сомневался,  что   он   своевременно   сможет   уничтожить   ничего   не
подозревающего Годоя, Базилек смирно сидел  в  своей  клетке,  оставался
Рене, справиться с которым никак не удавалось. Для себя ройгианец решил,
что как только эландец сложит свою седую голову, он,  Шаддур,  прикончит
бывшего  владыку  Арции,  а  затем  и  Годоя,  после  чего  воспоследуют
ожидаемые знамения, и только после этого можно будет  вплотную  заняться
Эстель Оскорой, благо дух Ройгу после смерти Марко свободен и силен.
   Однако никчемный арциец своей смертью спутал все карты. Правда,  лето
только начиналось, но нужно было спешить. Рене и Михай должны погибнуть,
и лучше всего будет, если они  уничтожат  друг  друга.  Господин  Шаддур
знал, что Годой сейчас у Кантиски. Нужно, чтобы город был взят как можно
скорее, а армии Михая повернули на Эланд...
   Господин Шаддур прошелся по  древним  камням  Вархи.  Хорошее  место,
когда-нибудь тут будет Великий храм во  имя  Величайшего.  Он  привык  к
этому месту, где уже наполнена одна из Больших Чаш. Жаль, но ее придется
потратить  на  Кантиску.  Хватит  ждать   и   надеяться   на   никчемное
человеческое оружие. Смерть Базилека - знамение Начала, и его,  Шаддура,
дело довести все до Конца. Хорошо, что он не послушался уговоров Годоя и
смел-таки проклятых Всадников, хоть это и обошлось потерей шести адептов
высшей степени посвящения (к слову сказать, мечтавших о гривне ка  Ройгу
Исстисс)  и  полностью  вычерпало  Чашу,  наполненную   прошлым   летом.
Ройгианец задумался - от  того,  на  что  он  решится,  зависит  слишком
многое. Дожидаться конца войны или действовать прямо сейчас?  Пустить  в
ход всю мощь? Раскрыть тщательно  скрываемое  множество  веков?  И  если
рискнуть, как быть с  Вархой?  Слишком  много  тут  такого,  что  нельзя
оставлять без присмотра. Нет, люди  не  страшны,  а  вот  появившиеся  у
Явеллы эльфы и Рене с его непонятной силой... Да и собратья  по  Ордену,
зарящиеся на его титул, могут попробовать  в  его  отсутствие  завладеть
тем, чем им владеть не положено. Да, Варху придется закрыть, хоть это  и
потребует определенных сил. Что ж, до  его  возвращения  пополнять  Чашу
будут "жнецы" Малого храма...
   Господин Шаддур любовно потрогал гривну  на  шее.  Насколько  все  же
бесполезны принятые у  большинства  народов  символы  власти  -  короны,
скипетры, державы... Гривна ка Исстисс не только облегчает  путь  Слепых
Зеркал, но и будит память Древней Силы, без которой даже Великой Чаши, и
той недостаточно,  чтобы  сделать  то,  что  ему  удалось  (и  вовремя!)
сотворить с башней Девы и что он сделает с Вархой! А вот  слишком  много
возомнивший о себе Кавот попробовал проделать то же с Вратами  Воина,  и
где он теперь? Правда, ему кто-то и очень вовремя помешал... - на тонких
губах Шаддура появилось подобие улыбки. Он решительно  надел  монашеский
балахон и опустил капюшон - арцийцам до поры до времени его глаза видеть
совсем необязательно. Глава ройгианцев не любил путешествий,  но  он  не
мог себе позволить сидеть и ждать, когда  Годой  управится  с  эландским
выскочкой. Шаддур задумчиво потрогал рукой гривну: может,  пройти  путем
Зеркал? Нет, не стоит... Это заберет слишком много драгоценной силы,  да
и дорога эта не столь уж и безопасна.  Придется  все  же  путешествовать
обычным способом, благо  время  позволяет:  Годой  собирается  быть  под
стенами Кантиски не раньше месяца  Влюбленных.  Заодно  он  прихватит  с
собой и засевшего в Высоком Замке господина  Улло  и  его  подручных,  в
последнее время затеявших собственную игру, ну  а  остальные  соратнички
пускай посидят в Вархе и подумают о Вечном. Им  полезно.  Проследить  за
Таяной вполне в состоянии и этот приятель Годоя, и принцесса  Илана,  от
них, по крайней мере, не воспоследует никаких неприятных неожиданностей.
Таяна и Тарска уже дали  все,  что  могли,  теперь  игра  переносится  в
Арцию...
