Толпа еще может отступить  перед
мужеством, но труса разорвет на куски. Что ж, люди добрые, ату его!
   Проклятье! Как же они орут. Да, Счастливчик, ничего более мерзкого ты
не видел. И это те, за чье право жрать, спать и убивать себе подобных вы
с Геро шесть с лишним сотен лет назад рискнули больше чем жизнью.  Ты  и
дальше собираешься их спасать? Вместе с  Эмзаром  и  пропавшим  Романом?
Чтобы они, воя от восторга, волокли на костер тех, кто им не угодил.
   Скажете, магия? Их, бедненьких, заставили, а их сердца и души сотканы
из любви и парного молока? Глупости, палача можно разбудить лишь в  том,
в ком он спит. Можно превратить человеческое тело в крысиное, но душу  -
извините... Ну, Рене? И к чему ты пришел? К тому, что чужак,  объявивший
Тарру  погибшей,  прав?  Милое  дело  -  увести  из   обреченного   мира
праведников, предоставив  остальных  их  участи.  Это  справедливо...  К
кэргорам такую справедливость! И кто будет делить грешных  и  праведных?
Наш чужак? Да что он понимает?! Проклятье! Когда же это закончится...
 
2892 год от В.И. 
21-й день месяца Дракона. 
Арция. Мунт. 
 
   О заговоре ездивший в Лагу протектор  узнал  чуть  ли  не  последним.
Александру в очередной раз показалось, что он ослышался,  так  все  было
глупо и бессмысленно. Самым же гадким  было  то,  что  в  дело  оказался
впутан Гастон Койла, которого Сандер  любил  с  детства.  Теперь  Гастон
собирался его убить... В такое было трудно поверить, но не  верить  было
нельзя. Заговорщики были неосторожны, и  их  разговор  слышало  полсотни
гвардейцев, не считая обоих Бэрротов.
   Антуан времени зря не терял. Послав гонца в Лагу за  протектором,  он
созвал Генеральные Штаты. Город гудел. Несмотря  на  позднее  время,  на
улицах толпился народ. Горожане вытащили из сундуков шлемы и  кирасы,  в
которых щеголяли во время Войны Нарциссов, и расхаживали по двое-трое  с
факелами   в   руках,   видимо,   в   надежде   поймать   десяток-другой
злоумышленников. Это было бы забавно, если  б  не  Гастон,  от  которого
Сандер предательства  не  ожидал.  Койла  был  предан  Филиппу,  хотя  в
этом-то, видимо, и было дело...
   Александр с  эскортом  с  трудом  пробирались  через  толпу,  вопящую
здравицы королю и его защитникам. На душе было мерзко,  и  не  проходило
ощущение, что происходящее - очередной дурной  сон.  Хотя  тогда  дурным
сном была вся жизнь, °т первого осмысленного взгляда в зеркало до смерти
брата и свалившейся на голову короны.  Странно,  а  ведь  корона  ему  и
впрямь снилась, корона, валяющаяся на полу в тронном зале... о  том  сне
было что-то еще, но он позабыл.
   Дворец Анхеля был окружен тройным кольцом, это-то еще Зачем? Мятеж не
мог кончиться удачей, да его и мятежом-то  Назвать  можно  было  лишь  с
натяжкой,  собралась  горстка  недовольных,  разделила  шкуру  неубитого
медведя  и  попалась.  Но  Бэрротам  и  горожанам  нравилось  изображать
готовность ко всяческим неприятностям. Александр  соскочил  с  Садана  и
неудачно, старая рана напомнила о себе, отнюдь не улучшив настроения.  В
глаза бросилось бледное, взволнованное лицо Артура, явно прикидывавшего,
как  поудобнее  заслонить  герцога   грудью.   Кто-то   заорал   "Смерть
предателям!" - и толпа ответила согласным ревом.
   - Артур!
   - Да, монсигнор!
   - Позаботься, чтоб не начали громить особняки Вилльо и остальных.
