- Но в том-то и дело, Ваше Высокопреосвященство, - откликнулся Старый
Эрик, - что НА ВАШЕМ месте они не оказались бы никогда. Рене, будь добр,
прочти нам еще раз письмо, а то я не мастак продираться  через  всю  эту
словесную патоку.
   - Изволь. "Лев Юга приветствует Волка Севера  и  шлет  ему  пожелания
всех благ и радостей, коими расцвечена земная юдоль.
   Дошло до меня, что дей <Дей - король (атэв.)> Миджед, недостойный сын
шакала и гиены, по недомыслию не утопленный при  рождении,  возмечтал  о
недоступном и недозволенном и что он, позабыв сказанное сынами мудрости,
уподобился напившемуся в жаркий день из скверного источника и унесшему в
себе Черную Болезнь. Мор не остановить, если не убить несущего заразу  и
всех, с кем он пил из одной чаши, ел из одного  котла,  спал  под  одной
крышей, если не сжечь дом его и не изгнать соседей его. Ставший  голосом
Творца Баадук Блаженный и Мудрый сказал:  "Когда  идет  Черная  Болезнь,
прекращайте войны ваши, и торговлю вашу, и любовь  вашу,  поступитесь  и
обидами, и барышами, ибо Черная Болезнь голодна, как  стая  гиен,  равно
готовых пожрать и льва, и быка, если те не забудут  о  проходящем  и  не
оборотят  клыки  и  рога  против  мерзких".   Так   сказал   Великий   и
Справедливый. И я, недостойный целовать  прах  из-под  копыт  его  коня,
говорю - прекратим вражду нашу, пока не повержен обезумевший Миджед.
   И еще скажу то, о чем поведали наши старейшие, ибо Творец  в  великой
мудрости своей сразу  высыпал  в  сотворенный  им  мир  все,  что  можно
высыпать, и не может поэтому быть того, чего однажды  не  случалось  уже
под семью небесами. Рассказывают, что если идти от  моря  много  дней  и
ночей, придешь к свинцовым горам, где обитают стерегущие  золото  грифы.
Никто и никогда не переходил эти горы, но однажды нашелся  безумный.  Он
не боялся смерти и не хотел золота, и звезды покровительствовали ему,  и
он перешел через горы и оказался  в  стране  зловонных  болот  и  густых
лесов, населенных кошмарными тварями, приходящими  в  грезы  курильщиков
эреа <Трава эреа - наркотическое средство, добываемое из семян эриалиса,
водянистого, пышно цветущего растения,  распространенного  в  горах>.  В
центре черных болот стоял храм из красной яшмы, зеленого нефрита и синей
бирюзы. Стерегли  храм  семеро  жрецов.  Старший  был  древним  старцем,
младшего же едва можно было назвать юношей, но были они  похожи  лицами,
как листья одного дерева, и говорили, отрицая очевидное,  что  суть  они
единое и берут они от мира  все,  так  как  каждый  возраст  имеет  свои
радости, которые уходят, дабы им на смену пришли иные.
   И многое жрецы говорили своему гостю, но  тот  слушал  лишь  то,  что
хотел слышать, и понимал лишь то, что хотел понять. А  хотел  он  мести,
власти и бессмертия. И узнал он, что в храме заточен  великий  мудрец  и
чародей, замысливший обмануть свою судьбу  и  отказавшийся  от  единожды
данной клятвы. И пришелец убил тех, кто принимал его, лечил  и  учил,  и
освободил узника,  и  тот  из  крови  семиликого  жреца  создал  великое
проклятье, и то было первое зло, которое он причинил.
   И научил  освобожденный  мудрец  своего  спасителя,  как  воззвать  к
Древнему Злу, побежденному в начале мира, и это было второе зло, которое
он причинил. И вскипели моря, и стало гаснуть  солнце,  и  посыпались  с
небес звезды, как винные ягоды  со  стола,  и  восстали  древние  твари,
слизистые и ядовитые, коим должно было исчезнуть  задолго  до  появления
человека, дабы не осквернять мир своим присутствием. И первым был пожран
призвавший их. Но затем разверзлось небо, и  оттуда  явились  сверкающие
воины.  Семь  сотен  лет  длилась  битва,  и  мерзостные  создания  были
повержены и уничтожены, а о том, кто из мести и ненависти  отпустил  их,
позабыли. Мудрец же, научивший неразумного смертного, как содеять такое,
сумел бежать и укрыться в дальних морях, но до этого совратил одного  из
небесных воинов. И задумался тот, зачем ему быть одним из  многих,  если
можно стать единственным. И думал он, что сам дошел  до  этой  мысли,  и
лелеял он эту мысль, а затем от мысли перешел к делу. И это было  третье
и самое великое Зло, свершенное освобожденным клятвопреступником.
