душу, должны  встать  под  твою  сигну,  дева.
Сигну с белым волком и луной.
   - Дева? - выдохнула Онорина. Она не сомневалась ни в том, что  пьяна,
ни в том, что и впрямь говорит с Эрасти. Только святой ошибся, пришел не
к той, кто ему нужен. - Я непотребная девка... Да и то  раньше  была,  а
теперь и на это не гожусь.
   - Дева Онорина, - строго сказал Церна, но в янтарных глазах мелькнула
усмешка, - не спорь с тем, кто знает лучше.  Ты  -  дева,  и  ты  -  моя
избранница. Зеркало  подтвердит.  Женщины  верят  посеребренным  стеклам
больше, чем святым, и они правы. Иди по дорогам Арции и поднимай  народ.
К Светлому Рассвету правду должны знать все. Александр жив. Он вернется.
Пьер - детоубийца, лжец и узурпатор. Циалианки - его  пособницы.  Они  -
Зло!
   - Как есть  зло!  -  согласилась  с  детства  ненавидевшая  капустниц
Онорина.
   Эрасти поднял руку. Мелькнуло кольцо с длинным черным камнем. Женщина
вздрогнула, когда  горячие  пальцы  коснулись  ее  лба,  по  всему  телу
пробежала  горячая  волна.  Золотистые  глаза  оказались  близко-близко,
Онорине показалось, что в них отразилось поле зрелой ржи, два  клена  на
холме, быстрые облака. То, что она не вспоминала  много-много  лет.  Она
так и не поняла, вышел ли святой через дверь, исчез или вернулся на свою
икону и сколько времени она просидела  за  столом.  Нет,  это  был  сон,
только бы ей проснуться в милой харчевне, а не в сырой камере.  Если  ей
приснился Эрасти, мог присниться и Рафаэль. Они так похожи.
   Женщина зажмурила глаза и вновь открыла. Ничего не изменилось. Уютная
комнатка, оплывающая свеча, в углу -  икона,  на  столе  кувшин.  Может,
ущипнуть себя за руку или кольнуть  булавкой?  Рина  проделала  и  то  и
другое, если это и вправду сон, то разбудить сама себя она не  может.  А
зеркало тут есть, она видела. Онорина встала, взяла свечу  и  подошла  к
туалетному  столику.  Из  туманного  стекла   смотрела   давно   забытая
деревенская девчонка  лет  семнадцати  с  короткими  толстыми  косицами,
высокой грудью и нежными нецелованными губами.

2896 год от В.И.
Ночь с 19-го на 20-й день месяца Сирены
ИФРАНА. КЕР-АНТУАН

   Базиль  оставил  Антуанетту  на  попечении   перепуганных   служанок,
отправил конюха за медикусами и стражей, спросил перо и бумагу,  написал
и разослал несколько записок и вернулся к Альберу.  Графа  перенесли  на
обитый кожей диван, раздеть он себя не дал - боялся  потерять  сознание.
Базилю стало не по себе, когда  он  столкнулся  глазами  с  раненым,  но
арциец взгляда не отвел.
   - Что с этой шлюхой?
   - Вы несправедливы к графине. Я отвел ее в дом и оставил на попечение
служанок. Ей нужно лечь. В ее положении...
   - Я знаю про ее положение, но не знаю, кто в нем виноват.
   Базиль прекрасно знал,  кто  виноват,  и  полностью  разделял  мнение
прозревшего Альбера насчет шлюхи, но Вардо умирал, и Гризье  укоризненно
покачал головой:
   - Сигнор Альбер, если б не ваши раны и не уважение, которое я  к  вам
питаю, я бы вынужден был вас вызвать на дуэль за клевету на кузину моего
погибшего друга.
   - То есть?!
   - Вы еще не поняли? Странно... Хотя чего удивляться, мы все  глупеем,
когда речь заходит о нашей семье. Мать не собиралась убивать  Филиппа  с
Алеком, она просто хотела стать королевской тещей...
