но
вообще делать что-то осмысленное.  Снадобье  было  горьковатым  и  пахло
чем-то, напоминающим полынь с примесью меда. Дрожать я перестала, зато у
меня подкосились ноги, и, буквально упав в подставленное Астеном кресло,
я словно бы  со  стороны  смотрела  на  двоих  эльфов,  темноволосого  и
белокурого. Без сомнения, в этот миг решалась моя судьба,  но  мне  было
как-то безразлично.
   - Все же эалиа <Эалиа - настойка из корней  эалиаса,  или  же  "лилии
забвенья". Сильнейшее успокаивающее  и  регенерирующее  внутренние  силы
средство. обладающее, однако, мощным побочным эффектом, абсолютно разным
для рас, населяющих Арцию. Особенно причудливые  последствия  применения
наблюдаются у существ смешанных кровей> на нее, похоже, действует...
   - Я поостерегся бы давать ей это зелье, - Астен был  явно  недоволен.
Отец Романа, добровольно взваливший на  свои  плечи  ответственность  за
дурацкий трофей своего сына, беспокоился о моем бесценном здоровье  куда
больше, чем я сама.

2228 год от В. И. Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.
Эланд. Идакона

   Поленья весело потрескивали, выстреливая  золотистыми  искрами.  Рене
Аррой ногой отодвинул каминный экран и с наслаждением  протянул  руки  к
огню. Наконец-то он остался один. Впервые за много ор можно  не  ощущать
на себе тревожные или вопрошающие взгляды,  не  ловить  себя  на  каждом
слове, не убеждать себя и других, что все в порядке.
   Врать адмирал никогда не любил. Он не лгал своим  женщинам  и  всегда
получал от них  что  хотел.  Он  не  скрывал  правду  о  своих  безумных
предприятиях от товарищей, и те шли за  ним  в  огонь  и  в  воду.  Даже
занявшись политикой, герцог старался быть по  возможности  честным  и  с
друзьями и с врагами. До поры до времени это  себя  оправдывало.  Именно
неприятие лжи и фальши заставляло Рене держаться подальше и от  клириков
с синяками, и от придворных интриганов всех  мастей.  И  вот  теперь  на
сорок   восьмом   году   жизни   он   лгал   ежечасно,   старательно   и
последовательно.
   С тех пор как, кивнув на прощание Рамиэрлю, герцог вскочил  на  спину
Гибу,  он  ни  с  кем  не  мог   быть   полностью   откровенным.   Кроме
Жана-Флорентина, разумеется. Тот, правда, мог вывести из  терпения  даже
Доминуса Кроткого <Клирик, неудачно попытавшийся своим примером обратить
в  лоно  Церкви  вождей  одного  из  атэвских  племен  и   зверски   ими
умерщвленный, причем он мог получить жизнь и свободу  при  условии,  что
ударит хотя бы одного из своих мучителей. Причислен к лику святых,  хотя
один из известнейших бардов Арции Конрад Веселый  написал  на  сей  счет
сатирическую поэму еретического плана, утверждающую, что на  самом  деле
такого дурака, как Доминус, не было и быть не могло>, но зато понимал, в
каком положении сейчас находится Эланд да и вся Тарра.
   Жаб свято хранил  тайну  своего  существования,  даже  Максимилиан  и
старый  Эрик  ничего  не  знали  о  спутнике  герцога,  прочих  же,   за
исключением Шани Гардани, он и вовсе не ставил ни во что.  К  сожалению,
после истории со снежными птицами Рене так и не  удалось  пообщаться  со
своим  единственным  наперсником  -  сначала,  кривя   душой,   пришлось
обсуждать случившееся с Максимилианом, затем к ним ворвалась  засыпанная
снегом Белка, затем... Затем было много чего. Покоя не было.
   -   Наконец-то   мы   одни,   -   скрипучей   назидательный   голосок
Жана-Флорентина не вязался со словами, которые Счастливчик  Рене  привык
слушать из уст хорошеньких женщин, и адмирал невольно улыбнулся.
   - Не вижу ничего смешного в нашем положении, - немедленно одернул его
маленький философ, - смеются над  вероятными  несчастьями  лишь  глупцы.
Умные ищут выход...
   - А нельзя искать  выход  и  при  этом  смеяться?  -  поинтересовался
адмирал.
   - Нельзя, - отрезал жаб, - смех сродни надежде - отвлекает  от  того,
что надлежит сделать немедленно. Ты,  вероятно,  хочешь  знать,  что  за
создания нас посетили, когда я был вынужден обжечь тебе  руку,  чтоб  ты
соизволил обратить внимание на очевидное?
   - Ты очень хорошо ее обжег, - подтвердил герцог, - до сих пор болит -
так что это были за птицы?
   -  Буранки,  -  пренебрежительно  махнул  лапой  жаб,  -   совершенно
безмозглые и безответственные создания. К сожалению, зимой в этих  краях
большинство Хранителей,  обладающих  хоть  какими-то  зачатками  разума,
впадает в сон. Даже Хозяева, и те надолго  засыпают.  Так  что  поневоле
приходится обращаться к таким  вот  вертлявым  и  ненадежным  существам.
Вероятно, Матушка, прежде чем удалилась на зимний отдых, договорилась со
Снежной Владычицей о помощи, хоть это,  скажу  я  тебе,  еще  та  особа.
Гордости немерено, а толку чуть.
   - Не отвлекайся...
   - Буранки - это что-то вроде пылевичков, они летают везде, только  не
соображают  ничего.  Ну  принесли  они  нам  Гончую,  сумели  ее  как-то
закружить, но ведь нужно еще было объяснить, где и как ее изловили, была
ли она одна или с Охотником... Перечислять, что они ДОЛЖНЫ были сделать,
можно до вечера. А они нам предъявили останки, которые....
   - Погоди-погоди, - перебил разошедшегося советчика Рене, - я не знаю,
ни кого ты называешь Охотниками, ни что у них за гончие...
   - А этого никто не знает, - с апломбом ответствовал Флорентин  -  жаб
патетически вздохнул, - но они существуют, и это очень плохо. А что  они
появились здесь и сейчас, это еще хуже...

