ета! Тебе никогда  при  живых  Елене  и  Диане  не  удастся  стать
Предстоятельницей. А теперь, если не  будешь  дурой,  ты  получишь  все,
кроме Рубинов.
   - Ой, как я рада, что ты вернулась!
   - А вот я не очень. Виргиния могла бы и подождать  кварту  <Кварта  -
арцийский эквивалент недели, соответствует фазе Луны.> или две,  пока  я
управлюсь с делами. То, что я видела в Мунте, мне не понравилось, и дело
не в любовных похождениях Дианы.
 
Эстель Оскора 
 
   Гиб остановился на краю самой мерзкой  цветочной  поляны,  которую  я
когда-либо видела. Собственно говоря, до сего эпохального момента  я  не
представляла,  что  цветы  могут  быть  мерзкими,  и  потому   увиденное
перевернуло все мое нутро. Высокие, по грудь коню, с жирными стеблями  и
широкими зелеными с белесоватым налетом листьями,  увенчанные  мясистыми
соцветиями, испускающими  приторно-сладкий  аромат,  эти,  с  позволения
сказать, растения стояли сплошной стеной, а над ними вились достойные их
бледные бабочки.. Я поняла, что дальше Гиб не пойдет. Водяной  конь  был
искренне предан Рене, любовь к которому частично перенес и на  меня,  но
даже мой адмирал вряд ли заставил бы Гиб  сделать  хоть  один  шаг.  Эти
цветочки были границей, за которой все словно бы сходило  с  ума.  Роман
рассказывал, что ем удалось перейти цветущее поле и добраться до  центра
этот безумия, но, похоже, за прошедшие столетия  очаг  заразы  разросся.
Эльф говорил о каком-то провале,  куда  он  спускался  я  же  обнаружила
цветочное кольцо, едва переправившись через широкую степную реку. Что ж,
терять  мне  в  любом  случае  нечего!  Со  мной  Кольцо  Эрасти  и  моя
сомнительная Сила. Если мне удастся продраться к Проклятому,  то,  может
быть, я получу ответы на все вопросы, в том числе и на тот, который  был
для меня важнее всего. Эрасти МОГ знать, что скрывается в Сером море,  и
я не колебалась.
   Гиб, совсем как настоящий конь,  ткнул  меня  зеленоглазой  мордой  и
вздохнул.  Моя  единственная  связь  с  прошлым!  Я  провела  рукой   по
лоснящейся прохладной шее и, больше не оглядываясь, шагнула в  проклятый
цветник.
   Идти по нему было не так уж и трудно, хоть  и  противно.  Стебли,  на
которые  приходилось  наступать,  с  чавканьем  переламывались,  брызгая
мутным  соком.  Полагаю,  для  любого  нормального  существа  это   было
смертельным ядом, но у меня вызывало лишь брезгливость. Бабочки окружили
меня и  нахально  порхали  вокруг  лица,  то  и  дело  задевая  белесыми
крылышками, в воздухе стоял густой запах парфюмерной лавки, но эту  беду
пережить было можно. Луг казался бесконечным,  я  не  знала,  сколько  я
прошла. Все те же бабочки. Все та же сладкая жара и мясистые  пупырчатые
цветы у лица. Наконец я догадалась посмотреть на небо, и мне, впервые за
время разлуки с  Рене,  стало  страшно.  Неба  не  было,  была  какая-то
клубящаяся муть.  Я  попробовала  привстать  на  цыпочки  и  оглянуться.
Бесполезно.  Только   цветы,   бабочки,   опаловая   пелена   сверху   и
переломанные, истекающие соком стебли, отметившие мою дорогу. Я поднесла
к глазам руку с Черным кольцом и увидела, что оно изменилось. Раньше это
был просто слегка выщербленный сверху очень темный полупрозрачный камень
с какими-то точками и разводами внутри.  Теперь  внутри  кольца,  словно
костер на ветру, билось невиданное черное пламя,  и  ветер  дул  чуть  в
сторону от того направления, которое избрала я.
   Я знала, что именно Кольцо в свое время привело  Рамиэрля  туда,  где
исчез Эрасти, видимо, и мне следовало повернуть туда, куда указывал язык
темного огня, и я повернула. Теперь я, по крайней  мере,  получила  хоть
какой-то знак, подтверждающий мои догадки. И я шла,  стараясь  думать  о
чем угодно, кроме того, что и эта дорога  может  оказаться  бесполезной.
Мое упорство было вознаграждено, я бы даже сказала, слишком.