   И смотрел он из своего укрывища, и радовался, что все идет  так,  как
он хочет, что сначала он сделал своим орудием человека, затем чудовищ и,
наконец. Небесного Воина,  которому  доставало  силы  исполнить  замысел
клятвопреступника. А замысел его был страшен, а Отступник ослеп и  оглох
и не смотрел на следы ног своих, думая, что сам избрал свою дорогу, в то
время как его вели, как ведут осла или верблюда.
   Но братья оступившегося распознали угрозу и извергли паршивую овцу из
стада своего. И бежал он, теряя силы, на север, где, говорят, укрылся  в
холодной пещере, оплакивая былое величие и лелея мечту о мести.
   Великое же Проклятье за века рассыпалось на куски  и  было  во  время
Второй войны унесено великой водой. И куски эти по сию  пору  ищут  друг
друга и ловят души тех, что открыты их голосу.  И  все  они:  и  Великое
Проклятье, и падший Небесный  Воин,  и  колдун-клятвопреступник  -  ждут
своего часа, и все они ищут разное, но несут одно - разрушение и гибель,
дабы  стать  калифами  над  обломками,  подобно  змеям,  поселяющимся  в
развалинах, когда оттуда уходят построившие их.
   Вот что рассказывают старейшие, и никто пока не опроверг их равно как
и не подтвердил, пока не пошли слухи  о  делах  дея  Миджеда,  владельца
ледяных гор. И еще скажу, что корабельщики наши видели несметные  косяки
рыбы, что сворачивали с привычных путей и выбрасывались на сушу,  но  не
шли на нерестилище в Серое море, что добытый  в  этом  году  у  Звездных
островов жемчуг был цвета бычьей крови, а альбатросы не свили  гнезд.  Я
велел трем лучшим мореходам выйти в Серое море. Они ушли и не вернулись.
Я велел еще троим пройти  запретным  путем,  но  те  отказались  и  были
казнены. И потому я сказал себе, что близится час  Зверя,  предсказанный
Баадуком, и пора загасить огонь вражды тем, кто встанет против беды.
   Я возвращаю тебе всех воинов-северян, которые могут держать саблю.  Я
посылаю тебе оружие, сработанное оружейниками Красных гор. Я  знаю,  что
на твоих камнях растут великие мореходы и воины, но не хлеб и вино, и  я
посылаю и то и другое.
   Бородой Баадука,  подножием  Трона  Творца  и  кровью  любимого  сына
клянусь, что мысли мои чисты и рука не  держит  ножа.  Да  пребудет  мир
между нами, пока не обезглавлена змея Прошлого.
   Я сказал, а ты выслушал.
   Писано в 8-й день Третьего месяца  985  года".  <В  Эр-Атэве  принято
летосчисление от прихода пророка  Баадука  к  калифу  Яффе  и  обращения
последнего к новой вере>
   Печать Майхуб приложил свою тайную. Лев, рассекающий мечом леопарда.
   - Похоже, ты уже решил, - поднялся с места Эрик, -  разубеждать  тебя
бесполезно, хотя лично я этому шелковому убийце не верю.
   - То, о чем он пишет,  глупые,  цветистые  сказки,  -  пожал  плечами
Максимилиан, - за кого нас принимает этот атэв?
   - За людей, способных видеть дальше собственного  носа,  -  взорвался
герцог. - Вы, Ваше Высокопреосвященство,  годами  рассказываете  себе  и
другим сказки ничуть не лучше этих, а ты, Эрик, уж прости  меня,  вообще
не признаешь того, чего не видел лично. Думаю, те, кто не  был  в  Башне
Альбатроса, тоже не  поверят,  что  три  десятка  вооруженных  маринеров
ничего не могли поделать с тарскийским колдуном...
   - Я не о том, - с досадой махнул рукой старик, - а об этом  проклятом
атэве. Налюбовался я на них...
   - Так ведь и они, - улыбнулся одними глазами Рене, -  на  таких,  как
ты, налюбовались. Вижу, все остаются при своем, а жаль...
   Кардинал Максимилиан что-то хотел сказать,  но  передумал,  и  они  с
Эриком с достоинством вышли.
   - Шани,  ты  тоже  считаешь,  что  Майхуб  лжет?  Ты  как-то  странно
отмалчивался.