2228 год от В.И. Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.
Пантана. Убежище

   - Вам придется воспользоваться магией, трясинники на снегу  оставляют
слишком заметные следы, да и в эту пору на них  нельзя  положиться,  они
просто спят на ходу, - Эмзар озабоченно потер переносицу, - видимо,  это
не последний раз, когда тебе придется прибегать к магии.
   - Но и не первый, - откликнулся Астен, - похоже, пора вспоминать  то,
чему нас когда-то обучили из любви к традициям.
   - Жду тебя назад не позже  чем  через  пять  кварт,  -  Эмзар  строго
сверкнул глазами на брата, - ты нужен мне ТУТ, запомни это.
   - У меня хорошая память, - спокойно откликнулся младший,  -  но  пока
меня не будет, я хотел бы, чтоб рядом с тобой  был  Клэр...  Ему  сейчас
тяжело.
   - А  я  ему  предоставлю  достойное  развлечение?  -  Эмзар  невесело
рассмеялся. - Но вообще-то ты прав. Его нельзя оставлять  одного,  но  и
меня тоже. Одинокий правитель -  мертвый  правитель,  особенно  в  эпоху
великих перемен. И все равно не задерживайся у Архипастыря и не волнуйся
- о Герике он позаботится лучше, чем кто бы то ни было.
   - Человеческая Церковь  прекрасно  умеет  убивать,  -  пожал  плечами
Астен, - не хуже, чем наши вельможи...
   - И  она  же  великолепно  умеет  прятать  концы  в  воду,  -  взгляд
Лебединого владыки стал каким-то странным, как будто он припомнил нечто,
известное лишь ему, - как бы то ни было, мы своего обещания выполнить не
смогли. Сохранить жизнь Герике нам пока удалось, но третий раз мы  можем
не успеть. Не сомневайся, мысль  отправить  ее  в  Кантиску  единственно
верная, но мне не нравится, что с ней идешь именно ты.
   - Не нравится, потому что я тебе сказал про Эфло  д'огэр?  Но  ты  не
хуже меня знаешь, что расстояния и предосторожности  в  этом  случае  не
спасают.  Единственное  средство  -  пойти  навстречу   судьбе,   тогда,
возможно, удастся опередить ее и нанести удар первым.
   - Наша мать, видимо, так и поступила. И исчезла. Астени, я никогда не
говорил тебе, что ты для меня значишь?
   - Не говорил, - Астен через силу улыбнулся, - но ведь  и  я  тебе  не
говорил. А теперь мы можем считать, что все  нужное  сказано.  Герика  с
Клэром?
   - Да, он должен провести ее до берега.
   - Похоже, - Астен взглянул на расшитое звездами небо, -  они  уже  на
месте. Пора.
   Эмзар согласно кивнул. Провожать Астена он не пошел - место правителя
было здесь, в показавшемся вдруг бесконечно пустом и  холодном  чертоге.
Он должен был прикрыть уходящих Завесой Забвения,  упрятав  их  следы  в
Синей Тени, и не мог позволить себе увидеть  собственными  глазами,  как
его единственный брат исчезает в лунном свете вместе со своей  тревожной
спутницей. Эмзар догадывался, что Астен вряд ли вернется, но  не  в  его
силах было что-либо изменить. Местоблюститель Лебединого  трона  подавил
вздох  и  склонился  над  мерцающим  синим  кристаллом  -  сегодня   ему
потребуется все его умение...

