родовых  сигн  на
щитах нет.
   - Тем более...
   - Успокойтесь, всему свое время. Пусть выходят. Уклон тут  небольшой,
но гнать коней в гору все равно неприятно.
   "Сороки", в полной мере воспользовавшись предоставленным им временем,
разомкнули ряды, заняв все пространство от холма до болотца, в спину  им
уже дышали  "Корольки".  И  ифранский  рыцарь,  за  которым  развевалось
полотнище с пестрой, сверкающей птицей,  послал  коня  в  галоп.  Гартаж
прикинул расстояние и повернулся к "жеребенку".
   - Пора. И, Проклятый вас побери, не зарывайтесь. Чтоб никто  не  смел
лезть вперед меня! Поняли?
   Гнедой жеребец с белой бабкой взял с  места  в  карьер,  Эжен  мчался
навстречу врагам, как делал  десятки  раз,  сначала  оруженосцем,  затем
рыцарем  и,  наконец,   полководцем.   Разноцветный,   блестящий   строй
приближался.  Эжен  поудобнее  перехватил  древко,  целясь   в   забрало
намеченному врагу. Ифранцы тоже приготовились.
   Тяжелые копья остановили "Райских птиц".  Рыцари  отбросили  ненужные
обломки и схватились за мечи и секиры. Стремительный конский бег сменила
неистовая рубка, в которой нобили мало чем отличались от презираемых ими
простолюдинов-дровосеков,  разве  что  атакованные  деревья   не   имели
обыкновения отвечать ударом на удар.
   Бой шел на равных. Да,  арцийцы,  принявшие  на  себя  удар  "Райских
птиц", были вооружены и обучены немного лучше, к тому же их вела  ярость
и желание отплатить за Гразу, но их было меньше.  Возможно,  напади  они
первыми, они бы и отбросили ифранцев назад, за реку, но  Гартаж  упустил
момент, и теперь авангарду оставалось только держаться. "Птицы" ломились
вперед и не только потому, что хотели победить:  в  спину  их  подпирали
конные тысячи, столпившиеся у брода.
   Нападающие давили всей мощью, обороняющиеся стояли насмерть.  Трещали
и ломались щиты, шлемы и наплечники, принимавшие удары вражеских  мечей,
кони топтали упавших, то путаясь в разорванной чужой сбруе и плащах,  то
скользя по закованным в железо телам. Людские и лошадиные  крики,  лязг,
грохот, плеск были слышны и в окрестных деревнях, и далеко за рекой.
   Эжен Гартаж не отступил ни на шаг, он не  просто  рубился  с  лезшими
вперед "Сороками", многие из которых потеряли  не  только  перья,  но  и
головы, но и умудрялся приглядывать за теми, кто был слева и справа. Меч
столкнулся  с  мечом,  полетели  искры,   "жеребенок"   рубанул   своего
противника по шлему, тот отклонился, голова осталась  целой,  но  пышный
султан полетел под конские копыта. Кто-то вышедший в бой в цветах Тагэре
вздыбил коня, и тот обрушил копыта на голову ифранской  лошади,  которая
рухнула, подминая не успевшего выдернуть из стремян ноги всадника.
   Щит Эжена треснул,  и  граф,  швырнув  обломки  в  голову  одному  из
нападавших, обмотал руку сорванным с другого плащом, та еще  защита,  но
на безрыбье... Кто-то счел его лакомой добычей, но Гартаж изо всей  силы
ткнул наглеца мечом в живот, пробив доспех. Рядом сверкнул меч, разрубая
блестящий предплечник,  -  "жеребенок"  пришел  на  помощь,  и  вовремя,
Проклятый бы его побрал. Оруженосец с запасным  щитом  как-то  умудрился
пробиться к сигнору, потом надо сказать спасибо обоим.
