ерику
и спасти Таяну. Он бы просил Рене об этом, если  бы  умирал  у  него  на
руках. И Рене дал слово, нет, не Творцу и не покойному принцу -  вопреки
тому, что говорили клирики, эландец  был  убежден,  что  умирают  раз  и
навсегда. Он дал слово самому себе. Отныне Таяна  и  Герика  -  это  его
забота и его долг.
   "...ибо пришли мы из праха и в прах возвращаемся. И  юдоль  земная  -
лишь пристанище временное, и всем предначертано покинуть ее. И нет греха
тяжеле, нежели скорбеть по ушедшим, ибо все случается по воле Творца - и
рождение, и смерть...? - слова звучат громко, невыносимо громко.
   Черный доломан Шандора теперь оторочен лиловым. Так повелось исстари.
Цвет лучшей таянской сирени, цвет нежных весенних цветов  был  и  цветом
королевского траура. Епископ Коатский  и  Никрийский  с  умело  скорбным
выражением вел вперед  похоронную  службу,  но  Гардани  на  клирика  не
смотрел. Настороженный взгляд графа шарил по иглецию - прийти проститься
с наследником был вправе любой житель королевства,  а  в  королевстве  в
последнее время завелось  слишком  много  убийц.  Шандер  уговорил  Рене
надеть под колет легкую кольчугу, хоть герцог и сказал, что  сейчас  его
вряд ли будут убивать. Граф не обольщался -  Аррой  согласился  лишь  из
нежелания спорить. Конечно, кольчугу по нынешним временам вряд ли  можно
считать надежной защитой, но это все же лучше, чем ничего. Тем более что
король так и не дал разрешения покончить с Михаем.
   Убийца, колдун и отравитель нанес удар даже  из  заточения.  Пока  он
жив, в Высоком Замке никто не может чувствовать себя в безопасности - уж
в этом-то Шани был уверен. Но Марко, казалось, совсем утративший волю  к
жизни, с неожиданной твердостью запретил даже приближаться к Арсенальной
башне, служившей тюрьмой тарскийскому господарю  Ни  Ланка,  ни  Лукиан,
бурно поддержавшие капитана ?Серебряных?, не смогли переубедить  короля.
Может быть, он прислушается к словам Рене. После  службы  эландец  будет
говорить с Марко. А если откажут и ему, то ?Серебряным? придется  беречь
Марко, Илану, Герику и особенно Рене в  десять  глаз.  Хотя  худшее  уже
случилось...
   К вечеру Стефана и Зенона снесут в домовой иглеций, где и оставят  до
дня зимнего солнцеворота, ибо лишь в этот день земные оболочки  Волингов
предают сначала огню, а затем земле. Почти полгода Стефко  будет  совсем
рядом, а затем... Затем Истинные похороны и  высокий  курган  на  берегу
Рысьвы, который потом увенчает иглеций. Так надо.  Хотя  кому?  Стефану?
Творцу, позволившему его убить? Или же тем, кто остался?
   Шандер с трудом заставлял себя смотреть  на  истаявшее  лицо  короля,
притихшую Илану, задумавшегося о чем-то.
   Арроя... Он должен сохранить их, пусть даже ценой собственной  жизни.
Если король будет упорствовать, то завтра Шандер  Гардани  убьет  Годоя.
Своими руками. И будь что будет!  Даже  если  его  казнят,  он  умрет  с
уверенностью, что его смерть стала последней.

2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.
Кантиска, резиденция Архипастыря.

   Радостный звон колоколов возвещал - наступил вечер Праздника. В  этот
день  1110  лет  назад  Святая  Равноапостольная  Циала  приняла   посох
Архипастыря. Долгое время  событие  сие  ничем  не  выделялось  на  фоне
других, так или иначе чтимых Церковью. Но четыре  сотни  лет  назад  был
учрежден орден циалианцев, и вечер 21-го дня  месяца  Лебедя  постепенно
превратился в один из самых богатых и пышных празднеств.