2228 год от В. И. Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.
Таяна. Гелань

   Осень наконец устала сопротивляться неизбежному и отступила,  оставив
обглоданный бешеными ветрами город на милость победительницы-зимы.  Снег
повалил около полуночи,  торопливо  заметая  насквозь  промокшие  улицы,
черные взлохмаченные деревья, шпили иглециев, черепичные крыши домов.
   Снег падал на окрестные холмы и взгорья, таял в темной воде пока  еще
не собиравшейся замерзать Рысьвы,  оседал  на  могучих  башнях  Высокого
Замка.  В  тревожном  свете  фонарей  крупные  хлопья   снега   отливали
оранжевым. Казалось, они стоят на  месте,  а  сам  замок  со  всеми  его
обитателями,  страстями  и  тревогами  оторвался  от  надежной  земли  и
неудержимо взлетает вверх, чтобы в конце концов вновь упасть  на  землю,
обратившись в беспорядочную груду камней и  похоронив  под  собой  своих
безумных хозяев...
   Именно такие мысли одолевали Ланку, следящую за  снегопадом  из  окна
опочивальни. Принцесса сидела на  подоконнике,  закутавшись  в  расшитую
райскими птицами арцийскую шаль. Дочь Марко с детства  любила  наблюдать
за танцем снежных хлопьев, но на этот раз  они  пугали.  Она,  никого  и
ничего не боявшаяся, в последние месяцы поняла, что  такое  страх.  Нет,
Илана боялась не своего мужа, не его бледных прихвостней, не  молчаливых
стражей-гоблинов. Этих она, пожалуй, даже любила. Она боялась будущего -
весны, которая несла войну, неизбежного выбора,  который  ей  предстоял,
встречи с Рене и того, что она может никогда больше его не увидеть,  так
что последним воспоминанием о ее отчаянной горькой любви будет презрение
и равнодушие, застывшее в голубых глазах.
   Днем Илана превосходно играла роль  жены  регента,  хозяйки  Высокого
Замка. Ночами же она, если только ее не посещал супруг, что в  последнее
время  случалось,  к  счастью,  не  столь  часто,  досиживала  на  окне,
вглядываясь в тревожную темноту, и думала. думала, думала...
   Если бы ни Уррик, ей было бы совсем одиноко, так как  любимцам  Михая
она не верила, а те таянские нобили, кто, спасая свои жизни и состояния,
вынужденно оставались при дворе, не верили ей. Более того, они,  так  же
как и старые слуги, в глубине души презирали и ненавидели предательницу.
Уж в этом-то Илана не сомневалась. Днем ее это не  волновало.  Она  была
высокомерна  и  смела,  а  вызвавшие  ее  гнев  долго  жалели  о   своей
неосторожности, но ночами, оставшись наедине с собой и вспоминая Высокий
Замок таким, каков он был при отце и братьях, Ланка начинала  ненавидеть
себя едва ли не сильнее обитателей служебных дворов.
   Единственный, кому она  верила  до  конца,  был  Уррик.  Он  стал  ей
необходим не просто как послушное орудие или неутомимый нежный любовник,
а как близкое существо, рядом с которым  становится  не  так  холодно  и
одиноко. Неожиданно все то, что она говорила молодому гоблину,  приручая
его, оказалось правдой. В полной мере Илана поняла это, отправив  Уррика
в Эланд. Первые несколько дней она вроде и не замечала  его  отсутствия,
думая лишь о том, удастся ли ему передать письмо  и  что  ответит  Рене.
Затем ее стала одолевать неясная  тревога,  и  в  одну  прекрасную  ночь
принцесса поняла, что главное для нее, чтоб он вернулся.
   Даже если ему не удастся ничего сделать, пусть возвращается  живой  и
здоровый! И он вернулся. Уррик мало рассказывал о своих похождениях,  да
она и не расспрашивала. Главное, что письмо в Эланде, а  Шандер  Гардани
жив. Последнее известие Ланку одновременно и испугало и обрадовало.  Она
всегда любила Шани и не забыла, как тот бросился ее  защищать.  Если  бы
она тогда уехала с... - как же звали того лейтенанта? Ласло? - все могло
бы сложиться иначе. Но с другой стороны, если Шандер узнает про  Мариту,
про то, как она... В его глазах  наверняка  отразится  то  же  безмерное
удивление, постепенно сменяющееся отвращением, что и у Рене.
   Принцесса постаралась выбросить из головы эти мысли, но они оказались
сродни сорняку-ползучнику, который если уж  завелся  в  огороде  -  пиши
пропало. Извести его без магии нельзя.
   Известно, что мужчины чаще всего топят сомнения и недовольство  собой
в вине, а женщины -  в  занятиях  любовью.  Пылкость,  с  которой  Ланка
отвечала на страсть Уррика, вознесла последнего на  самую  высокую  гору
наслаждений. Он был слишком счастлив,  чтобы  рассуждать  о  грехах  или
бояться возмездия. Ланка, к сожалению, не была столь простосердечна, и в
ее голову все время заползали тяжелые мысли, а в сердце  -  страх  перед
будущим. И все равно она раз за разом открывала потайную  дверь,  потому
что пожертвовать близостью Уррика была не в состоянии.
   Колокол на ближайшей башне отзвонил четвертую ору.  Стало  быть,  муж
сегодня не придет. Даже когда он вламывался к ней пьяным или взбешенным,
он никогда не делал этого между четвертой и седьмой орами. В  это  время
он занимался какими-то своими делишками, о  которых  Илане  до  сих  пор
ничего не удалось узнать. Она же проводила это время с Урриком, если тот
в это время не стоял в карауле. Сегодня гоблин был свободен и  наверняка
уже ждал ее.
   Женщина легко соскочила с высокого подоконника, задула свечу на  окне
- если что, Уррик будет знать, что она уже идет,  и  решительно  открыла
дверь. По крайней мере,  в  ближайшие  мгновения  она  забудет  все  эти
лезущие в голову глупости.