   Роман  не  преувеличивал,  наоборот.  А  может,  за  прошедшее  время
виденное   им   безобразие   окрепло   и   заматерело.   ЭТО,   толстое,
полупрозрачное,  мутное,  больше  всего  походило  на  студенистый  след
чудовищного слизняка, отделенный  от  земли  и  намотанный  на  огромное
веретено, верхний конец которого терялся  в  белесой  хмари,  заменяющей
здесь небо. Я стояла на  окраине  наконец-то  закончившегося  луга,  где
цветы едва достигали колен, а бабочки и вовсе исчезли, и смотрела на то,
не знаю что.  В  нем  не  было  ни  входа,  ни  выхода,  вообще  ничего.
Приглядевшись, я все же разглядела в сером сгустке какие-то  черточки  и
кляксы, но от этого легче не стало. Что ж, идти так идти,  и  я  шагнула
вперед.
   Ничего не произошло, меня не  скрутило  в  бараний  рог,  в  меня  не
ударила молния, я не  провалилась  в  зыбучие  пески.  Что  ж,  раз  нас
подпускают поближе, подойдем.
   Я хорошо помнила рассказ Романа, но со  мной  не  происходило  ничего
похожего. Я просто медленно шла вперед, а  поганое  веретено  отступало.
Когда-то я так же бежала по мокрому полю за радугой, а  она  уходила  от
меня дальше и дальше, потом стала гаснуть и наконец исчезла, а я поняла,
что пробежала немалое расстояние. Эта же штука исчезать  не  собиралась,
она по-прежнему маячила вдали, не приближаясь, но и не удаляясь, а потом
я оказалась на краю обрыва, взявшегося буквально ниоткуда. Конечно, будь
это обычный обрыв, он вряд ли мог бы мне повредить,  даже  свались  я  с
него, но в этом месте я не чувствовала в себе совершенно  никакой  Силы.
Мои ноги болели, как у любого человека, который долго  шел  пешком,  мне
хотелось пить, было жарко и тоскливо, а тут еще эта яма. Я  заглянула  в
нее: глубоко. Серые пыльные камни, серая  пыль  внизу.  А  впереди  этот
чертов столб, который...
   Сначала мне в очередной раз  показалось,  что  я  схожу  с  ума,  но,
приглядевшись, я уверилась, что если глаза  мне  не  врут,  то  веретено
похудело, и изрядно, после чего я сделала то, что  должна  была  сделать
много раньше, а именно -  оглянулась.  За  мной,  сколько  хватал  глаз,
расстилалась серая неприглядная пустыня. В  своих  скитаниях  я  не  раз
видела земли, которые так назывались, но там были какие-то  барханы  или
каменистые россыпи, там росли кактусы или саксаул, а здесь  было  именно
пусто. Ничего, только плоская, как стол, поверхность, покрытая пылью,  в
которую ноги проваливаются по щиколотку.
   Я снова вгляделась в похудевшее веретено и обругала  себя  последними
словами: смутные пятна, проступающие сквозь серую слизь,  изменили  свои
очертания. Какой же дурой я  была!  Я  все  время  ждала,  когда  что-то
начнется, когда на меня обрушится магический удар, а все было  просто  и
глупо. Тот, кто наматывал этот  чудовищный  кокон,  делал  это  с  таким
расчетом, чтобы  некто,  скорее  всего  он  сам,  мог  его  размотать  и
добраться до того, что скрыто в середине. Пользовался он силой Ройгу,  а
значит  то  что  было  по  силам  ему,  мог  сделать   кто-то   из   его
собратьев-ройгианцев высокой степени  посвящения  и,  разумеется,  Белый
Олень и Эстель Оскора. И делалось это просто до противности. Нужно  было
просто  идти  вперед.  Каждый  мой  шаг  разматывал  этот  кошмар,   как
разматывает ковер каждый шаг дворцового служителя, катящего перед  собой
скатку. Мне нужно было лишь идти вперед, и больше  ничего.  Поняла  я  и
другое: мерзкие цветочки не имели никакого отношения к этой  магии,  это
был гной, вытекающий из раны. Уроду-ройгианцу удалось ранить сам мир,  и
рядом начали твориться всяческие безобразия. Эту гниль еще  нужно  будет
как-то выжечь, но сначала я должна дойти до Эрасти. Я  посмотрела  вниз:
да, овраг,  но  неужели  я,  прошедшая  десятки  миров,  не  смогу  туда
спуститься?! Смогу, Проклятый меня побери!
 
2850 год от В.И. 
21-й день месяца Звездного Вихря. 
