, что произошло, но оставить все как есть тоже не мог.
Если ты чего-то не понимаешь, постарайся понять, - говорил  отец,  ты  -
Тагэре, а не глупый авеструс, который прячет голову в песок.
   Шарло не сомневался, что его страхи как-то связаны с гостями, но как?
Крэсси - это Крэсси, его  хорошо  знают,  он  никогда  не  причинит  зла
друзьям. Кто-то из его людей? Но вряд ли он бы почуял, заявись  в  замок
предатель или  убийца.  Во  дворце  Анхеля  каких  только  мерзавцев  не
болталось,  но  он  ни  разу  не  чувствовал  ничего  подобного.   Шарло
старательно припоминал  все  слышанные  им  истории.  Рито  говорил  про
каких-то бабочек и летучих мышей - отвратительных,  но  не  таких  уж  и
страшных. Однажды  на  него  напала  Дафна,  кажется,  тогда  ему  стало
холодно, но Кэрна сразу понял, где зло, и сумел с ним  справиться.  Нет,
Рито ничего полезного не знал. Эскотцы боялись  оживших  покойников,  от
которых оборонялись осколками зеркал,  а  фронтерцы  пугали  болотной  и
лесной нечистью, боявшейся серебра и золота.  Но  все  эти  страхи  были
ночными, днем они  не  выползали.  Шарло  нахмурился,  запустив  руки  в
шевелюру, и тотчас торопливо пригладил волосы. У корней они снова совсем
темные, а Клотильде сейчас не до того, чтоб варить краску для  приемного
сына.
   В дверь тихо постучали. Кати!  В  ночной  рубашке  и  с  распущенными
волосами. Некогда ему сегодня с ней  играть,  он  должен  понять  что-то
важное.
   - Шарло!
   - Анри! Сколько раз тебе повторять!
   - Шарло, - упрямо возразила сестрица, - мне страшно.
   - Какие глупости, - мальчик нарочито громко рассмеялся, -  тут  мы  в
безопасности. У Эгона много воинов, да и не знает никто, что мы здесь.
   - Я не о войне... Какой ты глупый, можно подумать, другой  беды  быть
не может. Собаки воют.
   - И пусть воют, беды-то.
   - Нет, не пусть! Собаки всегда чуют зло. И кошка пропала.
   - Кошки ночами гуляют.
   - Шарло, - взгляд сестры стал очень внимательным, - ты врешь. Ты тоже
боишься. Надо что-то делать.
   - Что делать? И чего, по-твоему, я боюсь?
   - Не знаю... Но собаки воют. Надо кому-то сказать...
   - Чего говорить, и так всем слышно. Давай, я схожу посмотрю.
   - Нет! Не надо...
   - Надо. Сиди тут и никому не открывай. Я в окно, постучу три раза.
   Катрин молча кивнула, хотя губы у нее тряслись. Шарло поднял  тяжелую
раму и скользнул наружу. Ночь была светлой, да и замок по случаю приезда
гостей  сиял  огнями.  Мальчик  немного  подумал  и  вместо  того,  чтоб
спуститься во двор, поднялся на крышу. Собаки и вправду выли,  громко  и
тоскливо, но в остальном все было в порядке. Если б они  почуяли  чужих,
они бы лаяли, рычали, рвались с цепи, а тут... Может, дело в луне,  хотя
полнолуние еще не скоро. Шарло прошелся по крыше, полюбовался на летучих
мышей -  совершенно  обычных,  перепрыгнул  с  одной  крыши  на  другую,
скользнул на чердак, а оттуда на узкую винтовую лестницу,  выходящую  на
конюшенный двор. Все спокойно, Кати опять наслушалась глупых  сказок,  а
собаки могли почуять что-то в реке. Например, утопленника.
   Конюхи не спали, баловались винцом. На молодого сигнора они глянули с
некоторым удивлением, но  одобрительно.  Надо  было  придумать,  что  им
сказать...
   - Могу я посмотреть на коня Крэсси?