   Архипастырь Феликс вздохнул  и  позволил  себя  облачить  в  зеленое,
расшитое серебром и отборным морским жемчугом  парадное  одеяние.  Он  и
раньше-то, когда у него была всего одна рука, терпеть не мог, чтобы  ему
помогали.  После  исцеления  выносить  хлопоты  неискренних,   суетливых
поислужников стало  вовсе  тошно,  но  еще  больше  претило  Архипастырю
неизбежное личное участие в торжествах. Он знал, кем на самом деле  была
Святая,  но  был  вынужден  петь  хвалу   этой   лживой,   властолюбивой
предательнице. Иначе его бы не поняли - вставший во главе Церкви  должен
жить по ее канонам, если хочет выжить и помочь  эландцу  Аррою  и  эльфу
Рамиэрлю в их борьбе.
   ...Оставалось водрузить  себе  на  голову  тяжелый  ритуальный  убор.
Золото, бесценная  белая  эмаль,  алмазы,  изумруды  и  странные  камни,
именуемые звездчатыми богомольниками, - неведомый мастер  пустил  в  ход
лучшее из драгоценного, и ему удалось создать  вещь,  достойную  венчать
чело главы Церкви. Беда заключалась в  том,  что  Феликса,  выросшего  в
суровом баронском замке на границе  с  Дикой  Грядой,  кричащая  роскошь
раздражала. Он, разумеется, наденет все, что полагается, но  не  сейчас.
Архипастырь велел мальчику-служке подержать  убор  и  посох  и  приказал
позвать Гашпара Добори.
   Новоиспеченный командор Церковного Воинства появился тотчас же - ждал
за дверью. Архипастырь небрежным жестом  отпустил  всех.  Разумеется,  у
стен имелись и уши и глаза, о чем бывший секретарь Филиппа был прекрасно
осведомлен, но по его поведению подглядчики ничего  не  заподозрили  бы.
?Тайный? разговор между Феликсом и его доверенным лицом неминуемо посеет
смуту в рядах сторонников казненного Амброзия, каковых, как предполагали
Феликс и Добори, в Кантиске оставалось предостаточно. Однако до  мелочей
обдуманный замысел сорвался - истошный,  захлебывающийся  крик  заставил
Архипастыря и командора выскочить в приемную.
   Там, на мозаичном полу, в конвульсиях бился тот  самый  светловолосый
служка,  которому  Архипастырь  поручил  символы  своей  власти.  Вокруг
застыло  несколько  клириков  с  бледными,  перекошенными  от  ужаса   и
отвращения лицами. Мальчик еще раз закричал и затих.  Стало  видно,  что
вокруг его шеи обвилась, сверкая сизой чешуей, гранитная  тара  -  самая
смертоносная змея Арции. Никто не успел  ничего  понять,  когда  Феликс,
подхватив отлетевший в сторону Посох, сдернул с его помощью смертоносную
тварь с жуткого пьедестала и размозжил ей голову.
   - Откуда она взялась? - Он задал вопрос, уже зная ответ. Змея была  в
архипастырском венце, и сама она туда заползти ну никак не могла...

2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.
Таяна. Высокий Замок.

   - Прости, я вошел без стука, - Рене Аррой закрыл окно и быстрым очень
молодым движением,  подтянувшись  на  руках,  уселся  на  высокий  узкий
подоконник, - мне надо поговорить с тобой, Шани. И лучше наедине.
   - Выйди, Бельчонок, - граф сказал это очень тихо, но  Белка,  как  ни
странно, спорить не стала. Сверкнув  огромными  материнскими  глазищами,
девочка вышла, плотно  прикрыв  за  собой  дверь.  Шандер  вопросительно
глянул на адмирала.
   - Я весь внимание, монсигнор.