   Сбоку кто-то упал... Если ранен, под конскими копытами не  выжить,  и
Эжен послал коня вперед и влево, чтоб не топтать  своего.  Рядом  возник
оргондец с трилистником на щите, но без  меча:  то  ли  потерял,  то  ли
сломался. Рыцарь, однако, не растерялся - перехватил за руку кого-то  из
нападающих и вздыбил лошадь, выдергивая противника из  седла.  Ага,  это
уже не "Сороки",  значит,  с  одним  полком  покончено...  Вторыми  идут
"Корольки". Эти дерутся не хуже арцийцев, только вот умирать  им  не  за
что, а значит, не очень хочется. Потерявший меч оргондец завладел  чужим
мечом  и  зарубил  им  бывшего  хозяина...  Кто  же  у  них  пойдет   за
"Корольками"? В этом столпотворении ничего не разглядеть, кроме нависших
над тобой противников...
   Арцийцы и оргондцы стояли насмерть,  но  на  смену  упавшим  ифранцам
подходили новые и новые, с нетерпением ожидавшие  очереди  выбраться  из
осточертевшей реки.  Копыта  вязли  в  ставшем  ненадежным  песке,  кони
недовольно  фыркали  и  взбрыкивали,  но  застрявшим  посреди  переправы
всадникам оставалось лишь неистово ругаться  да  любоваться  на  конские
крупы и спины мающихся впереди товарищей.
   Казалось, время остановилось, но усталость и численный  перевес  были
надежными  союзниками  маршала  Аршо-Жуая.  Оргондская  конница  хоть  и
медленно,  много  медленнее,  чем  хотелось  напиравшим  друг  на  друга
Ифранцам, стала пятиться назад.

2896 год от В.И.
1-й день месяца Дракона
ОРГОНДА. ПОРОСЯЧИЙ БРОД

   Сезар спрыгнул с коня и кинул поводья аюданту. Он не любил  сражаться
пешим, но ничего не поделаешь. Если ты задумал нечто немыслимое,  покажи
другим, как это делается. Сандер поступал именно так. Собственно говоря,
мысль о том, что пехота может не  только  останавливать  конницу,  но  и
атаковать, пришла в голову Александру. Они как-то болтали обо всем и  ни
о чем, и Сандер заметил, что вовремя сделанная глупость  перестает  быть
глупостью, жаль только, что сработать она может лишь раз. И добавил, что
было б занятно ударить сверху во фланг кавалерии, потом они заговорили о
чем-то другом, но, когда Мальвани увидел поле между холмом и болотом, он
сразу понял, что сделает.
   Ифранскую конницу нужно загнать в мешок.  Речка  Лягва  с  ее  топким
берегом для кавалерии непреодолима, а с холма он пустит пехоту, но этого
мало. Чтобы алебарды сделали свое дело, нужно  превратить  преимущество,
которое дают кони, в недостаток. То, что  ифранцы  не  смогут  двигаться
вправо и влево, хорошо, но позволить им  миновать  холм  и  развернуться
нельзя. Нужно устроить свалку между склоном и болотом,  да  такую,  чтоб
яблоку негде было упасть.
   Сезар поговорил с  Гартажем,  и  тот,  с  ходу  поняв,  что  от  него
требуется, обещал в точности исполнить. Эжен рассчитал все  до  мелочей.
Задние ифранцы лезли на берег куда с  большей  скоростью,  чем  передние
продвигались вперед, к тому же дальше от Ньера поле несколько  сужалось,
и раззадоренные всадники сами загоняли себя  в  горшок.  Какое-то  время
Гартаж продержал их на одном  месте,  потом  начал  медленно  отступать.
Застоявшиеся вояки радостно навалились на тех, кто был  спереди,  и  тут
Мальвани, вооружившись алебардой, бросился вниз по  склону,  увлекая  за
собой пехоту. Сезар  первым  обрушился  на  ошалевших  от  неожиданности
ифранцев. Одного герцог заколол, второго стащил с коня, благословив  про
себя новую выдумку эльтских оружейников.