   Конечно, Годой вряд ли обрадуется появлению Союзников,  но  стоит  ли
думать о чувствах того, что станет очередным  камнем  в  стене  будущего
величия... Отец не страшен и не столь уж необходим, важна  дочь,  но  до
нее еще черед дойдет. Сначала  Трое  Владык,  вернее  двое,  потому  что
никчемный Базилек  своей  смертью  дал  толчок  обвалу,  которого  ждали
тысячелетия...

2230 год от В. И. 1-й день месяца Медведя.
Таяна

   Отзыва не было, но Роман и не рассчитывал обнаружить  в  этих  местах
кого-то из Хранителей.  Сумеречная  ясно  сказала,  что  севернее  Горды
никого не осталось. Да и в Последних горах и в Ларгах  Роман  не  ощутил
даже отзвука их присутствия. Видимо, Ройгу и сородичи  эльфов  не  могли
соседствовать, даже  когда  Белый  Олень  был  слаб.  Связываться  же  с
местными духами Роман не решился, как знать, сумеет ли он удержать их  в
узде и не кинутся ли они ябедничать  своим  рогатым  покровителям.  Если
пылевичок  Прашинко  верой  и  правдой  служил  противникам  Ройгу,   то
какой-нибудь его горный собрат вполне мог  оказаться  в  другом  лагере.
Однако сейчас они достаточно удалились от Корбутских гор, и Роман раз за
разом прощупывал окрестности, ожидая сам не зная чего.
   Армия южных гоблинов медленно, но уверенно двигалась вперед, и каждый
день, проведенный с нею, для Романа был пыткой. Эльф по своей натуре был
одиночкой, привыкшим полагаться во всем  на  самого  себя,  отвечать  за
других ему не доводилось. Его дело было разузнать о  том,  что  занимало
Эмзара и Уанна с  Преступившими,  а  что  уж  те  делали  с  полученными
сведениями, разведчика не заботило - его ждала  новая  дорога.  Конечно,
либру приходилось иметь дело с самыми различными  созданиями,  некоторые
из них на время становились спутниками и соратниками, но все это было не
то... Теперь же на голову Рамиэрля из Дома  Розы  свалилось  двадцать  с
лишним тысяч гоблинов, которые к тому же не имели никакого представления
ни о стратегии и тактике, ни о воинской дисциплине. Они искренне  хотели
спасти мир от ройгианской скверны и помочь  наследнику  Инты,  они  были
отменными охотниками,  опытными  следопытами,  бесстрашными  вогоражами,
пастухами, берущими "на нож" волка, но  они  не  были  армией.  В  своем
большинстве южные гоблины были такими же одиночками, как  и  сам  Роман,
которому предстояло вести их в бой, и это было ужасно.
   Роман был прекрасным разведчиком, но в военном деле разбирался весьма
слабо. Его волновали исходы  битв,  от  которых  зависела  обстановка  в
Благодатных землях, но применял  ли  кто-то  из  воюющих  двойной  охват
противника или добивался  успеха,  используя  тактику  клина,  эльфа  не
интересовало.   Да   и    в    современном    оружии    он    разбирался
постольку-поскольку. Артиллерия, занимавшая все  большее  место  в  умах
арцийских стратегов, для Романа была темным лесом и  даже  хуже,  потому
как в лесу эльф никогда не растеряется. Короче, Роман, хоть  и  сохранял
уверенный вид, чувствовал  себя  крайне  неуютно.  Единственным  светлым
пятном в ситуации было посетившее эльфа у Ночной Обители озарение, когда
он,  подняв  выроненную  убитым  Граанчем  чупагу,  вручил  ее  Рэнноку,
озаботившись тем, чтобы она  вспыхнула  почти  неотличимым  от  прежнего
синим эльфийским огнем, едва  только  руки  отшельника  сжали  рукоятку.
Вошедший таким странным образом в должность Рэннок  оказался  неоценимым
помощником.
   Вдвоем  они  кое-как  разбили  добровольцев  на  сотни  и  десятки  и
попытались вдолбить им азы воинского искусства,  в  чем  немалую  помощь
оказали четверо уверовавших  воинов  изгнанного  с  позором  северянина,
жаждущих искупить прошлые заблуждения кровью. Их бывший предводитель,  к
слову сказать, по требованию Рэннока был тайно задержан  и  до  поры  до
времени заперт под надежным присмотром, дабы ройгианцы слишком  рано  не
прознали о постигшей их на юге  незадаче.  Зато  другая  великая  мысль,
придавшая южному ополчению сходство с армией, принадлежала лично Роману.
