д,  пока  калитка  еще  приоткрыта.  Я  снова
наорала на свалившуюся на мою голову дурищу и  таки  заставила  ее  идти
быстрее,  голову  я  больше  не  поднимала  -  и  так  было  ясно,   что
преследователь ударит сверху. Хотя здесь опаздывали все -  те,  из  Сада
слишком медленно закрывали свою калитку, это, наверху, слишком  медленно
опускалось на наши головушки, ну а мы слишком медленно тащились...
   Моих бешеных усилий все же хватило на то, чтобы добраться до калитки,
когда в щель еще можно было просунуть руку, что я и сделала. Разумеется,
хозяева Сада так же приналегли, но резкая боль меня только подхлестнула,
я рывком распахнула дверцу и буквально зашвырнула свою нелепую попутчицу
в Сад. Затем моя рука скользнула по мокрому дереву, я выпустила калитку,
и та не замедлила захлопнуться. Она не просто закрылась -  она  исчезла,
словно ее и вовсе не было. Я упиралась в  холодный  ноздреватый  камень.
Сад был для меня потерян, но зато я получила все шансы заменить давешнюю
девчонку для того чудища, что за ней  охотилось.  Оставалось  надеяться,
что эта коровушка успешно заменит меня на утраченном для  меня  весеннем
пастбище. Я прижалась спиной к древним камням и посмотрела вверх.
   Туман сбился в плотное низкое облако, которое расположилось  как  раз
над моей головой. Мутно-серые клубы  меняли  поминутно  свои  очертания,
опускаясь все ниже и ниже. Все же  мне  повезло,  моя  нога  обо  что-то
споткнулась, и это что-то оказалось прекрасным камнем, камнем, который я
могла не только поднять, но и бросить. Конечно,  в  схватке  с  туманным
монстром это вряд ли могло помочь, но человек - странное создание, когда
он что-то держит в руках, ему становится легче. Я с каким-то болезненным
нетерпением наблюдала  за  своим  врагом,  который,  похоже,  наконец-то
дозрел до решительного наступления. Белая масса  расступилась,  выпустив
омерзительные скрюченные лапы, похожие на птичьи, но огромные и покрытые
какими-то чешуйчатыми наростами.  В  каждой  лапе  поместилась  бы  пара
таких, как я, но я тем не менее  нагло  прикидывала,  куда  мне  бросить
камень - ведь если есть ноги, значит, должны быть и крылья, и голова,  и
сердце. Проверить это мне не удалось. Два луча: ярко-синий и черный, как
уголь или траурный бархат  прорезали  клубящуюся  мглу.  Нечто  наверху,
испустив хриплый булькающий вой, распалось тысячей туманных  хлопьев,  а
лучи слились, образовав узкую, дрожащую дорожку, ведущую куда-то  вверх.
В то же время мои руки вновь ощутили  не  каменную  кладку,  а  шершавые
доски - калитка вернулась на свое место, стало быть, опасность миновала.
Что бы то ни было, но наносить визит хозяевам, закрывающим  дверь  перед
носом тех, кого преследуют, мне не хотелось. Я давно уже забыла, кто я и
откуда  пришла,  но  что-то  сохранившееся  в  моей  выгоревшей   памяти
твердило, что меня никто нигде не ждет, и возвращаться в общем-то некуда
и незачем. Пресловутый Сад, может, и был подходящим убежищем для девицы,
которую я туда загнала, но засыпанная белыми лепестками  травка  хороша,
когда в мире есть  что-то  помимо  нее,  нельзя  же  вечно  бродить  под
цветущими деревьями и пугать бабочек.
   Я еще  раз  взглянула  на  мерцающую  в  воздухе  тропу  -  возможно,
когда-нибудь я буду проклинать тот час, когда  на  нее  встала,  но  это
только ?возможно?. Неизвестность всегда манит именно тем, что не знаешь,
что выскочит на тебя из-за поворота в следующее мгновенье.
   Я твердо помнила, что терять мне нечего, а покоя я не искала никогда,
и решительно ступила на темную дорожку.

