымянный помощник, они с Филиппом вряд ли дели бы здесь и ждали,
пока из соседнего городка привезут Палачей...  Мазилы  рисуют  победу  в
виде прекрасной девы, венчающей победителей гвоздиками, а  на  деле  она
ходит в маске палача и оставляет кровавые следы...
   Когда все закончится, нужно навестить Эстелу, может быть, она  придет
в себя. Филипп - король, как она и хотела... Он не видел Эсту почти год,
неужели она даже теперь не простила? Или,  наоборот,  обвиняет  себя  во
всем, ведь Шарло не хотел короны. Она так и не поняла, что Шарль  Тагэре
заявил о своих правах не потому, что на  него  насели  жена  и  тесть  с
племянником, а потому, что Пьер,  вернее  те,  кто  правил  его  именем,
губили Арцию. Это был его выбор, и герцог отнюдь не  искал  смерти,  как
болтали некоторые. Он ее не боялся, но и не искал, просто  выполнял  то,
что считал своим долгом.
   Но разве это объяснишь женщине, которая  сначала  казнила  других,  а
теперь себя, да если б только себя! Хорошо бы увезти Эсту  с  детьми  во
Фло, но там Делия, а этим двоим под одной кровлей не жить... Что  ж,  он
попробует забрать мальчишек. Жоффруа нужна мужская  рука,  а  Сандеру...
Бедняге где угодно будет лучше, чем дома. Рауль  обычно  не  задумывался
над  тем,  что  его  не  касалось,  но  то,  как  в  общем-то  добрая  и
справедливая Эстела относилась  к  сыну-калеке,  пугало.  Ладно,  Изо  и
Жаклин девочки славные, сына Шарло они не обидят. Даже если  Эста  будет
против, он малыша все равно увезет...  Малыша?  Забавно,  он  думает  об
Эстеле как о сестре, а о ее  младших  детях  как  о  племянниках,  а  на
деле-то они ему кузены...
   - Рауль, - король внимательно вглядывался вдаль, - похоже, едут!
   Гастон Иданнэ не оплошал. В Тарже  действительно  был  палач,  правда
один. Зато  у  него  имелся  ученик  и  помощник,  намеревавшийся  после
Светлого Рассвета отправиться в  соседний  городок  Фортальзу  и  зажить
своим мастерством. Заплечных дел мастера, узнав  о  предстоящей  работе,
для порядка посетовали на то, что не знали заранее, но собрались  споро.
Рауль с невольной дрожью (что поделать, страх перед  змеями  и  палачами
ведом даже воинам) оглядел две закутанных в красное фигуры, сидевшие  на
передке чистенькой тележки, запряженной жизнерадостным пегим мерином.
   Король молча смотрел на подъезжающих, и Рауль в который раз подивился
сходству отца и сына. Только никогда  в  глазах  Шарло  Тагэре  не  было
такого холода. Впрочем, ему не довелось в  один  день  потерять  отца  и
брата, не считая других родичей и друзей. Повозка  остановилась  в  трех
десятках ла-нов, и люди в красном, довольно  ловко  спрыгнув  на  землю,
замерли в почтительном ожидании. Король махнул рукой, и  палачи  подошли
поближе.
   - Вам доводилось казнить топором? - Голубые и холодные, как  вечерний
лед, глаза остановились на том, кто был  пониже,  но  пошире  в  плечах,
угадав в нем мастера.
   - Мне - да, - согласно наклонил голову палач, -  хоть  и  нечасто.  А
ему, - кивок в сторону помощника, - нет. Головы ведь нобилям рубят, а  у
нас все больше простолюдины.
   - Справитесь.
   Король не спрашивал, но палач счел свои долгом ответить:
   - Должны. За себя я ручаюсь, а его я сам на бойне учил.
   - За работу вам заплатят, а то,  что  найдете,  -  ваше.  Тот  холмик
сгодится?