   - Базиль! Если вы что-то знаете...
   - Вы можете читать?
   - Пока да. От таких ран, как у меня, умирают два или три дня.
   - Тогда я подержу письмо у вас перед глазами. Читайте.
   Вардо читал, а Базиль лихорадочно подбирал слова. У Луи Трюэля  вышло
бы лучше, но не всем же быть "волчатами". Ладно, он тявкнет, что сможет.
   - Что это? Это не рука Антуанетты!
   - Это письмо, которое мне принесли. Почерка графини я не знал,  но  я
бы не усомнился в подлинности и явился на встречу...  Что  я  и  сделал,
только позже. Я был уверен, что сигнора догадывается о заговоре и, зная,
что вы и Морис  правды  ей  не  скажете,  хочет  расспросить  меня.  Мне
повезло, я задержался у любовницы и опоздал к назначенному часу.  А  вот
Антуанетта пришла вовремя...
   - Ты хочешь сказать?! - Вардо рванулся к Базилю и, побледнев от боли,
осел на подушки. Арциец опустился на колени рядом и взял графа за руку.
   - Клянусь  вам,  -  широко  распахнутые  фиалковые  глаза  прямо-таки
излучали искренность, - Антуанетта пришла на свидание со мной.  Ее  тоже
выманили подложным письмом. Вот оно.
   - Это ваш почерк!
   - Сначала мне самому так показалось, но я шут, а не пошляк. Я никогда
не употребляю выражений вроде "вопрос жизни и смерти", да и...
   - Вы подписываетесь или полным титулом, или инициалами.
   - Что поделать, арцийские нобили слишком  долго  мне  объясняли,  что
имени Гризье следует стыдиться... К сожалению, ни Морис,  ни  Антуанетта
этого не знали.
   - Морис?!
   - Тот, кого вы приняли за любовника,  был  вашим  племянником.  Когда
стало ясно, что я не приду, они послали слугу с письмом к Саррижу. Это я
нашел у Мориса. Немного в крови, но тут уж ничего не поделаешь:  "Морис,
я должен  вам  сообщить  срочное,  важное  и  неприятное  известие.  Без
преувеличения скажу, что речь идет о жизни и смерти.  Действовать  нужно
немедленно, а граф Вардо в отъезде. Я был вынужден привлечь к делу  вашу
кузину.  Мы  с  Антуанеттой  ждем  вас  ночью  в   парковом   павильоне.
Постаройтесь, чтобы вас никто не увидел. Искренне ваш. Базиль Гризье".
   - Я тоже получил письмо, - прохрипел граф. - Меня  предупредили,  что
моя жена сегодня ночью встретится с любовником. Я вернулся в Авиру...  Я
знал человека... Он казался мне подходящим для тайного дела, когда-то  я
спас ему жизнь. Я нанял его.
   - Кто он?
   - Его уже убили, Базиль... Мы караулили  под  окнами.  Я  видел,  как
вошла Антуанетта, потом - мужчина в темном плаще. Я  видел  их  тени  на
фоне занавесок, они обнимались.
   - Это был братский поцелуй, - отважно  солгал  Базиль.  -  Антуанетта
очень боялась за брата и за вас. Ей нужна была поддержка.
   - Я был слеп, - пробормотал граф,  -  и  я  за  это  поплатился...  Я
приказал своему наемнику убить обоих,  а  сам  остался  ждать.  Меня  не
хватило на то, чтобы... Чтобы убить ее своей рукой. Он исчез...  Наверху
раздался шум. Он не стихал... Я справился с собой  и  пошел...  Пошел...
Поднялся по лестнице, и тут на меня напали. Я не понял, что случилось...
Решил, что это слуги любовника, хотя откуда им было бы здесь взяться?
   Появился медикус, и Базиль вышел. Что дело безнадежно, знал и  он,  и
Альбер, но врач должен посмотреть. Может,  ему  удастся  хотя  бы  снять
боль. Рана в живот, что может быть хуже?