***

   Эльф открыл глаза и обнаружил, что над  ним  склонился  Симон.  Роман
попытался  задать  единственный  интересующий  его   вопрос.   Губы   не
слушались, но лекарь тем не менее все понял.  Он  улыбнулся  и  произнес
какие-то слова. Роман не разобрал, но выражение глаз  медикуса  говорило
само за себя - получилось!
   Действительно, получилось. Герика спокойно спала. Не надо  было  быть
ни магом, ни целителем, чтобы понять, что смерть отступила.
   - Что ты хотя бы сделал?
   - Сам не знаю. У меня был старинный  Талисман,  который  мог  вернуть
отлетевшую душу, если она  еще  не  достигла  Врат  и  если  она  желает
вернуться. Кроме того, это кольцо, оно тоже сыграло свою роль, но  я  не
понял какую. Кажется, оно послужило щитом  против  Врага,  не  желавшего
упускать добычу... Знал бы, какие силы я расшевелю,  право,  я  вряд  ли
решился бы сделать то, что сделал.
   - И хорошо, что не знал... Будем надеяться, опасность миновала.
   - Может, кто-нибудь мне скажет, что здесь натворил Роман и что вообще
происходит? - подала голос Лупе.

Глава 46

2228 год от В. И, Вечер 6-го дня месяца Зеркала.
Северная Фронтера.