   - Почему нет, - пожал  плечищами  палач,  -  нам  сгодится,  а  им  и
подавно.
   - Тогда готовьтесь. Время уже позднее, нужно успеть до темноты.
   Люди в красном не стали мешкать, и мерин, весело потряхивая  гривкой,
потрусил в направлении холма.
   - Филипп, - Рауль тронул кузена  за  плечо,  -  я  так  понимаю,  что
Фарбье?
   - Все, - коротко бросил король.
   - Все? - Графу показалось, что он ослышался.
   - Все, начиная с баронов, - уточнил Филипп, - остальные подождут...
   Рауль не стал спорить. По большому счету кузен был прав.  Великодушие
Шарля не спасло, наоборот! Те, кто стоит  тут,  первыми  пролили  кровь,
первыми нарушили мир, ударили в спину, преступив  все  законы  рыцарской
чести, и еще поглумились над противниками. Как погибшими, так и  живыми.
Все правильно. Их не оправдывает ни безумие короля, ни бегство Агнесы.
   А что же он сам, Рауль ре Фло, который сейчас, надо смотреть правде в
глаза, пока куда больший король, чем сын  Шарле?  Лумэны  еще  долго  не
оправятся, Филипп же слишком молод и знает это. Он послушает  кузена,  и
это не от слабости. Просто Анри Мальвани сейчас не в счет, и он,  Рауль,
стал первым. До эльтского побоища он сам слушал Шарля и деда, а Эдмон  и
Филипп - его. Сейчас в Арции нет  более  значимого  человека,  и  захоти
он... Нет! На троне Волингов  может  быть  только  Волинг,  а  настоящих
Волингов в Арции лишь трое. Филипп, Жоффруа  и  Александр.  Ре  Фло  мог
надеть корону на Тагэре, но не на себя, но сейчас  он  является  королем
короля. Так, может, остановить казнь? Спасти хотя бы  часть  тех  людей,
которые перешучивались или отводили глаза, когДа  палачи  рубили  голову
его отцу и деду? Возможно, кто-то яз них тоже думал,  не  остановить  ли
казнь. Хотя какие глупости! Это могла сделать лишь  Агнеса,  а  королева
была бы более счастлива, лишь заполучив Шарло  живым,  но  этого,  слава
Эрасти, не случилось. А остальные что? Могли либо бежать,  либо  умереть
рядом с Эдмоном Тагэре. Конечно, после казни можно было уйти.  Некоторые
действительно ушли, а те, кто остались,  сами  выбрали  свою  судьбу,  и
пусть им. И все же... Все же, останься Шарло жив, он бы  помиловал.  Да,
но будь  отец  жив,  сын  вряд  ли  смотрел  бы  таким  холодным  темным
взглядом...
 
2871 год от В.И. 
10-й день месяца Агнца. 
Арция. Деревня Беток 
 
   Сквозь сон он услышал шум.  Кто-то  возился  у  его  изголовья,  Анри
открыл глаза и столкнулся взглядом с королем.
   - Ваше Величество... - Маршал был старше на тридцать  лет  и  в  свое
время катал маленьких Филиппа и Эдмона на отце Веверлея, но Мальвани  не
был бы Мальвани, поведи он себя иначе.
   - Сигнор Анри, зачем вы так? - Филипп присел рядом с маршалом.  -  Не
надо... Только не вы.
   - Хорошо, Филипп, - согласился Анри, - что там?
   - Там? - Король словно бы не  понял,  но  потом  изобразил  улыбку  и
заговорил ровным голосом:
   - Мы потеряли девять тысяч, они - двадцать,  если  не  больше.  Армии
Лумэнов не существует. Но Агнеса бежала.
   - А мальчик?
   - Разумеется, она его прихватила. С ней Батар и тысячи три эскотцев.
   - Если ей не помогут Жозеф с Джакомо, то это действительно все. Батар
и сынок Фарбье согласятся сдаться, если им дадут гарантии...