   - Угу, сигнор, - старший конюх махнул рукой прикорнувшему  на  охапке
сена парнишке, - покажи молодому господину баронова жеребца да и  прочих
заодно. Крэсси только на гнедых ездят, привычка ихняя такая.  У  них  за
лошадками справно ходят, только вот перекармливают... Надо  меньше  овса
давать, а то зажиреют...
   Конюшонок без лишних слов поднялся и взял в руки факел,  Шарло  решил
про себя завтра же дать ему монетку. Среди вздыхавших и  жующих  лошадей
было на удивление спокойно и мирно, все страхи куда-то делись, и  "Анри"
с удовольствием  скормил  гнедому  Крэсси  пару  захваченных  мальчишкой
морковок. Рядом помещались и другие кони.  Школа  Туссена  сделала  свое
дело, и Шарло принялся их пересчитывать. Сорок шесть!
   - А почему одного поместили отдельно? Больной? Или норовистый?
   - Сигнор, дык их столько, сколько было. Аккурат сорок шесть. Да  сами
прикиньте. Баронов жеребец, оруженосца его нового, два сигурантовых, два
аюдантские да сигноносец. Ну и воинов три по тринадцать. Вот и выходит.
   Выходить-то  выходит,  но  он  своими  глазами  видел,  как  к  замку
подъехало сорок семь всадников. Сорок семь!  А  Туссен  пригласил  войти
всех, кто прибыл с  бароном  Крэсси.  В  Эскоте  говорят,  что  лихо  не
переступит текущую воду и жилой порог, пока его не  пригласят.  Кого  же
пригласил добряк Туссен?
   Видимо, конюшонок решил, что молодой сигнор рехнулся  или  впервые  в
жизни угостился вином, но Шарло меньше всего думал о том, что  про  него
скажут. Собаки выли неспроста. Катрин почуяла то же,  что  и  он.  Нужно
что-то делать.
   Эгон был у  себя.  Барон  задумчиво  сидел  у  окна,  вертя  в  руках
серебряный кубок. Появление "сына" его удивило, но не рассердило.
   - Крэсси  готовит  восстание.  Если  б  не  вы  с  баронессой,  я  бы
согласился. А так даже не знаю, что и  сказать.  И  маркиз  Гаэтано  как
назло уехал, хоть бы он следы отыскал.
   Эти ублюдки что удумали: написали про твоего отца сказку, удавить  их
за это мало! Таким его выставили, хуже не придумаешь! Набрали актеришек,
и те эту дурь по всем провинциям показывают. И, что  хуже  всего,  верят
им!
   - Чему верят? - слова барона об отце  оттеснили  и  воющих  собак,  и
пропавшую лошадь.
   - Тому, что Александр Тагэре - узурпатор и убийца, а этот недоносок -
спаситель Арции. Крэсси считает, что тянуть больше нельзя. Иначе лицедеи
всех на свою сторону перетянут. Правда, нашлась управа и на них.  Думаю,
без Кэрны там не обошлось, но тогда он вряд ли скоро объявится. А  ты-то
чего хотел?
   - Сигнор, сколько барон Крэсси взял с собой людей?
   - Сорок пять, он сорок шестой, а что?
   - Я их пересчитал со стены. Их  было  сорок  семь!  Туссен  пригласил
войти всех, кто пришел с Крэсси, и они перешли текущую воду. А теперь их
сорок шесть и в замке воют собаки. Сигнор  Эгон,  когда  они  мимо  меня
через мост шли, я почувствовал что-то... Что-то очень плохое.
   - А тебя, часом, не лихорадит? - барон участливо тронул лоб мальчика.
- Да нет, холодный вроде. Почему псы развылись, пес их  знает,  -  барон
расхохотался собственной шутке. - Если хочешь, завтра  заставлю  клирика
над мостом кадилом потрясти, только  ерунда  все  это.  Нам  не  нечисти
бояться надо, а тех, кто штаны носит да мечами машет. Если мы  эту  кашу
заварим, головы полетят и с них, и с нас! Выждать бы, да Крэсси говорит,
что циалианки и антонианцы из Александра чудище лепят и почти  вылепили.
