и в Эланде никто не знал,  что  нежданно
полюбившийся Рене браслет с золотой лягушкой на самом деле являет  собой
волшебное и очень болтливое создание. Зато когда  Рене  и  Жан-Флорентин
оставались наедине, тот своего не упускал.
   Аррой, глядя  в  окно,  покорно  выслушал  очередную  порцию  заумных
рассуждений, после чего каменный философ перешел к делам более насущным:
   - Ты будешь отвечать на письмо, которое тебе написала Илана?
   - Ты  хочешь  сказать,  что  его  прочел  ты?  -  Рене  уставился  на
Жана-Флорентина с искренним возмущением.
   - Не понимаю, чего тут странного, - жаб был невозмутим, - ваш алфавит
один из наиболее примитивных в  Тарре,  а  арцийским  наречием  я,  смею
думать, владею в совершенстве.
   - Я не об этом, - герцог возвел очи горе,  -  письмо  было  от  дамы,
письмо было личным.
   - Ты его читал при мне, - жаб действительно не понимал  предъявленных
к нему претензий. - Разумеется, я его прочел, тем  более  что  с  самого
начала был в курсе твоих отношений с  женщинами  таянского  королевского
дома. Должен тебе сказать, что Илана, чем дальше, тем больше ведет себя,
как настоящая королева. Но ты ей нужен. Женщина,  -  жаб  поднял  правую
переднюю лапу, - начало сопутствующее,  а  мужчина  -  начало  активное,
созидательное. Илана с удовольствием поможет тебе  стать  владыкой  всех
земель, населенных людьми. Проблема Михая Годоя в  этом  случае  решится
сама собой, она или отравит супруга, или попросит его убить того  милого
гоблина, который привез письмо и нашего друга Шандера.
   - Мне не нравятся убийства, - рассеянно откликнулся Рене.
   - В самом деле? Если мне не изменяет память, только в  Оленьем  Замке
ты оставил две дюжины трупов.
   - Это другое дело. Я защищался.
   - Для тех, кого ты убил, был важен результат. И в  истории  с  Иланой
важен результат, Ты ведь не хочешь войны с Таяной,  и  ты  думаешь,  как
уничтожить Годоя. Огонь надо гасить огнем, и, кстати,  не  забывай,  что
твой ребенок - законный наследник Таяны.
   - Я в этом вовсе не уверен. Мы ведь не знаем ничего, кроме того,  что
королева исчезла и что она беременна.
   - Лгать самому себе - занятие недостойное, - Жан-Флорентин  переменил
позу и теперь сидел почти по-человечески, закинув ногу  на  ногу,  -  ты
прекрасно знаешь, что Стефан не вступал в интимные отношения с  Герикой,
так же, как и король Марко. Кроме того, Герика не такая  женщина,  чтобы
иметь себе мужчину для удовольствия.
   - Ты-то откуда это знаешь? - вздохнул адмирал, в который раз не зная,
злиться ему или смеяться.
   -  Я  хорошо  разбираюсь  в  женской  психологии.  Только  мозг,   не
обремененный специфическими эманациями, - Жан-Флорентин с  удовольствием
выговаривал мудреные слова, ничего не значащие для  его  собеседника,  -
может оценить схему поведения мыслящего существа. Вот  принцесса  Илана,
безусловно, пока не получит тебя,  будет  весьма  неразборчива  в  своих
интимных связях. А Герика слишком пассивна и равнодушна.
   Разумеется, если бы кто-то проявил к ней настойчивый интерес, она  бы
уступила, но такое,  если  и  произошло,  то  после  нашего  отъезда,  а
забеременела она раньше.
   - Хорошо. Убедил. Я - отец ребенка, хоть я  только  выполнил  просьбу
короля Марко.
   - Правильно. Он хотел любой ценой сохранить  династию,  и  ты  должен
довести его дело до конца. То есть найти этого ребенка, вырастить его  и
передать ему его державу  в  достойном  виде,  а  для  этого  тебе  надо
победить Михая  и  присоединить  Таяну,  что,  опять-таки,  легче  всего
сделать с помощью Иланы.
   - Что ты предлагаешь?
   - Написать ей, что ты ее прощаешь, что понимаешь ее чувства,  но  что
она сама была виновата, заговорив с тобой не  о  любви,  а  о  политике.
Вырази сожаление, что будущий король Эланда (ей это понравится)  и  жена
регента Таяны - теперь непримиримые враги, и намекни, что если бы не  ее
замужество, все  можно  было  исправить...  Да,  передай  ей  на  память
какой-нибудь пустячок - кольцо или кинжал... Мне  кажется,  этого  будет
достаточно ..