2228 год от В. И. Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.
Пантана. Убежище

   Было еще темно, когда три фигуры в мерцающих, подобно инею, в  лунном
свете плащах оказались на окраинах Пантаны.  Кстати  поваливший  крупный
снег сшивал небо и землю торопливыми неряшливыми стежками.  На  открытом
месте наверняка начиналась немалая метель, но в лесу пока еще было  тихо
- густые ветви сдерживали ветер.
   - Странно, вы уходите в первый день Истинной Зимы, - тихо сказал тот,
что был повыше, - по-моему, это означает...
   - Это ничего не  означает,  -  откликнулся  второй.  -  Время  примет
кончилось. Они хороши, когда все идет, как заведено от века.
   - И все-таки, Астен,  -  первый,  казалось,  вернулся  к  прерванному
разговору, - подумай еще раз. Мне  в  Убежище  делать  нечего.  Мне  там
каждое дерево напоминает о беде. А  без  тебя  Эмзар  остается  как  без
рук... для всех будет лучше, если с Геро пойду я.
   - Нет, Клэр, - названный Астеном говорил тихо, но уверенности  в  его
красивом голосе хватило бы на десяток кардиналов, - ты должен остаться и
пережить свою боль. Только тогда ты станешь тем,  кем  должен  стать.  И
потом, ты пока еще не знаешь того, что знаю я, а мы не  можем  рисковать
Герикой. В Убежище за ней охотились  одни,  за  его  пределами  найдутся
другие. Я не удивлюсь, если они уже где-то  рядом  и,  несмотря  на  всю
магию Эмзара, нам придется драться. Я пока еще лучший боец,  чем  ты,  -
Дом Розы всегда славился боевой магией, и я  похож  на  своего  сына,  к
которому  внешний  мир  привык,  а  твоя  внешность  неизбежно  повлечет
пересуды. Держать же изменяющее  ее  заклятие  -  значит  скрываться  от
людей, но криком кричать  магам  о  том,  что  кто-то  творит  Запретную
волшбу... Нет, Клэр, идти должен я.
   - Но почему, - впервые подала голос женщина, - почему Клэр  не  может
идти с нами, если ему тяжело оставаться в Убежище?
   - Потому что, - Астен вздохнул, - кто-то должен быть рядом с Эмзаром,
а Клэри единственный, кому я могу верить до конца. Он не мог убить Тину,
а значит, покушаться на тебя.
   - Я поняла, - кивнула головой женщина, - будем прощаться.
   Все трое откинули капюшоны, подставив лица падающему снегу.  Слов  не
было. Клэр бережно поднес к губам руку женщины, а  она  в  свою  очередь
провела  тонкими  прохладными  пальцами  по  бледной   щеке   эльфа   и,
закутавшись в плащ, отошла в сторону. Мужчины, оставшись одни,  какое-то
время стояли и смотрели друг  на  друга,  а  затем  обнялись  совершенно
по-человечески, после чего Астен быстро зашагал вслед за  Герикой.  Клэр
долго смотрел им вслед, потом стряхнул снег с плаща и медленно побрел  в
Убежище.