   Проклятый! Да Артур первый готов броситься на родичей королевы...  Но
самосуда он не допустит.
   - Преступников будут судить, но женщины и дети  не  виноваты.  Кодекс
Розы запрещает мстить слабым и беззащитным.
   Слава святому Эрасти, этот довод наш  доблестный  рыцарь  понял,  вот
пускай и займется.
   - Прикажите оцепить дворец Койлы  и  резиденцию  кардинала.  А  здесь
хватит сотни дарнийцев.
   - Будет исполнено.
   - Спасибо, Артур.
   - Моя жизнь принадлежит моему сюзерену!
   Как мало ему нужно  для  счастья...  Александр  Тагэре,  прихрамывая,
поднялся в Львиный Зал и опустился в ждавшее его королевское кресло.  Но
он еще не  король.  Еще  нет...  Яркий  свет,  взволнованные  лица,  гул
голосов. Заседание Генеральных  Штатов  в  отсутствие  короля  открывает
канцлер, но канцлера в Арции нет, так же как и короля.
   - Граф Бэррот!
   Антуан почтительно наклонил голову.
   - Прошу вас вести заседание.
   А ведь он только этого и ждал. А может, все ложь и никакого  заговора
не было? Или, вернее, был заговор Антуана Бэррота против Гастона  Койлы?
Нет, Антуан не сумасшедший, он никогда не поставит себя в зависимость от
полусотни гвардейцев, а Артур и вовсе неподкупен. Не нужно  обольщаться,
заговор был, и сейчас Генеральные Штаты будут судить заговорщиков.
   Если бы Александр Тагэре был художником и ему  предстояло  изобразить
аллегорию трусости,  он  бы  возблагодарил  небо,  пославшее  ему  таких
натурщиков. Эжени Шаре тряслась как в лихорадке. На  лице  красавицы,  у
ног и в постели  которой  перебывал  цвет  арцийского  дворянства,  была
написана готовность отдаться любому, кто за нее вступится, и даже,  если
нужно, уйти в монастырь.  Обычно  самодовольная  рожа  Клавдля  казалось
слепленной из скисшего творога, Рогге походил на загнанную в угол крысу,
а вид Пандайе внушал беспокойство за состояние его штанов. Реви  кое-как
держался, но было видно, что дается ему  это  с  трудом.  Спокойным  был
только Койла, невозмутимо слушавший красивый рассказ Антуана  Бэррота  о
том, что произошло в Речном Замке.
   Сандер смотрел на лучшего друга Филиппа, ненавидя себя за то, что  не
обождал с Указом о государственной измене. Не  подпиши  он  его  в  день
прибытия в Мунт, судьба Койлы была бы  в  его  руках.  Ты  хотел,  чтобы
никогда не повторилась история с Жоффруа, чтобы обвиняемые  не  зависели
от королевской прихоти? Что ж, смотри, как чужие люди судят  того,  кого
ты любишь с детства, именно смотри, потому что вмешаться, не отказавшись
от собственного слова, нельзя.
   Гастон погиб. Проклятый, да он все делает для этого! Зачем? Одно дело
признаться в том, что можно доказать, другое брать на  себя  то,  в  чем
тебя не обвиняют. Клавдию с Пандайе не отвертеться, с Эжени все понятно,
защити свою женщину и все такое. Но во  имя  Эрасти,  зачем  вытаскивать
Реви, Рогге и Аганна?! Койла же их ненавидит. Сошел с  ума?  Не  похоже,
глаза смотрят осмысленно. Так же он смотрел перед битвой у  Тар-Игоны...
А Антуан с трудом скрывает свое торжество. Еще  бы,  милейший  граф  уже
чувствует на поясе канцлерский ключ. И, самое печальное, он его получит,
потому что неглуп и потому что Обену восемьдесят  один  и  он  почти  не
встает. И еще потому, что канцлер должен принадлежать к высшей  знати  и
быть человеком в годах.