   Граф Гардани поднял темную бровь:
   - Сказано же, что лучше не спорить с клириками и стариками, хотя  эти
еще из лучших. Заметь, они живут как кошка  с  собакой.  Эрик  не  любит
Церковь, а Максимилиана раздражают ваши, как он выражается, суеверия. Но
ради Майхуба они отложили свои распри... Почему  бы  вам  с  калифом  не
последовать их примеру,  ведь  речь  идет  о  гораздо  большем?  Но  ты,
по-моему, понял атэва лучше, чем все мы.
   -  В  послании   атэвского   владыки,   -   сообщил   незамедлительно
обнаруживший свое присутствие Жан-Флорентин, - безусловно,  присутствуют
весьма интересные места. К сожалению, мы очень плохо знаем историю Сура,
а там, без сомнения, имели место примечательные события.
   - Я не так уж хорошо знаю этот народ, хотя мне приходилось  бывать  и
там, - Рене  задумчиво  потер  лоб,  -  но  южных  легенд  я  наслушался
достаточно, и вот что я вам скажу. В половине атэвских легенд  героя  не
праведно изгоняют, он бежит за Свинцовые горы и встречает  самых  разных
тварей, которые помогают ему отомстить. Храмы из нефрита  в  их  сказках
тоже сплошь и рядом присутствуют, равно как  и  триединые  и  семиединые
жрецы... Видно, до Баадука там молились чему-то подобному и до конца  не
забыли, как мы не забыли Великих Братьев. Так что зачин, я думаю,  можно
отбросить.
   -  И  что  у  нас  тогда  остается,  -  вздохнул   Шани,   -   мудрей
клятвоотступник и три Зла,  им  причиненных...  У  меня  мелькнула  было
какая-то мысль, но потом все опять запуталось.
   - Надо отбросить невозможное, -  посоветовал  философский  жаб,  -  и
тогда у нас останется истина, какой  бы  невероятной  она  ни  казалась.
Главное, найти точку отсчета, с которой мы начнем строить систему  наших
доказательств.
   - Уймись, Жан, - вздохнул Рене, - лично мне из  всей  этой  шелухи  в
глаза бросилось то, что в Сером море творится неладное. Я заходил дальше
атэвских мореходов, - Рене дерзко взглянул в глаза Гардани,  -  и  готов
поклясться, что там действительно не все чисто.
   - Так вот где поседел Счастливчик Рене...
   - Именно. Я не люблю вспоминать тот поход. Все, кроме меня погибли, я
спасся чудом. Кто или что не пускает корабли после некоей черты,  ни  я,
ни  кто  другой  не  знает.  Может  быть,  вправду  засел   этот   самый
клятвопреступник, совративший одного из богов.
   - Это вполне вероятно, - встрял жаб,  -  так  как  грань,  отделяюшая
богов от  прочих  мыслящих  и  чувствующих  созданий,  отнюдь  не  столь
непреодолима, как внушают религиозные догматы. Если потенциально  мы,  -
жаб поднял лапу, - равны богам, то и боги потенциально обладают теми  же
слабостями, что и мы.
   - Ты полагаешь, - Шандер выглядел несколько обескураженным, - что под
"Небесными воителями" Майхуб подразумевает  тех,  кого  раньше  называли
богами?
   - Майхуб - последователь Баадука, - кивнул Рене, - а они, как и  наши
клирики, почитают единого Творца, а все остальные силы числят или в  его
слугах, или во врагах. Взбунтовавшийся и поверженный  своими  собратьями
древний бог, то ли заточенный в северных горах, то ли туда сбежавший,  -
разве тебе это ни о чем не напоминает?
   - Ройгу?!
   - Разумеется, так как он обладает всеми теми признаками,  на  которых
основывается описание, - подтвердил жаб, хотя его никто не спрашивал.
   - И Ройгу как-то связан с тем, что находится в Сером море, - медленно
проговорил Рене Аррой. - А это значит, что  если  даже  мы  справимся  с
Михаем Годоем, опасность никуда не исчезнет. Майхуб  это  понимает,  вот
почему он протягивает нам руку. Если мы выживем, нужно будет  разузнать,
что же там творится...
   - Разузнавать, разумеется, будешь ты, - вздохнул Шандер.
   - Вряд ли кто-то еще сможет это сделать, - махнул рукой Рене, - но не
оставлять же  нам  корни  зла...  Один  раз  такое  уже  делали.  Причем
недоглядели боги, а расхлебываем мы...
   - Задачи нужно решать последовательно, -  жаб  явно  был  доволен,  -
экспедиция в Серое море может состояться лишь после победы над Ройгу.  К
тому же ты еще не решил, что делать с письмом калифа.
   - Отчего ж не решил, - Рене Аррой улыбнулся, - я принимаю его помощь.
