тдал  Ключ  Ларэну  Лунному.
Был свой Ключ и у Адены, она вручила его владычице Лебедей  Залиэли.  Мы
хотели, чтобы эльфы хранили Тарру, пока сама земля не породит  тех,  кто
способен принять на себя этот груз.
   - Но...
   - Спрашивать будешь потом, слушай дальше. Я воин  и  никогда  не  был
слишком прозорлив, но ко мне пришел Некто, познавший больше других. И он
открыл мне один из вечных законов - любой мир рано или поздно  порождает
тех хранителей и защитников, которые нужны именно ему, и дает им силу. В
страшных муках, в крови, в отчаянье, но не это самое страшное,  так  как
среди множества душ всегда найдутся те немногие, кто  пойдет  до  конца.
Хуже всего то, что никому не ведомо, когда придет беда.  Может  статься,
оставленный без высшей защиты мир не успеет выковать  оружие  для  своих
защитников, и тогда любая жертва окажется напрасной.
   Мой клан - клан Луны - и клан Адены должны были хранить  Тарру,  пока
не поднимутся те, кто сможет занять  место  ушедших  богов.  Затем  наши
посланцы были вольны уйти за нами или же остаться, если  хранимая  земля
станет для них родной.
   Я говорил уже, что нас было семеро и у  каждого  имелось  излюбленное
место, куда мы нисходили из Светозарного и где беседовали с  эльфийскими
владыками и повелителями и пастырями смертных. Каждый из нас создал себе
ту обитель, которая более всего отвечала его сути. Я был Богом  Войны  и
холодного Железа, и я создал себе это убежище, откуда открывались пути в
Светозарное к Престолу Сил и в земли людей и эльфов.
   Так уж вышло, что доступный  обитателям  Тарры  вход  в  мою  Обитель
оказался рядом с Древними Путями, ведомыми лишь ее Издателям. Это  место
почитали священным и гоблины,  народ,  избранный  Первыми  богами  этого
мира. Сначала я хотел уничтожить гоблинов, но мне было запрещено;  потом
я увидел в этом знак судьбы - то, что сделали бы для Тарры ее создатели,
будь они живы, теперь должен сделать я. Я открылся Ларэну, и тот клялся,
что исполнит мою волю.
   Лунный король больше всех эльфийских вождей любил  Тарру,  он  и  так
сделал бы для нее все. Ларэн убедил глав Домов своего клана остаться.  Я
отдал ему кольцо,  открывающее  дорогу  в  мою  обитель.  Теперь  Ларэн,
выполнив свою миссию, мог увести Лунных этим путем. Я услышал бы  это  и
вернулся за ними. Таким образом я  не  нарушал  закон,  запрещавший  мне
ступать на землю Тарры, но не оставлял ее без защиты.  Мне  казалось,  я
сумел обойти запреты, но теперь я знаю, что все пошло не  так  с  самого
начала, словно все наши планы разбились о чью-то недобрую волю. А может,
так оно и было... Наша вина, что, захватив Тарру, мы сочли  ниже  своего
достоинства узнать все о ее прошлом, познать природу действующих  в  ней
сил, а потом стало слишком поздно. Есть проснувшееся ныне древнее Зло, о
котором говорится в вашем Пророчестве. Но кто  знает,  вдруг  существует
нечто иное, до поры остающееся в тени, но влияющее на происходящее. Даже
знающий не может предусмотреть все!
   - Знающий?
   - Возможно, ты когда-нибудь увидишь его, но я  все  же  не  очень  бы
рассчитывал на его вмешательство. Мне осталось досказать немного. То  ли
братья узнали о моем замысле,  то  ли  они  выполняли  приказ  Света,  а
возможно, в дело вмешались силы, которые  не  дано  постичь  никому,  но
когда мы уходили, ударило Великое Заклятье Света, разрушившее  созданные
нами дороги в Тарру и запечатавшее ее мир Великой Печатью, снять которую
под силу лишь всем Светозарным. Я едва успел оставить  в  своей  обители
свой образ.
   - Значит...
   - Значит, ты сейчас говоришь с отражением  того,  кем  я  был  в  миг
Исхода.

2229 год от В. И. 1-и день месяца Собаки.
Белый Мост

   Беды  ничто  не  предвещало,  хотя,  правду  сказать,  ее  редко  что
предвещает. Это потом задним числом уцелевшие  вспоминают,  как  снились
змеи, выли собаки и что-то скреблось под  полом.  Может  быть,  расскажи
Красотка Гвенда о том, что случилось на тракте, кто-то и  сообразил  бы,
что к чему, а всего вернее, что нет. Белого Моста случившееся  никак  не
касалось. Ну, убил кто-то кого-то, что-то отобрал, а  трупы  побросал  в
болото... Мало ли что эти таянцы вытворяют, не вешаться же.
