ивыми
спутники обошли все временные хижины, в одной из которых еще тлел  очаг.
Все говорило о том, что несчастье произошло  уже  после  того,  как  все
позавтракали и направились на работу. На истоптанном  грязном  снегу  не
было чужих следов. Кардинал не обладал талантами  следопыта,  но  Эгвант
вырос в этих краях и читал по снегу, как по книге.  По  всему  выходило,
что люди в спешке побросали свои  дела  и  без  всякой  видимой  причины
опрометью припустились к обрыву, с которого и бросились вниз, то  ли  не
заметив пропасти, то ли будучи охвачены  таким  ужасом,  что  смерть  на
речном льду им представлялась избавлением в сравнении с тем, что на  них
надвигалось. Но что бы это ни было,  следов  оно  не  оставило.  Эландцы
несколько раз прочесали лагерь и не нашли ни одного отпечатка, ни  одной
вещи, происхождение которой было бы им непонятно.
   -  Вот  оно,  началось,  -  Максимилиан  почувствовал,  как  по   его
позвоночнику пробежал противный холодок. Это уже не  было  занимательным
разговором с Феликсом о том, что все же подразумевает Пророчество, и это
не захватывающий рассказ Рене о битве в Башне Альбатроса.

Эстель Оскора

   Она появилась из-за кустов можжевельника - изящная, серебристо-серая,
с длинной узкой головой - и остановилась, не решаясь  выйти  на  солнце.
Синеватые ноздри ловили наш запах, из горла вырывалось  глухое  рычание.
Преданный двинулся вперед, оказавшись  между  мной  и  тварью  из  леса.
Тварью прелестной и, я не сомневалась, смертоносной. Справиться с ней он
не мог, пожалуй, она была не по плечу даже Астени с  Романом,  но  я,  я
могла ее прикончить без труда. Но не хотела. Она была так хороша, словно
бы сотканная из быстрых снежных  облаков.  Очевидно,  это  была  собака,
нечто среднее между  борзой  и  гончей,  но  размером  она  превосходила
Преданного. И еще она могла убивать не только клыками, но и чем-то  еще.
Я чувствовала ауру силы этого существа, чьей целью  было  загонять  дичь
для хозяина.  Я  положила  руку  на  холку  Преданному,  мне  совсем  не
хотелось, чтобы он ввязался  в  драку,  в  конце  концов,  мне  не  было
никакого дела до того, кого гонит эта тварь. Она мне не мешала, и  я  не
собиралась с ней связываться, однако, когда я коснулась пальцами теплого
рысьего меха, меня словно бы пронзила мысль - вот они! Они  пришли!  Эта
облачная красотка той же породы,  что  и  Белый  Олень,  а  значит,  мне
придется драться здесь и сейчас.
   Как ни странно, я  ничуть  не  разволновалась.  Напротив,  мои  мысли
выстроились в ряд, как "Серебряные" на параде. Я знала, что эту тварь  я
живой не отпущу, а вот она, похоже, этого не  понимала.  Наоборот.  Нет,
она не нападала, она  радовалась,  как  радуется  собака,  встречаясь  с
хозяином, - ликующе  взвизгнув,  принялась  охаживать  себя  хвостом  по
бокам, затем опустилась на брюхо и, подвизгивая и прискуливая,  поползла
ко мне, выражая всем своим видом любовь и преданность. У меня неожиданно
мелькнула предательская мысль, почему бы не взять с собой это  создание?
В конце концов, если я, Эстель Оскора, или как там меня обозвали в  этом
дурацком Пророчестве, могу стать казнью  или  спасением  Тарры,  то  эта
туманная собака в моих руках, возможно, станет оружием защиты.
   Мы стояли и смотрели друг на друга довольно долго. Гончая  тумана  не
смела  приблизиться  ко  мне,  существу  в  ее   понимании   высшему   и
всесильному. А я не знала, что делать. Убивать не хотелось. Прогнать? Но
Великий Дракон знает, что она может натворить... Взять с собой? Вряд  ли
это понравится Преданному, да и на что  я  буду  похожа,  объявившись  в
Идаконе с эдакой племянницей Белого Оленя? Нет, пожалуй, я все же должна
прикончить это создание...
   Мои идиотские размышления были прерваны  самый  неожиданным  образом.
Вдали послышался гулкий прерывистый лай, вернее, звук, похожий  на  лай.
Обычным псам из плоти и крови вряд ли могли принадлежать  такие  голоса,
это была свора существ, подобных тому,  что  смотрело  сейчас  на  меня.