   - Судя по всему это случилось недалеко отсюда?
   - То не, проще дана клирика, - счастливой  особенностью  Зенека  было
осваиваться в любом обществе. Племянник
   Красотки Гвенды рядом с коронованными  особами  и  высшими  клириками
чувствовал себя так же легко и просто, как  с  почтенным  войтом  Белого
Моста. Кстати, ни Рене Арроя, ни кардинала Максимилиана это нисколько не
шокировало.
   Кони шли ходкой рысью по лесной дороге навстречу осени. Чем  ближе  к
Эланду, тем прохладнее становились ночи, а в  зеленой  листве  все  чаще
мелькали рыжие, алые и золотистые пряди. Да и  деревья  менялись.  Буки,
каштаны и дубы уступали место  соснякам,  перемежающимся  чернолесьем  и
березовыми рощами. По обочинам дороги появился можжевельник, а кое-где в
низинах стали попадаться хмурые серебристые ели. Никогда не  бывавший  в
этих местах,  Максимилиан  с  любопытством  встречал  каждое  незнакомое
дерево  и,  будь  его  воля,  останавливался  бы   каждую   ору,   чтобы
осмотреться. К сожалению, время поджимало, и кардинал приносил в  жертву
свою природную любознательность жесткой необходимости.
   Еще недавно он и не думал расставаться  с  величественной  Кантиской.
Подающему большие надежды, но очень молодому по церковным меркам клирику
предстоял долгий путь по иерархической лестнице туда, где на  немыслимой
высоте   стоял,   опираясь   на   посох,   Архипастырь.   И   вдруг    -
головокружительный  взлет.  Ему  еще  нет  сорока,  а  он  стал  сначала
кардиналом без территории, затем членом Конклава, помощником исповедника
самого  Архипастыря  и,  наконец,  получил  кардинальскую   шапку   трех
территорий  -  Эланда,  Таяны  и  Тарски!  Правда,  эти  земли   вот-вот
заполыхают в пламени чудовищной войны, но даром ничего не  дается.  Если
ему удастся сплотить свою  паству  против  узурпатора  Годоя  и  убедить
герцога Рене принять корону из рук Церкви,  он,  Максимилиан,  войдет  в
историю как один из самых удачливых клириков, и,  кто  знает,  возможно,
именно он наследует Феликсу. Впрочем, новоиспеченный кардинал таянский и
эландский искренне восхищался новым Архипастырем и, если и позволял себе
иногда помечтать о Великом посохе, то  только  потому,  что  Феликс  был
старше его на двенадцать лет.
   Разумеется,  Максимилиана  безумно  интересовал  адмирал  Рене,   про
которого он и расспрашивал Зенека. Тот, по-юношески влюбленный в  своего
герцога, взахлеб рассказывал как о том, чему сам был свидетелем, так и о
том, что слышал в Таяне и Эланде. Максимилиан  мысленно  делил  рассказы
восхищенного аюданта  на  пять  и  даже  на  десять,  но  даже  то,  что
оставалось, производило впечатление.
   Сейчас, проезжая  через  Северную  Фронтеру,  посольство  Архипастыря
проходило  не  столь  уж   далеко   от   Белого   Моста,   и   кардинал,
воспользовавшись этим, вновь  и  вновь  заставлял  Зенека  пересказывать
историю его встречи с Рене  Арроем,  пытаясь  понять,  что  же  все-таки
произошло во время Божьего Суда. Именно от этой поучительной беседы их и
оторвал один из всадников эскорта.
   - Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство,  но  впереди  на  дороге
рысь!
   - Насколько я помню, рыси в этих местах встречаются  довольно  часто.
Хотя это ведь, кажется, ночные звери?
   - Да. И очень осторожные, - обычная рысь никогда не будет  сидеть  на
дороге!
   - Давайте посмотрим,  -  кардинал  тронул  шпорами  нарядного  рыжего
иноходца - несмотря на свою принадлежность  к  Церкви,  Максимилиан  был
отменным  наездником  и   большим   ценителем   лошадей.   Красавец-конь
нетерпеливо фыркнул и перешел в легкий кокетливый  галоп.  Зенек  послал
своего буланого следом.
   На повороте дороги действительно сидела  большая  рысь  и  не  думала
пугаться или уходить. Более того, в пасти она сжимала  какую-то  тряпку,
которой  энергично   затрясла   при   виде   приближающихся   всадников.
Максимилиан не успел удивиться, как Зенек  с  радостным  криком:  ?Проше
дана, то ж наш Преданный!? - соскочил с коня и бросился  к  рыси.  Дикий
кот с достоинством коснулся головой чуть ли не обнимавшего  его  Зенека.
Как  показалось  Максимилиану,  зверь  многозначительно  обвел   глазами
кавалькаду, медленно, все время оглядываясь, перешел дорогу и скрылся  в
кустах.
   - Что это значит, Зенек? - осведомился растерянный клирик.
   - Это, проше дана, наша рысь. То его, то он, кот, то  бишь.  Это  дан
Роман, ну той, что либр Роман Ясный, он в Кантиске вашей бывал...
   - Что-что? - нетерпеливо перебил Максимилиан.
   - То он его принцу Стефану подарил, а потом, как принца убили, так он
в замке на цепи жил. А потом, видать, удрал как-то. Та вы  ж  не  видите
разве, он нас кличет?! Может, он с кем-то... - И Зенек,  не  вдаваясь  в
дальнейшие подробности,  бросился  в  кусты  вслед  за  Преданным.  Трое
охранников двинулись следом.  Максимилиану  ничего  не  оставалось,  как
ждать. К счастью, недолго - среди темной можжевеловой зелени  засверкала
рыжая голова Зенека.
   - То Шандер! То бишь граф Гардани! Он жив! Проше дана! Он тут, я  его
нашел! - заорал беломостец и вновь нырнул в заросли. Кардинал, торопливо
сунув поводья солидному беловолосому клирику, бросился на голос.
   Шандер полулежал на земле, опираясь плечами на поросший  ярко-зеленым
мхом  большой  пень.  При  виде  человека  в  малахитовых  кардинальских
одеяниях, он предпринял неудачную попытку подняться.  Максимилиан  этого
не позволил, опустившись рядом с графом на  колени.  Зенек,  сделав  над
собой усилие, тактично отошел в сторону, где, скрестив  руки  на  груди,
стоял высокий воин с  непроницаемым  неимоверно  чужим  лицом.  Все  еще
находясь под  впечатлением  увиденного,  аюдант  герцога  Рене  протянул
гоблину руку.
   - Клянуся, что всегда прийду на помощь к тебе,  как  ты  помог  другу
моего господаря.
   На неподвижном темном лице  что-то  дрогнуло,  и  пришелец  отозвался
низким голосом:
   - В груди этого человека настоящее сердце. Я рад, что помог ему. Твой
господин - эльф Рамиэрль или герцог Аррой?
   - Адмирал Рене Аррой, проше дана...
   - Я поклялся Роману довести больного до Эланда, а он мне обещал,  что
мне будет позволено передать письмо госпожи моей Иланы  в  руки  герцога
Арроя или же его доверенного лица. Если  ты  поклянешься,  что  передашь
письмо, то мне никто более ничего не будет должен.
   - Разумеется, проше дана? - Зенек вопросительно взглянул на Уррика, и
тот  коротко  назвался,  -  проше  дана  Юрика,  я  отдам  письмо  моему
господарю.
   - Благодарю тебя, человек, - гоблин вынул из потайного кармана футляр
с письмом. - А теперь прощай. Я возвращаюсь туда, где меня ждет долг.  -
Уррик мягко повернулся и исчез в лесу. Один из  охранников  Максимилиана
выхватил было пистоль, но Зенек схватил вояку за руку:
   - Не трогайте его, он спас Шандера...
   Около графа хлопотал  пожилой  клирик,  известный  своими  лекарскими
познаниями. Шани улыбался, но в глазах  его  стояли  слезы.  Максимилиан
громко и радостно распоряжался перегрузить вьюки так, чтобы двух лошадей
можно было отдать под носилки. Воины,  весело  переговариваясь,  спешили
выполнить приказ. Зенек, присев под деревом, не  мог  оторвать  глаз  от
словно бы прозрачного лица Шандера,  рядом  с  которым  вновь  опустился
кардинал, принесший больному свой  плащ.  До  аюданта  долетали  обрывки
фраз: ?Когда уже не ждал... Роман, ... непонятная  магия...  всю  дорогу
нес на руках... гоблины... у них такая же душа?.
   - Помогай лучше, а то у  тебя  сейчас  уши,  как  у  собаки,  торчком
станут, - добродушно окликнул Зенека коренастый воин, и парень торопливо
вскочил на ноги. Он уже не увидел, как  Преданный,  оттеснив  кардинала,
прижался лобастой башкой к Шандеру, провел мягкой лапой по щеке графа, а
затем, хрипло мяукнув, мощным прыжком перелетел через поляну и скрылся в
тех же кустах, что и покинувший поляну встречи на  четверть  оры  раньше
молодой гоблин.