Святой город Кантиска 
 
   Святой Эрасти отрешенно и скорбно  взирал  на  собравшихся  клириков.
Архипастырь <Архипастырь - глава Церкви Единой и Единственной.>  Иакинф,
благообразный старец  с  иконописным  лицом  и  бледно-голубыми,  как  у
младенца, и столь же пустыми  глазами,  торжественно  опустился  в  свое
кресло и высоким надтреснутым голоском объявил, что конклав собран, дабы
выслушать легата Иллариона, по настоянию кардинала  Арцийского  Евгения,
расследовавшего то, что произошло в Мунте.
   Кардиналы важно наклонили благообразные головы, хотя в глубине души у
многих таился страх. С тех пор, как Архипастырь Максимилиан  настоял  на
окончательной передаче всех дел, связанных с Запретной  Магией,  в  руки
Церкви и  для  ведения  их  основал  орден  святого  Антония-Молчальника
<Антоний-Молчальник - юноша по имени Артур из знатной  арцийской  семьи,
узнавший, что его отец и старшие братья  впали  в  ересь  Проклятого,  и
донесший на  них  Архипастырю  Октавиану.  После  этого  Подвига  Артур,
любивший свою семью, принял  постриг  под  именем  Антония  и  дал  обет
вечного молчания. Причислен к лику святых.>, Скорбящие  набрали  немалую
силу. Идти против них осмеливались разве что такие неуемные и  отчаянные
люди, как нынешний арцийский кардинал. И надо же было такому  случиться,
что именно в Арции из рук антонианцев вырвался  Шарль  Тагэре.  Даже  те
члены конклава, которые не имели никакого отношения ни  к  Арции,  ни  к
делам Скорбящих, чувствовали себя неуютно, а Евгений  спокойно  сидел  в
первом ряду, поблескивая колючими глазами  на  Предстоятеля  антонианцев
Ореста, и прямо-таки рвался в бой.
   Больше всего клирики боялись, что дойдет до  голосования  и  придется
прилюдно  принимать  чью-то  сторону.  Ореста  ненавидели,  ему   желали
всяческих неудач и неприятностей, но выступать  против  него  было  себе
дороже.  С  другой  стороны,  если  он  сломает  Евгения,  его  уже   не
остановить.  Архипастырь  откровенно  слаб,   Предстоятель   эрастианцев
давным-давно ушел в себя, а о других и говорить не  приходится.  Клирики
понимали значение происходящего, лихорадочно прикидывая,  что  говорить,
если их спросят. Пока же все шло своим чередом.
   После  короткой  молитвы  во  славу  Творца  в  его  Трех   Ипостасях
Создателя, Судии и Спасителя и обращения к  святому  Эрасти  Архипастырь
дал слово легату. Иеромонах Илларион, еще молодой, с  красивым,  жестким
лицом, более похожий на воина, нежели на  клирика,  легко  опустился  на
колени перед Архипастырем. Глава Церкви Единой  и  Единственной  пожевал
губами, вздохнул и велел рассказать все, что тот обнаружил  в  Кантиске.
Евгений и Орест подались вперед, не  отрывая  взгляда  от  невозмутимого
лица легата. Илларион поднялся и заговорил спокойно и  обстоятельно.  Он
напомнил, как три кварты назад был послан в  Мунт,  дабы  разобраться  в
беспрецедентном случае, и какие ему были даны полномочия.
   - Я провел  расследование  настолько  тщательное,  насколько  мог,  -
перешел наконец к делу клирик. - К  сожалению,  я  не  говорил  с  самим
герцогом  Тагэре,  в  настоящее  время  находящимся  в  Эльте.  Это   бы
потребовало поездки на север, мне же был назначен  срок  в  две  кварты.
Полагаю, в будущем для создания  полной  картины  есть  смысл  выслушать
исповедь Тагэре и исповедь его исповедника, но это вряд ли  повлияет  на
сделанные  мной  выводы.  Я  считаю,  -  Илларион  перевел   взгляд   на
Предстоятеля антонианцев, - виновным в случившемся епископа Доминика.
   Слова легата повисли в полной тишине. Такого не  ожидал  никто.  Даже
Евгений, чьи претензии не шли дальше того, что Тагэре заманили в Мунт  и
схватили,  воспользовавшись  его,  Евгения,  болезнью  и  невозможностью
использовать право  вето.  Первым  опомнился  Орест.  Ледяным  тоном  он
осведомился, чем именно обоснованы подобные выводы.
   - Многим,  -  невозмутимо  сообщил  Илларион.  -  Если  конклав  меня
выслушает...