   - Не пытайся быть вежливым. Не нужно. Нас осталось так мало,  что  мы
не можем позволять себе ломать комедию. Я оплакиваю Стефана  не  меньше,
чем ты, но, боюсь, эта смерть не последняя.  Пришел  же  я  не  поэтому.
Завтра утром мы уходим.
   Шандер едва сдержал крик.  Несмотря  на  трагедию,  а  может,  именно
благодаря ей,  Гардани  стал  воспринимать  адмирала  как  часть  Таяны.
Казалось, будучи законным наследником Марка, Аррой теперь просто  обязан
задержаться в Высоком Замке, благо в Эланде все спокойно. И вот...
   Рене улыбнулся, но голубые глаза оставались мрачными:
   -  Такова  воля  короля,  Шандер.  Он  хочет,  чтобы   я   немедленно
возвращался. Марко говорит о том, что это ради моей же безопасности,  но
мне кажется, он лжет...
   - Что вы сказали? - Шандер был поражен и не смог этого скрыть.
   - Я сказал то, что сказал. Король Марко желает сохранить жизнь  Михаю
и не желает, чтобы я оставался в Таяне. У меня возникло ощущение, что он
что-то скрывает и боится, что я разгадаю  его  тайну.  Мне  не  нравится
Марко, - неожиданно резко бросил адмирал и отвернулся к окну.
   Вечерело.  Со  двора  доносился  звон  амуниции,  конское  ржание,  -
эландцы, видимо, уже собирались в дорогу. Гардани решился заговорить  не
сразу:
   - Что же будет, дан Рене? - Вопрос прозвучал беспомощно, чуть  ли  не
по-детски, но собеседники этого не заметили.
   - Не знаю, Шани, - Рене соскочил с подоконника и,  подойдя  к  графу,
коснулся его плеча,  -  тебе  будет  очень  трудно.  Когда  я  уеду,  ты
останешься один. Или почти один. Илана - женщина, Лукиан глуп,  а  Симон
не более чем простой горожанин... Правда,  я  очень  надеюсь  на  нового
кардинала, но он прибудет не раньше чем через полтора месяца.
   Герцог помолчал, потом по привычке тряхнул белой головой,  словно  бы
бросаясь в битву, и продолжил:
   - Ты знаешь, меня немало поносило по свету, прежде чем  я  стал  тем,
кем стал. Я понял, что сломать можно каждого, если,  конечно,  знать  на
чем. Боль телесную до определенной степени еще можно терпеть, но мучения
тех, кто нам дорог... - каждое слово  Рене  отзывалось  в  душе  Шандера
такой же мукой, как некогда удары молотка, заколачивавшего гроб Селии, -
Шани, я не предлагаю тебе уехать в Эланд, хотя должен был сделать именно
это. Ты все равно не согласишься. А если б согласился, это  значило  бы,
что ты не тот, кем кажешься. Твое место здесь.
   Попытайся разобраться, что происходит, дождись Романа,  расскажи  ему
все, что ты узнал и, - Аррой попробовал улыбнуться, - особенно  то,  что
не узнал. Будет нужно - отправь весточку во Фронтеру, в село Белый Мост.
Тамошний войт найдет  способ  доставить  письмо  ко  мне.  Будет  некого
отправить или отсутствие твоих людей будет замечено, обратись  к  новому
кардиналу. Не прошу тебя об осторожности, но все ж не забывай, что  твоя
смерть - это еще одна победа Михая.
   Шандер кивнул, дескать, обещаю по возможности не умирать.
   - Ты уж постарайся. Пойми, я должен  был  сказать  тебе  все  это.  А
теперь главное. Я думаю забрать с собой Белку, Мариту с  Микой  и  Лупе.
Если ты будешь знать, что они в безопасности, сможешь выдержать  гораздо
больше. Марита слишком красива, чтобы оставлять ее в Замке, один раз она
уже попала в беду...
   - В Эланде меньше мужчин?