Эстель Осксора

   Усилием воли я открыла глаза -  вокруг  все  еще  застилал  проклятый
туман, но в нем проглядывало что-то розоватое. Все кружилось и качалось,
но я упрямо заставляла себя смотреть, и мои старания были  вознаграждены
- мгла  стала  отступать,  карусель  замедлила  свой  ход,  а  розоватое
оказалось  склоненной  надо  мной   добродушной   круглой   физиономией,
смотревший на меня с явным одобрением и гордостью. Лицо это с  торчащими
дыбом слабенькими волосиками и крупным  пористым  носом  казалось  таким
милым и забавным, что я улыбнулась.
   - Она пришла в себя, - возвестило это смешное  лицо  нежданно  густым
низким голосом. Его слова имели успех - надо мной немедленно  склонились
еще двое - непередаваемо  красивый  и  столь  же  непередаваемо  бледный
молодой человек и худенькая женщина с  золотисто-зелеными  глазами.  Вся
честная компания в один голос выражала радость от того,  что  мне  стало
лучше, и нарочито бодрую уверенность в том, что уж теперь-то все  пойдет
хорошо. Усилием воли я попыталась вспомнить, кто они  такие  (лица  были
мне определенно знакомы, но не вызывали у меня никаких эмоций) и где  я,
но толстенький поднес к моим губам чашку с каким-то отваром. Это был  не
тот  случай,  когда  стоит  спорить,  и  я   послушно   выпила   горячее
горько-сладкое пойло. Видимо, туда подложили снотворное, так как я почти
сразу провалилась в сон.
   Второй раз я пришла в себя ночью. Слава богу, на сей раз я  лежала  в
полном одиночестве. За маленьким  окошком  виднелась  неуютная  холодная
луна, в комнате  остро  и  приятно  пахло  сушеными  травами.  Небольшая
масляная  лампа  слегка  разгоняла  темноту,  но  не   более   того.   Я
приподнялась на локте - голова закружилась,  но  достаточно  терпимо.  Я
предприняла еще  одно  героическое  усилие  и  сумела  сесть.  Это  было
чертовски странно. Я помнила все, но мне было  все  равно,  словно  свою
собственную историю я прочитала в скучной книжке, да и  прочитала-то  не
по своей воле, а по настоянию нудного учителя. Даже то, что  я  чуть  не
умерла и, видимо, потеряла ребенка, меня не волновало.
   Зато я великолепно помнила кошмары, вернее  не  сами  кошмары,  а  то
тягостное ощущение, которое они,  кем-то  отогнанные,  оставили  в  моей
плохонькой памяти. Я попыталась сосредоточиться на чем-то  конкретном  и
не смогла. Спать больше не  хотелось,  а  лежать,  смотреть  на  луну  и
пытаться вспомнить то, не знаю что, было выше моих сил. Короче, я решила
встать и для начала добраться до лампы и подкрутить фитиль, чтобы  стало
светлее.  Я  готовилась  к  этому  подвигу  так,  как  будто  собиралась
переплыть море. Ноги меня держали  плохо,  как  только  я  встала,  меня
повело в сторону, со всех сторон наплыла какая-то муть, но я  удержалась
на ногах Голова потихонечку  переставала  кружиться,  и  я,  держась  за
спинку  кровати,  сделала  первый  шаг.  Второй  дался   легче.   Теперь
предстояло отпустить деревянную спинку и  попробовать  перейти  комнату.
Это мне удалось не сразу - я грохнулась на четвереньки, но это,  как  ни
странно, меня развеселило - я представила себя со стороны -  раскорякой,
на полу, в чужом доме - и засмеялась. Немного посидела посредине комнаты
и предприняла новую попытку встать и пойти; похоже, мое  тело  пришло  к
выводу, что с такой упрямой бабой лучше не  спорить,  и  честно  донесло
меня до старого кресла, стоящего перед столиком, на котором горела лампа
и лежала всякая всячина.
   Какое-то время я тупо смотрела на стену, пережидая, когда  перестанет
колотиться сердце, а затем занялась содержимым стола. Первое, на  что  я
обратила внимание, был графин с какой-то темной жидкостью, в  которой  я
без  труда  узнала  настойку   из   зеленых   орехов.   Решение   пришло
незамедлительно - для того,  чтобы  почувствовать  себя  человеком,  мне
просто необходимо было выпить. Этот чудесный  напиток  немного  разогнал
окружавшую меня муть, и, хоть я по-прежнему не могла выжать из себя даже
слезинки, я ощутила некое нездоровое любопытство к тому, что со мной тут
сотворили. Разумеется, они  сейчас  все  сидели  внизу  -  Лупе,  Симон,
красавец Роман... Интересно, где Преданный? Почему его от  меня  прячут?
Надо бы спустится к ним и поговорить...
   Тут, впрочем, меня осенило, что не стоит ночью  пугать  людей  и  для
начала надо привести себя в порядок. Я привычно подняла руку к голове  и
нащупала какие-то обрезки - моих кос (а я совершенно твердо помнила, что
они у меня были) не было и в помине. Я провела  рукой  по  лицу  -  нет,
вроде других изменений не произошло. Наверное, волосы обрезали, когда  я
валялась без сознания, ну и прах с ними. Мне было нужно зеркало. Если  я
действительно была королевой, как мне услужливо подсказывала память,  то
я точно бы отдала полкоролевства за зеркало и расческу...