Криза и  Гредда  с  помощью  самого  Рамиэрля  сшили  несколько  знамен,
украшенных изображением птиц с Седого поля, а  из  странной  серебристой
травы было изготовлено некое подобие атэвского бунчука. Затем окрыленный
успехом Роман придумал дать новоявленным воинам опознавательные знаки  в
виде все тех же птиц. Теперь начальник над тысячей носил на  груди  семь
серебристых силуэтов, сотник довольствовался пятью,  десятник  тремя,  а
рядовой одной. Гоблины  несказанно  возлюбили  свои  эмблемы,  сразу  же
выделявшие их среди соплеменников, остающихся дома.
   Сборы не затянулись. Горцы привыкли надолго покидать родной очаг, все
необходимое  нося  в  заплечных  кожаных  мешках.  К  тому  же  торопила
приближающаяся  весна.  Нужно  было  покинуть  Корбут,  пока  холод  еще
скрепляет дороги, и постараться не очень отставать  от  вышедших  раньше
северян. Роман рассчитывал вести своих людей скрытно, при  необходимости
маскируя их под армию, спешащую на соединение  с  Годоем.  От  Горды  он
намеревался через Сумеречную послать весточку Рене и  получить  от  него
хоть какие-то указания. Ничего более умного ни он, ни  Рэннок  придумать
не могли. Старый отшельник оказался на удивление мудрым и рассудительным
во всем, что касалось организации похода, но о делах  военных  знал  еще
меньше Романа.
   К счастью, начало кампании было удачным. Они шли быстро, передвигаясь
все  больше  ночами.  Сначала  местность  была  пустынной,  затем  стали
попадаться деревни и хутора, но  их  обитатели  не  имели  ни  малейшего
желания связываться с марширующими гоблинами.  Горная  армия  молча  шла
навстречу весне. Днем уже начинало припекать, снег стал синим и тяжелым,
а на красном кустарнике, в изобилии росшем в этих  местах,  проклюнулись
пушистые серебристые и золотые сережки, которые особенно радовали Кризу.
Предприимчивая  спутница  Романа  и  слушать  не  пожелала  о  том,  что
останется дома с матерью, без единого упрека собравшей в дорогу  мужа  и
сына.   Правда,    одиночество    Гредды    делили    Симон,    страстно
заинтересовавшийся  корбутскими  целебными  травами,   свихнувшаяся   от
пережитого ужаса Янка и младенец, уход за  которым  добросердечная  орка
взвалила на себя.
   Роман не преминул сообщить Кризе, что судьба послала в  их  Дом  сына
того самого красавца, чей облик так поразил девушку  у  Ночной  Обители.
Сообщил, а  потом  целый  день  ходил  с  неприятным  осадком  на  душе,
вспоминая,  как  Криза  вспыхнула,  а  потом  делано  равнодушным  тоном
сказала, что надо бы разыскать отца и сказать ему о рождении  сына  и  о
том, где тот находится. Впрочем, Криза была права,  Уррик  должен  знать
правду, но гоблинский офицер сейчас наверняка находился вне досягаемости
в ставке Годоя, так что объяснение с ним, равно  как  и  сердечные  дела
Кризы, ждали своего часа. Пока же девушка и ее  брат  взвалили  на  себя
хлопотную и важную службу  аюдантов  и  справлялись  с  ней  очень  даже
неплохо.
   Гоблины привыкли все свое носить с собой и  лошадей  не  жаловали,  а
создавать обоз накануне весенней распутицы было бы неуместно, не  говоря
о том, что отбирать у крестьян их кормильцев эльфу не хотелось, так  что
единственными  конями  в  отряде  оставались  Перла  и  Топаз.  Кобылица
смирилась с Кризой с той же покорностью судьбе, с какой  прежняя  Герика
смирялась с  очередным  женихом.  Юная  орка  показала  себя  заправской
наездницей, и все  распоряжения  от  Романа  и  Рэннока  к  новоявленным
офицерам,  будь   они   в   авангарде   или   арьергарде,   доставлялись
незамедлительно. Топаз же по-прежнему подчинялся  лишь  своему  хозяину,
который, не желая  быть  еще  более  белой  вороной  среди  своих  новых
соратников, упрямо шел пешком. Конь ему был  нужен  лишь  для  разведки,
когда  эльф  отправлялся  вперед,  посмотреть,   свободна   ли   дорога.
Оказавшись в седле и не чувствуя за спиной мерной поступи горцев,  Роман
оживал и с наслаждением подставлял лицо встречному ветру. Они с  Топазом
легко покрывали весу за весой, иногда останавливаясь, чтобы прислушаться
и присмотреться. В эти минуты Роман вновь чувствовал себя  самим  собой,
Рамиэрлем-разведчиком, а не гоблинским генералом.
