Норгэрель, ступайте дорогой Рене, он сделал это  подземелье  безопасным.
Норгэрель, когда выберетесь, пошли  весточку  Гибу,  тот  всегда  найдет
Скитальца или, если он в море, придет сам. Скоро вы будете в Вархе.
   - ...к которой я, по словам того же Рене, не должен  приближаться,  -
усмехнулся Норгэрель. - Я знаю, что ты задумал, Нэо. Ты  решил  схватить
тварь в ее же логове, и не думай, что я отпущу тебя одного.
   - А я не отпущу вас обоих, - не допускающим возражений  тоном  заявил
Аддари.
   - А, - махнул рукой Нэо, - бездна с вами!
   - Ну, - засмеялся Солнечный, указывая на  насторожившуюся  лльяму,  -
бездна-то как раз с тобой.

2896 год от В.И.
7-й день месяца Дракона
АРЦИЯ. МУНТ

   Предоставленный  самому  себе  парк  за  особняком  Бэрротов  изрядно
разросся. Сильные растения глушили слабые, необрезанные ветки торчали во
все стороны, а сорвавшийся словно с  цепи  бесов  вьюн  превратил  столь
любимый покойным Антуаном  лабиринт-каприз  в  непроходимую  чащу.  Пьер
Тартю подарил оставшийся без хозяев дворец Его Высокопреосвященству,  но
Клавдий боялся этого места, как чумы. Его многие боялись. Кто-то слышал,
как в заколоченном доме звучала мирийская гитара, кто-то видел две  тени
- женскую и мужскую, кому-то привиделся  огромный  черный  конь,  рывший
копытом воду старого пруда, словно это был песок.
   Кардинал, чья  знаменитая  трусость  была  подвергнута  серьезнейшему
испытанию не менее  знаменитой  жадностью,  обращался  за  помощью  и  в
Красную Палату, и к Предстоятелю антонианцев. Камилл Дюбар лично  обошел
дворец и парк с Кристаллом Поиска,  но  ничего  не  нашел.  Илларион  же
посоветовал Клавдию молить Триединого о прощении, а не думать о  мирском
на краю пропасти. Кардинал, расценив это как совет держаться подальше от
здания, предыдущие хозяева которого в одночасье погибли  необъяснимой  и
страшной смертью, вывез из комнат все, что  представляло  хоть  какую-то
ценность, заколотил окна  и  двери  и  запер  ворота.  Так  стремительно
зарастающий парк оказался в полном распоряжении бродячих  собак,  кошек,
птиц и насекомых.
   Никто и не подумал обратить внимание на крупную бабочку, перелетевшую
через высокую ограду и  устремившуюся  в  центр  запущенного  лабиринта.
Когда-то там бил фонтан, украшенный скульптурой мраморной лисицы, теперь
бассейн был сух, а  на  его  краю  сидели  двое.  Стройный  голубоглазый
человек задумчиво поигрывал кинжалом, его собеседник, как две капли воды
похожий на снящегося всем арцийским прознатчикам  и  стражникам  маркиза
Гаэтано, грыз травинку и смотрел в выгоревшее летнее небо.
   - Рене, - окликнул он приятеля, нехорошо улыбнувшись, -  а  ведь  уже
полдень! Книга Книг опять соврала.
   - Арде, - голубоглазый вбросил кинжал в ножны. - Итак, Антипод, коему
после свершения Последнего Греха должна была достаться Тарра, так  и  не
явился, и отпущенные ему семь месяцев, семь дней и семь ор прошли. Жаль,
но,  похоже,  любимое  пугало  церковников   сродни   Звездному   Старцу
. Зря я задержался.
   - Ты успеешь, им еще плыть и плыть.
   - Верно, - откликнулся Рене, - но пойти на  поводу  у  этой  писанины
было глупо. О, кого я вижу!
   -  Меня,  -  сообщила  бабочка,  спускаясь  на   траву   и   принимая
человеческий облик. - И что б вы без меня делали?
   - Серпьент, - золотисто-зеленоватые глаза  "маркиза  Гаэтано"  слегка
сузились, - ты был в храме?