2228 год от В. И. Вечер 13-го дня месяца Зеркала. Эланд.
Крепость в Бухте Зуйка.

   Рене-Аларик И-Рьего герцог Аррой внимательно читал  сидуллу  <Сидулла
(цидулья)  -  заверенное  личной  подписью  и  печатью  конфиденциальное
послание, в случае пожелания получателя может быть обнародовано, если  в
нем не содержится  специально  оговоренной  просьбы  уничтожить  письмо>
Архипастыря. О решении Конклава адмирал и так знал, однако  сообщить  об
этом другим не мог - слишком уж  странным  путем  пришла  добрая  весть.
Другое дело теперь.
   Максимилиан мог быть доволен:  его  появление  в  сопровождении  пяти
дюжин воинов произвело должное впечатление как на гарнизон Идаконы,  так
и на соглядатаев Михая, буде такие  оставались  в  Эланде.  В  последнем
клирик не сомневался, именно поэтому (а также потому, что  заранее  знал
содержание) он и  прочел  послание  Архипастыря  вслух  прямо  на  плацу
цитадели, сразу же после того, как  благословил  выскочивших  из  казарм
идаконцев. Правда, боевой  дух  защитников  крепости  был  высок  и  без
церковного благословения. Эландцы не знали поражений на море, а войну на
суше и вовсе никогда не вели - герцогство самой  природой  было  надежно
защищено от вторжения: болота, горы, непролазные дебри отрезали Эланд от
Таяны, к тому же Таяна всегда  считалась  надежным  союзником.  На  этом
утверждении эдаконские Волинги строили и  внешнюю  политику,  и  военные
приготовления. Эланду могли сколько угодно грозить Ортодоксы или морские
силы  империи,  но  Гнездо  Альбатроса  с  моря  защищал   лучший   флот
Благодатных земель и прихотливая  система  островов  и  подводных  скал,
миновать которые без лоцмана был способен разве что безумец  и  везунчик
вроде самого Рене.
   Именно таким и был мятежный  принц  Руис,  несколько  столетий  назад
приведший в Идаконский залив арцийских изгнанников, смешавших затем свою
кровь с местной. Конечно, захоти вольные маринеры уничтожить пришельцев,
корабли принца очень быстро оказались бы на дне.
   Нет, со  стороны  моря  Эланду  ничего  не  грозило,  но  Максимилиан
прочитал  достаточно  книг  по  истории,  политике  и  стратегии,  чтобы
понимать: взбесившаяся Таяна представляет серьезную угрозу.  Если  Михай
заставит или убедит своих новых подданных выступить против Эланда,  если
к ним присоединятся горцы и нелюдь,  которую  предпочитают  не  называть
собственным именем, тем более к ночи, то соберется  армия,  в  н