   ... Село окружили ближе к вечеру, и это  были  не  рядовые  синяки  с
телегами  и  десятком-другим  толстомордых  стражников.  В  Белый   Мост
пожаловали  гости  куда  более  высокого  ранга.  Мунтских  и  геланских
фискалов сопровождало не меньше трех сотен воинов с  самыми  что  ни  на
есть погаными рожами.
   Расположившись в парадной Гвендиной  горнице,  незваные  гости  сразу
потребовали к себе войта и клирика и продержали их оры две, расспрашивая
о каком-то дорожном злодействе, про которое те и знать не знали. Гвенда,
разумеется, все слышала - на чердаке у нее не только сушились  различные
травы и грибы. Достаточно было поднять одну из досок, стать на колени  и
приложить ухо к полу, и готово  дело!  Сначала  Гвенда  хотела  войти  и
рассказать, чему оказалась невольной свидетельницей, но,  услышав  голос
одного из именитых гостей, передумала. Корчмарка готова была поклясться,
что именно он приказал  неведомому  собеседнику  убить  всех  и  замести
следы.
   Женщина не  могла  видеть,  носил  ли  ночной  убийца  лиловые  цвета
арцийских фискалов или молочные таянских, да это было и неважно.  Гвенда
хотела жить и не собиралась  полагаться  на  удачу  и  честность  других
синяков. Кто знает, вдруг все они из одной шайки?
   Красотке аж нехорошо стало, когда те  заявили,  что  возле  села  был
захвачен и перебит караван, везший из  Гелани  святую  реликвию,  и  что
следы ведут в Белый Мост. Ошалевшие войт и клирик клялись всеми святыми,
что такого не может быть, что в селе отродясь не водилось  ни  еретиков,
ни разбойников. Слушать их не желали, припомнив прошлогоднюю историю про
убиенную Панку.  Заступничество  Рене  и  Романа  по  нынешним  временам
считалось преступлением и доказательством вины сельчан. В  конце  концов
Рыгора отпустили,  велев  утром  собрать  все  население  на  площади  у
иглеция.
   Расстроенный войт домой пошел не сразу, а спустился  в  общий  зал  и
потребовал  стопку  царки.  И  тут  Гвенда  оттащила  его  в  сторону  и
рассказала все. Рыгор задумчиво потер нос,  глубокомысленно  вздохнул  и
потребовал налить еще. Корчмарка послушно плеснула драгоценного напитка,
нагнулась над столом и посмотрела любовнику в глаза.
   - Уходить надо, Рыгор. Собрать вещи и уходить.
   - Ты с ума сошла? На ночь глядя? Всем селом? Успокойся, ничего они  у
нас не найдут, поорут, постращают и уберутся.
   - Не уберутся, - стояла на  своем  ?Гвенда,  -  вон  сколько  хутopoв
вокруг пустых стоит. Видела я, как тех на дороге положили, а  главным  у
них был, что тебя допрашивал. Нет, пришла беда,  открывай  ворота.  Одно
хорошо - село они обложили, да про мой лаз не знают. Я их сейчас подпою,
а ты по мужикам пройди. А ночью детей в  охапку  и  -  в  лес.  Землянки
выроем, перезимуем...
   - Ты с ума сошла,  -  повторил  Рыгор,  видимо  не  найдя  достойного
возражения вздорной бабе, - кто ж осенью детей в болото потянет, да и  с
чего ты взяла, что по  хуторам  эти  вот  режут?  А  ежели  даже  они  и
разбойники, ну и шо? Ну, ловят сами себя ну орут  "держи  вора"  на  всю
Фронтеру, не поймают та уберутся. Ну, может, пограбят трошки, все лучше,
чем вовсе дома решиться.
   - Головы ты лишиться, а не дома, - в сердцах плюнула корчмарка. - Ну,
ты как хочешь, а я лучше в лесу пережду.
   - И ступай, - огрызнулся войт, - только  хоть  короб  возьми.  Грибов
наберешь, все не такой дурой возвертаться будешь.  И  смотри  мне,  чтоб
никому ни слова! Еще кто,  упаси  Эрасти,  с  тобой  увяжется,  а  те  и
прознают, что тот деру дал. У них же как: бежишь, значит, виноватый.
   - Ну добре, - с неохотой откликнулась Гвенда, - скажу  только  Катре,
она баба не токмо с головой, но и с пузом. На нее не скажут даже эти,  а
мне все меньше от совести терпеть...