   - Был, - самодовольная  физиономия  Крапивника  сразу  поскучнела,  -
отвратительное место. Дохлое. Елка, и та завянет.
   - Ты сделал все, как надо?
   - Если не доверяешь, сам бы и лез в эту осень, - огрызнулся Кулебрин.
- Этот ваш лиловый ночи напролет стоит на коленках, пялится на стенку  и
себе под нос бормочет.
   - А что со стенкой?
   - Мокрая она.
   - Мокрая?
   - Ага, в потеках. Развалится  эта  дрянь  скоро,  точно  говорю!  Вот
шуму-то будет... Хорошо б этого лилового придавило, ненавижу.
   - Почему? - быстро переспросил Скиталец.
   - А потому, проешь его гусеница,  что  важный  очень.  И  тупой,  как
замшелый пень. Жизни нет давно, а торчит, да  еще  дрянь  всякая  в  нем
гнездится.
   - Серпьент, - спокойно сказал Рене, -  смотри  на  меня.  Внимательно
смотри. Что ты видишь?
   - Бум-бум-бум, - Крапивник нахмурился. - Врешь! Быть не может!
   - Может, - губы Скитальца дрогнули в улыбке, - ты сказал, в Илларионе
нет жизни? Он похож на меня? Хоть чем-то?
   - Нет, - Кулебрин был на удивление краток, - ничего похожего. Ты  все
равно наш, таррский, а этот чужой. Такой чужой,  что  чужее  не  бывает.
Может, ты и умирал, но ты живой, а этот хоть и не сдыхал,  а  дохлый.  А
больше ничего сказать не могу. Разит там чем-то, внизу особенно.
   - Не кровью?
   - Кровь была, но высохла, только пятна на стенках  остались...  Много
пятен. Ну, не знаю я,  что  там  такое!  Слушайте,  может,  вы  все  это
спалите, а? А я потом сверху крапиву выращу, и всем  хорошо  будет.  Или
хотя бы клирика этого прибьете?
   - Мы подумаем, - очень серьезно ответил Рене, - правда, Эрасти?
   - Обязательно. А что женщина?
   - Ведьма, - припечатал Серпьент, - и тоже дохлая, но иначе. Я  у  нее
чуть не завял, но теперь все знаю! И что бы вы без меня делали?!
   - Серпьент, - поднял бровь Проклятый.
   - Ладно уж... Ведьма эта путается с другой, посильнее. Та, то есть то
- нет, ее можно вызвать, но сначала кто-то должен завянуть.
   - Завянуть? - переспросил Рене.
   - Умереть, - пояснил Эрасти. -  Анастазия  открывает  кому-то  Проход
чужой жизнью.
   - Этой ночью завяло трое, - добавил Крапивник, - в том же доме. И еще
там цветы не живут.
   - Весело, - присвистнул Рене, - меня вот цветы не боятся.
   - А чего тебя бояться? Так  вот,  эта  ведьма,  проешь  ее  гусеница,
запирается, надевает на себя мерзкие штуки и зажигает ими свечи.
   - Ими?
   - Угу. Тронет  свечку  кольцом,  та  и  загорится,  только  огонь  не
правильный. Там все не правильное,  и  сама  она  не  правильная,  а  уж
зеркала у нее... В одно вторая  и  залазит.  А  с  ней  зверь,  хуже  не
придумаешь.
   - Белый олень?
   - Может, вы его как оленя и видите,  но  тварь  эта  травку  есть  не
станет. Только недолго я на него любовался, хозяйка его в другое зеркало
отправила. К ведьме, что все это затеяла, и они  куда-то  ускакали.  Фу,
пакость! В одном зеркале пусто, в другом - чужачка эта, а посредине ваша
Анастазия торчит - то ли спит, то ли померла.
   - Долго так продолжалось?
   - Долго, я желтеть начал. Из-за свечек этих осень наступает,  да  еще
та, в первом зеркале, бормотала.
   - Что?! Что она говорила?! Ты запомнил?