Только Север им пока не верит.
   Эгон разговаривал с сыном  Александра  Тагэре  как  с  равным.  Шарло
слушал, стараясь забыть о воющих собаках и пропавшем всаднике.
   - Ну и что ты скажешь? - спросил напоследок барон.
   - Сигнор, а мы можем найти маркиза Гаэтано?
   - Если скажем Крэсси, что он здесь...
   - Сигнор, если вы решите восстать, я буду с вами!
   - То есть?
   - Если вы не скажете, кто я, я пойду на  войну,  как  Анри  Гийо,  но
пойду.
   - Пожалуй... А вот женщин надо спрятать. Отправлю Клотильду с Кати  к
моей тетке, она их  давно  приглашала.  Ну  а  осенью,  благословясь,  и
начнем...
   Крэсси я отвечу, когда он назад  поедет.  Старик  в  Малве  собрался,
совсем себя загонял, выглядит - краше в гроб кладут. Да оно и не мудрено
- всех потерять... Назад он в конце Дракона поедет, тогда я ему  кое-что
и расскажу, глядишь, и Кэрна к тому времени объявится. А всадника твоего
мы поищем, может, и впрямь шпион какой затесался, но, вернее  всего,  ты
просчитался, ведь против солнца смотрел.
   Когда Шарло вернулся к себе, он почти забыл про свои страхи,  осенняя
война полностью завладела его мыслями. Кати еще  не  спала  и  выглядела
немного виноватой.
   - Шарло... Ой, Анрио! Я  взяла  твое  кольцо.  То  есть  не  твое,  а
Рафаэля...
   - С ума сошла?!
   - Нет, - поджала губы девочка, - я хочу, чтоб он вернулся.
   - Я тоже хочу, но кольцо-то здесь при чем?
   - Способ есть, - заговорщицки прошептала Кати, - только  нужна  вещь,
которую человек долго носил... Еще лучше прядь волос или капля крови, но
и кольцо подойдет. Вот я и позвала его, теперь он домой захочет...
   - Глупости, - отрезал брат, - если б это было так, никто б  писем  не
писал и гонцов не держал...
   - Ты ничего не понимаешь! Письма нужны, потому что  в  них  объяснить
можно. И гонцы нужны, если знать, куда ехать, а если не знаешь...  Тогда
нужно звать. Магия крови! Только я не знаю, вышло ли у меня. Вот если  б
Рито был нам родич, он бы точно услышал...

2896 год от В.И.
12-й день месяца Лебедя
АРЦИЯ. ЛАНДЕЙ

   По  зеленому  лугу  бродили  гнедые  кони,  спускались   к   быстрой,
прозрачной реке, тянули морды к воде. Вдали синели поросшие лесом  горы,
цвел шиповник - алый, розовый...
   - Мария!
   Кто здесь? И где она, с кем?!
   - Просыпайся...
   Горы и лошади исчезли.  Над  ней  нависал  дощатый  потолок,  кое-как
освещенный масляным светильником, голова кружилась, все тело  непривычно
ломило.
   - Выпей, будет легче.
   Царка показалась отвратительной, но голова  прояснилась.  Сколько  же
она вчера выпила... Хотя это хороший  способ  забыть  о  чуме.  Мария  с
трудом села,  тронула  рукой  волосы.  Распущенные,  спутанные.  Которая
сейчас ора? Судя по всему, глубокая ночь, а она в постели  у  мирийского
наемника, хотя через кварту тут не будет ни наемников, ни  крестьян,  ни
торговцев - только трупы.
   Хозе с усмешкой на нее смотрел, и Мария, спохватившись,  накинула  на
плечи одеяло.
   - Вот как? - поднял бровь наемник. Он, кстати говоря,  был  полностью
одет. - Вообще-то, тебе не мешало бы подняться. Нам пора.