2229 год от В. И. 1-й день месяца Собаки.
Гверганда

   Лес на имперском берегу Адены был старательно вырублен  аж  до  самых
порогов. И дело было отнюдь не в том,  что  по  реке  проходила  граница
между Арцией и Эландом. Просто практичные гвергандцы  полагали  излишним
возить издалека то, что можно взять близко. За  более  чем  шесть  веков
существования  города  корабельные  леса,  росшие  на  покатых  песчаных
холмах,  странным  образом  затесавшихся  между  отрогами  Лисьих   гор,
отделявших Таяну и Эланд от Арцийской империи  и  тянущихся  от  городка
Гумеды чуть ли не до самых торфяных болот, были сведены под корень.
   С  военной  точки  зрения  сие  было  очень  даже  неплохо,  так  как
подобраться к Гверганде незаметно смог бы разве что кролик,  и  это  при
том, что город стоял не на горе и даже не на холме, а  на  плоском,  как
доска,  побережье.  Впрочем,   люди   как   могли   исправили   упущение
матушки-природы,  окружив  Гверганду  высокими  стенами,  сложенными  из
гранитных валунов, некогда занесенных в эти  края  ледниками.  Теперь  с
башни святого Титуса, стерегшей подходы к городу  со  стороны  Мунтского
тракта, открывался прекрасный вид на достаточно-таки  унылую  коричневую
болотистую равнину, перемежаемую чахлыми  рощицами  и  озерами  с  рыжей
водой, на которых гнездились полчища уток.
   Прослуживший в Гверганде без малого  двенадцать  лет  Сезар  Мальвани
знал в округе каждый камень, а в городе каждый дом. Так  уж  вышло,  что
красавец-командор, поставленный оборонять  северные  рубежи  империи  от
Эланда, не забывал  поглядывать  и  в  сторону  родного  дома.  Мальвани
рассчитывал, что заговор против Базилека и Бернара увенчается успехом  и
на арцийский престол сядет сын Эллари, но в случае неудачи  Гверганда  с
ее толстыми стенами и незамерзающим портом могла стать тем  местом,  где
восставшие смогли бы зализать раны, отбиться от имперских войск  и,  чем
Проклятый не шутит, вступить в союз с Эландом и  Таяной.  Неудивительно,
что город был укреплен с учетом и этой возможности.
   Гверганда была готова к бою, хотя со стороны  могло  показаться,  что
город спит или вымер. На стенах ни души, подъемный мост опущен, а  южные
ворота открыты настежь...
   Всадники показались  неожиданно  -  вылетели  из-за  чахлой  осиновой
рощицы,  пронеслись   мимо   длинного   озера,   поросшего   метельчатым
тростником, и во весь опор полетели к городу.  Впереди  скакало  десятка
два воинов в черных доломанах. Их  крапчатые  дрыганты  легко  опережали
гнедых  ухоженных  лошадей,  наездники   которых   носили   черно-желтые
императорские  цвета.  Копыта  простучали  по  настилу  моста,   и   тот
немедленно начал подниматься. Подлетевшая погоня резко осадила лошадей у
широкой протоки, омывающей Южный форт, в которой, несмотря на начавшуюся
войну,  нагло  орали  лягушки.  Слаженный  мушкетный   залп   со   стен,
прозвучавший как  единый  выстрел,  заставил  имперцев  резко  повернуть
назад, однако шестеро всадников и две лошади остались  лежать  у  кромки
воды.
   - Неплохое начало, - улыбнулся  командор  Мальвани,  наблюдавший  всю
сцену через окуляр. - Простенько и со вкусом.
   -  Вольно  же  им  было  гнаться  за  "Серебряными",  -   откликнулся
Архипастырь, - известно же, что если таянские конники отступают, значит,
затеяли какую-то каверзу.
   - Ну уж и каверза, - махнул рукой Мальвани, - так, шутка. Как  бы  то
ни было, они пришли, и их много.
   - Рене говорит, девяносто тысяч. Уж не знаю, как он их считает, но  я
ему верю. Годой молодец, за пол-лета собрать целую армию и отправить  на
убой. Не у каждого получится.
   - На убой? Ты так уверен в нашей победе?  -  Феликс  казался  сколько
удивленным.
   - Нет, в нашей победе я не уверен, - пояснил свою Мысль  Мальвани,  -
но поскольку сам узурпатор нас не почтил и если люди Арроя, или кто  там
у него ходит в разведчиках, правильно рассмотрели консигны, на нас  прет
Марциал Одуа с его южанами, баронские полки и  пресловутые  гоблины.  То
есть те, кого Годою явно не жаль.