Туманная собака дрожала всем телом, пританцовывая на  месте,  разрываясь
между  непреодолимым  желанием   присоединиться   к   гону   и   рабской
потребностью в хозяйском приказе. Самое страшное для меня было, что  она
признавала за мной право этого приказа, а стало  быть,  я  действительно
принадлежала к силам, вызвавшим из глубин Преисподней туманных бестий. Я
припомнила белое чудовище, от которого нас спасли всадники, и мне тут же
захотелось убраться куда подальше, только это было невозможно. я  ДОЛЖНА
была узнать, на кого идет охота, и, если это был человек, его спасти или
хотя бы попробовать сделать это.
   Я не знала, не могла знать, хватит ли у меня сил совладать со сворой,
не разорвут ли они меня на куски по приказу своего Настоящего хозяина, а
что он где-то рядом, я не сомневалась - туманные это псы  или  же  самые
настоящие, понять, что они гонят дичь не для себя, а для охотника, труда
не составляло. Я недаром выросла в герцогстве,  где  охотились  все,  и,
пусть моя душа не помнила  ни  охотничьих  радостей,  ни  разочарований,
голова хранила множество сведений о привычках собак и обычаях охотников.
   Свора кого-то преследовала. Туманная собака пронзительно заскулила  -
просилась к своим собратьям, - и я милостиво крикнула "эй-гой", разрешая
присоединиться к охоте. Одним прыжком гончая исчезла в зарослях.
   - Пошли и мы, - сказала я Преданному, - а то не успеем.
   Кот двинулся следом за мной. За  зиму  он  научился  соизмерять  свои
прыжки с моими возможностями, так что шли мы быстро  и  слаженно.  Песьи
голоса звучали где-то впереди и сбоку, но  мой  кот  уверенно  вел  меня
наперерез. На душе было яростно и весело - я уже  хотела  этой  схватки,
хотела проверить свое владение непонятной силой. Сейчас, собственно, все
и решится. Если я справлюсь со Сворой Тумана, значит,  Пророчество  есть
непреложная истина и избравшее меня в наложницы чудовище  в  самом  деле
поделилось со мной своей силой. В этом случае я смогу дать  отпор  свите
Оленя, а может, ему самому.
   И еще  это  значит,  что  я  свободна  в  своем  выборе,  что  Эанке,
называвшая меня порождением Зла, ошибалась или просто клеветала.  Да,  я
получила Силу, но как я  ею  буду  распоряжаться,  зависит  от  меня.  Я
свободна в своем выборе... Разумеется, если сейчас я останусь сама собой
и если меня хватит на то, чтобы драться и победить.
   Голоса звучали совсем близко, погоня приближалась. У нас с  Преданным
еще было время отвернуть в сторону, но ни я, ни мой кот  и  не  подумали
сделать  это.  Наши  тропы  пересеклись  на  круглой  неровной   поляне.
Очевидно, когда-то здесь  прошел  ледник,  тащивший  на  себе  множество
камней. Потом он  отступил,  разбросав  свою  ношу  по  выровненному  им
плоскогорью. Затем вырос лес, но камни остались. Одни - побольше, другие
- поменьше. Прямо у выхода на поляну лежали два серых валуна, похожих на
нежащихся в болоте кабанов. Вот за ними мы и встали, ожидая неизбежного.
   Действительно,  не  прошло  и  десятинки,  как  на  поляну   выбежало
несколько человек.  Они  тоже  увидели  камни,  показавшиеся  им  чем-то
похожими на укрытие, - глупцы, от Гончих Тумана  еще  можно  оборониться
огнем или отгородиться текучей водой, но  от  них  нельзя  спрятаться  в
каменной расщелине... Интересно, откуда я это знаю? Неважно, подумаем об
этом, когда все закончится...

2229 год от В. И. 20-й день месяца Иноходца.
Святая дорога

   Феликс понимал, что он не должен, не имеет  никакого  права  в  такое
время чувствовать себя счастливым, но внутри Архипастыря все  пело.  Все
сомнения, бесконечные переговоры,  в  которых  вязнешь,  как  в  болоте,
недоговорки и отговорки остались  позади.  Впереди  был  враг,  сзади  -
армия, не такая сильная, как хотелось бы, но и не слабая. Все было ясно,
к тому же бывший рыцарь чувствовал себя среди своих и на своем месте.
   Вновь ощущать под собой боевого  коня,  а  на  боку  тяжесть  оружия,
глотать дорожную пыль, не думать, соответствует ли каждый твой  шаг  или
слово канонам, записанным тогда, когда не родился даже дед твоего  отца.