   Вот и  сегодня,  объезжая  по  широкому  полукругу  слегка  холмистую
долину, которую им предстояло пройти  за  ночь,  чтобы  разбить  дневной
лагерь в синевшем на горизонте сосновом  лесу,  Роман  не  видел  ничего
необычного. Несколько довольно небольших  деревень,  все  еще  замерзшая
река,  холм,  увенчанный  одиноким  сломанным  деревом.  Никаких  следов
Хранителей или Хозяев, никаких следов магии.
   Топаз заметил больше. Мягкие ноздри жеребца напряженно ловили  теплый
ветер, затем конь обернулся и ударил о землю  ногой.  Топаз  знал,  что,
почуяв собратьев, он не имеет  права  выдать  себя  ржанием,  но  должен
оповестить  хозяина.  Кроме  того,  бывалый  разведчик,  Топаз  каким-то
образом отличал никому не нужных крестьянских и  купеческих  лошадок  от
коней,  чьи  всадники  могли  представлять  интерес  или  угрозу.  Роман
полностью г полагался в таких, вопросах на суждения своего четвероногого
товарища.
   - Говоришь, там кто-то, на кого следует взглянуть? - Роман  проверил,
как ходит шпага в ножнах и на месте ли метательные кинжалы. - Ну что  ж,
давай проверим...

2230 год от В.И. 1-й день месяца Медведя.
Лисьи горы

   Белоснежная  кобылица  остановилась,  не  желая   двигаться   дальше.
Нанниэль удивленно огляделась, она никогда не была в этих  краях.  Узкое
ущелье. На дне бежит поток, вдоль него змеится тропа. Кое-где еще белеют
снежные островки, сквозь которые пробиваются отважные темно-синие цветы.
Тихо,  даже  слишком  тихо...  Почему  же  упрямится  Льдинка?  Эльфийка
соскочила с лошади и попробовала повести ее в поводу. Не вышло.  Льдинка
дрожала всем телом и отказывалась сделать  хотя  бы  шаг.  Она  не  была
боевой лошадью, такой, как ее брат Опал или же Топаз и  Перла  Рамиэрля.
Их обучали (в том числе и магическим способом) повиноваться всадникам  в
любых условиях. Конечно, надо было бы взять с  собой  Рубина  Эанке,  но
Нанниэль боялась всего, связанного с покойной дочерью, и отправилась  на
поиски Эмзара на своей лошадке, теперь вышедшей из повиновения.
   Немного подумав, Водяная Лилия повернула назад и,  проехав  где-то  с
треть весы, обнаружила небольшую поляну у устья впадающего в  безымянную
речку ручья. Прикинув, что она не  так  уж  и  рискует,  оставляя  здесь
Льдинку,  Нанниэль  привязала  кобылицу  и  решила  отправиться  вперед,
посмотреть, что же там творится. Свернуть с дороги  эльфийка  не  могла,
так как единственной возможностью обнаружить Эмзара для нее было  пройти
по его следу. Стоило с него  сойти,  и  ей  пришлось  бы  искать  короля
Лебедей по всей Тарре.
   Когда  стало  ясно,  что  Лебеди  под  водительством  Снежного  Крыла
покидают Убежище, Нанниэль сотворила заклятье, почитающееся для  Дочерей
Звезд постыдным.
   Она вынула следы Эмзара и его коня и, пустив в ход собственную  кровь
и когда-то давным-давно раздобытую прядь темных волос, сотворила амулет,
наливавшийся теплом, когда она шла по месту, где когда-то  проходил  или
же проезжал Эмзар.  Подобное  выслеживание  у  эльфов  считалось  верхом
неприличия, сотворение такого  артефакта  допускалось  лишь  по  просьбе
того, по чьим следам собираются пройти, но Нанниэль не  могла  поступить
иначе. Она должна была знать, что сможет отыскать Эмзара. И  вот  теперь
глупая лошадь лишает ее этой возможности.
   Вздохнув, Водяная Лилия зашагала вперед и вскоре поняла, что  Льдинка
не так уж и глупа. Ощущение давящей  тяжести  и  обволакивающего  сырого
холода было отвратительным, но  Нанниэль  слишком  долго  была  одинока,
чтобы отступить. Она шла, стиснув зубы, по лесу, в котором  не  было  ни
птиц, ни насекомых, и вскоре выбралась на небольшую  скальную  площадку.
