ватил обмякшее тело и  взвалил  на
спину. Разумнее было бы попросить Норгэреля и Аддари втащить  их  обоих,
но опаленная и рассыпающаяся при прикосновении стена казалась Нэо гаже и
страшнее самого жуткого чудовища.
   - Вот и все, - Роман передал свою ношу Аддари и разорвал заклятие,  -
спасибо, Волчонка!
   Лльяма всем своим видом дала понять, что "пожалуйста". Рамиэрль  едва
увернулся от тучки жалящих искр.
   - Свете Милостивый, - в  голосе  Аддари  странным  образом  смешались
удивление, радость и страх, - он жив!

2896 год от В.И.
1-й день месяца Вепря
АРЦИЯ. МУНТ

   Обычно мягкая мунтская зима словно  с  цепи  сорвалась  -  город  был
завален чуть ли не по крыши,  а  вьюги  продолжали  завывать  в  трубах,
колотиться в запертые двери, швыряться колючим,  недобрым  снегом.  Ушел
закутанный в белый искрящийся плащ Копьеносец, из своей пещеры  вырвался
Белый Вепрь и, вздымая снежные тучи, понесся со  всех  ног,  наслаждаясь
кратким, безумным бегом.
   В детстве виконт Эмразский видел  книгу  с  миниатюрами,  на  которых
художник изобразил Звездный круг. Там был и огромный сверкающий Вепрь, и
черный Иноходец со злыми зелеными глазами, и вставший на дыбы Медведь, и
ленивый,  сонный  Дракон,  но  самыми  памятными  были   две   картинки.
Влюбленные привлекали волнующей взрослой тайной, а огромный седой  Волк,
задравший  морду  к  ледяной,  безжалостной  луне,  пугал.  Может,   его
непреходящий  страх  перед  Александром   вызван   "волчьей   консигной"
последнего из Тагэре? Некий то ли  медикус,  то  ли  клирик  писал,  что
детские страхи определяют взрослую жизнь. Волк  и  Влюбленные.  Страх  и
Вожделение...
   Его Величество король Арции Пьер  Седьмой  поднялся  и  зажег  свечу.
Захотелось еще раз взглянуть на Анхеля  и  пересмотреть  подарки.  Самые
ценные он велел сложить в детской  -  пусть  первым,  что  видит  сын  и
наследник, будут драгоценные вещи.  Принц  должен  смотреть  на  золото,
алмазы, меха, книги в тисненых переплетах...
   Король-отец облачился в шелковый стеганый халат на  лебяжьем  пуху  и
вышел из опочивальни. Вышколенные гвардейцы в алых туниках с королевским
гербом отдали честь и раздвинули скрещенные алебарды, освобождая проход.
Повелитель Арции с  наслаждением  ступал  по  мягким  коврам  -  подарку
хаонгских негоциантов. Филипп  Тагэре  и  Элеонора  тонули  в  купленной
роскоши, а поставщики имели наглость требовать  денег  за  отпущенное  в
кредит. Пьер Седьмой Лумэн не потратил ни арга на отделку покоев  принца
- все оплачено благодарными подданными, избравшими единовременную  трату
вместо повышения налогов. Налоги, впрочем, все равно придется  повысить,
но избирательно. Трактирщики, которые  согласятся  бесплатно  кормить  в
праздники гвардейцев, получат льготы.
   - Виват Его Величеству! - начальник  охраны  принца  Гаэльзского  был
свеж и бодр.
   - Сегодня ненастная ночь, не правда ли, лейтенант? - Анхель был строг
со знатью, даже жесток, но с воинами разговаривал  охотно  и  милостиво.
Пьер поступал так же.
   - Да,  Ваше  Величество,  -  согласился  лейтенант,  -  метель  очень
сильная.