   - Больше. Но в Эланде хозяин я, а не теряющий силы  и  разум  король,
женатый  на  безвольной  дочери  предателя  и  колдуна.  По  Эланду   не
разгуливают убийцы, кроме того, маринер  никогда  не  поднимет  руки  на
женщину. А Мике пора увидеть море. И я не шучу, Шани, время шуток  давно
прошло. Ты должен отправить их со мной, даже если придется их связать.
   - Я понимаю, монсигнор. Вы правы во всем. Мне будет тяжело без Белки,
но я должен быть один, если хочу победить. А Лупе... Хватит  на  ее  век
горя... Они поедут в Эланд. Я сам бы просил вас об этом, если бы знал  о
вашем отъезде. Но, - Шандер заметно  колебался,  задавая  вопрос,  -  я,
конечно, не заменю вам ни Стефана, ни Романа, ни Иннокентия, но я был бы
более полезен, если бы знал, чего вы ищете и чего опасаетесь.
   - Когда вернется Роман, он скажет все, что знает...  Или  что  сочтет
нужным. Я сам  мало  что  понимаю,  могу  сказать  лишь  одно:  то,  что
происходит, это не придворные интриги, не борьба за  власть  и  даже  не
применение Запретной магии в том смысле, в каком  ее  понимают  наиболее
разумные клирики. Пришли в движение  какие-то  малопонятные  и,  видимо,
очень древние силы, о природе которых не знаем ни мы, ни эльфы...
   - Эльфы?! Вы снова говорите о них, монсигнор. Что вы имеете в виду?
   - Только то, что мы не одни. Рядом с нами когда-то  жили,  а  кое-где
живут и теперь другие расы. Эльфы - лишь одна из  них,  наверное,  самая
прекрасная, хоть и чуждая нам.
   - Неужели вы бывали у эльфов?! -  Шандер  даже  забыл  о  тех  бедах,
которые и вызвали этот  разговор.  -  Я  думал,  вас  научили  их  магии
какие-то люди, набравшиеся чужих премудростей.
   - Я действительно встречался с эльфами. И ты встречался. И не  только
с эльфами, вспомни Тисовую падь. Не мы одни живем в Благодатных  землях.
Есть и другие. Одни враждебны нам, людям, другие равнодушны,  но  кто-то
может стать настоящим другом и союзником. Помни  об  этом  и  ничему  не
удивляйся.
   - Но если нам будут помогать  эльфы,  то  и  у  Михая  могут  найтись
союзники...
   - Не ?могут?, уже нашлись. Я не имею  в  виду  гоблинов.  Те  -  что?
Воины, хоть и хорошие, с ними воевать мы научимся.  Дело  намного  хуже.
Годой ухитрился спустить с цепи какие-то жуткие колдовские силы.  Именно
они погубили принцев, я не могу этого доказать, но уверен в этом так же,
как и в том, что  знаю  морской  путь  из  Идаконы  в  Атэв!  -  Адмирал
досадливо махнул рукой. - Будь проклят тот день, когда я  променял  море
на дворцовые полы.
   - Но не случись этого тогда, вы бы все равно вернулись сейчас,  когда
такое творится.
   - Наверное, ты прав,  -  Аррой  сжал  губы,  глаза  его  вновь  стали
настороженными и жесткими, как в море перед бурей. -  Я  бы  вернулся  и
вступил в бой! Но нельзя биться с туманом! Туман и штиль - это то, что я
ненавижу больше всего на свете, - Рене взялся за ручку двери.  -  Так  я
жду твой выводок завтра в десятой оре. И, мне  кажется,  тебе  не  стоит
оповещать об их отъезде заранее,  пусть  это  будет  неожиданностью.  Не
думаю,  чтобы  Марко  попытался  кого-то  задерживать,   но,   если   ты
предполагаешь где-то мель, лучше обойти это место. Объясни отъезд  Белки
тем, что ей нужен морской воздух, а Марита будет за ней присматривать...