   Конклав,  разумеется,  выслушал,  и  легат  все  так  же  спокойно  и
обстоятельно сообщил, что не нашел никаких доводов в  пользу  того,  что
Шарль Тагэре  виновен  в  кощунстве  и  запретной  магии.  Что  касается
оскорбления величества и  государственной  измены,  то  есть  обвинений,
находящихся в ведении Тайной Канцелярии, то они не  дают  права  ведущим
следствие применять магические артефакты для получения признания  иначе,
как с согласия Церкви в лице  арцийского  кардинала,  какового  не  было
получено. Более того, Илларион установил, что епископ  Доминик  и  ранее
использовал магию в интересах отнюдь не Церкви Единой и Единственной, но
в интересах светских властителей Арции в лице Жана Фарбье. Он, Илларион,
обнаружил неопровержимые доказательства того, что делалось это отнюдь не
бескорыстно.
   По мнению легата, Доминик злоупотреблял своим положением,  сообщал  в
Кантиску  ложные  сведения,  использовал  доверенные  ему  артефакты  не
должным образом. К тому же, полагаясь на рекомендации все тех же Фарбье,
епископ поручал мирским служащим Тайной Канцелярии  деяния,  на  которые
имели право лишь клирики.
   - Я, - Илларион  слегка  возвысил  голос,  -  остаюсь  в  глубочайшем
убеждении, что некоторые обвинения минувших лет, против которых  в  свое
время выступал Его  Преосвященство  кардинал  Арции,  были  сфабрикованы
епископом Домиником и его мирскими единомышленниками. Герцог  ре  Эстре,
граф Койла-старший, бароны Ло и  Лерма  были  приговорены  на  основании
вырванного магическим насилием признания, и остается лишь сожалеть,  что
уже тогда не  было  проведено  должного  расследования.  Канцелярия  Его
Святейшества    была    удовлетворена    объяснениями,    данными    Его
Преосвященством Орестом, и лишь событие в Мунте, бросившее тень на орден
и его методы,  заставило  нас  взглянуть  на  происходящее  собственными
глазами. Я кончил.
   Его Святейшество какое-то время переводил испуганные глаза  с  Ореста
на Евгения и обратно, а потом все же выдавил из себя:
   - Хочет ли кто-то из  уважаемых  членов  конклава  задать  вопросы  и
высказаться? Прошу вас, Андроник Оргондский.
   - Я  не  оспариваю  выводы,  сделанные  легатом  Его  Святейшества  в
отношении оплошностей и злоупотреблений, творящихся в Арции. Но я  хотел
бы услышать его мнение о том, что же все-таки произошло?
   - Я согласен, - подал голос и Орест, - прежде чем принимать  решение,
следует узнать, что за магией владеет герцог Тагэре, магией, оказавшейся
сильнее Цепи и Перстня.
   - Их утрата, к несчастью, невосполнима, - констатировал  Илларион,  -
теперь в Арции много труднее вести дела,  связанные  с  истинной,  а  не
мнимой запретной волшбой. Если, разумеется,  Святой  Престол  не  сочтет
уместным восполнить потери за счет имеющихся у него реликвий.
   - Это невозможно, - коротко бросил Орест, а Его Святейшество согласно
наклонил голову, - но вы все время уходите в сторону от главного.
   - Ваше Высокопреосвященство! Я не имею обыкновения уходить от чего бы
то ни было,  -  вскинул  голову  Илларион,  -  я  исследовал  с  помощью
усиленного  Кристалла  камеру,  в  которой  содержался  Тагэре,  карету,
которая доставила его к месту покаяния, дом  маршала  Мальвани,  где  он
находился, прежде чем бежать.
   - Так он все-таки бежал? -  уточнил  один  из  кардиналов,  известных
своей близостью к Оресту.
   - И был прав. Потерпев поражение на площади  Ратуши,  недоброжелатели
герцога (мне не были  даны  полномочия  на  расследование  обстоятельств
покушения, хотя у меня и есть предположения) подослали к нему убийц.  Но
я возвращаюсь, как тонко заметил Его Высокопреосвященство, к главному. Я
не нашел ни одного свидетельства использования Шарлем Тагэре запрещенной
магии или же того, что его освободили при  помощи  оной.  Зато  я  нашел
свидетельство  того,  что  Иаков  Эвгле,  назначенный  Обвинителем,  был
судебным магиком, но не членом ордена. Я не уверен в том, что он обладал
знаниями,  достаточными  для  работы  с  доверенными  ему   артефактами.