   - Куда?
   - Подальше отсюда. Мне здесь надоело.
   Мария, ничего не понимая, смотрела на смеющегося  мужчину,  чувствуя,
как у нее внутри все закипает. Он сумасшедший!  Сумасшедший,  да  и  она
тоже.
   - Ты уйдешь из чумной деревни? Мимо  стражников  и  скорбящих?  Ты  -
покойник, который вечером не сможет поднять голову.
   - Я не собираюсь вечером пить, - хмыкнул мириец, - так что с  головой
у меня будет все в порядке.
   - Ты понимаешь, что ты мертвец, - заорала  Мария,  -  мертвец  с  тех
самых пор, как сюда попал?!
   - Не понимаю, - ответил тот, - если  хочешь  скоротать  со  мной  еще
вечерок, так и скажи. Я, пожалуй, задержусь. Днем больше, днем меньше.
   Нет, он положительно не в себе.
   - Судя по всему, я зря оделся, - заметил мириец. А вот этот  блеск  в
черных глазах она помнила. Помнила, несмотря  на  выпитую  царку.  Мария
натянула одеяло до подбородка, злясь  уже  на  себя.  Хозе  -  наглец  и
безумец, но от его взгляда жарко даже на краю смерти.
   - То есть мне не раздеваться? - уточнил он. - Ты уж реши, пожалуйста.
Или ты идешь со мной, или остаешься здесь, или мы уходим, но не сразу, -
незаметным кошачьим движением наемник пересек комнатенку и опустился  на
край кровати. - А волосы у тебя перепутались ой-ей-ей как.  Если  сейчас
не расчесать, придется обрезать. Помочь? Я умею...
   В этом она не сомневалась, и отчего-то это очень задевало.
   - Я сама.
   - Ты в этом уверена? - темные губы изогнулись в  усмешке.  Проклятый,
его забавляет все. Даже чума! Даже смерть!
   Чтобы добраться до гребня, нужно было встать и сбросить  спасительное
одеяло. Или встать прямо в нем?
   - Воистину, вы - странные создания, - философски заметил Хозе.
   - Мы?
   - Женщины. Вчера ты собиралась умирать и пришла ко мне, гм, с  весьма
необычной просьбой. Сегодня ты по-прежнему собираешься на тот  свет,  но
тебя волнует, что я снова увижу то, - он засмеялся, - что, уверяю  тебя,
прекрасно рассмотрел. Думаешь, чем в меня бросить? Попробуй подушкой!
   Мария знала, как разговаривать с мужчинами, но не в таком положении и
не с такими. Ее ярость никуда  не  исчезла,  равно  как  и  страх  перед
неизбежным, но ей стало смешно. Хозе все же принес гребень и без  лишних
слов принялся разбирать спутавшиеся пряди. Надо отдать ему  должное,  он
действительно делал это великолепно, напевая вполголоса какую-то песенку
и то и дело отпуская сомнительные замечания  в  адрес  женщин  вообще  и
двадцатишестилетних девственниц в частности. Мария пыталась  огрызаться,
но когда ты сидишь голая в кровати и тебя держат за  волосы,  изображать
оскорбленное достоинство трудно, а Хозе не собирался ее выпускать.
   - Светлые волосы тоньше и сильнее  путаются,  чем  черные,  -  мириец
ловко разбирал прядь  за  прядью,  -  хотя  приятнее  всего  расчесывать
конские хвосты, лошади - создания умные, когда не надо, не брыкаются.
   -  Вот  и  иди  к  лошадям!  -  Проклятый,  что  она  несет?   Словно
какая-нибудь мещанка, да он ее таковой и считает!
   - Всему свое время. Для некоторых вещей лошади не годятся. Готово!  -
Хозе умело заплел ей косу, а потом резким движением сорвал и отбросил  в
сторону одеяло. Мария  попыталась  вцепиться  наглецу  в  лицо,  но  тот
стремительно уклонился и смирно сел на краешек постели, скрестив руки на
груди.