   - Не, - покачал головой Серпьент, -  тихо  и  не  по-нашему.  Но  она
довольна была, проешь ее гусеница.
   - Что было, когда вернулся олень?
   - А  ничего.  Свечки  погасли,  зеркала  стали  зеркалами,  а  ведьма
проснулась, сняла камни и пошла себе. Ну, а я за ней. Может, вы хотя  бы
ее убьете?
   - Их убью я, - жестко сказал Эрасти, -  обеих,  но  сначала  ты  туда
вернешься и посмотришь, что будет делать Анастазия  и  с  кем  говорить.
Вряд ли она каждый день жертвует тремя сестрами, видимо, ей что-то  было
очень нужно.
   - Ладно, - буркнул Крапивник, - если ты потом ее прикончишь, я готов.
Только она в храм поперлась до вечера. Можно, я пока во дворец слетаю?
   - Можно, - засмеялся Рене, - но ведь ты там уже напакостил.
   - Я хочу посмотреть, как он чешется, - на  лице  Серпьента  появилось
мечтательное выражение. - Этот Пьер, проешь его  гусеница,  заявил,  что
болячки у него в наказание за грехи страны, и он их искупает.  Искупает,
как же! Шестерых  медикусов  в  тюрьму  отправил...  И  главного  повара
заодно. Ну, я полетел.
   - Серпьент, - Эрасти был очень серьезен, - хочешь смотреть -  смотри,
но никуда не встревай. Если Тартю вылечат, не беда, главное, чтоб о тебе
никто не догадался. Твое дело - Анастазия.
   - Учи ученого... Если ты похож на моего друга,  это  еще  не  значит,
что...

2896 год от В.И.
21-й день месяца Дракона
АРЦИЯ. МУНТ

   О приходе Бекко Ее Иносенсии всегда докладывали незамедлительно,  как
бы занята она ни была. В этот раз мириец появился,  когда  Ее  Иносенсия
молилась, вернее, думала о чем-то своем, глядя на изображение святой,  у
ног которой лежал белый олень. Когда прознатчик вошел,  Предстоятельница
опустила плотную ткань, скрывшую  изображение.  Последнее  время  взгляд
святой не то  чтобы  раздражал,  но  Анастазия  предпочитала  заниматься
земными делами, занавесив икону.
   Бекко,  как  всегда,  обжег  свою  сигнору  обожающим  взглядом,   Ее
Иносенсия протянула любимому шпиону руку для поцелуя.
   - Я полагаю, вы из Оргонды? Война еще не закончилась?
   - Да возрадуется Ее Иносенсия! Война только началась.
   - О разгроме Аршо-Жуая я наслышана. Тигр оказался удачливей волка...
   - Чтоб не утомлять мою сигнору, с чего мне начинать?
   - С того, что случилось после взятия Краколлье.
   - Извольте. Жоселин  собрала  еще  одну  армию.  Эллские  наемники  и
пожелавшие выслужиться нобили.  Регентша  преувеличивает  численность  и
мощь своей покупки.
   - Не сомневаюсь, что Бекко ре Бейра знает правду.
   - Знает, -  поклонился  прознатчик,  -  в  третьей  ифранской  армии,
которой  командует  маршал  Фобан,   четыре   тысячи   тяжеловооруженных
конников, шестнадцать тысяч  пехотинцев  и  шесть  тысяч  стрелков.  Эти
достойные господа воссоединились с теми, кто  брал  Краколлье.  К  слову
сказать, бой,  который  дали  оставшиеся  в  лагере  арцийцы,  неприятно
поразил цвет ифранского рыцарства. Они начали бояться.
   - Я знаю про Паже. Он поступил глупо...
   - Ее Иносенсия никогда не ошибается. Андре  Паже  и  его  люди  могли
сохранить свою жизнь, уйдя с ополченцами, но, умерев  под  "волчьими"  и
"тигриными" сигнами, напомнили нашим ифранским друзьям, что  есть  нечто
подороже денег.
   - Похоже, вы на стороне погибших.