   - Базиль, - арциец обернулся - Антуанетта с распухшими глазами стояла
в дверях. - Базиль, что мне делать? Он меня убьет...
   - Альбер никого больше не убьет, - Гризье подошел вплотную к  женщине
и заговорил быстрым шепотом:
   - Слушай и  запоминай.  Ты  ничего  не  понимаешь.  Получила  письмо,
думала, от меня. Я вызывал тебя в павильон, и ты пришла, хотя ничего  не
понимала. Ни-че-го! Тебе было очень страшно, ты знала, что  в  павильоне
никого нет и быть не может, но тебе показалось,  что  в  темноте  кто-то
прячется. Потом появился Морис, ты от страха бросилась к нему, и тут  на
вас напали. Поняла?
   - Но... Но никакого письма не было.
   - Было. Вот оно, - Базиль протянул исписанный лист, - оно БЫЛО у тебя
в спальне, только ты никогда не  читаешь  писем.  Особенно  когда  ждешь
любовника.
   - Но...
   - Никаких "но". Все было так, как я сказал. Если тебя будут резать на
куски, стой на своем.
   - Ты... Он поверит?
   - Альбер? Уже поверил. Он  умирает.  А  тебя  опять  считает  святой,
Проклятый тебя побери!
   - Базиль! Почему... Почему ты со мной так говоришь?!
   - Потому что ты - маленькая дрянь, Туанон. Ты не стоишь ни Мориса, ни
Альбера, но в сегодняшнем твоей вины нет.  Будь  ты  чиста,  как  охапка
лилий, это все равно бы случилось.
   - Почему?
   - Потом объясню. А пока читай письмо и думай, как  смотреть  в  глаза
Альберу, чтоб он умер счастливым. Теперь ты не только сестра Ролана,  но
и наследница Вардо, так что соберись!  Сейчас  придется  врать.  Сначала
мужу, а потом этим...
   - Этим? - Антуанетта честно пыталась понять, но главным для нее было,
что в адюльтере ее не обвинят.
   - Тебе нужны имена? Посмотри в окно. Явились собственной  персоной...
Стервятники - не божьи Вестники, не опоздают.

2896 год от В.И.
22-й день месяца Сирены
ТАЯНА. ВАРХА

   Коралл, сын Коралла, остановился среди заснеженного  леса,  не  желая
делать дальше ни шага. Клэр не настаивал, он  повидал  достаточно,  чтоб
отличить каприз от ужаса. От эльфа, человека, орка  можно  ожидать,  что
они переступят через "не могу", но животное есть животное. Рыцарь  Осени
достал покрытую воском дощечку и стило, черкнул  пару  строк  и  спрятал
написанное в потайной карман седла. Застегнув клапан, спешился, подобрал
поводья, зацепив за  луку  седла,  чтоб  конь  не  запутался  в  кустах.
Привязывать жеребца Клэри не стал, мало ли что, не стоит обрекать  друга
на смерть от голода или волчьих клыков. Если с хозяином что-то случится,
Коралл вернется  к  Вархе,  и  Эмзар  узнает,  что  эльфам  нужен  новый
разведчик.
   Утренний Ветер потрепал спутника по золотистой шее,  и  конь,  словно
извиняясь за трусость,  потянулся  к  эльфу  мордой.  Клэри  с  деланным
смешком оттолкнул иноходца, и тот печально потрусил в лес. Остаться  без
лошади Клэри не боялся - они связаны магическими узами и  всегда  отыщут
друг друга, было б кого искать; но чего все же испугался Коралл? В Войну
Оленя кони отказывались  подчиняться  всадникам,  когда  сталкивались  с
адептами Ройгу, но эльфийские иноходцы преодолевали и этот страх.