Внизу виднелась широкая,  но  неглубокая  котловина,  посредине  которой
стояло самое мерзкое сооружение,  которое  можно  себе  представить.  По
крайней мере, эльфийке показалось именно так, хотя с точки зрения цвета,
пропорций и  размера  здание  было  даже  красивым.  Высокое,  с  узкими
игольчатыми башнями и стрельчатыми окнами, оно словно  бы  вырастало  из
клубящейся по дну котловины мглы.
   Чувства отвращения и страха, захватившие вдову Астена, гнали ее прочь
от этого гиблого места, но какое-то нездоровое, мучительное  любопытство
приковало  женщину  к  земле.  В  гнетущей  тишине  внезапно   раздались
ритмичные жутковатые  звуки,  похожие  на  завывание  своры,  загоняющей
зверя,  и  Нанниэль,  сама  не  понимая  почему,   принялась   торопливо
спускаться вниз, все же не забыв окутать себя отводящим глаза заклятием.
Она шла на звук, который все приближался... Наконец  эльфийка  оказалась
на площади перед храмом. Двери были закрыты, вокруг  не  было  ни  души.
Примостившись  за  невысокой  изящной  колонной,  увенчанной  ветвистыми
оленьими рогами, сделанными все из того же камня, Водяная  Лилия  ждала.
Лай раздавался  уже  совсем  близко,  но  сначала  на  площадь  высыпало
несколько десятков людей. Мужчин и старух среди них  не  было  -  только
молодые женщины, девочки-подростки и дети. Видимо, они пришли  издалека,
ноги некоторых были стерты в кровь, лица  измождены,  и  на  них  застыл
ужас.
   Нанниэль видела, как беглецы бестолково затоптались по площади,  и  в
это время с трех сторон, сжимая  невидимое  кольцо,  появились  огромные
бледные собаки. Дойдя  до  какой-то,  ведомой  лишь  им  границы,  свора
остановилась, явно чего-то ожидая.  И  тут  раскрылись  двери  храма,  и
оттуда  выступило  несколько  фигур  в  светло-серых  балахонах,   между
которыми шли, странно и диковато улыбаясь, три молодых нобиля.  Одна  из
серых фигур молча обошла замерших девочек и указала  на  троих.  Нобили,
все с теми же застывшими улыбками, двинулись вперед, схватили  избранниц
и повлекли в храм. Две шли молча и покорно, словно  овцы  на  бойню,  но
третья - рыженькая толстушка - внезапно дико завизжала и,  извернувшись,
ударила своего стража ногой по колену,  вырвалась  и  бросилась  наутек,
смешно переваливаясь. Двое остальных этого  даже  не  заметили.  Дотащив
своих  пленниц  до  плоского  камня,  видимо  исполнявшего   обязанности
жертвенника, они рывком забросили на него девушек, сорвали с них  одежду
и замерли, поджидая отставшего.
   Рыженькая все  еще  бежала,  а  за  ней,  медленно,  по  волоску,  но
неотвратимо  приближаясь,  двигались  чудовищные  собаки,  за   которыми
следовало пятеро или шестеро закутанных в молочные плащи  охотников.  Им
ничего не стоило  схватить  жертву  сразу  же,  но,  видимо,  погоня  их
забавляла, так как они позволили девушке  добежать  до  края  котловины,
заканчивающейся отвесной скальной стеной.  Девушка  прижалась  спиной  к
шероховатому камню, она задыхалась, губы ее были искусаны до  крови.  Но
она все еще не сдавалась. Нанниэль с ужасом и  жалостью  наблюдала,  как
беглянка наклонилась и подняла довольно  увесистый  булыжник  с  острыми
краями, видимо намереваясь подороже продать свою жизнь.
   Собаки  и  охотники  остановились  и   расступились,   давая   проход
оставшемуся без дамы нобилю. Тот, так и не согнав с лица усмешки,  пошел
вперед, протягивая сильные руки. Девчонка метнула камень, который угодил
смеющемуся в грудь. Удар был не слабый, но тот даже не вздрогнул.  Между
ним и рыженькой оставалось не больше шага, когда Водяная Лилия  ударила.
Она не думала, что сделает это, она вообще ничего не думала, но  Зло,  с
которым она столкнулась, разбудило в ней то, что до этого буйно проросло
в ее сыне и муже, за что  она  их  осуждала.  Водяная  Лилия  не  смогла
вынести чужих страданий и бросилась на помощь, не думая о себе. Она была
одна, а противников... Псов десятка полтора, с  полдюжины  загонщиков  и
столько же жрецов. Много, очень много даже для сильного мага.
   В свое время Астен с трудом справился с Охотником Ройгу, но  в  Малом
х