   Сдавленные  между  рекой,  болотом,  конницей  и  пехотой,  ифранские
кавалеристы повели себя не умнее баранов в загоне: бестолково толкались,
мешая друг другу. Задние, не понимая, что творится  впереди,  продолжали
лезть в ловушку, те, кто были в середине, не  только  не  могли  пустить
коней на нового противника, но даже  поворачивались  к  нему  с  большим
трудом, а передних свои же намертво прижали к арцийским  всадникам.  Это
еще не было победой, но она уже отчетливо маячила впереди.

2896 год от В.И.
1-й день месяца Дракона
ОРГОНДА. ПОРОСЯЧИЙ БРОД

   Находясь в гуще схватки, Эжен Гартаж не мог видеть, что произошло, но
по раздавшимся сбоку крикам понял, что Сезар  бросил  в  бой  пехоту.  В
успехе их предприятия граф не сомневался: он не раз видел, как численный
перевес из залога победы превращается в причину  поражения.  Атакованные
ифранцы  перепугались  и  растерялись,  но  перепуганный  и  растерянный
противник может натворить немало бед, если позволить ему прорваться. Да,
часть ифранцев повернет назад через многострадальную мель, кто-то влетит
в болото, но те, кому отступать  некуда,  будут  пробивать  стену  лбом,
благо стена не столь уж и толстая.
   Сейчас главное не отступать и держать линию.  Слава  святому  Эрасти,
его люди это понимают... Ага, ифранцы  поперли  со  всей  силы!  Ничего,
надолго вас не хватит, надо  думать,  алебардщики  уже  положили  немало
народа. Еще бы, такой пикой в бок... Армский доспех, может,  и  выдержал
бы, но когда это Пауки заказывали  оружие  в  калифате?!  За  время  боя
Гартаж изрядно устал и  теперь  берег  силы,  позволяя  себе  бить  лишь
наверняка.
   "Корольки" вперемешку с кем-то там еще пытались прорваться,  но  кони
не могли взять разгон, а мечи и секиры  противников  безжалостно  делали
свое дело. Перед людьми Гартажа лежали груды  убитых,  тем,  кто  рвался
вперед, приходилось пробираться между  трупов,  что  обороняющимся  было
лишь на руку. Их дело остановить, а добивать будет пехота.  Крики  сбоку
становились громче, герцог все рассчитал правильно.
   Отчаявшийся "Королек" поднял коня на дыбы, намереваясь достать  графа
мечом, но не  принял  в  расчет  "жеребенка",  по-прежнему  сражавшегося
рядом. Оргондец ударил не всадника, а коня,  и  тот  завалился  на  бок,
подминая седока и еще больше  затрудняя  проход.  Защищая  предводителя,
рыцарь неловко повернулся, чем не  замедлил  воспользоваться  всадник  в
залитом чужой кровью плаще. Блеснул меч, юноша не успел отбить  удар  и,
раненый или мертвый, припал к шее коня. Это было последнее, что  заметил
Эжен Гартаж, прежде чем потерял голову от прорвавшейся наконец ярости.
   Граф бросился на ифранца так, словно перед ним был убийца Одуэна,  и,
в известном смысле, так оно и было. Оргондский мальчишка,  защищавший  у
безымянного холмика своего командира, и погибший под Гразой сын  слились
для Гартажа в одного, за которого должно отомстить. Эжен  мощным  ударом
развалил вражеский шлем вместе с черепом и набросился на  новую  жертву.
Уцелевшие арцийцы и ифранцы восприняли  рывок  командира  как  сигнал  и
ринулись вперед. Это стало последней каплей - не прошло и десятинки, как
отчаявшиеся ифранцы  один  за  другим  стали  опускать  оружие.  Арцийцы
пленных  брать  избегали,  не  прошедшие  через  предательство  оргондцы
проявляли больше милосердия.

2896 год от В.И.