   Для очистки  совести  Клэри  вытащил  Кристалл.  Разумеется,  никакой
смертный в истощенном зимой лесу колдовством не занимался. Рыцарь  Осени
спрятал ненужный инструмент в один из висевших у пояса кошелей и  замер,
освободив разум от всего лишнего и слушая лес. Деревья спали, и  сны  их
были тревожными и неприятными, они не грезили о  весне,  а  тряслись  от
осенней боли. Вековые ели чуяли то же, что и  Коралл,  но  не  могли  ни
убежать, ни хотя бы  проснуться.  Неизвестная  опасность  была  довольно
далеко, но неумолимо приближалась. Эльф проверил лук и пошел навстречу
   Снега навалило по пояс, придавленные его  тяжестью  кусты  и  молодые
деревца сгибались чуть ли не пополам, делая и без того глухое Чернолесье
непроходимым, но Клэри это не мешало. Легко ступая по  нетронутой  белой
поверхности и безошибочно находя проход в самой густой  чаще,  разведчик
пробирался вперед, пытаясь не думать, что его ждет  в  конце  пути.  Все
существо эльфа восставало против этой затеи, каждый шаг давался с трудом
и казался последним, но рыцарь  Осени  не  останавливался.  Деревьев  он
больше не слушал - цель была так близко, что ее б почуяли  даже  орки  и
люди. Клэри остановился. Сквозь серебристые  от  инея  заросли  виднелся
старый Корбутский тракт, которым "Зубры" добирались к Вархе.
   Дорога казалась пустынной, но это ничего не значило. То, что напугало
Коралла и превратило зимние грезы леса в  кошмар,  вот-вот  должно  было
появиться из-за поворота. Эльф ловко взобрался на огромный, умирающий от
старости ясень и пристроился в  развилке  ствола,  закутавшись  в  плащ.
Отсюда открывался неплохой вид на кусок дороги, по которой  с  тех  пор,
как корбутцы сняли свою стражу, вряд ли кто-нибудь прошел.
   Клэр ждал, и никогда еще ожидание не давалось  ему  с  таким  трудом.
Рыцарю Осени казалось, что он давно разучился бояться,  но  в  этот  раз
страх чуть не взял верх над волей, и все же  Клэр  победил.  Слившись  с
древним деревом, эльф-разведчик смотрел на  то,  чего  просто  не  могло
быть.
   Огромный Белый Олень понуро плелся вперед, раскачивая лишенной  рогов
слепой головой,  достигавшей  вершин  самых  высоких  елей.  Тварь  едва
передвигала распухшие ноги, шаркая, как древняя старуха, а на  ее  тощей
спине, вцепившись в облезлую шею, сидел некто в сером плаще, за которого
держалось еще трое. В сурианских болотах Клэр видел  водяных  быков,  на
спинах которых частенько  отдыхали  юркие  небольшие  птицы.  Оседлавшие
чудовище люди или орки в сравнении с гигантом выглядели так же.
   Клэр стремительно выхватил лук. Будь, что  будет,  но  наездников  он
снимет, отчего-то эльф был уверен, что уничтожить всадников даже важнее,
чем справиться с тварью. Стрелы сорвались с тетивы одна  за  другой,  но
отскочили от невидимой преграды и упали  в  снег,  не  долетев  до  цели
несколько ланов.
   Олень продолжал свой путь, никто даже не оглянулся. Белое чудовище  и
его всадники словно бы спали на ходу. Клэр выпустил еще несколько стрел.
Бесполезно. Оставалось смотреть, как монстр  неверной  походкой  пьяного
или смертельно больного медленно и  неотвратимо  бредет  к  Вархе.  Эльф
получил  сомнительное  удовольствие  во  всех  подробностях  рассмотреть
казавшееся ожившим трупом чудовище.  Тварь  была  стара,  как  мир,  она
устала от самой себя, в ней не ощущалось ничего, кроме  желания  уйти  в
небытие, но  что-то  или  кто-то  поднял  ее  и  погнал  к  зачарованной
крепости. Рыцарь Осени  проводил  Оленя  взглядом  и  соскользнул  вниз.
Теперь все зависит от ног Коралла.