Я напишу Майхубу, а  Иоганн  отвезет  мое  письмо.  Пожалуй,  нужно  ему
вернуть кое-какие драгоценности. Не гоже уступать атэвам в щедрости!

2229 год от В. И. 7-й день месяца Дракона.
Фронтера. Ласковая пуща

   - Этот подвиг ставит графа Шандера в один ряд с величайшими  героями,
- Луи Арцийский возбужденно стиснул руку Лупе, - но мы отомстим за всех.
И за Гардани, и за Стефана и за эту девушку. Клянусь тебе, пока я жив, я
не опущу оружия!
   Лупе ласково и печально  смотрела  на  принца.  Как  же  он  молод  и
искренен. Убить Годоя... Вряд ли это под силу кому-нибудь,  кроме  Рене,
но, даже если они победят, мертвые останутся мертвыми. Леопина вспомнила
последнюю встречу с Шандером. Он стал для нее всем, а она, она  даже  не
почувствовала, когда  граф  умирал.  Арциец  был  похож  на  Шани.  Тот,
наверное, был таким, когда влюбился в свою Ванду,  -  молодым,  отважным
свято уверенным, что все в конце концов будет хорошо.
   Интересно, поняли бы они друг друга, если бы встретились раньше? Вряд
ли... Ее в юности привлекал внешний блеск и красивые слова, а Шани, Шани
искал нежное и беззащитное создание, напрочь лишенное кокетства.  Потери
и разочарования сделали их другими, и эти другие поняли и  приняли  друг
друга. Лупе не сомневалась, что с Шандером она обрела бы счастье, но  он
ушел и не вернулся. У него нет даже могилы, а теперь судьба свела  ее  с
этим юношей, который вполне мог быть младшим братом  Шани  Гардани.  Они
так похожи, только глаза у Шани  темно-карие,  почти  черные,  а  у  Луи
темно-синие, как вечернее небо.
   - Почему вы молчите, дана Лупе?
   - Простите, задумалась... Вы так похожи  на  Шандера  Гардани...  Это
странно.
   - Чего же тут странного, - Луи бережно отвел с  пути  женщины  тонкую
ветку, усыпанную розоватыми цветами, - моя бабушка по матери, урожденная
графиня Шаготи, родная сестра матери Шандера Гардани. Дядька Шарль...  -
голос принца предательски дрогнул, - он заставил меня  выучить  всю  мою
родословную. Я не понимал зачем, а он опять оказался прав...
   - Значит, Гардани ваши родичи?
   - И я горжусь  этим!  Дана  Леопина...  Я  должен  это  сказать...  Я
понимаю, у меня нет никакой надежды... Вы знали таких рыцарей, как  Рене
Аррой, Роман Ясный, Шандер Гардани, а я что... Я Принц без  королевства,
я мало знаю и еще меньше умею. Я вам ничего не сказал,  но  вечером  нам
опять идти в бой... Я люблю вас!
   Лупе молча повернулась и пошла назад. Что она могла ему ответить?  Он
так походил на Шани и был так молод... Луи не виноват,  что  жил,  когда
Шандер Гардани погиб, и погиб страшно, но маленькая колдунья  не  хотела
ни видеть просящие глаза  арцийского  принца,  ни  слышать  то,  что  он
говорил...

2229 год от В. И. 7-й день месяца Дракона.
Эланд. Идакона

   - Что с тобой? - Герика встревоженно смотрела на Шандера.
   - Так, ерунда, - Шани виновато улыбнулся, -  что-то  сердце  зашлось.
Никогда такого не было... Устал, наверное...
   - Слава Творцу и Церкви, -  тарскийка  возвела  очи  горе,  пародируя
святую  Циалу,  -  неужели  ты  наконец  догадался,  что  устал?  Иди  и
немедленно ложись, за несколько ор мир не  рухнет,  тем  паче  герцог  с
командором на ногах, приглядят, если что...
   - Хорошо, сейчас...
   - Никаких "сейчас", - Герика засмеялась - ляжешь здесь, у меня, а  то
твой Сташко тебя  живо  из-за  какой-нибудь  ерунды  через  полторы  оры
разбудит... Я не шучу. Попробуй только выйти...