   - Нет, Жан-Флорентин, - герцог говорил очень серьезно и грустно, - из
этого ничего не выйдет. Может, у кого-то на обмане и  вырастает  хороший
урожай, но  я  не  из  их  числа.  Каждому  свое.  Я  никогда  не  смогу
воспользоваться женщиной, чтобы победить мужчину. И я никогда никого  не
подтолкну к убийству из-за угла.
   - Но ты хотя бы понимаешь, что своим отказом убьешь множество людей?!
Одно твое письмо могло бы предотвратить войну.
   - Не могло бы. Если бы речь шла просто об амбициях Михая  Годоя,  то,
возможно, убив его,  мы  остановили  бы  колесо...  Тогда,  наверное,  я
воспользовался бы твоими советами. Но разве ты сам не  понимаешь,  какие
силы пришли в движение? Мы бы и с тобой, и с  Сумеречной,  и  с  Романом
никогда бы не встретились. А  если  бы  и  встретились,  никогда  бы  не
объединились, если бы не угроза всему миру, - герцог говорил  словно  бы
сам с собой, а Жан-Флорентин,  как  ни  странно,  даже  не  пытался  его
перебивать. - Если Михай погибнет, это будет означать одно -  прячущиеся
за его спиной силы откроют свое лицо и набросятся на нас раньше времени.
   И не Илане их остановить. Теперь ребенок. Я до сих пор не знаю, что с
ним связано, но эта тайна еще не раз станет у нас на пути.  В  том,  что
Стефан отказался от Герики, в том, что Марко взял ее  в  жены,  а  потом
отдал мне - во всем этом был вызов судьбе, попытка перескочить  рифы  по
большой воде, но удалась ли она? Не знаю, что и думать...
   Знаешь что, - Рене улыбнулся, - давай-ка займемся  тем,  что  за  нас
никто не сделает, а всю эту магию оставим Роману и его приятелям. Прежде
чем  спустить  на  Арцию  всяческую  нечисть,  хозяева  Годоя  попробуют
развязать обычную войну, и вот  тут-то  мы  их  и  встретим.  Мы  должны
продержаться, пока Роман не найдет Проклятого. И мы продержимся! -  Рене
стукнул кулаком по столу.
   -  Я  уважаю  тебя,  герцог,  -  отозвался  после  долгого   молчания
философский жаб, - тебя нельзя не уважать! Теперь я понимаю,  почему  ты
избран, и, как никогда, уверен, что именно твоя любовь спасет мир.
   - О, великомученик Эрасти и вся кротость eгo!

Глава 48

Эстель Оскора

   То ли сердце грохотало, как копыта, то ли, наоборот, копыта  колотили
по земле, как готовое разорваться сердце. Будь под нами обычные  лошади,
мы бы уже были во власти белого чудовища, но Топаз и Перла держались.  Я
навсегда запомнила эту скачку по пахнущей осенним дымом дороге. В  спину
светила  луна,  мимо  проносились  деревья,  под  ногами  коней  звенела
подмерзшая земля, а сзади неумолимо приближалось нечто ужасное,  несущее
даже не смерть, ибо смерть еще можно встретить с гордо поднятой головой.
   Попасть во власть Белого Оленя означало судьбу стократ худшую.  Я  не
сразу поняла, что Перла начала  сдавать.  Эльфийская  кобылица  все  еще
неслась, как  стрела,  но  удары  копыт  стали  какими-то  неровными,  а
скакавший впереди Роман несколько раз придерживал Топаза, чтобы я  могла
их догнать.  Я  крикнула  ему,  чтобы  он  оставил  меня,  но  это  было
бессмысленно. С тем же успехом я могла просить луну не светить, а  огонь
не гореть. Перла мчалась из последних сил, Роман вновь придержал  своего
коня, и теперь мы скакали бок о бок.
   - Ноги из стремян! Живо!  Когда  поймешь,  что  она  падает,  отпусти
поводья и прыгай. Мой конь понесет нас обоих.
   - Это только отсрочка.
   - Пусть. Мы должны бороться до конца. Я оглянулась - светящееся белое
пятно за спиной не увеличилось, но и не  уменьшилось.  Интересно,  может
эта тварь уставать или нет? Мы взлетели на вершину холма, и  перед  нами
раскинулась залитая лунным светом долина, а навстречу с  другого  холма,
до  которого,  возможно,  мы  уже  не  доберемся,  взмывали  вверх   две
гигантские фигуры. Всадники Таяны.