НЭО РАМИЭРЛЬ

   Роман в который раз поймал себя на мысли, что лучшим  собеседником  и
другом для Ларэна стал бы Рене Аррой. Скиталец тоже познал, что такое ад
и безнадежность. Лунный, как и Рене, ни на  что  не  жаловался  и  почти
ничего не рассказывал, но рядом с ним Роман со всеми своими  потерями  и
метаниями чувствовал себя ребенком, разбившим коленку на залитой солнцем
площади. Аддари и Норгэрель испытывали  то  же  самое.  С  Ларэном  было
тяжело, хотя он не доставлял почти никаких хлопот - просто лежал,  глядя
то в небо, то в огонь. Если с ним заговаривали - отвечал, но сам никогда
ни о чем не спрашивал. Ссадины и раны на лице и руках  бывшего  пленника
постепенно заживали, он понемногу начинал вставать, хоть и с трудом.
   Как-то вышло, что чаще других  Ларэну  помогал  Аддар.  Не  то,  чтоб
родичи стеснялись друг друга, но между  ними  словно  возникла  какая-то
стена. Разбить ее могла лишь взаимная откровенность, но ее время еще  не
пришло. Лльяму, однако, подобные  тонкости  не  смущали,  и  она  прочно
поставила Ларэна на второе место после  Рамиэрля.  Первый  был  кумиром,
второй - слабеньким щенком, о  котором  следовало  заботиться.  Волчонка
укладывалась недалеко от Лунного короля, стараясь его то ли обогреть, то
ли подбодрить, общество друг друга явно доставляло  удовольствие  обоим.
Ради нового  члена  стаи  огневушка  даже  отказывалась  от  прогулок  в
обществе хозяина, ставя долг превыше удовольствия.
   Ларэн поправлялся, а Роман,  Аддари  и  Норгэрель  порознь  и  вместе
искали выход из ловушки, в которую угодили. Схватка на  башне  разрушила
не только лабиринт, но и  Древние  Пути.  После  двадцатой  попытки  Нэо
окончательно уверился, что дороги назад и вправду нет. Из  упрямства  он
попробовал еще несколько раз. Ничего. Замкнутый  круг,  вернее,  Кольцо!
Хорошо хоть выйти из самой  цитадели  труда  не  составляло  по  причине
отсутствия таковой. Стены и  башни  были  мороком,  "ответом"  покойного
Грэдитары пылающему Кольцу. Дескать, это я от вас отгородился, а  не  вы
меня поймали. Старая крепость исчезла, словно ее слизало  отвратительным
клейким языком.
   Нельзя сказать, что то,  что  было  при  Старце,  Нэо  нравилось,  но
замощенная  молочными  шестиугольниками  огромная   пустая   площадь   с
обгоревшей башней посредине, призрачные стены и тянувшиеся за ними белые
пески, ближе к Кольцу поросшие неким подобием вереска, вгоняли в  тоску.
Варха не знала ни зимы, ни лета, ни дня, ни  ночи,  серое  небо  грозило
снегом, но на  мерцающие  плиты  не  упала  ни  одна  снежинка.  Узникам
зачарованного места не хотелось ни есть, ни пить,  ни  спать,  казалось,
они пришли лишь мгновение назад, и все  же  время  здесь  не  стояло  на
месте, по крайней мере, судя по тому, как заживали  раны  Ларэна  и  как
сюда возвращалась магия.
   Роман пропустил мгновение, когда вновь  ощутил  и  Свет,  и  Тьму,  а
Аддари с Норгэрелем не заметили, когда  к  ним  вернулся  Свет.  "Слепым
пятном"  оставалась  лишь  разбитая  башня,  от  которой  все  старались
держаться подальше. Не из страха - от отвращения. А  за  синей  пылающей
стеной была жизнь с ее  радостями  и  бедами,  победами  и  поражениями,
жестокая, несправедливая, недоступная и желанная. Если б  только  Эмзару
пришло в голову проверить, что творится в Вархе, но он вряд ли  рискнет.