   - Я - мириец, моя сигнора, и ценю танцующих со смертью дороже бегущих
за золотом.
   - Не отвлекайтесь. Что делают первая и третья Ифранские армии?
   - Ловят Тигра за хвост, - блеснул зубами Бекко.
   - Опасное занятие.
   - Арде. Маршал Фобан сделал  то,  чего  не  сделал  бедняга  Жуай,  а
именно: форсировал Ньер у Кер-Женевьев. Переправился он  довольно  лихо,
обложил цитадель и предложил сдаться.
   - Что ему ответили?
   - Эти слова не годятся  для  слуха  Ее  Иносенсии.  Скажу  лишь,  что
оргондцы были весьма грубы и, без сомнения, читали письмо Гварского Лося
Пьеру Тартю. Фобан испугался, так что смерть Паже,  по  большому  счету,
оказалась не столь уж глупой. Ифранцы не рискнули  с  налета  штурмовать
старую крепость, в которой хорошо, если бы  было  пять  сотен  воинов  и
тысячи две ополченцев. Ее Иносенсия будет смеяться,  но  они  перешли  к
осаде, оказавшейся, впрочем, недолгой.  На  третью  ночь  подошел  Сезар
Мальвани, деблокировал крепость, вывел гарнизон и растворился в  тумане,
засыпав Фобана цветами.
   - Энрике сделал Мальвани щедрый подарок. Говорят,  все  букеты  Диего
Артьенде имеют смысл.
   - Да,  Фобан  получил  стрелолисты,  златоцветы  и  гвоздики  четырех
сортов. На языке цветов  сие  означает  надежду  на  будущую  встречу  и
извинение за то, что предыдущее свидание было недолгим.
   - Где Мальвани?
   - Везде и  нигде.  Фобан  направился  к  Лиарэ,  а  оргондская  армия
исчезла. Тигр неглуп. Разбить ифранцев в сражении, сохранив войска,  ему
не под силу, но сделать жизнь Фобана невыносимой  он  может.  И  он  это
сделает, даже если падет Лиарэ.
   - Марта Тагэре в столице?
   - И Миранда Мальвани тоже. Они вывезли только наследника.  Шарль-Анри
в Мирии под защитой герцога Энрике.
   - Значит, Сезар рискнул женой и матерью.
   - Скорее эти дамы  рискнули  собой  сами.  Вдова  Анри  после  смерти
маршала не боится ничего, а Марта - Тагэре, и этим все сказано.
   - Кто выиграет войну? - глаза Анастазии требовательно сверкнули.
   - Я бы поставил  на  Тигров.  Коня  против  мула.  Если,  разумеется,
уцелеют вожди.
   - Бекко, - Анастазия вновь была сама  невозмутимость,  -  пусть  спор
Мальвани и Пата решит судьба. Ты останешься здесь.
   - Слушаю Ее Иносенсию.
   - Ты вернулся из опасного путешествия, так возблагодари Триединого за
то, что он тебя сохранил.
   - Моя сигнора хочет, чтобы я заказал благодарственный молебен в храме
Триединого?
   - Это было  бы  уместно,  Бекко.  Его  Высокопреосвященство  Илларион
произносит блистательные проповеди,  но,  говорят,  он  нездоров.  Будет
жаль, если вы упустите возможность его услышать...
   - Я немедленно отправлюсь в храм.
   - Отчего же немедленно? Вы только что сошли с коня, а забота  о  душе
не должна губить тело.

2896 год от В.И.
21-й день месяца Дракона
АРЦИЯ. МУНТ

   Нужно  было  возвращаться  во  дворец.  Ее  Величество   ждала   свою
наперсницу, отлучившуюся  к  Ее  Иносенсии,  а  Ее  Иносенсия  оказалась
занята. Сестра Теона передала, что аудиенция отменяется, так как  прибыл
сигнор Бекко.  Мария  прекрасно  знала  влюбленного  в  Предстоятельницу
мирийского красавца, он был умен, циничен и весел, как все мирийцы. "Все
мирийцы"? Она и видела-то лишь двоих.