   Перла, умница, поняла, что дорога пошла под гору, и это дает нам шанс
оторваться от погони; с  губ  кобылицы  хлопьями  падала  пена,  но  она
прибавила ходу. Я понимала, что бедняжка рвется вперед из последних сил,
еще четверть оры, и она упадет.  От  мысли,  что  придется  бросить  это
прелестное создание, у меня защемило сердце, хоть  я  знала,  что  скоро
участь Перлы покажется нам завидной. Мы мчались наметом,  я  никогда  не
была хорошей наездницей, но в эту ночь все  получалось  само  собой.  Мы
перескочили текущий по дну долины ручей и понеслись  вверх  по  пологому
склону. Перла начала спотыкаться. Я в отчаянии подняла  глаза  наверх  -
прямо над нами на забрызганном  звездами  небе  вырастали  Всадники.  Не
знаю, что  на  меня  нашло,  но  я  закричала  им,  закричала  отчаянно,
по-детски, так зовут на помощь мать загнанные собаками лисята:
   - Помогите, заклинаю вас. Братья! Скорее!
   То, что произошло потом, передать словами невозможно. По  телу  холма
прошла дрожь,  раздался  скрежет,  как  будто  кто-то  чудовищным  ножом
разрезал гранитную скалу, мне показалось, что с неба посыпались  звезды.
В лицо пахнуло горячим ветром. Я зажмурилась,  а  когда  открыла  глаза,
увидела, что Всадники несутся к нам. Перла закричала от ужаса, и я  едва
справилась с ней. Мы отскочили в сторону, и в то же мгновение  мимо  нас
пронеслись две чудовищные тени. Нас  и  наших  коней  трясло,  мы  могли
только тупо наблюдать, как Всадники и Олень сошлись на дне долины у того
самого ручья, что мы миновали несколько мгновений назад.
   Было  полнолуние,  и  света  хватало,  чтобы  рассмотреть  чудовищную
схватку, которая, к счастью, была недолгой. Какие бы  силы  ни  породили
нашего преследователя, Всадники были им не по зубам. Чудовище встало  на
дыбы, желая обрушить на нападающих удар копыт, но  промахнулось  и  едва
успело увернуться от черного меча. Яростно  завизжав,  Олень  попробовал
достать своего противника рогами, но каменный щит отразил и  этот  удар.
Монстр заорал еще раз, дикая ненависть и тоска, наполнявшие  этот  крик,
заставляли вспомнить о самых мрачных закоулках преисподней.  Но  здравый
смысл у твари, похоже, был - она  поняла,  что-противники  неуязвимы,  к
тому же их двое, а она одна. Олень обратился в бегство, но  Всадники  не
позволили ему далеко уйти. Черные лошади  оказались  быстрее,  и  вскоре
чудовище было зажато между двух врагов.
   Кони принимали участие в схватке наряду с седоками. Сражающиеся  были
далеко от нас, но  их  движения  можно  было  истолковать  однозначно  -
скакуны зубами и копытами помогали наездникам. Олень, видимо, был ранен,
его броски стали более редкими и тяжелыми. Он  все  дольше  собирался  с
силами. Наконец, последовал последний прыжок. Он, кажется, задел  одного
из Всадников, тот покачнулся в седле, но в этот  момент  другой  пронзил
белую тварь мечом. Чудовище упало на колени. Воин поднял меч,  и...  все
было кончено.  Жуткая  голова  с  ветвистыми  рогами  была  отделена  от
туловища. Победитель вскочил в седло, и в это время обезглавленная  туша
заколыхалась, разбухла и  рассыпалась  белыми  клочьями  тумана.  Та  же
участь постигла и отсеченную голову.
   Нашего  врага  больше  не  существовало.  Только  сейчас   я   смогла
посмотреть на Романа. Он был бледен, но  владел  собой.  Топаз  и  Перла
дрожали,  я  же  не  испытывала  никакого  страха,  только  удивительное
спокойствие. Всадники казались мне единственными  родными  существами  в
этом неласковом мире. Я  непроизвольно  тронула  поводья,  бедная  Перла
уперлась, но я оказалась настойчивой,  и  она  покорно  пошла  навстречу
возвращающимся колоссам. Странно, но чем ближе я к ним  подъезжала,  тем
меньше они становились.  Наконец  я  оказалась  лицом  к  лицу  с  двумя
воинами. Они были очень высокими и сидели на могучих статных лошадях, но
казались  живыми,  пусть  и  очень  рослыми  людьми,  а   не   каменными
исполинами.
   Я с восхищением вглядывалась в прекрасные, необычные лица.  Эта  была
дивная, древняя красота. Гордая и одновременно печальная.  Они,  видимо,
тоже рассматривали меня, потом старший заговорил:
   - Здравствуй, обретенная сестра. Мы рады приветствовать тебя!