   Пьер величественно кивнул, стражи распахнули дверь, пропуская  короля
к сыну. Кормилица, медикус и две няньки, привыкшие к ночным  посещениям,
не спали, готовые вскочить и со всех ног  броситься  к  младенцу,  но  в
спальне Его Высочества было тихо.
   - Когда последний раз меняли пеленки?
   - Пол оры назад, Ваше Величество,  -  присела  в  реверансе  цветущая
деваха с огромной грудью.
   - Хорошо, Нанетта, - король потрепал кормилицу по румяной бархатистой
щеке и вошел к Анхелю, прикрыв за собой  золоченую  дверь.  У  изголовья
колыбели  горели  розовые  ароматические  свечи,  ребенок  мирно   спал.
Отблески пламени играли на корешках  старинных  книг,  ножнах  атэвского
кинжала, хаонгских безделушках. Пьер  поправил  и  без  того  безупречно
лежащее одеяльце, в умилении глядя на будущего арцийского короля. У него
будет все, чего не было у его отца,  -  почет,  власть,  богатство  и  в
придачу родовая красота Вилльо. Тартю ненавидел Аганна и  Мо,  но  пусть
Анхель вырастет высоким, стройным, светловолосым, сводящим женщин с  ума
одной улыбкой.
   Собираясь уходить,  король  начертил  над  колыбелью  Знак.  В  ответ
раздался негромкий звук,  прозвучавшей  в  уютной  тишине  неожиданно  и
зловеще. В опочивальне Его Высочества мяукнула кошка. Свечи задымились и
погасли, и комнату залил резкий,  холодный  свет  -  вьюга  прекратилась
внезапно, словно кривой лунный клинок рассек нависшие над городом  тучи.
Кошка мяукнула снова - громче и злее, ей отозвалась другая.
   Король замер, вслушиваясь в вязкую тишину. Неужели  опять?!  На  этот
раз шутник лишится головы, кто бы он ни был. Повелитель Арции  не  может
выглядеть смешно и глупо, и Тартю, прежде чем  кликнуть  слуг,  мысленно
сосчитал до пятнадцати, чтобы успокоиться. Когда он крикнул,  его  голос
прозвучал несколько раздраженно, не более того. Пьер был собой  доволен,
но его призыв остался без ответа. Взбешенный король повернулся к двери и
столкнулся взглядом с маркизом Гаэтано.
   Мириец стоял в позе байланте, вполоборота, заведя одну руку за  спину
и уперев в бок другую. Так вот почему никто не вошел. Все  или  куплены,
или убиты! Король, затравленно озираясь, отступил к столу  с  подарками,
где лежал атэвский кинжал.
   - Чего вам нужно? - выдавил из себя  Пьер,  чувствуя,  как  по  спине
побежали мурашки. Рафаэль Кэрна  улыбнулся,  обнажив  белоснежные  зубы,
холодный свет отражался в глазах байланте, превращая их  в  лунный  лед.
Пьер тонул в равнодушном сиянии, черные тени стекали  с  предметов,  как
стекает вода с прибрежных скал во время отлива.  Было  тихо  и  холодно,
леденящая стужа вползала в комнату неотвратимо и равнодушно. Так  в  лес
приходит зима, в город - ночь, в сердце - старость.
   Темные  пятна  в   углах   проснулись   и   зашевелились,   грациозно
потягиваясь. Еще одна тень, обнимавшая ноги Рафаэля,  лениво  расправила
зубчатые крылья, вновь сложила и сделала  шаг  вперед.  Блеснули  желтые
глаза. Крылатая, сотканная  из  лунных  теней  кошка  улыбалась  той  же
улыбкой, что и байланте,  улыбалась  и  шла  вперед,  изящно  переступая
черными, блестящими лапками, а перед ней струился холод.  Еще  несколько
тварей двинулись к оцепеневшему  Тартю.  Они  не  спешили  и  больше  не
кричали. Острые морды скалились  в  усмешке,  уши  были  прижаты,  глаза
изливали ненависть и презрение.