   - Это еще вопрос, - Шандер  помимо  воли  улыбнулся,  -  кто  за  кем
присмотрит. Монсигнор, - капитан  ?Серебряных?  пристально  вгляделся  в
чуть раскосые светлые глаза и решительно спросил о самом страшном:
   - Вы больше не доверяете королю?
   Герцог какое-то время молчал, видимо, составляя в уме приличествующий
случаю ответ, но потом просто махнул рукой и, бросив: ?Не доверяю и тебе
не советую?, вышел, плотно прикрыв за собой тяжелую дверь.

2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.
Высокий Замок.

   Илана поднялась к королеве потому, что не могла больше переносить  ни
общества придворных дам, ни одиночества. Мысли о брате и о неизбежной  и
скорой разлуке с седым герцогом не  давали  принцессе  покоя.  Бесцельно
бродя по замку, она несколько  раз  проходила  мимо  Коронной  башни,  и
всякий раз  видела  в  окне  светловолосую  фигуру  в  лиловом,  Герика,
казалось, даже не шевелилась. Увидав  ее  в  четвертый  раз,  принцесса,
неожиданно для самой себя, прошла к королеве. Та была со своими  дамами,
но словно  бы  их  и  не  видела.  Илана  приказала  всем  выйти,  и  те
повиновались, с трудом  скрыв  облегчение.  Принцесса  окликнула  бывшую
подругу, и тарскийка, вздрогнув от неожиданности, оторвалась  от  своего
окна.
   Собственно говоря, Илана не представляла,  зачем  пришла.  Надо  было
убить время, надо было научиться жить в новом  мире  -  без  Стефана  и,
видимо, без Рене. Прострация, в которую впал  отец,  скрытая  тревога  в
запавших глазах Шандера Гардани, настороженные  лица  придворных  -  все
говорило, кричало о том, что с прежней жизнью покончено.
   Ланка пока сама еще не понимала, чего же она хочет для себя. Уехать в
Эланд и там, став великой герцогиней, завоевать Рене,  как  она  мечтала
еще несколько  дней  назад?  Или  побороться  за  таянский  престол?  Но
пожертвовать любовью?! К этому принцесса не была готова. Девушка  хотела
получить все. Ей  было  очень  стыдно  это  признать,  но  острая  боль,
вызванная гибелью братьев, уже уступила место мыслям о том, что же будет
с ней, Иланой Таянской. Иное дело Герика. Глядя на тарскийку,  принцесса
испытала мучительный укол совести -  та,  казалось,  уже  находилась  по
другую сторону жизни. Мелькнула мысль: ?А ведь она действительно  любила
Стефана, и каково бы было мне, если бы в домовом  иглеции  сейчас  лежал
Рене?!? Ланка порывисто бросилась вперед  и  обняла  бывшую  подругу  за
плечи. Та вздрогнула и слегка отстранилась:
   - Не надо... Ничего больше не надо.
   Илана молчала, не зная, что говорить. Герика тоже.  Потом  подошла  к
туалетному  столику  и  достала  шкатулку  из   драгоценной   корбутской
лиственницы:
   - Я хочу, чтобы ты взяла это себе.
   - Что это?
   - Камни, мне они больше не понадобятся, - королева открыла крышку,  и
принцесса с трудом удержала крик восхищения. На пожелтевшем белом  шелке
мерцали и переливались немыслимой красоты рубины.  Каждый  камень  стоил
четырех, а то и пяти лучших атэвских скакунов, а камней было  множество.
Герика выложила на стол диадему,  ожерелье,  серьги  с  подвесками,  два
браслета и перстень. Ланка с трудом оторвала  взгляд  от  мерцающего  на
скатерти багрового зарева
   - Я не могу это принять!
   - Должна же я кому-то их оставить,  -  тихо  возразила  Герика.  -  Я
больше никогда не буду носить драгоценности. Особенно эти!