   - Вы спасли нам жизнь.
   - Это наш долг хранить Горду, но мы  слишком  крепко  спали.  Это  ты
разбудила нас, и мы благодарны тебе за это, обретенная сестра.
   - Почему вы меня так зовете?
   - Потому что это так и есть. Мы стережем Горду, Одинокая - Тахену  до
Корда, но Явелла была без защиты, пока  не  пришла  ты.  Они  не  должны
перейти Явеллу...
   - Они не должны перейти Явеллу, - почему-то повторила я.
   Мой собеседник совсем по-человечески поморщился и схватился за плечо.
   - Достал он меня все-таки. Но время не ждет. Эгор вас проводит.  Пока
светит луна, вы пройдете древним путем. Куда вы направлялись?
   - В Убежище.
   - Где это?
   - Не знаю. Я еду с моим другом.
   - Твой друг арр?
   - Арр? Что это такое?
   - Так  некогда  называли  эльфов.  -  Я  и  не  заметила,  как  Роман
присоединился к нам. - Но я  не  виновен  в  содеянном  моим  народом  и
сожалею о нем.
   - Мы верим тебе, а теперь спешите, нельзя терять времени. Луна зайдет
через четыре оры. Прощай, маленькая сестра, до встречи, арр!
   И мы поскакали Казалось, под копытами наших коней  звездное  небо,  а
сверху мир накрыт темной тучей. По бокам мелькали какие-то тени, но я не
могла разобрать, что это такое, так быстро они сменяли друг друга  Рядом
со мной мчался Всадник Эгор, я не могла оторвать глаз от его задумчивого
лица, нас связывала какая-то таинственная нить. Я ничего так ие  хотела,
как все отпущенное мне время так вот нестись на коне рядом с  молчаливым
спутником, я не хотела думать о том, что оставалось сзади, мне не  нужно
было никакого завтра. Только ночь и скачка,  ставшая  почти  полетом,  и
бесконечно родное существо рядом...
   Не знаю, что чувствовал Роман, он никогда мне об этом не говорил  Мне
кажется, он вспоминал вещи, которые забыли даже  Перворожденные.  Передо
мной же всплывали какие-то отрывочные видения, лица,  фигуры,  города  с
высокими  башнями,  замки,  взлетевшие  на  прибрежные   скалы.   Армады
кораблей, уходящие к неведомым берегам, какие-то  непостижимые  существа
полукони-полулюди мчались по бескрайней степи, вырастали прекрасные сады
с фонтанами... Видения появлялись и исчезали, то плавно переходя друг  в
друга, то взрываясь короткими яростными вспышками. Казалось,  наши  кони
высекают на бегу  искры,  и  эти  искры  рассыпаются  звездами,  обретая
знакомые очертания. Вот Иноходец, вот Зеркало, а вот и созвездие Орла  с
Лиловой звездой-Сердцем...
   Я не знала, сколько мы скачем,  не  знала,  кто  я...  Луна  пыталась
убежать от нас, но мы раз  за  разом  ее  настигали.  На  мгновение  мне
показалось, что это не Луна, а глядит на меня странный  глаз  о  четырех
зрачках, но, конечно, мне это только показалось. Все  кончилось  так  же
внезапно, как и началось. Эгор круто осадил  коня,  мы  последовали  его
примеру.

2228 год от В. И. Восход 15-го дня месяца Зеркала.
Эланд. Башня Альбатроса.

   Рене не так часто бывал в храмах, а в центре  церковной  церемонии  в
последний  раз  находился  во  время  собственной  свадьбы.  Тогда   ему
запомнилось чувство скуки, запах сжигаемых благовоний и  желание,  чтобы
все поскорее кончилось. Прошло восемнадцать лет, и он  в  алых  парадных
одеяниях, свидетельствующих о его принадлежности к дому Волингов,  стоял
в самом центре идаконского собора святого Эрасти, тщетно пытаясь  понять
то, о чем на древнеарцийском пел невидимый хор.
   Кардинал Максимилиан настоял на том, чтобы все проходило  по  строгим
канонам, принятым во  внутренней  Арции.  Молитвы  сменялись  молитвами.
Собравшиеся возносили благодарность Творцу за все его настоящие, прошлые
и будущие милости, поминали почивших Архипастырей и  просили  о  здравии
нынешних, затем вспоминали  былых  владык  Благодатных  земель  и  особо
императора Анхеля Светлого, являющего примером благочестия  и  любови  к
ближним. Затем Максимилиан вышел вперед и рассказал собравшимся  историю
дома Волингов, как ее трактует Церковь Единая и  Единственная.  К  этому
времени Рене перестал слушать, следя только за выражением  своего  лица.