   Окоченевшие пальцы разжались, выпуская бесполезный кинжал, король  не
мог ни кричать, ни двигаться, только смотреть, слышать и дышать.  Черные
твари спокойно стягивали  кольцо,  леденящее  сияние  перед  ними  стало
нестерпимым, а за кошачьими спинами все тонуло  в  породившей  их  ночи.
Мрак поглотил  обитые  шелком  стены,  стоявшего  у  двери  улыбающегося
человека, банкетки, ковры, стол с подарками. Не осталось  ничего,  кроме
тишины, стягивающегося серебристого круга с колыбелью посредине и желтых
вымораживающих глаз.
   Король не знал, где кончается ужас и начинается холод, рук и  ног  он
уже не чувствовал, а прилегающий  к  телу  шелк  превратился  в  ледяной
панцирь, сердце тоже, казалось, обрастало льдом.  Тартю  не  сомневался,
что умирает,  но  на  какой-то  одним  им  ведомой  границе  желтоглазые
чудовища остановились и, по-волчьи  закинув  головы,  издали  вкрадчивое
мурлыканье. Перепончатые крылья тенями взметнулись  вверх  и  сомкнулись
над колыбелью. На короля кошки больше не смотрели, они пришли не за ним.
   Звери замурлыкали громче, и раздался плач ребенка,  сначала  тихий  и
неуверенный, он становился громче и отчаянней. Анхель звал на помощь, но
слышал его только отец, скованный по  рукам  и  ногам  ледяными  путами.
Ребенок заходился в крике, отделенный от всего мира темными  крыльями  и
ледяным светом, и Пьер Тартю ничего не мог сделать. Даже  умереть.  Даже
закрыть глаза и заткнуть уши.
   Пытка  длилась  дольше,  чем  вечность,  лунные  лучи  плясали  между
замершими бестиями, обливая блестящие шкуры и  равнодушные  узкие  морды
серебром. Зима, ночь и луна правили свой бал, исчезло все, кроме  света,
смерти и порожденных ими тварей, властвовавших и карающих.
   Детский плач дошел до предела и стал стихать, становясь тише и глуше,
и наконец оборвался. Кольцо крыльев  разомкнулось,  желтые  глаза  вновь
обратились на Пьера, словно приказывая  запомнить.  Шесть  черных  теней
рванулись вверх, сливаясь со светом, и исчезли.
   - Арде, - раздавшийся голос был тихий, усталый и  пустой.  В  нем  не
было ни гнева, ни сожаления,  но  Пьер  почувствовал,  что  вновь  может
двигаться и говорить. Еще  не  овладев  полностью  своим  телом,  король
бросился к колыбели. Там лежал мертвый принц.

2896 год от В.И.
1-й день месяца Вепря
СВЯТОЙ ГОРОД КАНТИСКА

   Из членов Конклава отсутствовали лишь двое. Кардинал Гвары  и  Набота
Георгий отговорился тяготами зимнего пути и дурным  самочувствием,  хотя
мужчины  рода  Мальвани  славились  своим   здоровьем.   Отсутствие   же
настоятеля  монастыря  Святого  Эрасти  Гидалского  никого  не  удивило,
последним из наследников Иоахиммиуса в Кантиске побывал владыка Фома,  и
было это три с лишним сотни лет назад. Ее Иносенсия оглядела без  малого
три дюжины преисполненных собственной значимости мужчин, собравшихся  по
настоянию кардинала  ифранского.  Анастазия  не  сомневалась,  что  речь
пойдет о Святом походе против оргондских и  эландских  еретиков.  Верный
Бекко был в Мунте, но у Анастазии хватало прознатчиков  и  без  мирийца.
Предстоятельница была прекрасно осведомлена о позоре, постигшем  Паучиху
и  прельстившегося  ее  золотом  Архипастыря  Анатолия,  давшего   добро
ортодоксам на вступление в светскую войну.