Как это было восхитительно!
   Феликс только теперь понял, как же он за эти годы устал.  Глупец,  он
искал в Церкви забвения и покоя, а нашел интриги и  заботы.  Если  б  не
Филипп, калека-рыцарь вряд ли бы выдержал послушничество и наверняка  бы
вернулся в грешный мир. Пусть больным и нищим, но свободным.  Но  теперь
все позади, он там и с теми, с кем должен быть, а зеленое с белым  знамя
Церкви - это просто консигна, под которой нужно победить.
   Архипастырь припомнил их уход из Кантиски. Он был прав, когда  назвал
имя своего преемника.  Это  сразу  же  сбило  спесь  с  большинства  его
недоброжелателей.  Старый  Иоахиммиус  не  даст  им  спуска,  а  значит,
интриговать  против  него,  Филиппа,  бесполезно.  К  тому  же  кардинал
Кантисский позаботится о том, чтобы  предатели,  если  они  обозначатся,
обрели утешение и покой  в  объятиях  Скорбящих  Братьев...  Архипастырь
покачал головой, он понимал, что Церкви без тайной службы  не  обойтись,
но все же божеского в тайном сыске не было ничего. Скорей уж наоборот...
К Проклятому такие рассуждения! Сейчас главное - Разбить Годоя.
   Несмотря на все свое неверие, Феликс понимал, что  полосующие  Нижнюю
Арцию чуть ли не  месяц  дожди,  вынудившие  Узурпатора  остановиться  в
Олецьке, -  это  чудо.  Правда,  за  это  чудо  глава  Церкви  Единой  и
Единственной менее всего склонен был благодарить Творца. Скорее уж  тех,
к  кому  он  послал  Рафала.  или  же  какие-то  другие  силы,  все  еще
обретающиеся в этом мире и не равнодушные к его судьбе.  Как  бы  то  ни
было, задержка позволила хоть  немного  наверстать  упущенное  за  зиму.
Каким бы сильным ни был Годой, справиться с объединенными силами Арции и
Церкви ему будет непросто. Что ж,  скоро  все  встанет  на  свои  места.
Сколько же лет он не видел Сезара и  Франциска?  С  самой  Авиры...  Как
быстро все же течет время. Что ж, сейчас им  вновь  предстоит  сражаться
плечом к плечу, но если тогда в их руках были  лишь  собственные  шпаги,
сейчас им доверены тысячи чужих жизней...

2229 год от В. И. 20-й день месяца Иноходца.
Берег Адены

   Эгвант обнажил шпагу  и  прижался  спиной  к  шероховатому  холодному
камню. За плечом ветерана шумно дышали кардинал и те  воины  и  клирики,
что нашли в себе силы не броситься с кручи, увидев приближающийся к  ним
кошмар.  К  счастью  для   него,   Эгвант   был   человеком   не   очень
впечатлительным и воином до мозга костей, а потому,  увидев  вырвавшихся
из леса белобрысых бестий размером с  хорошего  теленка,  не  застыл  от
ужаса и не завопил, а,  схватив  за  руку  остолбеневшего  Максимилиана,
потащил   Его   Высокопреосвященство   к   лесу.    Несколько    человек
посмекалистей, или, наоборот,  потрусливее,  бросились  за  ними,  и  им
удалось  выскочить  из  стремительно  сужающегося  кольца   чудовищ.   К
несчастью, единственный путь  к  отступлению  уводил  их  в  сторону  от
спасительной реки.
   Достигнув опушки, Эгвант  не  удержался  и  оглянулся.  Так  и  есть,
загадка Соснового холма была разгадана, только  вот  сумеют  ли  уцелеть
разгадавшие  ее.  Несколько  десятков  белых  тварей   молча   прижимали
оцепеневших от ужаса людей к краю обрыва, а  те  отступали,  бестолково,
по-овечьи налетая друг на друга. Спасшиеся с ужасом  наблюдали,  как  их
товарищи безропотно пятятся к пропасти.  Досматривать  неизбежный  конец
Эгвант не стал и другим не позволил, властно погнав свой небольшой отряд
вниз. Они как  могли  быстро  спускались  с  холма,  то  оскользаясь  по
подтаявшему льду, то увязая в раскисшей земле или проваливаясь по колено
в  наполненные  ледяной  водой  колдобины.  И  вот,  когда  Эгванту  уже
казалось, что они ушли, в спину повеяло цепенящим, парализующим  ужасом.
Захотелось упасть на землю, закрыть голову руками и лежать, пока  судьба
не настигнет и не произойдет то, что неминуемо должно произойти.