Прямо перед ним начиналась золотистая дорожка, ведущая в  святая  святых
Храма - распахнутый по случаю Провозглашения  Небесный  портал.  Узорные
кованые створки были раздвинуты, и  можно  было  видеть  тонкого  письма
фрески, изображавшие Царство Света.
   Хор опять запел хвалебную песнь, губы адмирала  шевелились,  повторяя
слова гимна, но внутри  его  все  кричало  от  боли.  Здесь,  на  пороге
нарисованного рая, предоставленный собственным мыслям, он не  благодарил
Творца, а прощался с теми, кого потерял в этом страшном году.  В  клубах
благовонного дыма перед глазами Счастливчика Рене, герцога Рене Арроя, а
ныне принца  из  рода  Волингов  и  будущего  короля  Эланда  проплывали
знакомые лица. Седой  и  желчный  король  Марко,  бывший  всегда  добрым
другом, его несчастные сыновья: юный Марко, порывистый Зенон и,  конечно
же, Стефан. Стефан, пожертвовавший своей любовью,  и,  вероятнее  всего,
напрасно. А затем из голубого сияния появилась  трогательная  фигурка  с
цветами из драгоценных камней  в  черных  волосах.  Марита  -  случайная
жертва адской круговерти, сумевшая  сделать  то,  на  что  оказались  не
способны сильные воины.
   "Благодарю тебя, Творец наш, за каждое дыхание, за каждое  слово,  за
каждый шаг на земле. И все потери, и  удары  приемлю,  яко  справедливое
возмездие...? - повторяли губы адмирала. А что может быть  справедливого
в том, что семнадцатилетняя девочка, обесчещенная и одинокая,  бросается
в реку?! В том, что добрый и мудрый человек, всю жизнь отдавший  Церкви,
убит ее же слугами, алчными и подлыми?  За  что  же  благодарить  Творца
?Всеблагого и Всемилостивого?? За то, что  Шандер  Гардани.  хоть  и  не
может ходить, но все-таки дышит?  За  то,  что  он,  Рене,  вышел  живым
оттуда, откуда невозможно выйти? Но если бы он  рассчитывал  на  милости
Творца, а не на свою  шпагу,  разве  стоял  бы  он  сейчас  под  святыми
сводами7 Разве вручили бы ему корону, если б он умел лишь молшься?! Нет,
Церковь избрала его, потому что мир сейчас нуждается не в подвижниках  и
не в святых мучениках, а в Счастливчике Рене, который, даже  умирая,  не
выпустит из рук клинок и  последний  удар  нанесет  наверняка.  И  новый
Архипастырь,  которого  он  не  видел,  и  кардинал  Максимилиан  -   не
молельщики, а политики и борцы.
   Он, Рене Аррой, как бы ни было горько у него на душе,  должен  сейчас
преклонить  колени  перед  Его  Высокопреосвященством,  дабы   выслушать
Напутствие, потому что это сейчас такое же оружие, как  и  шпага.  Чтобы
обуздать Годоя и монстров, которых тот  призвал,  нужно  объединить  все
силы Благодатных земель, поднять же всю  Арцию  сейчас  по  силе  только
Церкви.
   И когда кардинал Максимилиан принял из рук  отрока  в  белом  золотую
корону  и  высоко  поднял  ее,  показывая  собравшимся,  Рене  Аррой  не
колебался. Он решительно вышел вперед и, встав на одно колено и  склонив
красивую седую голову, приготовился слушать Слова Поучения.
   Храм замер, когда Максимилиан начал свою  речь.  Кардинал  говорил  о
суровых временах, о том, что  Эланд  слишком  долго  оставался  одиноким
островом гордыни  в  море  благости,  омывающим  души  покорных  Церкви.
Говорил он и о том, что древние обычаи часто стоят на  пути  богоугодных
дел и что лишь Творец посредством любимой дочери своей Церкви  Единой  и
Единственной может даровать смертному власть над себе подобными. Власть,
которую никто не в состоянии отнять, ибо она исходит не из рук  людских,
а от престола самого Творца.
   Кардинал Эландский и Таянский  громко  возвестил,  что  отныне  Эланд
будет жить, подчиняясь духовным законам Церкви Единой и  Единственной  и
мирской власти короля. И что на рассвете  самого  длинного  дня  в  году
королевская корона украсит голову достойнейшего потомка  великого  Воля,
нареченного Рене