   Глава ортодоксов, он же Предстоятель ордена Святого  Амброзия  Фотий,
был возмущен потерей эскадры. Надо полагать, покойный  епископ  Аурелий,
командовавший злополучным походом, очень  удивился,  когда  на  него  из
темноты бросились эландцы. Он просто собирался простоять  на  якорях  до
зимы или до захвата Лиарэ дарнийцами и  ифранцами,  получить  с  Паучихи
обещанную плату и удалиться. Присутствие  кораблей  с  зелеными  сигнами
должно было показать миру, что Церковь на стороне Ифраны, а  оргондцы  -
еретики, и тут такая неприятность!
   С посланной к Лиарэ эскадры спаслось не так уж и много людей, которых
подобрали маринеры. Как оказалось впоследствии, отнюдь не из жалости.  К
дарнийцам заморские гости  проявили  куда  больше  снисходительности.  С
наемниками заключили соглашение о почетной капитуляции и в  разоруженном
виде отправили домой на Эландских кораблях. Без  последнего  можно  было
обойтись, но адмирал Рикаред счел уместным показать  господам  дарнийцам
свой флот. Господа дарнийцы были поражены, теперь в море их не  выгонишь
и палками.
   Впрочем, на земле маринеры тоже не подкачали. Высадившиеся на  берегу
в двух местах воины в черном задали ифранским армиям хорошую  трепку,  а
подоспевший Мальвани погнал маршала Ультима на родину по его же  следам.
Ифранцы выскочили  из  Оргонды  впереди  своего  визга  и  только  тогда
сообразили, что преследователи были не так уж  и  сильны.  Теперь  Сезар
вернулся к Лиарэ, где отстаивается эландский флот, и ждет ответного хода
Авиры.
   Ее Иносенсия была в  восторге  от  происшедшего.  Еще  пара  подобных
глупостей, и Анатолий тихо скончается,  дабы  не  позорил  Церковь  нашу
Единую и Единственную. Новым Архипастырем должна стать она, но для этого
придется потрудиться. Предстоятельница полагала, что  для  осуществления
ее плана ей лучше остаться в Мунте. Что бы ни  решил  конклав,  выиграет
отсутствующий.
   Если Анатолий и Маврикий при помощи паучьего золота настоят на Святом
Походе, замараются все. Войну без магии не выиграть,  это  очевидно,  но
выиграют ли ее с магией? Если прикончивший Ореста седой  колдун  поможет
Оргонде, святые отцы окажутся в большой и  глубокой  луже.  Если  же  на
конклаве возобладают здравомыслящие, трусливые и те, кому не  заплатили,
под Архипастырем затрещит пол, а главный закон интриги требует появиться
вовремя и завладеть всем. Анатолий должен быть свергнут  чужими  руками.
Пусть претенденты на посох вцепятся друг другу в глотки, и тогда  кто-то
(потом решим, кто!) назовет ее имя.
   Ехать в Кантиску не стоило,  и  Анастазия  бы  не  поехала,  но  туда
отправился  Илларион,  не  покидавший  своей  норы  несколько  лет.  Это
настораживало.  Анастазия  не  имела  никаких  доказательств,  но   была
уверена, что якобы чуждый всему мирскому Предстоятель антонианцев связан
с хаонгскими колдунами и примеривается к креслу Архипастыря.
   Илларион был соперником, не имеющим слабых мест. По крайней мере,  Ее
Иносенсия про таковые ничего не знала. Бекко, и тот  оказался  бессилен,
хотя, возможно, он ищет истину не в Храме,  а  под  юбкой  у  наперсницы
королевы.
   Кто б подумал, что Мария прыгнет в постель мирийского авантюриста, но
он ею вроде бы доволен. Ре  Бейре  для  полноты  жизни  нужны  богиня  и
подстилка, так ему проще... Анастазия погасила улыбку - она  права,  что
допускает прознатчика только к руке, да и то не  каждый  раз.  Бекко  не
привык отступать, он будет добиваться своего годами. Пусть добивается, а
Марии  полезно  поучиться  -  за  полгода  мириец  наставит  перезревшую
девственницу  на  путь  истинный  не  хуже  сигноры  Жизели,  это  может
пригодиться... Но зачем все же Иллариона понесло в Кантиску?