   Мария около оры проболтала  с  сестрами,  выслушав  ворох  никому  не
нужных глупостей. Ее не должны считать выскочкой и задавакой, ведь самые
опасные враги - это обиженные подруги.  Колокол  отзвонил  два  раза,  и
сестра-наперсница с недовольной гримаской поднялась. Это не было  ложью,
она и впрямь устала от дворца Анхеля,  вернее,  от  короля  и  королевы,
занявших и осквернивших чужое место. Нора была жалкой и глупой, у нее не
имелось ни гордости, ни ума,  только  слезы  и  живот.  И  то  и  другое
вызывало у сестры-наперсницы отвращение. Маргарита всегда была  скрытной
и сдержанной, но после незадавшегося  путешествия  эти  качества  начали
стремительно таять. Впору было браться за успокоительные настойки или...
за царку, как в той подлой гостинице, как же она называлась?
   Молодая женщина поправила покрывало  и  спустилась  вниз,  где  несли
дежурство  рыцари  Оленя.  Кто-то  из  них  проводит  ее  во  дворец   -
циалианская сестра никогда не ходит без защиты.
   - Приветствую сестру Марию.
   Бекко. Конечно же! К Анастазии только  что  поднялась  настоятельница
Фэй-Вэйи, прибывшая за телами умерших сестер. Предстоит долгий разговор,
затем начнется прощание. Мария не желала знать,  почему  в  обители  так
часто умирают...
   - Я рада видеть сигнора.
   - Все входят, а сестра Мария выходит?
   - Меня ждут во дворце.
   - Я могу проводить сестру, если мне одолжат рыцарский плащ.
   Разумеется, плащ появился немедленно: Бекко ре Бейра был не последним
человеком в ордене Оленя, хотя с разрешения Ее  Иносенсии  обычно  носил
светское платье. Мария была рада его обществу, Бекко был  куда  занятней
маявшегося в приемной молодого Мишеля Кадр с его щенячьими глазами.
   Ре Бейра в белом плаще,  берете  с  пером  авеструса  и  кохалонговом
ожерелье на плечах был великолепен. Мария оперлась на поданную ей  руку,
и они вышли на улицу. Мириец развлекал благочестивую сестру  разговорами
об оргондской войне и ифранском дворе, благочестивая сестра улыбалась  и
задавала вопросы. На перекрестке улиц  Святого  Мишеля  и  Мясной  Мария
споткнулась, спутник ее подхватил и отпустил  на  мгновение  позже,  чем
требовала  учтивость.  Бедный  Бекко,  он   выходит   от   Анастазии   и
отправляется  на  поиски  шлюхи.  Ее  Иносенсия  как-то   сказала,   что
прознатчик никогда не выбирает женщин, похожих на нее, и это  -  признак
истинной любви.
   Предстоятельница водит мирийца на поводке больше десяти лет и ни разу
ему не уступила. Анастазия никого не любит и никогда не  любила.  Сестры
уверены, что она - девственница. Раньше Мария считала также,  но  теперь
ей кажется, что Предстоятельница вкусила запретных радостей.
   - Сестра всегда так  задумчива?  -  поинтересовался  Бекко,  галантно
придерживая спутницу под локоток. - Мне кажется, дворец Анхеля не  самое
веселое место в мире.
   Как же он был прав!
   - Я бы сказала, самое невеселое, -  подтвердила  Маргарита  Тагэре  и
почувствовала, как бедро рыцаря  на  мгновение  прижалось  к  ее  бедру.
Следовало  отстраниться  и  обдать  наглеца  зимним  холодом,  но  Мария
предпочла "не заметить".
   - Скажи, каков твой дворец, и я скажу, что ты за король, -  засмеялся
мириец, - я слыхал, ваше новое величество скупее всех скупых и при  этом
требует, чтобы с ним носились, как с атэвским калифом. Бедная Арция!
   Что он знает об Арции, этот южанин?! Это она  каждый  день  видит  на
троне Волингов кошачье отродье. На своем троне!