   Ты не любишь Антуана Бэррота, но он умен и, похоже, предан. Он против
мира с Ифраной и засилья клириков, а личные пристрастия, Сандер  Тагэре,
теперь придется оставлять при себе. Ты любил  Гастона,  а  тот...  Но  с
Обеном все-таки нужно посоветоваться. Проклятый. Да он же тут!
   Сандер с нежностью посмотрел на огромную расплывшуюся тушу во  втором
ряду. Обен был хмур, как осенняя туча, но протектору и  будущему  королю
стало чуточку легче.
 
2892 год от В.И. 
21-й день месяца Дракона. 
Оргонда. Лиарэ. 
 
   Герцогиня Оргондская старалась не думать о том, кто и почему ее спас.
Неужели тот самый  Преступивший,  которым  пугают  детей?  Кто  еще  мог
одолеть Предстоятеля антонианцев, и что теперь будет, куда  они  идут  и
зачем? Куда им вообще идти? Что станется с Сезаром и Анри?  Неужели  они
так и останутся тиграми? Что там, на площади? Будет  ли  погоня?  У  ней
осталось жемчужное ожерелье и  кольцо.  Может  быть  кто-то  из  моряков
соблазнится драгоценностями и отвезет её в Арцию. Сандер - протектор, но
рискнет ли он принять у себя Преступившую? Рискнет, Сандер - не Марк, но
имеет ли она право стравливать  его  с  антонианцами?  С  нее  наверняка
спросят и за Ореста, если с ним что-то случится... Но если не Арция,  то
куда им бежать? В Эр-Атэв? Клирикам туда  хода  нет,  но  кому  она  там
нужна...
   В просвете между покосившимися лачугами блеснуло море, герцогиня и ее
спутники ступили на узкую прибрежную полосу. Тигры решительно  повернули
вон из города к высокому мысу, она послушно  побрела  следом,  увязая  в
сером песке. До мыса было еще далеко, когда один  из  зверей  (Марта  не
знала кто, отец или сын)  глухо  зарычал,  почти  простонал  и  без  сил
опустился на землю. Второй растерянно кружил вокруг упавшего, не в силах
ничем помочь. Марта присела на корточки,  робко  коснувшись  бархатистой
шкуры. Отчаянье, которое она отгоняла все эти бесконечные  дни,  наконец
взяло свое, и герцогиня бессильно закрыла лицо руками.
   Из прострации ее вывел негромкий, но властный голос:
   - Сударыня, попрошу вас подвинуться.
   Марта подняла голову. Рядом стоял тот самый  человек  или  нечеловек,
что остановил беснующуюся толпу.
   - Дайте мне пройти, сударыня, - повторил он,  -  возможно,  я  что-то
смогу сделать.
   Герцогиня с трудом поднялась и отошла, а незнакомец без страха  (хотя
чего бояться ЕМУ?)  повернулся  спиной  к  одному  гигантскому  зверю  и
склонился над другим. Марта не поняла, что он сотворил, но воздух вокруг
лежащего заколебался, как будто  она  смотрела  поверх  пламени  костра.
Потом что-то замерцало, словно бы седой крутанул вокруг себя и  замерших
тигров полупрозрачный плащ. Марево развеялось быстро, и женщина  увидела
двоих мужчин, склонившихся над третьим. Затем  седой  поднялся,  покачал
головой, словно бы извиняясь, и отошел, оставив Сезара  с  отцом.  Марта
неуверенно шагнула вперед
   -  Подождите,  -  рука,  показавшаяся  страшно  тяжелой  и   горячей,
коснулась плеча и тотчас опустилась, -  пусть  они  побудут  вместе.  Вы
понадобитесь младшему, очень понадобитесь, но немного позже.
   - Маршал болен? Что с ним?