   - Кого кому не жаль? - переспросил Рене Аррой,  появившись  на  башне
вместе с раскрасневшимся Шандером Гардани в запыленном мундире  рядового
"Серебряного".
   - Годою не жаль тех, кого он бросил против нас, - пояснил Мальвани и,
окинув взглядом Гардани, с усмешкой добавил:
   - Вижу, милейший граф успел развлечься?
   - Давно не сидел в седле, - чуть смущенно улыбнулся  Шани,  -  а  тут
такая  оказия.   Мы   сначала   несколько   ор   любовались,   как   они
обустраиваются, и только потом позволили себя заметить. В Арции так и не
научились выращивать приличных лошадей.
   - Экий ты привередливый, - хмыкнул Рене и сразу  посерьезнел,  -  так
какого ты мнения об их лагере?
   - Устраиваются надолго. С видом на  море,  пресной  водой,  земляными
валами. Так что если нам устроят образцово-показательный штурм с налета,
не стоит им верить. Марциал понимает, что с ходу  ему  ни  Гверганду  не
взять, ни через Адену не перебраться.
   - Как ты думаешь, - Рене с Мальвани перешли на "ты"  на  другой  день
после знакомства, - что предпримет наш арцийский "друг"?
   - Если б он был не то чтобы дураком, а обычным твердолобым воякой, то
попытался бы взять южный форт, ворваться  в  торговый  город,  захватить
мосты через главное  русло  и  выскочить  на  эландское  побережье.  Это
кажется очевидным, тем паче в Мунте не знали, что эту сторону я укреплял
восемь лет.
   - Но Марциал, как мне помнится, не дурак, - заметил Феликс.
   - Не дурак.  Поэтому  он  сделает  то  же  самое.  Только  это  будет
отвлекающим маневром, а на деле подыщет местечко для переправы. Лично  я
постарался бы разузнать, что творится у излучины, думаю,  наши  "друзья"
предпримут нечто в этом роде. О, глядите-ка!
   Над блестящей полоской озерной воды и  гнущимися  тростниками  что-то
сверкнуло, потом еще и еще. Армия Марциала, не торопясь, но и не мешкая,
выходила к городу.
   - Около трети от всех пришедших, как я погляжу, - заметил Мальвани.
   - Треть не треть, - откликнулся Рене, - но драться они будут всерьез.
Марциалу нужно доказать, что  они  намерены  ворваться  в  город  именно
здесь, а те, кто полезет  на  стены,  наверняка  думают,  что  ворвутся.
Кстати, план при всей его тупости не так уж и плох. В конце концов,  нет
стен, на которые нельзя залезть. Гверганда хороша, но до Высокого  Замка
ей все же далеко, а пушек они притащили изрядно...
   - Рене, друг мой, - Архипастырь положил руку на плечо эландца,  -  мы
не сомневаемся, что твои сведения верны, но как ты их получаешь? Ты знал
об армии Марциала все, когда она была в десяти диа от нас.
   -  Ваше  Святейшество,  -  сверкнул  голубыми  глазами  Рене,   -   в
зависимости от  того,  кто  победит  в  этой  войне,  мое  знание  будет
объявлено либо чудом, либо зловредным колдовством. Главное, что мой, гм,
прознатчик говорит правду и вовремя. Глядите-ка, как бегают, черти!
   Арцийцы действительно старались вовсю,  устанавливая  пушки,  подвозя
порох и ядра для стрельбы. Работали они не таясь, находились в  пределах
досягаемости крепостных орудий, но Гверганда молчала. Первым здоровается
тот, кто приходит.

2229 год от В. И. 1-й день месяца Собаки.
Фронтера

   - Ну кто там? - Луи  подсыпал  пороха  на  полку  своего  пистоля.  -
"Рогатые"?
   - Не похоже, Ваше Величество, - вырвавшиеся вместе с Луи Арцийским из
лагской ловушки воины  упрямо  и  вдохновенно  именовали  своего  вожака
императором, и принц оставил всяческие попытки это остановить.
   - А кто же тогда?
   - Больше всего смахивают на синяков и ихнюю стражу, - пояснил  Хворый
Жак, славящийся своим умением незаметно подкрадываться к кому угодно,  -
и с ними еще другие какие-то, в белых плащах.  Я  хотел  было  притащить
одного, да никто из до ветра так и не отошел. Железные они, что ли...
   - Сколько их там?
   - Ой, много. Вокруг деревни сотен пять, не меньше,  так  ведь  еще  и
внутри наверняка есть. А назавтра они еще кого-то ждут.  Думаю,  грабить
наладились...