   - А вот этого не будет, - глаза Филиппа вспыхнули, - не  дам  клятву,
потому что я не клятвопреступник. А прощенья им не будет.
   - Что ты сбираешься делать?
   - Вернусь в Мунт. Рауль говорит, так надо.
   - Он прав, - подтвердил Анри, - ты пока просто победитель, но  король
- нечто большее. Ифранка подождет, она сейчас не  опасна,  а  ты  должен
собрать Генеральные Штаты...
   - Да. Я уже послал за матушкой  и  братьями.  Жоффруа  теперь  герцог
Ларрэн и мой наследник.
   - А Александр?
   - Герцог ре Эстре, но он посвятит себя Церкви.
   - Ты уверен? - Соболиные брови маршала поднялись вверх.
   - Но он же калека...
   - Я тоже теперь калека, но я не буду искать утешения  у  клириков.  Я
знаю, что думает Эстела, но Шарло был другого мнения. Пусть мальчик  сам
решит, кем ему быть. Ему и так тяжело, не отбирай у  него  еще  и  право
выбора.
   - Отец думал иначе? Но он ничего такого не говорил.
   - Он вообще мало говорил, Филипп, но я знаю. Да, Александр родился не
таким, как все, но он Тагэре, а Тагэре сами решают, как им жить.
   - Я понял, - молодой король  был  серьезен,  -  Рауль  хочет  забрать
братьев во Фло, я думал отпустить только Жоффруа, поедут оба. А я завтра
возвращаюсь в Мунт и хочу взять вас с собой.
   - Спасибо.
   - Вам можно?
   - Да, медикусы ничего не понимают, но я почти здоров. Только, -  Анри
попытался улыбнуться, - без ноги, но, как  сказал  нашедший  меня  воин,
скоро сяду на коня. Мне бы хотелось чем-то отплатить ему за спасение.
   - Я бы тоже хотел его видеть, - вздохнул  король,  -  он  заслуживает
награды, но он исчез...
   - Его право.
   - Конечно. Так вы едете?
   - Да... Филипп, ты ведь пришел ко мне не  только  из  вежливости  или
чтобы узнать, выдержу ли я дорогу?
   - Да. Я пришел сказать... Сказать, что вы  отныне  герцог,  а  звание
маршала Арции ваше пожизненно.
   - Спасибо, но маршал Арции прежде всего воин.
   - Тогда вы сами назовете своего преемника. Когда  вам  станет  тяжело
сидеть в седле.
   - Скорее всего это будет Рауль ре Фло. Но ты думал не об этом.
   - Монсигнор Анри... Я... - Король посмотрел в светлые глаза маршала и
отчеканил:
   - Я приказал казнить всех знатных  пленников,  в  том  числе  и  тех,
которых захватили вы. Я должен был это сделать! Должен!
   - А я, - Анри накрыл руку короля своей, - переоделся в тряпки Лумэнов
и ударил им в спину.
   - Их головы будут выставлены там же, где были  головы  отца,  Эдмона,
деда... Анри, я... - Филипп вдруг вздрогнул  всем  телом  и  разрыдался,
совсем по-детски закрыв лицо руками.
   Анри, несмотря на пронзившую все его тело боль, рывком сел  и  прижал
сына Шарло к себе. В конце концов, тому было всего  девятнадцать,  и  он
еще мог плакать. Именно сейчас, когда сделано  то,  что  должно,  он  на
краткие мгновения может стать мальчишкой, оплакивающим отца  и  брата...
Не пройдет и оры, и он с каменным лицом прикажет седлать коней, а сейчас
на руках отцовского друга прощается и с прошлой  жизнью,  и  с  юностью,
которая для короля Арции Филиппа Тагэре закончилась в тот миг,  когда  в
его дверь постучался кузен ре Фло.