1-й день месяца Дракона
ОРГОНДА. ПОРОСЯЧИЙ БРОД

   Сезар  с  сожалением  выбрался  из  схватки  и  сменил  окровавленную
алебарду на привычный меч. Ифранской коннице  конец,  по  крайней  мере,
здесь, но есть еще пехота и господин маршал Ипполит Аршо-Жуай,  стоявший
под Гразой на холме рядом с Пьером Тартю. Есть первая  ифрайская  армия,
застрявшая у Краколлье, а может, уже взявшая его и форсированным  маршем
идущая к переправе, есть Лиарэ, которую осадили дарнийцы, и со всем этим
надо  что-то  делать.  Мальвани  вскочил  на  коня  и,  спустившись   по
противоположному склону, скрылся в  зарослях  ивняка,  где  расположился
Диего Артьенде. Мириец в легких доспехах и без шлема смотрел  в  сторону
брода, где на превращенной тысячами копыт в кисель переправе барахтались
остатки ифранской кавалерии. Увидев герцога, он слегка улыбнулся.
   - Потому-то мы и  предпочитаем  легкие  доспехи,  -  смуглая  рука  с
кольцом указала на ифранцев, - я всегда мечтал посмотреть на  знаменитые
зыбучие пески Элла. Прелестное зрелище. Вы сварили из  врага  прекрасный
гороховый суп, монсигнор. С клецками.
   - Если б тут был Луи Трюэль, он бы с тобой не согласился,  -  покачал
головой Мальвани, - ифранцы в латах, значит, это скорее устрицы.
   - Я слышал про  деда  нынешнего  графа  Трюэля.  Он  переписывался  с
главным поваром монсигнора Энрике. Его  внук  не  может  не  знать,  что
гороховый суп с  устрицами  малосъедобен.  К  тому  же  устрицы  умирают
смирно, руками и ногами не дрыгают. Рыцари  в  броне  скорее  похожи  на
раков.  Да,  Сезар,  на  первое  вы  сварили  гороховый  суп  с   раками
по-оргондски... Видимо, приготовить второе блюдо должен я?
   - Именно. Я очень на вас рассчитываю. Диего, вам придется  спуститься
вниз по течению, перейти реку и атаковать с  тыла  ифранскую  пехоту.  Я
понимаю, что вода грязная...
   - Зато наши намерения  чисты,  -  засмеялся  мириец,  в  который  раз
напомнив Сезару пропавшего Рафаэля, - куда нам отходить после того,  как
мы подадим жаркое по-ньерски?
   - Никуда. Дождитесь третьего блюда.
   - Прелестно... Значит,  предполагается  еще  и  десерт?  Вы  задумали
настоящее пиршество.
   - Ифранцев нужно накормить досыта, - зло бросил Сезар, - заслужили.

2896 год от В.И.
1-й день месяца Дракона
ОРГОНДА. ПОРОСЯЧИЙ БРОД

   Кавалерию он погубил, но кто же знал, что тигриное отродье бросится с
алебардами на всадников! Арцийцы всегда были сумасшедшими,  а  Тагэре  с
Мальвани и вовсе.
   Маршал с ненавистью  взглянул  на  реку,  ставшую  могилой  ифранской
конницы. Жоселин изрядно сэкономит на жалованье, хотя  это  вряд  ли  ее
обрадует. Сезар Мальвани теперь  встанет  на  том  берегу,  и  будь  он,
Ипполит Аршо-Жуай, проклят во веки веков,  если  удастся  снова  погнать
армию через свинячью переправу на арцийские копья, да и  гнать-то  особо
некого. Даже когда осядет песок, хотя  Проклятый  его  знает,  когда  он
осядет. Одно хорошо - через Ньер никому не перебраться,  так  что  можно
отдохнуть и зализать свои раны.