   Но Эгвант не поддавался сам и не позволял  этого  другим.  Волоча  за
собой Его  Высокопреосвященство  и  подбадривая  людей  словами,  весьма
странными в устах будущего аббата, он гнал их  вперед,  чувствуя  каждой
жилкой приближение погони. Без сомнения, белые твари могли бы настичь их
в два счета, но тем, видимо, нравилась охота как таковая. Их пьянил ужас
жертв, и хотелось растянуть удовольствие.
   Свора шла по следам беглецов, торжествующе завывая,  но  приближалась
медленно, словно соизмеряя свой бег с шагом  измученных  людей.  Наконец
Эгвант понял, что силы и Максимилиана, и прочих его спутников на исходе.
Мелькнула предательская мыслишка - бросить их к Проклятому и, пока свора
расправляется с добычей, попробовать уйти. Но Эгвант слишком долго носил
шпагу и спал на земле бок  о  бок  с  товарищами,  которых  ему  не  раз
приходилось закрывать собой и которые точно так же прикрывали его,  чтоб
решиться на подобное предательство. Настоящий воин не  оставляет  своих,
иначе он недостоин носить оружие и называться мужчиной. Эта  премудрость
пронизывала все существо ветерана, к тому же  он  понимал,  что,  пробуя
удрать, он лишь затянет  агонию,  превратившись  к  тому  же  в  жалкое,
презираемое даже самим собой создание.
   Тогда  Эгвант  вынул  шпагу  и  вышел  вперед,  намереваясь  защищать
остальных. Кто-то из его спутников поступил так же - воин  почувствовал,
что спину ему прикрывают, но оборачиваться не стал. Не оглянулся он и на
треск в кустах - кто-то, видимо, все же попытался уйти. Ну и пес с  ним.
Эгвант смотрел только вперед, в ту сторону, с которой должна была прийти
смерть.  И  она  пришла.  Кусты  на  той  стороне  прогалины  словно  бы
расступились, и свора во всей своей красе высыпала на поляну. Собаки шли
неспешной рысцой, опустив морды  к  самой  земле.  Когда  между  ними  и
жертвами осталось расстояние в  два  лошадиных  прыжка,  твари,  как  по
команде, сели и, подняв узкие морды, издали торжествующий вой.
   Эгвант слышал, как кто-то - не кардинал! - начал судорожно  молиться,
путая и пропуская слова. Воин еще сильнее сжал эфес, понимая, что против
эдакой нечисти его оружие то же, что пучок  соломы  против  разъяренного
быка. Белые твари, однако, не  нападали,  и  это  становилось  странным.
Эгвант  мог  поклясться,  что  их   настроение   переменилось,   в   нем
чувствовалась какая-то растерянность. Они  вновь  завыли,  но  вой  этот
теперь выражал недоумение  и  скрытую  обиду,  и  тут  на  поляну  вышла
женщина. Она появилась сзади, из-за спин сгрудившихся в кучку людей, так
что лица ее было не рассмотреть при всем желании. Эгвант только заметил,
что для женщины  она  достаточно  высока  и  закутана  в  странный  плащ
какого-то неуловимого цвета. Капюшон был откинут, и на  солнце  блестели
разметавшиеся  по  плечам  волосы,   отливающие   всеми   оттенками   от
серебристо-пепельного  до  золотисто-рыжего.  Рядом  с   женщиной,   как
пришитая, шла огромная рысь. Странная парочка оказалась между Эгвантом и
вожаком  своры  и  остановилась  в  шаге  от  оскаленной  белой   морды.
Незнакомка протянула вперед  руку,  в  которой  что-то  блеснуло.  Вожак
заскулил, как обычный пес, и попятился, вслед за ним, точно повторяя его
движения, отступили и остальные псы. Женщина с рысью сделала шаг вперед,
и все повторилось.
   Застывшие у древних камней люди с удивлением и  вскипавшим  восторгом
наблюдали, как их страшные преследователи, скуля, пятились  к  чаще,  из
которой они и появились. Спасительница медленно шла  вперед,  и  за  ней
неотступно  следовал  ее  зверь.  Кто-то  за  плечом  Эгванта  прошептал
благодарственную молитву святой Циале, кто-то, очевидно эландец, помянул
Великих Братьев. Воин услышал, как перевел дух  Максимилиан,  и  наконец
понял, что они спасены. Светловолосая женщина между тем почти  вытеснила
свору с прогалины.. Когда хвосты псов поравнялись с первыми кустами,  те
резко повернулись и исчезли в зарослях.  Женщина  же  положила  руку  на
холку своему четвероногому спутнику и медленно пошла к людям.