Происшедшему, на мой взгляд, можно дать лишь два объяснения.  Первое,  о
котором кричали горожане на улицах. И второе, представляющееся мне более
вероятным.
   Не следует забывать  о  происхождении  Цепи,  не  исключено,  что  ее
создатель,  современник  и,  по  некоторым  сведениям,  ближайший   друг
королевы  Гортензии,  мог  сделать  ее  безопасной  для   представителей
арцийской династии. Я беседовал с заклинателями, взнуздывавшими Арроя, и
я уверен в добросовестности их показаний. Все они уверены как в том, что
герцог Эльтский совершенно не владеет активной магией, так и в том,  что
сопротивление такой силы со стороны обычного человека  невозможно.  Один
из  них,  брат  Серж,  докладывал  епископу  Доминику,  что  не  считает
возможным проводить церемонию покаяния, не разобравшись в причинах этого
явления. Он же поставил вопрос и о познаниях и умении Иакова Эвгле, но к
нему  не  прислушались.  За  время,  прошедшее  между  взнуздыванием   и
покаянием, Шарль Тагэре мог оправиться  от  полученного  им  магического
удара. Цепь же не только не сковала его волю, но  и  могла  стать  неким
охранительным талисманом. Не исключено, что  этот  талисман  инициировал
врожденные магические способности Тагэре-Арроя. В результате или он  сам
непроизвольно отразил направленное на него при помощи  Кольца  заклятие,
или, что представляется более вероятным, это сделала Цепь. Два артефакта
взаимно уничтожили друг друга. В пользу этого  говорит  то,  что  Тагэре
получил магический шок, которого бы не было, действуй он  осмысленно.  Я
полагаю, герцог Эльты никоим образом не может считаться  магом,  в  этом
смысле он совершенно безопасен.
   - Безопасен? - с сомнением протянул фронтерский кардинал  Бартоломей.
- Но вы только что говорили о его происхождении.
   - Эта кровь течет не только в жилах  Тагэре.  Все  здесь  собравшиеся
знают, что родоначальник династии Арроев Эландских Рене  был  сильным  и
реально действовавшим магом, но в его потомстве активных  склонностей  к
волшбе  отмечено  не  было.  Да,  Шарль  Тагэре  оказался  неуязвим  для
некоторых  артефактов,  как  находятся  люди,  неуязвимые  для   мерного
поветрия или мышиной чумы, но это не значит, что они насылают эту  чуму.
Вот мое мнение.
   - Кардинал Арции, - Иоакинф явно чувствовал себя неуютно, -  согласны
ли вы с выводами легата Иллариона и имеете ли что добавить?
   - Ваше Святейшество, - Евгений и не скрывал, сколь он  доволен,  -  я
полностью согласен с прозвучавшими здесь словами и  могу  лишь  выразить
благодарность брату Иллариону и просить Святейший Престол об  отзыве  из
Мунта епископа Доминика и последующем суде над ним.
   - Предстоятель ордена святого Антония, что имеете сказать вы?
   - Брат Илларион, - глаза Ореста  не  предвещали  ничего  хорошего,  -
весьма убедительно рассказал о провинностях  епископа  Доминика.  Думаю,
конклав единодушно признает его виновным, и  он  будет  должным  образом
наказан, однако теперь в полный рост  встает  вопрос  о  его  преемнике.
Достойный легат принадлежит к  ордену  никодимианцев,  однако,  исполняя
ответственные поручения Его Святейшества,  он  обрел  Должные  знания  в
судебной магии, что и  доказал  с  блеском.  В  присутствии  конклава  я
предлагаю ему вступить в антонианский орден и стать преемником Доминика.
Если,   разумеется,   Его   Святейшество    его    отпустит,    а    Его
Высокопреосвященство Евгений не наложит вето.
   Илларион был по-прежнему совершенно спокоен. - Если Его  Святейшество
меня отпустит, а Его Высокопреосвященство кардинал Арции не наложит вето
на мою кандидатуру, я согласен принять этот  пост  и  обещаю,  что  буду
действовать, исключительно руководствуясь церковными канонами и мирскими
законами.
 
2850 год от В.И. 
1-й день месяца Копьеносца. 
Арция. Тагэре. Эльтова скала 
 
   Берег был белым, а небо и море, раз за разом с ревом  бросающееся  на
камни, черными. В такую пору торчать на продуваемой всеми ветрами  скале
мог только безумный. Впрочем, даже летом в самую лучшую  погоду  Эльтову
скалу обходили десятой дорогой. Никто не помнил, почему  туда  не  стоит
ходить, но даже подвыпившие храбрецы и те вык