   - Все  пройдет,  Филипп,  -  тихо  повторял  герцог  Мальвани,  гладя
золотистые волосы юноши. - Все проходит, и это пройдет...
 
Эстель Оскора 
 
   Сад закончился, и я бежала  по  высокой  зеленой  траве,  окропленной
золотом  одуванчиков.  Впереди  маячила  белая  стена,  в  которой  была
калитка. Сколько же времени потрачено впустую!  Мне  было  страшно  даже
подумать, что успели натворить в Арции циалианки и  эти  сине-скорбящие!
Зря меня сюда понесло, я вытянула такую же пустышку, как и Роман, и, как
и он, потеряла время... Стена была совсем рядом,  когда  кто-то  крикнул
мне "остановись", и я остановилась, с удивлением  обернувшись.  Это  был
Эрасти, и вместе с тем это был кто-то совсем другой. Изменилось все -  и
выражение лица, и голос, и осанка. ЭТОТ имел право приказывать.
   "Остановись", - повторил Эрасти. У меня не было ни малейшего  желания
ослушаться, но и оставаться в саду я не  собиралась.  Если  он  собрался
идти со мной, а похоже на то, наши шансы  резко  возрастут,  а  если  он
решит остаться, что ж... Его выбор.
   - Геро, - он положил мне руки на плечи, - я должен тебе очень  многое
рассказать. Нет, - он кривовато улыбнулся, - не о  ней.  С  этим  не  то
чтобы покончено,  но  заперто,  и  ключ  выброшен.  Тебе  нельзя  сейчас
возвращаться. И мне нельзя, если мы действительно хотим спасти Тарру...
 
2871 год от В.И. 
9-й день месяца Иноходца. 
Арция. Тагэре 
 
   Клирик с красивым и строгим лицом в последний раз  провозгласил:  "Да
не коснется ушедших в садах горних, в садах пышных скорбь земная и тоска
человеческая" - и замковый иглеций  наполнили  звуки  органа.  Маленький
лысый брат Валериан был музыкантом от бога, и он  очень  любил  Шарля  и
Эдмона. Говорят, есть  боль,  которую  не  выразить  словами.  Валериану
повезло,  он  мог  излить  свои  чувства  в  звуках.  Маленький  смешной
эрастианец, узнав о беде, заперся у себя. Его никто не видел  почти  два
месяца. Когда монах вновь появился,  он  был  бледен,  будто  побеленная
стенка, одежда болталась на нем, как на  вешалке,  но  на  лице  застыло
выражение отрешенного покоя. Свою боль ему удалось излить в реквиеме.
   Эстеле Тагэре казалось, что музыкант подслушал то, что творилось в ее
собственной душе, подслушал и выплеснул в переполненный иглеций.  Здание
было немалым, но оно не вместило и сотой доли тех, кто пришел проститься
с Шарлем и Эдмоном. Дворы замка и все  подходы  к  нему  были  запружены
людьми. Воины, оборонявшие Тагэре, воины, пришедшие с Бетокского поля  с
Филиппом и Раулем, нобили с севера, жители Эльты, окрестные крестьяне...
Мало кого провожают столько и таких несхожих людей, и уж совсем  немного
тех, кого оплакивают искренне.
   Вдовствующая герцогиня стояла вместе с уцелевшими детьми. Сегодня она
хоронила мужа и сына, через кварту бросит серебряные монеты  в  открытые
могилы отца и братьев. Тагэре и ре Фло все-таки победили. Ее старший сын
- король Арции, как она когда-то хотела. Как же  она  мечтала  об  этом!
Направлять  красавца  Филиппа,  подыскать  ему  достойную  жену,   стать
истинной хозяйкой Мунта, вытравив саму  память  об  ифранской  мерзавке.
Сколько раз она представляла, что Шарля смертельно  ранят  в  битве,  он
перед смертью во всем признается, просит  прощения,  и  она  прощает.  И
начинается новая жизнь, жизнь королевы-матери...