   Эгвант увидел, что она молода и недурна собой, хоть и не  походит  ни
на сказочную Лесную Деву, ни на святую Циалу. Собственно говоря, если  б
не волосы и странная одежда, она ничем бы не отличалась от сотен других.
Или все-таки отличалась? Было в  широко  раскрытых  серых  глазах  нечто
неуловимое, что навсегда застревало в памяти. Воин с трудом представлял,
что теперь надлежит делать и говорить, но Максимилиан,  к  счастью,  все
взял  в  свои  руки.  Выйдя  из-за  спины  Эгванта  и   остановив   того
величественным жестом,  кардинал  приблизился  к  спасительнице,  правда
таким образом, чтобы оказаться подальше от рыси, и  хорошо  поставленным
проникновенным голосом произнес:
   - Благодарю тебя, дочь моя.
   - Не стоит благодарности, святой отец, - она опустила глаза  и  сразу
же превратилась в обычную эландскую ноблеску, - я не смогла бы вам ничем
помочь, если б не одна вещь, подаренная мне другом.  Осмелюсь  спросить,
Ваше Высокопреосвященство, далеко ли до Идаконы.
   - Четыре дня конного пути, дочь моя.  Но  как  могло  случиться,  что
столь молодая женщина, безусловно хорошего рода, оказалась одна в  лесах
Северной Арции? Вам не следует нас  опасаться,  -  добавил  Максимилиан,
видя, что она молчит, и Эгвант про себя усмехнулся -  вряд  ли  женщина,
владеющая талисманом такой силы, может их бояться, тем более после того,
как видела их в минуту страха и  слабости,  -  я  Максимилиан,  кардинал
Эландский и Таянский, а это моя свита.
   И тут женщина гордо вскинула золотую голову  и,  глядя  в  глаза  Его
Высокопреосвященству, отчеканила:
   - Я Мария-Герика Ямбора,  урожденная  Годойя,  вдовствующая  королева
Таяны. И я иду к Рене Аррою.

2229 год от В.И. Вечер 21-го дня месяца Иноходца.
Западные Ларги

   Гнедой, конечно, уступал Топазу и в скорости, и  в  неутомимости,  но
все равно был очень и очень неплох. Истосковавшийся  по  езде  Рамиэрль,
несмотря на постигшую его поход неудачу, прямо-таки наслаждался  могучим
плавным ходом своего временного пленника. Серый следовал  за  товарищем.
Над путниками плыли легкие перистые облака, лицо обдувал степной  ветер,
пахло созревающими травами, и не хотелось думать, что где-то  за  горами
набирает силу угроза всему сущему, так как если Михай  добьется  своего,
исчезнут не только эльфы и люди, но и кони, и травы, и даже облака...
   Конский бег не был помехой для раздумий, и Роман пытался понять,  где
же они допустили ошибку. По  всему  выходит,  что  Проклятый  погиб,  по
крайней мере для Благодатных земель. Но Эрасти  был  сильным,  наверное,
самым сильным  после  Исхода  богов  и  эльфов  магом,  а  его  артефакт
действует до сих пор. Значит, на его силу нашлась другая, превосходящая.
Неужели Циала Благословенная была не просто жаждущей власти и поклонения
женщиной, а обладала огромным, чуть ли не божественным могуществом? Но в
таком случае эта сила потом ее оставила, так как она доживала  свои  дни
как смертная, не  блиставшая  никакими  особыми  талантами,  кроме  дара
интриги.
   Знаний Рамиэрля хватало, чтобы понять,  какие  чудовищные  силы  были
пущены в ход, чтобы смять в один отвратительный миг разъединенные навеки
Творцом Небо и Землю, Живое и Мертвое. Поверить в то, что единственная в
истории женщина-Архипастырь смогла  сотворить  подобное  и  уйти  оттуда
живой,  лишившейся  магического  дара,  было  невозможно.  К   тому   же
обративший свой дар маг не сможет столь откровенно наслаждаться  властью
над жалкой кучкой смертных, даже не  пытаясь  продлить  свои  дни.  Нет,
Циала не имеет никакого отношения к тому, с чем он столкнулся...
   Рамиэрль мысленно отмахнулся  от  стоящей  перед  глазами  немыслимой
картины и заставил себя думать.  Для  начала  он  отказался  от  попыток
понять, что же такое он обнаружил. Ни  о  чем  подобном  он  никогда  не
слышал, а раз так, значит, это  или