   - Он умирает. Я не смог ничего сделать. Разве что Анри Мальвани уйдет
человеком и скажет сыну то, что хочет и должен...  Он  убил  себя,  став
зверем, хотя не думаю, что это зависело от него.
   - А Сезар?
   - С ним все в порядке, он здоров и молод.  Я  сначала  надеялся,  но,
когда их узнал, понял все.
   - Все? - Марта понимала, что ведет себя глупо, но молчать было  свыше
ее сил.
   - Человеку стать тигром труднее, чем вернуться в  собственную  шкуру,
ведь тигр больше. Но человеку-калеке стать здоровым зверем значит отдать
слишком много сил, столько, что оставшегося не хватит для жизни. Я  знаю
тех, кто могли бы спасти и маршала, но они слишком далеко, а я  не  умею
исцелять.
   - Они хотели защитить меня.
   - Верно. Но вряд ли сознательно решили изменить свой облик.  Мальвани
не знали, что на это способны, иначе смогли бы вновь стать людьми и  без
моей помощи.
   - Как же так... - пролепетала растерявшаяся Марта.
   - Отчасти виноват Орест, он использовал магию, пробуждающую  в  людях
звериное начало. Но зверь зверю рознь... Тарра - древняя земля, никто из
нас до поры до времени не знает, ЧТО спит в его крови и когда проснется.
Нет сомнения, что не все предки Мальвани были людьми. Это Старая  Кровь.
Очень Старая...
   - Вы Преступивший? - в упор спросила герцогиня
   - Преступивший? - седой блеснул глазами. -  Можно  и  так  сказать...
Каких только запретов я в жизни  не  преступал.  Но  женщин  никогда  не
насиловал и друзей не предавал.
   - Но вы маг?
   - Я знаком с магией,  хотя  Истинный  маг  -  нечто  большее.  Можете
называть меня Аларик, герцогиня.
   - Вы про меня все знаете, - с непонятной горечью сказала женщина, - а
я про вас ничего. Вы пошли за нами. Зачем мы вам?
   - Не надо так дрожать, - горячая рука ласково коснулась щеки Марты, -
вам я зла не принесу. Признаюсь, я знаю про вас, потому что, скажем так,
имею некоторое отношение и к вашей семье, и к вашим рыцарям, но приходил
я за другим. Мне нужен был Орест.  Вы  зря  бежали,  Марта.  Теперь  эти
безумцы обожают вас так же страстно, как утром ненавидели.
   - Что вы с ними сделали?
   - С ними ничего.  Просто  они  узнали  правду.  Орест  был  настолько
любезен, что поведал своей пастве, почему он развязал на вас охоту и как
он это сделал, а заодно высказать все, что он думает о своих прихожанах,
Церкви и Творце.
   - Орест мертв? Вы его убили?
   - Мертв, но он это заслужил. Голод толпы могла утолить только  кровь.
Место  одной  жертвы  заняла  другая,  только  и  всего.  Теперь   Лиарэ
успокоится. Вы смело можете возвращаться во дворец.
   - Мне не нужно этого.
   - ВАМ не нужно, но Арции нужно, и Тарре нужно. Вы  вернетесь,  Марта,
герцогиня Оргондская, дочь  Шарля  Тагэре,  и  станете  делать  то,  что
должны.
   Женщина вздрогнула и медленно наклонила голову в знак согласия.
   - Вы правы, но как же мне не хочется возвращаться.
   - Сегодня вам и вправду лучше  остаться  с  Сезаром  и  проститься  с
маршалом. А завтра  ваш  путь  лежит  во  дворец,  а  Мальвани...  Лучше
считать, что их во время бунта в Лиарэ и не было. Анри умер в  дороге  и
будет похоронен на Бетокском поле. Сын его проводит, немного  побудет  с
матерью и вернется в Оргонду. Потому что его место здесь.
   - Да, да. Надо найти корабль...
   - Корабль ждет.
   - Чей корабль?