   - Вы правы, сигнор ре Бейра. Пьер Тартю  уже  не  "Ваша  Милость",  а
только и исключительно "Ваше Величество". Он  -  господин,  остальные  -
слуги.
   - Что ж, если не можешь быть первым среди  равных,  стань  шишкой  на
ровном месте, - заключил Бекко. - Тагэре мог себе  позволить  сидеть  на
подоконнике и перекусывать на ходу. Волк и в яме - волк,  а  крыса  и  в
золотом ящике - крыса. Этот образчик бережливости и в  самом  деле  ввел
рацион для придворных?
   - Да, и прескверный. Свита королевы  получает  к  завтраку  три  рэны
 сидра.
   - Никогда не поверю, что прелестные дамы пьют крестьянский напиток.
   - В том-то и дело, - следовало рассмеяться, а она  едва  сдерживается
от крика, - что не пьют. Теперь те, кто несет службу при дворе, посылают
слуг в ближайшие трактиры, разумеется, за свой счет,  а  невыпитый  сидр
достается гвардейцам.
   - Только не говорите, что охрану Тартю тоже не кормит. Не поверю.
   - Охрану кормят, и хорошо. Король боится вашего соотечественника.
   - Маркиза Гаэтано? - уточнил мириец. - Правильно делает, что  боится.
Я  видел  его  глаза,  когда  он  шел  убивать  Дафну,  а  ведь  старуха
всего-навсего  наложила  лапу  на  его  сестру.  Пьер  ударом  ножа   не
отделается.
   - Я не знаю Кэрну, - Мария с тоской взглянула на дворцовые ворота, за
которыми ее ждали Нора и ненависть,  -  но  он  не  торопится  со  своей
местью.
   - Значит, у него есть  дела  поважнее.  Готов  поклясться,  неистовый
Рафаэль отыскал или Александра, или, что вероятнее,  его  детей,  но  он
вернется. Байланте платят не только свои долги, но  и  долги  друзей,  а
Кэрне придется расплачиваться за целую стаю.
   Неужели маркиз Гаэтано в Гран-Гийо? Бред,  она  перемудрила  в  своем
желании всех обойти. Мириец среди северян заметней, чем вороной конь  на
снежном поле. Бекко - лучший прознатчик Ее Иносенсии, он  не  ошибается.
Кэрна где-то прячет детей Тагэре, но это  не  может  длиться  вечно.  Он
вернется и прикончит Тартю. Вот тогда-то она и откроет свою тайну. Жаль,
маркиз Гаэтано ненавидит циалианок.
   - Сигнора, мы пришли.
   - Простите, я задумалась.
   - О чем, если не секрет?
   - О ваших земляках. Они ненавидят орден.
   - Можно ненавидеть орден и делать исключение для некоторых сестер,  -
Бекко крепко сжал локоть своей  спутницы.  -  Приходите  после  вечерней
службы на улицу Цветочниц в трактир "Зеленая повозка" и скажите хозяину,
что вас ждут.
   - Вы с ума сошли!
   - Не забудьте надеть плащ с капюшоном, - сильные пальцы разжались,  -
вы придете, потому что вам скучно так же, как и мне.
   Мария высвободила руку и гордо вошла в ворота. Подмывало  оглянуться,
но она удержалась - мирийский прознатчик  и  принцесса  Тагэре  ночью  в
жалкой гостинице?! Смешно...
   Бекко давно исчез в паутине городских улиц, и сестре-наперснице стало
не до него. Она выслушала очередные причитания Норы, подержала  руку  на
ее животе, с трудом сдерживая тошноту, побеседовала с Его Величеством  о
здоровье Ее Величества и Ее Иносенсии,  полюбовалась  на  безгубую  рожу
маршала Рогге и лиловые шелка его супруги. Крысы даже  в  золотом  ящике
крысы, Бекко прав. Это ее дворец, ее корона,  ее  королевство,  но  всем
завладели крысы. Ничего, на каждую  крысу  найдется  кошка!  Кэрна  убил
Дафну, а она была сильной колдуньей, одной из сильнейших  в