   Святой Эрасти! Как часто то, о чем мы мечтаем, на поверку оказывается
кошмаром. Ей казалось, что она ненавидит и презирает Шарля,  терпит  его
лишь  из  долга  и  ради  детей,  а  их  примирение   было   обусловлено
политической необходимостью и просьбой отца. Она думала, что это договор
- она забывает о Делии, он соглашается принять корону. Как же  она  была
глупа. Шарль думал не о ней, а об Арции. Она не знала, любил  ли  он  ее
хоть когда-нибудь, а вот она больше лгать себе не могла. Она любила мужа
и всегда будет любить, потому-то сначала не видела его измен, а потом не
смогла простить. А теперь прощать некого.  Там,  куда  он  ушел,  земные
голоса не слышны.
   Завтра она с детьми выедет во Фло и увидит Делию. Ей придется  стоять
в иглеций рядом с  ней,  ведь  в  глазах  других  они  -  Женщины  клана
Тагэре-Фло, потерявшие мужей. Но почему, почему ее ненависть  не  умерла
вместе с Шарло?! Да потому, что она ВИДЕЛА и СЛЫШАЛА,  каким  он  был  с
другой. Это была именно любовь, а не приступ похоти,  как  она  пыталась
себе внушить. Для Шарля она была  лишь  хорошенькой  влюбленной  в  него
девочкой, которая скорее всего станет его женой, потому что  так  нужно.
Он ничего не имел против, тем паче властители не  могут  себе  позволить
брака по любви. Только по расчету.  А  для  души  и  тела  всегда  будут
фаворитки. Она же так хотела большего, что  убедила  себя  самое  в  его
любви, а Шарль... По-своему он был привязан к ней, она ему нравилась, но
никогда он не был с ней таким, как с Делией. И это особенно  оскорбляло.
Что он в ней нашел? Пустышка, кокетка, не красивее и не моложе  ее  и  к
тому же жена родича и лучшего друга!
   Если Шарль решился нанести оскорбление Раулю, значит, эта любовь была
не просто "сильна, как смерть", как поют менестрели, а  сильнее  чувства
дружбы и чести, что Шарло ценил много дороже собственной  жизни...  Если
бы его избранница была достойна его, если б только Эстела могла  пенять,
что в ней было такого, чего не было  в  ней  самой,  она  бы  еще  могла
простить. Оплакать кровавыми слезами, но простить,  так  как  в  глубине
души всегда была справедливой, но, отдав свою душу пустенькой  вертлявой
Делии, Шарль оскорбил саму Любовь. Любовь, которая пережила его  самого,
так же, как и ненависть. И поэтому Эстела ре Фло  не  поедет  завтра  во
Фло, сказавшись больной. Филипп и Рауль справятся сами, а  видеть  Делию
выше ее сил. Пусть она  предает  отца  и  братьев,  это  лучше,  чем  не
совладать с собой на глазах у тысяч людей.
   Вдовствующая герцогиня  Тагэре  вздрогнула  от  внезапно  наступившей
пронзительной тишины. Служба кончилась, и все смотрели  только  на  нее.
Эста медленно, словно во сне, прошла  к  стоящим  у  возвышения  гробам,
накрытым синими знаменами. Магики постарались, Шарль  и  Эдмон  казались
спящими.  Высокие  воротники  скрывали  раны  на  шее.  Эстела  медленно
коснулась губами ледяных губ мужа,  поцеловала  сына  в  лоб  и  кивнула
стоящим наготове воинам, сноровисто поднявшим гробы на плечи.
   Процессия  медленно  поползла  в  подземный  иглеций,  где  покоились
останки прежних  властителей  Тагэре  и  ее  умершие  дети.  Шестеро  из
двенадцати. Но все они умерли в младенчестве,  только  Эдмон,  красивый,
добрый, веселый, никогда ничем не болевш