   Гардани не протестовал, он действительно не спал  три  ночи,  мотаясь
вдоль  Зимней  гряды.  Недоступность  недоступностью,  но  проверить  не
мешало. Для почтенных купцов обрыв был  и  правду  непреодолим,  но  для
шпионов...  Выросший  в  горах  Шани  умел  лазать  по  скалам  не  хуже
тарскийцев и немногим уступая,  если  уступая,  гоблинам,  и  нашел-таки
четыре места, где лично он вполне мог пробраться на побережье. Теперь  у
каждого спуска караулило по десятку людей Феликса, обладавших  упорством
кошки над мышиной норой. Шани же, пользуясь случаем, заскочил в  Идакону
навестить Герику. С тарскийкой он мог быть откровенным,  и  она  платила
ему тем  же.  И  еще  с  ней  был  Преданный,  к  которому  любивший  до
самоотречения Стефана граф испытывал какую-то, щемящую  нежность.  Дикий
кот платил ему взаимностью.
   Герика с улыбкой посмотрела на Гардани, уснувшего,  лишь  только  его
голова коснулась подушки. Пусть спит,  она  не  позволит  его  разбудить
раньше вечера, хотя бы начинался конец света. Герика устроилась в кресле
со старинным фолиантом. Последнее время женщина пристрастилась к чтению,
выискивая из хранящихся в  замке  книг  самые  старые.  Чем  непонятнее,
расплывчатее был смысл, тем с большим вниманием дочь Михая вчитывалась в
выцветшие строчки. Она сама не знала, что искала.

Эстель Оскора

   Я с трудом разбирала полустершиеся чернила, хорошо хоть почерк у  Эты
Идаконской был четким и разборчивым, несмотря  на  присущие  ее  времени
завитушки. Мне нравилась эта женщина, жившая и любившая  еще  до  Анхеля
Светлого, к тому же обладавшая несомненным даром слова. И все равно я не
могла понять, как  можно  доверить  свое  сердце  пергаменту,  тем  паче
зачарованному специальным образом, такой пролежит и тысячу лет и больше,
храня на себе следы боли и радости давным-давно ушедших. Эта была горда,
умна,  скрытна,  и  все  же  она  записала  историю  собственной  жизни,
озаботившись о том, чтобы с записями ничего не  сделалось...  Почему?  Я
прочла рукопись от начала до конца, подумала и принялась  читать  снова,
обращая на сей раз внимание на всяческие мелочи.  В  конце  концов,  Эта
была прапрапрабабкой Рене, а предавший ее возлюбленный; судя  по  всему,
приходился пращуром не только адмиралу, но и мне...
   Я  еще  раз  внимательно  прочла  про  детство  в  маленьком   горном
княжестве, приезд Стефана Старого, поездку в Гелань, описание тогдашнего
Высокого  Замка  и  пресловутого  турнира,  на  котором  Эта   встретила
Риберто... И тут меня как обухом по голове ударило!
   На дочери таянского короля были рубины! Те самые  рубины,  которые  я
отдала Ланке и  которые  считались  фамильными  драгоценностями  тарских
господарей! Все сходится! Тарску Стефан Старый отдал в приданое за своей
дочерью, возжелавшей Риберто, от них и пошли Годои,  я  -  последняя  из
рода, начавшегося так мерзко! Но до этого-то  моя  прародительница  была
просватана за тогдашнего владыку Эланда, который  привез  ей  в  подарок
найденные где-то за Запретной  чертой  красивые  красные  камни!  Камни,
которые  и  моя  мать,  и  я  прямо-таки  ненавидели,  а  бедная  Марита
шарахнулась от них, как от змеи...
   Да, я почти не помнила того, что чувствовала  полтора  года  назад  в
Высоком Замке, но зато события крепко держались  в  моей  голове.  Ланка
резко изменилась после того, как я отдала ей эти  чертовы  камни,  да  и
Циала, предавшая Эрасти, с ними не расставалась... Ох, лучше бы  Рикаред
Идаконский оставил эти рубины там, где нашел...

2229 год от В. И. Утро 10-го дня месяца Дракона.
Олений Замок

   Ланка  с  отвращением  смотрела  на  лежащие  на  замызганном  платке
драгоценности. Дивные камни  казались  отвратительными  кусками  мяса...
Женщина не понимала, как она могла ради  их  пойти  на  предательства  и
убийства.  А  то,  что  она  предательница  Ланка  понимала   совершенно
отчетливо. Из-за красивых камешков принцесса осталась  в  Замке,  сделав
ненужной жертву Шани, спуталась с господином Бо, и не  ее  заслуга,  что
Рене вырвался из захлопнутой ими ловушки. И это не говоря о замужестве с
Годоем и о том, ЧТО с ее ведома сотворили с  Маритой  и  другими!  Но  и
этого  было  мало,  она,  верно,  обезумела,  когда  приказала  перебить
циалианское посольство и вернуть камни.
   Все прошло на удивление гладко -  эскорт  был  застигнут  врасплох  и
вырезан до последнего человека. Тр