   - Мой или, если угодно, ничей... Нам надо добраться до того  мыса,  -
указал Аларик и равнодушным тоном, словно говорил о погоде или  сообщал,
который час, добавил:
   - Я не видел вас с похорон  Шарля  Тагэре,  хотя  с  вашим  братом  я
встречался.
   - Вы были там? Но я не помню.
   -  Тагэре  провожала  половина  Арции.  Вы  похожи  на  вашего  отца,
сударыня, и на Александра. А теперь идите к Сезару. Вы ему  нужны.  Я  к
вам скоро присоединюсь, помогу нести маршала. Идите, сударыня. Сейчас не
время для таких глупостей, как гордость или женская  честь...  Хотя  нет
чести выше, чем любить и быть любимой, уж я-то знаю.
   Марта покраснела, хотела что-то сказать, а потом неожиданно для самой
себя поцеловала своего странного собеседника в  горячие  губы  и  быстро
пошла, почти побежала к Сезару, все еще стоящему на коленях у тела Анри.
Эстель Оскора.
 
   Рене был жив. Жив! Я чувствовала это! Он не сдался, не  опустил  рук,
не забыл ни меня, ни того, что считал своим долгом. Рене Аррой вернулся,
чтобы закончить свой бой.
   - Геро, - в голосе Эрасти слышалось удивление. - Геро! Что с тобой?
   - Тарра, -  выдохнула  я,  -  там  Рене.  Он  что-то  сделал,  что-то
невозможное...
   - Похоже на то, раз  ты  его  услышала.  Он  рискует,  хотя,  если  я
правильно понимаю твоего адмирала, он  рожден  рисковать  и  выигрывать.
Тебе не кажется, что Рене пытается пробиться сюда?
   - Нет, - я подумала и поняла, что права, - нет, Эрасти. Он  с  кем-то
схватился, но это таррская драка, нам в ней нет места.
   - Будет, - рука Проклятого легла мне на плечо, - возвращение  Рене  -
еще  одно  знамение.  Даже  не  само  возвращение,  а  то,  что  в   его
распоряжении оказались такие силы. Ты хорошо помнишь, о чем мы  с  тобой
договорились?
   - Да, - он смотрел на меня с сомнением, и я повторила, -  да,  я  все
хорошо помню. Мы не должны вмешиваться там, где без нас могут  обойтись.
Наше дело погасить высшую магию и заставить уйти чужаков. Но ведь мы  не
знаем, что это за чужаки, какие они, зачем явятся...
   - Не знаем. И знаем, - Эрасти неожиданно лихо улыбнулся,  -  одни  из
них - Зло, другие могут показаться Добром или назваться таковым, но им в
Тарре делать нечего. Ларэн не верил в спасителей  со  стороны,  и  я  не
верю.
   - Эрасти, а мы с тобой? Для  тех,  кто  остались  в  Тарре,  мы  тоже
спасители со стороны.
   - Нет, дорогая. Мы для Тарры - великое, страшное,  запредельное  зло.
Нами детей пугают. Мы несем с собой ужас, Тьму, проклятие, конец  света.
И именно поэтому я боюсь...
   - Чего?
   - Тех, светлых, добрых и мудрых, которые защитят Тарру от нас...
   - 2892 год от В.И. 23-й день месяца Дракона. Арция. Мунт.
 
   Первый и последний раз в Речном Замке Александр Тагэре был много  лет
назад, когда навещал покойного Пьера. Сказать, что  будущему  королю  не
хотелось вновь оказаться в этом Месте, значило ничего не сказать, но  не
прийти он не мог. Найденный Антуаном Бэрротом новый комендант - по  виду
человек неглупый и ужасно услужливый - проводил пока еще герцога Эстре к
бывшему канцлеру. Гастон Койла  был  очень  бледен,  но  спокоен.  Узнав
пришедших, узник поднялся со своего кресла, но ничего говорить не стал.