   - Будем драться? Любить? Или уходить? - черные глаза лукаво блестели,
он ждал ответа, но любой ответ был бы глупым. Одеяло было недосягаемо, а
мириец был рядом. И, в  конце  концов,  скоро  все  равно  все  кончится
навсегда. Мария молчала, и Хозе истолковал ее  молчание  так,  как  счел
нужным. Кстати говоря, совершенно правильно.

ЭСТЕЛЬ ОСКОРА

   Все шло, как и предполагали мы с Эрасти. Началось с войны смертных, в
Арции победил  Тартю,  но  в  Таяне  таянско-корбутская  армия  разнесла
Биллану в клочья и готовилась к прыжку на  Тарску.  Ройгианские  колдуны
оказались бессильны, убивать нынешние "бледные" умели, но дальше дело  у
них не шло. То ли не хватало талисмана, то ли опыта, но от Ройгу на этой
войне было столько же толку, сколько от Триединого, а именно - никакого.
Александр, первенство которого признали и таянцы, и гоблины, с ходу взял
столицу Билланы и пошел дальше на северо-восток.
   Южные орки разрушили капища, заваленные еще теплыми трупами, а заодно
перебили "Косцов", "Жнецов" и "Ожидающих", которые в сравнении со своими
предшественниками были не больше, чем речные лягушки  рядом  с  эр-хабо.
Признаться, когда я об этом узнала, у меня отлегло  от  сердца.  Умом  я
понимала, что без гривны и  меня  ройгианские  ритуалы  утратили  всякий
смысл, кроме обычного для клириков пускания пыли в глаза  пастве,  но  в
глубине души боялась. Одно дело во время празднеств замучить  на  алтаре
десяток девчонок и совсем другое - защищать свою жизнь  и  свою  власть.
Тут,  если  в  запасе  имеется  хоть  какой-нибудь  проблеск  силы,   он
проснется, но силы у ройгианцев не было,  разумеется,  если  говорить  о
волшбе. Топоры, мечи и арбалеты в Биллане и Тарске имелись в изобилии, и
владели ими неплохо, но Сандер всякий  раз  умудрялся  делать  то,  чего
северяне не ждали.  К  середине  лета  в  счастливую  звезду  арцийского
изгнанника поверили окончательно и бесповоротно.
   Война будет выиграна, в этом в  Высоком  Замке  не  сомневались  даже
кошки. Люди с утра до ночи торчали на стенах, поджидая  гонцов,  которые
появлялись не реже, чем раз в три дня, и привозили известия об очередных
успехах. Таянцы выслушивали, кричали "виват" и тут же принимались  ждать
следующих побед.
   Неизбежные на самой удачной войне смерти и  ранения  не  могли  сбить
общей радости и гордости. После гибели у Вархи Стефана Гери Коронным  от
кавалерии стал Стах Тонда, а авангард перешел к Ласло Ракаи, обладавшему
редкой для таянцев склонностью писать подробные  письма  родичам.  Ванда
притаскивала  мне  мелко  исписанные  свитки  с   описанием   немыслимой
доблести, блестящих обходов и стремительных атак. Мне  казалось,  что  в
изложении Ласло скалы  становились  выше  и  круче,  враги  одновременно
глупее и сильнее, а "свои" - отважнее, но  дочь  Анджея  верила  каждому
слову.
   Королевна и внешне, и характером напоминала сразу и Белку, и  Мариту.
Это был ураган в юбке, но ураган сентиментальный Поговаривали, что Ванда
выйдет замуж за Золтана Гери, но в Таяне даже сильные  мира  сего  могли
любить того, кого захотят, а верная рука и смелое сердце ценились дороже
золота и древности рода.
   Ванда твердо вознамерилась отдать сердце величайшему  из  рыцарей,  о
чем мне и сообщила. Мы с ней подружились, вернее, это она подружилась со
мной, но я ничего против не имела. Делать мне  все  равно  было  нечего.