   Мальвани, как бы он ни хорохорился, тоже изрядно досталось. Он бросил
в бой всех, кого имел.  Сейчас  это  помогло,  но  рано  или  поздно  он
нарвется... Как бы то ни было, брод непроходим. У Сезара выбор небогатый
- стоять здесь или, пользуясь тем, что сейчас его не догнать,  отступать
к Лиарэ. Он еще успеет войти в город до того, как  замкнется  кольцо.  А
дальше что? Сидеть и смотреть, как твою  страну  делят  между  Авирой  и
Кантиской? Это не для Мальвани.  Значит,  он  останется  здесь  и  через
день-два попробует развить сегодняшний успех...
   От размышлений маршала  отвлекла  странная  суета  и  вопли  в  тылу.
Кричали по-разному. Одни громко и слаженно, хотя  что  именно,  было  не
понять, другие - зло ц растерянно. Что там у них произошло, Проклятый их
побери? Неужели какой-то дурак погнал к переправе  стадо?  Нашел  время!
Хотя свежее мясо сегодня - это то, что нужно, чтобы поднять  настроение.
Мясо и вино. По тазе    на
человека, как раз. Не слишком много, чтобы забыть о том, что враг рядом,
но  достаточно,  чтобы  вернуть  уверенность.  Шум  в  тылу  нарастал  и
приближался. Нет, это не стадо, но что тогда?! От необходимости посылать
аюданта Аршо избавил  всадник  на  обозной  лошади,  заоравший:  "Снова!
Ночные!".
   Сезар Мальвани  решил  закрепить  успех  и  бросил  в  бой  цветочных
головорезов. Поняв, кто перед ним, маршал смог разобрать, что нападающие
кричат "Вьего э Кэрна!"  .  Значит,  все-таки
мирийцы! Вот уж  некстати!  Кончено,  эту  свору  не  так  уж  и  трудно
отбросить, но то; что они успели сотворить с обозами, представить тошно.
Ифранец вполголоса выругался, сообщив своему коню все, что он  думает  о
мирийском герцоге и его подданных, а также об их  родственных  связях  с
атэвами, быками и прочими конями, и приказал развернуться лицом к новому
врагу. Усталая и раздосадованная  поражением  пехота  выстраивалась  для
отражения  конной  атаки,  но  островитяне  заявились  не   воевать,   а
танцевать.
   Выжав все, что можно, из неожиданности, смяв и порубив  растерявшихся
и зазевавшихся легких стрелков и обозников, мирийцы отошли, но недалеко.
Пользуясь каждым пригорком или рощицей,  они  носились  вдоль  Ифранских
позиций, умудряясь гадить именно там, где их  в  данный  момент  ожидали
меньше  всего.  Легкие,  свежие  лошади  с  удовольствием  перепрыгивали
опрокинутые возы и  трупы  своих  же  товарок,  всадники,  крича  что-то
оскорбительное, бросали дротики, швырялись зажженными факелами, стреляли
из атэвских луков и арбалетов, не преступая какую-то  им  одним  ведомую
черту.
   Ифранцы первый раз  видели  своих  ночных  недругов  при  свете  дня,
зрелище  было  весьма  красочным,  но  ужасно  неприятным.   Мирийцы   с
наслаждением изводили противников, и  это  не  говоря  о  том,  что  они
оставили армию без запаса стрел, ужина и сносного ночлега.
   Неизвестно, сколько шуточек оставалось в запасе у разодетых в  черное
и алое всадников, ибо  конец  их  выходкам  положил  Мальвани,  начавший
переправу. Ипполиту показалось, что он сходит с ума, но  из  прибрежного
ивняка ниже злосчастного брода отошли плоты, и это были отнюдь не жалкие
калитки и связанные кое-как  бревна,  на  которых  пытались  перебраться
саррижские  пехотинцы.  Крепко  сколоченные  и   устойчивые   платформы,
предназначенные для перевозки скота во время высокой воды, были  надежно
защищены разборными щитами, в которых проделали амбразуры для стрелков и
отверстия для шестов и весел.