   Предстоятель ордена антонианцев  -  высокий,  строгий  и  красивый  -
восседал  в  своем  кресле  неподвижно,   как   статуя.   Анастазия   не
сомневалась, что  Его  Высокопреосвященство  продлевает  свою  молодость
весьма сомнительным способом,  ибо  грешила  тем  же.  Впрочем,  мужчины
наверняка это проделывают иначе.
   С годами Илларион все сильнее походит на изображение своего  любимого
Кастигатора, но это уже перебор. Анастазия прекрасно  знала,  как  стать
точным подобием Святой, но отказываться от своего лица  опасно.  Неужели
Илларион настолько глуп? Хотя великий разум и великая глупость  зачастую
гуляют рука об руку.
   Двери распахнулись, и к своему месту прошествовал Архипастырь. А  вот
этот глуп без всякого "по-видимому". Глуп, жаден  и  труслив.  Старается
казаться невозмутимым, но рядом с Илларионом  он,  что  помойная  ворона
рядом с морским орлом. Да, с антонианцем нужно кончать,  если  уж  ей  в
голову приходят такие сравнения, что тогда думают другие?!
   Анатолий  прочитал  короткую  молитву,  и   действо   покатилось   по
накатанной колее. Анастазия слушала вполуха,  следя  за  не  ко  времени
проснувшейся  рыжей  бабочкой,  устраивавшейся  на  руке   нарисованного
святого Эрасти. Ифранский кардинал Маврикий  клеймил  ересь  и  требовал
объявить Святой Поход против Оргонды и Мирии. Фотий налегал на  то,  что
эландцы преступили запрет и пустили  в  ход  порох,  арцийский  Клавдий,
получивший очередную взятку, поддерживал Маврикия, хотя ему бы  как  раз
следовало молчать. Если Церковь увязнет в Оргонде, Пьеру  будет  труднее
справляться с северянами.
   В свое время Конклав попался на  удочку  Жоржа  Мальвани,  вырвавшего
себе кардинальскую мантию в обмен на  отказ  от  звания  пастыря  Арции.
Теперь пастырь Гвары и Набота покажет себя во  всей  красе,  но  Клавдий
этого не понимает. Мирийский Эпоминонд умнее, он не хочет  вторжения  на
остров и правильно  делает.  Кстати,  вторгаться  в  Мирию  нужно  через
Жасминный пролив. Кардинал  Фотий  не  боится  встретить  там  еще  одну
эландскую эскадру.
   Анастазия была не слишком сильна  в  воинской  науке,  но  ее  знаний
вполне хватало, чтобы понять - если Кер-Рене взялся за дело  всерьез,  о
войне на море можно забыть. Впрочем, эландская пехота, как, бишь, ее?  -
ах да, "Черная волна" - даст фору кому угодно. Их не так уж и много,  но
со счетов не  сбросить.  Оргонду  лучше  оставить  в  покое,  а  Жоселин
намекнуть, что с Мальвани следует помириться. У Тигра нет ни средств, ни
людей, чтоб продолжать драку, он согласится на  мир,  а  потом  -  потом
можно  заняться  им  и  Мартой.  Разумеется,  чужими   руками.   Это   -
единственный выход, но кое-кто этого не понимает.  Воистину  жадность  -
сестра глупости, а глупость - мать поражения.
   - Желает ли кто-то из почтенных собратьев задать вопрос?  -  произнес
голосом подкупленного судьи Архипастырь.
   Вверх  поднялась  очень  бледная  рука,  вспыхнул  лиловым   пламенем
аметистовый перстень.
   - Его Высокопреосвященство Илларион!