2228 год от В. И. Ночь с 22-го на 23-й день месяца Волка.
Фронтера

   Лупе была рада снегопаду - теперь никто не заметит, что кто-то  сошел
с тракта и направился в сторону болот. Еще летом такая  предосторожность
всех бы только рассмешила - граница между арцийской Фронтерой  и  Таяной
существовала лишь в головах монастырских картографов, а  местные  жители
ходили туда и обратно, когда хотели. С купцов, конечно,  пошлину  брали,
не без этого, но только в городах, а поскольку дальше Таяны была  только
Тарска и Последние горы, то поборы за  провоз  по  таянским  дорогам  не
взимали. Потому и застав никаких не строили. уже давно -  с  тех  самых,
пор, когда Таяна доказала свое право быть самостоятельным  королевством,
а Арцийская империя  одряхлела  настолько,  что  отдала  свое  восточное
приграничье  на  попечение  местных  баронов  в  обмен  за   номинальное
признание ими власти императора.
   Теперь же Михаю зачем-то понадобилось закрыть границу, и, надо отдать
ему должное, сделал  он  это  быстро  и  умело.  Нечего  было  и  думать
выбраться из Таяны по тракту или даже по лесу. Тарскийские стражники  со
свирепыми горными псами быстро отучили местных жителей  ходить  в  гости
"на ту сторону". Существовало, правда, одно исключение - в Кабаньи  топи
подручные Михая не совались. Да и незачем  было.  Непроходимые  трясины,
куда  даже  местные  жители  в  летнюю  сушь  не  рисковали  забираться,
сторожили границу не хуже самых свирепых воинов. В канун же  зимы  после
осенних дождей туда мог пойти только безумец или самоубийца.
   Именно на этом  и  строился  план  Лупе.  Переодевшись  странствующим
школяром, женщина  то  пешком,  то  на  попутной  подводе  добралась  до
городка, расположенного в половине диа от границы, где и  выяснила,  что
дальше  к  западу  отправляться  можно,  лишь  заручившись   разрешением
начальника гарнизона и нового городского клирика. Добывать  их  Лупе  не
собиралась. Да и попутчиков в это  время  года  найти  было  невозможно.
Гремиха была непроходима до весны, а в приграничных селах дел ни у  кого
не было. Так что неусыпная бдительность стражников выглядела по  меньшей
мере  странно.  Караулить  было  нечего,  а  они  караулили,  да  еще  с
невиданным даже по летней поре  пылом!  Нечего  было  и  думать  в  один
прекрасный день выйти из города и отправиться к Гремихе или же  Кабаньим
топям. Маленькая колдунья устроилась на почти пустом постоялом  дворе  -
когда-то приносивший неплохой доход, теперь он терпел сплошные убытки  -
и стала ждать подходящего вечера.
   Два дня прошли в изматывающем выслушивании сетований хозяина на лихие
времена, наконец дождь сменился долгожданным снегом, и Лупе поняла,  что
пора. Выбравшись из города  еще  до  наступления  темноты,  она  провела
несколько часов в заброшенном сарае и, убедившись, что большинство огней
погасли, перешла тракт и, как могла  быстро,  зашагала  к  лесу,  плавно
переходящему в великое болото, зная, что к утру снег скроет все следы.
   Лупе, разумеется, не надеялась, что сможет преодолеть топь, которую в
этом месте совсем  не  знала.  Бросаясь  в  свое  безумное  предприятие,
ведунья сделала ставку на местных Хозяев.  Если  они  вспомнят  женщину,
сопровождавшую летом Рамиэрля и Рене, они  ее  переведут  через  болота.
Затем она найдет отдых и лошадь  в  Белом  Мосту.  Дальше  она  пока  не
загадывала, но твердо знала, что в селе не останется. Начиналась  война,
и нужно было что-то делать. Чтобы отомстить за Шандера.