   - Но ты их и раньше не носила.
   - Это камни... Говорят, их  носила  в  юности  сама  Равноапостольная
Циала... Они всегда были у отца..  Когда  Рене  и  Шандер  его  поймали,
Стефан отдал их мне.
   - Какие красивые! - Принцесса нежно прикоснулась рукой к алой  капле.
- Спасибо тебе, но я не могу их взять. Ты успокоишься, пройдет время.
   - Нет! - с неожиданной твердостью ответила королева.  -  Мне  они  не
нужны. Я их всегда боялась, они слишком хороши для меня. Примерь.
   Если б кто-то с утра сказал Илане,  что  она  сегодня  же  замрет  от
счастья, примеряя перед зеркалом серьги, она  запустила  бы  в  мерзавца
первым, что подвернулось бы под  руку.  Но,  любуясь  своим  отражением,
девушка забыла обо всем. Кроме Рене. Когда он увидит ее в  этих  рубинах
.. Она с досадой вспомнила о трауре, затем о том, что вела  себя  гадко,
сначала воспользовавшись горем  Герики,  а  потом  забыв  о  нем.  Илана
торопливо сняла украшения, и день за окном словно бы померк...
   - Видишь, как тебе они хорошо, как будто бы их  делали  для  тебя,  -
задумчиво произнесла королева, - Стефан как-то мне говорил, что  все  на
свете имеет какой-то смысл. Наверное, эти камни нашли то, что хотели.
   Илана больше  не  спорила.  Более  того,  расстаться  с  тарскийскими
рубинами она была просто не в состоянии. А Герика,  казалось,  сразу  же
забыла  о  том,  как   распорядилась   фамильной   реликвией.   Молчание
становилось тягостным,  когда  в  комнату  вбежала  Марита,  и  королева
подняла глаза.
   - Его Величество сейчас будет здесь, - присела в реверансе девушка  и
тотчас вышла. Ланка повернулась, чтоб  последовать  за  ней,  но,  боясь
показаться слишком черствой и корыстолюбивой, заметила:
   - Марита - самое прекрасное создание, которое я знаю. Жаль,  что  она
простолюдинка. Вот кому бы пошли рубины Циалы.
   - Я как-то предложила ей их примерить, - бездумно откликнулась Герика
Годойя, - она даже из шкатулки их не вынула... Испугалась...

2228 год от В. И. Вечер 21-го дня месяца Лебедя.
Тарска. Предгорья Корбуга.

   Тропа не подвела - край Пантаны остался далеко позади, а его никто не
заметил. Или, поправился Уанн, он сам не заметил того, кто, быть  может,
заметил его.
   Уже четвертый  день  волшебник  упорно  пробирался  на  северо-восток
Старыми Тропами, позволяя  себе  лишь  краткий  ночной  отдых.  В  своих
скитаниях Уанн обычно полагался на ноги, отдавая им  предпочтение  перед
лошадиными копытами, тележными колесами или (тем более!) магией.  Сейчас
он спешил, а для  того,  кто  торопится,  все  средства  хороши.  И  маг
вспомнил о Старых Тропах, по которым в незапамятные времена ходили почти
всесильные, существа. Они сгинули, а дороги, ими проторенные, остались и
зажили своей жизнью. Ступив на них без умения, можно  было  оказаться  в
месте, прямо противоположном тому, куда направлялся. Да  и  обитали  там
создания, с которыми, судя по оставленным теми следам, Уанн не хотел  бы
встречаться. Выбирать тем не менее не приходилось, и  он  шел  по  узким
проходам, ощущая под ногами  твердый  пол.  Все  остальное  было  скрыто
мглой, только летящий впереди золотистый  огонек-проводник  напоминал  о
том, что где-то есть свет, конец пути, высокое небо,  шумящий  в  кронах
раскидистых с