   Ошарашенные ифранцы не могли даже сосчитать  новых  врагов,  по  мере
приближения начавших методично осыпать вражеский берег  стрелами.  Когда
первый плот ткнулся в песок, на нем запалили какую-то  гадость.  К  небу
бодро повалил  черно-желтый  дым,  послуживший  сигналом  для  мирийцев,
которые перестали дурачиться и  тремя  клиньями  ударили  в  стык  между
ифранскими полками. Защищенные легкими доспехами, черно-алые  в  ближнем
бою оказались куда более сильными противниками, чем казалось.  Мирийская
уязвимость была таким же обманом, как  надежность  мели  и  безопасность
холма.  Атэвские  клинки  с  легкостью  прорубали  ифранские   латы,   а
специально  обученные  лошади  помогали  всадникам   шипастыми   боевыми
подковами.
   Ифранцы не знали, куда смотреть - вперед или назад. Оттолкнуть  плоты
от  пологого  песчаного  берега  было  невозможно.  Нападавшие   осыпали
стоявших на берегу стрелами, затем  с  грохотом  падали  защитные  щиты,
давая дорогу тяжелой пехоте,  за  спиной  которой  продолжали  орудовать
стрелки. Не прошло и оры, как пятящиеся от берега налетели на тех,  кого
теснили мирийцы, и ифранцев охватила паника.

2896 год от В.И.
1-й день месяца Дракона
АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО

   Шарло Тагрэ сидел у старой казармы и рассматривал серую, сложенную из
булыжников стену. За ней сейчас решалось,  жить  или  умереть  человеку,
который называл его сыном, но которого он ни разу не смог назвать отцом.
Вечером надежды не было, утром вернулся Рафаэль, и Николай  сказал,  что
на нем благословение. Сам Рито ничего не обещал и  ничего  не  объяснял,
просто сжал плечо племянника и скрылся за дверью, а Шарло остался ждать.
   За две последние кварты он повидал больше смертей, чем  за  всю  свою
жизнь, это было страшно, но по-другому.  Он  боялся  чумы,  боялся,  что
заболеет сам  или  Кати,  или  Клотильда,  но  не  барон.  Эгон  не  дал
обитателям Гран-Гийо сойти с ума, перепиться, наброситься друг на  друга
с мечами, разбежаться, разнося заразу  по  окрестностям.  Барон  сказал,
что, если они будут делать,  что  надо,  кто-то  может  уцелеть,  и  ему
поверили. Конечно, помогли Николай и  Яфе,  они  знали  о  мышиной  чуме
больше других, ведь зараза родилась за Проливом.
   Атэв ничего не боялся, он взял на себя самое страшное  -  выносить  и
сжигать в специальных ямах  трупы,  но  ямы  вырыли  по  приказу  Эгона,
который своей рукой убил троих мужчин и одну женщину, решивших вырваться
из замка с оружием в руках. Убил и сказал,  что  те,  кто  останется,  в
любом случае переживут тех, кто попробует уйти. Потом они с Яфе  выгнали
лошадей и собак, и Эгон сам поднял мост.  Кто-то  замуровывал  ворота  и
ломал лестницы, кто-то пек хлеб, чтоб его хватило надолго, кто-то  копал
могилы, кто-то готовил дрова для костров, ведь Яфе  и  Николай  сказали,
что зараза боится огня и соленой воды. Но, что бы ни делалось  в  замке,
за всем стоял Эгон Фарни. Шарло как мог  помогал  ему,  нельзя  сказать,
чтобы от него было много толка, но воины говорили, что сигнор не  прячет
сына.
   Сначала больных было трое, затем - семеро, потом болезнь стала косить
людей десятками. Взявшийся за ними ухаживать Николай  не  справлялся,  и
ему пришлось помогать. Хлеб был испечен, дрова разрублены,  ямы  вырыты,
но рабочие руки убывали быстрее, чем работа. И снова барон заставил тех,
кто оставался на ногах