   - Я прошу ответить Его Преосвященство Фотия, как могло случиться, что
эландские еретики  смогли  использовать  проклятое  зелье?  Насколько  я
понимаю, между нападением и гибелью последнего из ваших кораблей  прошло
довольно много времени, почему не был нанесен ответный удар? Кроме того,
хотелось бы знать, отчего многие из дарнийских кораблей  уцелели,  в  то
время как суда наших братьев оказались на дне морском?
   - Еретики поступили подло и коварно, -  амброзианец,  видимо,  ожидал
подобного вопроса, - они подкрались под покровом темноты  и  ударили  из
сотен пушек. Они знали о заклятии, взрывающем  порох  на  расстоянии,  и
дали один-единственный залп, после чего пустили в ход зажигательные суда
и перешли к абордажному бою.
   - Насколько мне известно, возлюбленный брат, одного залпа мало,  чтоб
уничтожить эскадру, подобную вашей. До меня  дошли  слухи,  что  корабли
тех, кто призван блюсти церковные запреты, погибли  потому,  что  именно
еретики пустили в ход заклятие.
   Наши корабли были осквернены тем, что несли на борту проклятое зелье,
и нашли закономерную кончину на дне морском. Спасенные еретиками моряки,
переданные дарнийцам, это подтверждают. Дарнийские же корабли, равно как
и немногочисленные оргондские, были чисты и  потому  пострадали  меньше.
Так ли это?
   Антонианец все же непостижимый человек! Всем  известно,  что  запреты
накладываются не на пастырей, а на паству. Другое  дело,  что,  играя  с
порохом, следует соблюдать осторожность. Эландцы эландцами, но  взорвать
эскадру Фотия запросто мог тот же седой, хотя почему "мог бы"? Возможно,
именно он это и  сделал.  Для  этого  на  эландской  эскадре  находиться
незачем, все можно проделать с берега.
   - Возлюбленный брат полагает, - эллскому кардиналу в данном споре сам
святой   Никодим   велел   изображать   беспристрастие,   -   что    Его
Высокопреосвященство Фотий допустил некоторую, гм, ошибку в обращении  с
запрещенным оружием?
   - Не ошибку, но преступление перед Триединым и Церковью нашей  Единой
и Единственной. Сказано, что один  пастырь,  не  блюдущий  слова  божия,
опаснее сотни еретиков, как бешеный пес опаснее волчьей стаи. Я  полагаю
неверным выдвигать  обвинения  против  Оргондской  короны.  Не  ими  был
нарушен мир, не они применили проклятое зелье.
   Нет никаких доказательств в пользу  того,  что  Оргонда  выступала  в
сговоре с Эландом. Ни единая душа не осведомлена  о  переговорах  или  о
том, что в Лиарэ ждали подмогу. Труднее, чем путь хафаша в ночном  небе,
проследить мысль еретиков. Шли ли они на помощь Оргонде или же  наносили
удар по Церкви нашей Единой и Единственной?
   Герцог Мальвани заслуживает наказания за то,  что  принял  помощь  от
нечестивых, но слишком велик был соблазн.  И  как  мог  устоять  мирской
владыка, когда на глазах его  слуги  Церкви  нарушили  запрет  божеский?
Полагаю неуместным объявление Святого Похода  против  Оргонды  и  требую
суда Церковного над преступившим закон Фотием и иже с ним!
   Илларион безумен! Безумен! Этот же  приговор  Анастазия  прочитала  в
глазах членов конклава, но формально антонианец прав.
   - Предстоятель подкуплен Мальвани! - выкрикнул Клавдий.
   А этот не безумец, а дурак. Столько лет  в  Мунте  и  не  понял,  что
антонианец не подкупен, да и  откуда  б  Мальвани  взял  столько  денег?
Неужели Илларион всерьез? Или это  повод,  а  цель  -  Посох.  А  повод,
кстати, хорош - не