   - Что делать будем? - Луи  всегда  спрашивал  совета  у  Ноэля,  хотя
далеко не всегда ему следовал.
   Ветеран был не в обиде, молодой предводитель оказывался прав семь или
восемь  раз  из  десяти  случаев.  Ноэль  машинально  потрогал  шрам  на
подбородке.
   - Проще всего обойти село по  лесу  или  вдоль  речки.  Незачем  туда
лезть, их двое, а то и трое на одного нашего. Проклятый  их  знает,  что
они там делают, но за дорогой уж точно не следят...
   - Да, - кивнул Луи, - всех  синяков  не  перебьешь.  Нам  о  "жнецах"
думать надо...
   Отряд, не обремененный практически ничем - все громоздкое  имущество,
включая отобранные во время лихого набега пушки, хранилось в непролазных
для всех остальных Кабаньих топях, - притаился на опушке.  Прашинко  уже
кварту мотался между Гвергандой и Олецькой в тщетных  поисках  очередных
"жнецов" или же небольшого отряда, который две сотни "летучих  арцийцев"
могли  уничтожить  подчистую.  Увы,  кроме   одного   большого   отряда,
расположившегося неподалеку, тракт был пуст, а  Луи  тщательно  оберегал
своих людей и на рожон не пер. Сумеречная втолковала принцу,  как  важно
то, что они делают, и потом... он обещал Лупе...
   Что ж, селян, конечно, жалко, ну да урожай не голова, новый вырастет.
Зато ограбленные годоевцами фронтерцы, возможно, возьмутся-таки за косы.
Пусть не все, но некоторые. Когда синяки уйдут, можно будет наведаться в
село, поговорить... Ему нужны новые люди и, чего греха таить, припасы на
зиму, хотя сборщики вряд ли оставят лишнюю курицу для  резистантов.  Как
бы то ни было, драки сегодня не будет, надо возвращаться в топи.
   Отряд тихо отошел в глубь леса и потянулся на северо-восток. Они  уже
почти миновали опасное место, когда Гайда осторожно тявкнула,  привлекая
внимание хозяев. И тут же под копыта коней чуть  ли  не  вывалились  две
женщины и девчонка-подросток,  тащившая  за  руку  мальчонку  лет  семи.
Выражения исцарапанных ветками лиц говорили сами за себя. Луи спрыгнул с
лошади, даже не поняв, что делает.
   - Что случилось?
   Одна из женщин, высокая и статная, словно проснувшись  от  кошмарного
сна, уставилась в лицо принцу, не  забывая  прикрывать  собой  спутницу,
явно беременную.
   - Хто вы? - голос у нее был низкий, грудной, слегка хрипловатый.
   - Арцийские воины,  -  Луи  старался  говорить  как  можно  мягче,  -
пробираемся в Эланд к герцогу Рене.
   И тут беременная бросилась вперед, явно стремясь обхватить принца  за
колени. Девчонка с ревом  немедля  к  ней  присоединилась,  не  терпящий
подобных  верноподданнических  чувств  Луи  раздраженно  отстранился   и
обратился к статной, кое-как державшей себя в руках:
   - Что случилось, красавица?
   И Гвенда рассказала. Она, дура такая, все же  послушала  войта  и  не
стала поднимать тревогу, рассказала только соседке Катре. Женщины,  хоть
и не решились бросить дом,  на  площадь  со  всеми  не  пошли,  Катря  с
сынишкой заперлись дома, а Гвенда  пробралась  через  лаз  в  заборе  на
задворки иглеция, где и столкнулась с Ганкой. Остальное  население  села
столпилось  на  центральной  площади,  на   коронный   помост   забрался
предводитель синяков, и тут такое началось...
   Голос Гвенды прервался. Однако воины и так все поняли.  Теперь,  даже
прикажи Луи идти дальше, его вряд ли  послушались  бы.  Горечь  Лагского
поля, безымянный ужас  уничтоженных  Лошадок,  унижение  отступления  не
позволяли пройти мимо еще и этой беды, оттолкнув  судорожно  цеплявшиеся
за запыленные сапоги женские руки.
   Действовали быстро и слаженно. Беременную Катрю с сынишкой оставили в
лесу с вьючными лошадьми, при  которых  остались  несколько  человек  из
числа еще не вполне  оправившихся  раненых.  Полсотни  воинов  засели  у
опушки, чтобы отсечь погоню, если таковая  будет,  а  Гвенда  с  Ганкой,
наскоро отерев слезы, вызвались провести два  десятка  арцийцев  в  село
потайной тропой, по которой они и выск