   Сандер вежливо, но решительно выпроводил коменданта и  стражников,  и
они остались вдвоем. Гастон подавленно молчал, и Александру  показалось,
что он зря затеял эту встречу. Оправдываться ему не в  чем,  сделать  он
ничего не может, вернее, может, но это будет означать, что в Арции закон
- это то, что в данное  мгновенье  хочет  король.  Проклятый,  когда  он
подписал указ о том, что дело  о  государственной  измене  рассматривают
Генеральные Штаты, он и помыслить  не  мог  что  первый  приговор  будет
вынесен другу покойного брата. Молчание затягивалось, надо  было  что-то
говорить, но Александр плохо представлял, что именно.  И  потому  сказал
первое, что пришло в голову:
   - Первый раз я увидел вас в Эльте. Мне было восемь лет.
   - Девять, - поправил бывший канцлер, - это было поздней осенью.
   - Да, действительно, - Эстре опустился во второе кресло. Комендант  -
толковый человек, Пандайе бы запер заговорщиков в самом темном подвале и
гордился бы своей  суровостью,  а  тут  комната  как  комната.  Богатая,
светлая, удобная. Сколько же Гастону лет? Он  на  несколько  лет  старше
Филиппа, значит, лет сорок пять, не больше. Больше никогда не будет...
   - Я старше вас на пятнадцать лет, монсигнор, - то ли Гастон  прочитал
его мысли, то ли они подумали об одном и том же. - Могу я спросить,  что
будет с Эжени?
   - Ничего. Ее приговорили к церковному покаянию.
   - А потом?
   - Что потом? Может идти на все четыре стороны.
   - Но ей некуда идти, муж умер, родичи ее не  примут,  у  нее  нет  ни
денег, ни положения. Если б я мог оставить завещание... Но  законник  из
Генеральных Штатов объяснил,  что  уличенный  в  государственной  измене
теряет не только голову.
   - Да, его имущество и его семья остаются на попечении короля.  Вы  не
можете  оставить  завещание,  Гастон,  но  вы   можете   записать   свои
распоряжения для меня. Я все исполню в память брата и того хорошего, что
видел от вас. Ваш сын наследует и ваш титул, и ваши земли,  но  Эжени  в
список включать не стоит. Королевский нотариус воспылал во время суда  к
ней таким чувством, что изъявил  готовность  жениться,  несмотря  на  ее
прошлое, и испросил моего согласия.
   - Неужели вы его дали?
   - Разумеется. Только предупредил, чтобы он не позволял  этой  женщине
втянуть себя во что-то вроде заговора или казнокрадства.
   - Она согласилась?
   - Да. Хотя я с трудом представляю ее в роли добродетельной горожанки.
Гастон, почему вы взяли все на себя?
   - Я и в самом деле возглавил  заговор.  Я  привык  отвечать  за  свои
поступки, даже за самые глупые.
   - Не лгите, Гастон, - покачал головой Александр, - вы отвечаете не за
свои поступки, а за чужие. Вы прикрыли собой не  Эжени,  которая  глупа,
как весенняя кошка, а Элеонору и ее сына. Эжени вас подпоила и  затащила
на это треклятое сборище, а вы и понятия не имели, что это такое.
   - Нет. Это был мой выбор. Филипп хотел видеть на троне своего сына, и
я должен был исполнить его желание любой  ценой.  Даже  убийством,  хотя
лично к вам я всегда относился хорошо. Мне  не  хотелось  причинять  вам
вред, но другого выхода не было.
   - Не надо, - голос Сандера звучал  устало  и  безнадежно,  -  вам  не
восемнадцать, вы  были  канцлером  и  разбираетесь  и  в  законах,  и  в
интригах. Мое убийство ничего не меняло. Королем бы стал  не  Филипп,  а
мой сын Эдмон, а Жаклин - регентшей. Вы не вчера родились и понимаете  и
это, и то, что жители доброго  города  Мунта  растерзали  бы  не  только
убийц, но и их родичей, и никто бы их не ост