Только ждать. Возвращения Александра. Ответного удара со  стороны  наших
врагов. Появления Эрасти.
   Вестей о Проклятом ни до Таяны, ни до Лидды  и  Набота  не  доходило,
значит,  Эрасти  выжидает.  Сгоревший  в  Мунте  циалианский  храм,  без
сомнения, дело его рук, но дальше его след терялся. Я вела себя  глупее,
чуть не выдав себя в мире Обмана Четверым, ведьме с оленем и  тому,  про
которого мне и думать-то не хотелось. Этот знает даже то, что я не одна,
если ему нужна именно я. Мир Обмана искажает все,  к  чему  прикасается,
какой бы меня там ни видели, в Тарре я -  незнакомка  с  очень  длинными
косами. И все. Что-то мне  подсказывало,  что  и  женщине  с  Оленем,  и
хозяину жемчужного сияния вход в наш мир пока заказан.
   Оставалось Четверо, но  они  знают,  что  Последний  из  Королей  под
защитой кого-то, кто их сильнее. Пока этого довольно, хотя Филипп,  если
б удалось его освободить, мог стать союзником. Анхель... Пожалуй, сейчас
он не враг.  Больше  всего  великому  императору  хочется  сорваться  со
створки, на которой его держат, но без помощи  со  стороны  ему  это  не
удастся. Он предпочел бы, чтобы кто-то прикончил  его  хозяев,  а  я  бы
начала с него, если б знала как. Предателей надо уничтожать без  жалости
и сомнений, особенно умных и сильных. К  несчастью,  Вернувшегося  может
убить лишь Вернувшийся или тот, кто его вывел  из-за  Грани.  Остальные,
если повезет, могут  до  одури  истреблять  материальные  оболочки  этих
тварей, спустя какое-то время они все равно возродятся. Та  же  история,
что и с Ройгу...
   Ройгу меня тоже беспокоил в том смысле, что не беспокоил вообще.  Его
адептов вырезали подчистую,  его  храмы  разрушали,  под  носом  у  меня
хранился его главный талисман, а я ничегошеньки не ощущала.  Поверить  в
то, что Белый Олень взял и издох, завещав мне  всю  свою  силу,  дабы  я
спасла Тарру и поставила на могилке "мужа" иглеций, я не могла, а других
объяснений не находилось. Я не слышала Ройгу, и я ощущала в себе немалое
могущество, не имеющее ничего общего ни с эльфийской магией, ни с магией
миров, по которым прошла.
   Мне ужасно хотелось перевалить эту загадку на Эмзара, но я  поклялась
Александру дождаться, и я дождусь. Мы встретимся в Высоком Замке  в  час
его торжества, я должна сдержать свое слово и ради него, и ради себя,  и
ради Тарры. Последний из Королей должен быть уверен в себе и в тех,  кто
с ним.
   Я бродила по коридорам  и  переходам  Высокого  Замка,  рассматривала
старинные портреты, болтала с Вандой и Беатой,  мало  чем  отличаясь  от
обычной женщины, которая ждет с войны своего мужчину,  но  это  было  не
так. На самом деле я знала, что в войну смертных скоро вмешается  некто,
полагающий себя вправе распоряжаться чужими судьбами.  Он  вмешается,  и
мне придется драться, придется сказать,  кто  я,  или  уйти,  молча,  не
попрощавшись.
   Если предсказания не врут, будущим летом в Тарре  начнется  такое,  в
сравнении с чем Война Оленя  покажется  грибным  дождичком.  Но  где  же
Ройгу? Я орами сидела у могилы Шандера, пытаясь услышать гривну,  но  та
спала, а вести из Тарски становились все радужнее.  Если  так  пойдет  и
дальше, Монтайа вот-вот падет и в начале осени армия вернется в  Гелань.
Я смотрела на Беату, старательно вышивавшую  молодого  белого  волка,  и
просила судьбу помиловать Луи для  этой  девочки,  из  всех  выс