Они с Норгэрелем пытались подать Лебединому королю знак, но  он  или  не
слышал, или не верил. Сам бы Нэо тоже не поверил...
   Эльф нагнулся и сорвал тонкую веточку, усыпанную  белыми  цветами  не
больше булавочной головки. Похоже на вереск, но не вереск, хотя  пахнет,
как и положено, горечью. Часть земли  Вархи,  примыкающая  к  Лебединому
Огню, не сдалась, не покрылась  мозаичной  опаловой  коростой,  а  назло
Грэдитаре продолжала цвести. Надо  думать,  со  временем  белой  герикэй
  зарастет  все,  что  осталось  от  владения
Старца, но Рамиэрль предпочел бы, чтоб сие случилось не на  его  глазах.
Эльф размял в руках тоненький стебелек, вдыхая горьковатый аромат.
   Подошла лльяма и вежливо заурчала. В  мертвой  Вархе  не  было  нужды
закутывать огненную тварь в магический кокон, а черные, выжженные  следы
на ненавистных молочно-белых плитах  четверым  эльфам  почти  нравились.
Огневушка скромно улеглась неподалеку, и Нэо показалось, что он стоит  у
горящего камина.
   - Что скажешь, Волчонка, -  осведомился  бард,  хотя  лльяма  никогда
ничего не говорила и говорить не собиралась, - вляпались мы?
   -  Унурррм,  -  искры  взлетели  и  стали  медленно  гаснуть,  лльяма
повернула к хозяину башку и то ли зевнула,  то  ли  улыбнулась,  показав
что-то багровое. Сразу стало жарче.
   - Придется тебя все же засунуть в мешок, - сообщил эльф, -  иначе  ты
нас всех поджаришь. И вообще, пора нам отсюда выбираться.
   Лльяма еще раз зевнула и завертелась вокруг  своей  оси,  устраиваясь
поудобнее. Ее действия истолковывались предельно просто: раз  уж  нельзя
залезть в какой-нибудь вулкан, то все равно,  куда  и  где,  лишь  бы  с
хозяином. Нэо искренне позавидовал огневушке - ему каждое проведенное  в
Вархе мгновение казалось украденным. Их чудовищный путь подошел к концу,
остался последний шаг, но тропа оборвалась.
   Ждать, когда Эмзар или Рене захотят заглянуть за барьер, было  глупо,
и еще глупей было надеяться на Орла и Дракона. Проламываться силой? Вряд
ли ее хватит, и как доказать Эмзару, что они - друзья? Лебеди не ждут из
Вархи ничего хорошего, они сначала ударят, а  потом  посмотрят  -  кого.
Было бы обидно найти конец от рук своих же. Как же им сообщить? Как?!
   Самым нелепым было то, что именно они с  Норгэрелем  помогали  Эмзару
замкнуть Кольцо. Кузнец попался в откованный им же капкан, это  было  бы
смешно, это и будет смешно,  когда  они  придумают,  как  укусить  столь
близкий локоть. Нэо закинул голову, глядя  вверх,  туда,  где  Лебединый
Огонь врастал в низкое, серое небо. Так близко от дома и так далеко...

2896 год от В.И.
23-й день месяца Сирены
ИФРАНА. АВИРА

   Агония продолжалась третий день. Базиль сидел на подоконнике,  кто-то
ему рассказывал, что Александр Тагэре в бытность  герцогом  Эстре  то  и
дело пристраивался на открытом окне... Странное дело, до Гразы граф Мо о
горбуне почти не думал, хоть однажды и угодил к нему  в  лапы  вместе  с
Жоресом и дядюшкой Реви. Все трое были пьяны и пытались принудить сестру
маркиза Гаэтано выйти за Аганна. Глупо получилось, на следующий день их,
как нашкодивших щенят, вышвырнули из Мунта.  Аганн  злился,  а  он  сам?
Пожалуй, он в глубине души был рад,  что  Дариоло  не  досталась  брату.
Базиль сам не понимал, почему, ведь Жорес был его кумиром. И горбуна он