оружием в руках  было  у  Арроев  в  крови,
потому что ничем иным объяснить необоримое желание ощутить в  руке  эфес
было нельзя. Почти все паруса были поставлены, когда прямо перед фигурой
вздыбившейся рыси поднялась чудовищная волна,  но  не  воды,  а  чего-то
похожего  и  не  похожего  на  туман,  грязно-белая   и   плотная,   как
предвесенний снег. Рене  молча  стиснул  зубы,  и  в  следующую  секунду
белесая мгла поглотила корабль.

Глава 46

Эстель Оскора

   В моих ушах еще стоял страшный крик гибнущей рыси, а меня уже  тащило
куда-то, и не было силы, которая могла бы  остановить  это  движение.  Я
летела вниз и вниз,  земля  подо  мной  разверзлась,  и  я  оказалась  в
какой-то узкой трубе с радужными стенами.  Я  проваливалась  в  пустоту,
чувствуя касание этих стен, блестящих и гладких, словно  бы  стеклянных.
Впрочем, даже будь они из гранита, это ничего не изменило бы - мои  руки
были  вытянуты  над  головой,  бедра  касались  стен  туннеля,  движение
становилось все быстрее и быстрее. Я не могла ничего предпринять,  разве
что закинуть вверх  голову  и  смотреть  на  стремительно  уменьшающееся
черное пятно -  отверстие,  в  которое  я  провалилась.  Оно  сжималось,
превращаясь в темную точку, казавшуюся на фоне ярких, меняющих свет стен
звездой... Темной звездой! Потом  погасла  и  она,  и  семицветный  змей
окончательно поглотил меня.
   Не знаю почему, но я не догадалась закрыть глаза, и чудовищная пляска
цвета выжигала ум и память. Исчезали и недавние воспоминания, и  страхи,
и туманные детские впечатления. Лица,  звуки,  жесты,  ощущения  боли  и
наслаждения - все вымывалось мерцающим потоком, а  тонкий  омерзительный
свист на пределе человеческого восприятия сводил с ума.
   Бравурное безумие поглощало меня,  и  вскоре  в  моей  бедной  голове
осталась только одна  мысль.  Рене!  Я  жива.  Он  тоже  жив.  Я  должна
вернуться к нему! Я должна его найти! Я вернусь, вернусь, вернусь...
   Свист  неожиданно  прекратился,  пульсирующие  стены  расступились  и
погасли. Падение  продолжалось,  но  на  смену  семи  цветам  -  если  я
выпутаюсь, клянусь носить только черное и белое - пришла  благословенная
тьма, прерываемая  редкими  сполохами.  Затем  огней  и  огоньков  стало
больше,  они  сходились  и  расходились,  принимая   самые   прихотливые
очертания.
   Все вместе напоминало старинные астрологические  карты  когда  звезды
соединяют золотым пунктиром в прихотливые рисунки. Где, когда  я  видела
нечто подобное?! Не помню! Но именно эти очертания были мне неизвестны.
   Чудовищная тварь с клешнями, тремя парами  ног  и  изогнутым  хвостом
пронеслась мимо, а с другой стороны уже разевал  пасть  безумный  лев  и
наклонял рогатую голову огромный бык один глаз которого мерцал  странным
двойным блеском. Сверкающая сеть окружила меня со всех сторон.  Птица  с
изогнутым носом, размером с ее собственное  тело,  уставилась  на  меня,
молча разевая и закрывая чудовищный клюв. Гончие псы, медленно и  плавно
выбрасывая  в  беге  длинные  лапы,  гнали  призрачную  дичь...  Колесом
прокатилась оброненная неведомым владыкой корона...
   Я уже ничего не понимала. То ли я проносилась мимо звездных  чудовищ,
то ли висела во тьме, а они, не замечая  меня,  следовали  своим  путем.
Потом появились Другие. Я пока не могла их  видеть,  но  ощущала  чье-то
присутствие - ледяное, безжалостное и  безмозглое.  Им  нужно  было  мое
тепло, хоть оно не могло ни насытить их, ни согреть. Это была гибель,  и
гибель отвратительная и окончательная.  А  я  не  могла  позволить  себя
убить! Я должна была куда-то вернуться. И я была готова драться  за  это
свое право, хотя нигде не сказано, как можно бороться с тенями,  с  тем,
чего нет, и что одновременно есть до такой степени, что  хочет  и  может
тебя сожрать.
   Мой полет продолжался, но медленнее,  чем  нужно,  голодные  сущности
приближались, и их парализующее присутствие уже обволакивало,  леденило,
связывало волю... Нет! Проклятье! Нет! Я должна вернуться, и они меня не
получат. Иначе все было зря! Что было? Не помню! Но я должна  вернуться!
Это очень важно! Неужели мне  никто  не  поможет?  Неужели  нет  никакой
управы на это голодное ничто...
   И все же я им не досталась! Трудно было что-то углядеть  в  кромешной
темноте, но я все же увидела, как на меня взглянул странный глаз - то ли
синий, то ли золотой, то ли зеленый, но с  несколькими  узкими  змеиными
зрачками.  Это  вполне  могло  сойти  за  предсмертный  бред,  если   бы
бестелесные не шарахнулись в стороны. Глаз мелькнул и пропал. Как  и  не
было. Зато мне померещилось, что меня  прикрывают  огромные  крылья.  Не
могу поклясться, но мне показалось,  что  это  какая-то  птица  -  вроде
гигантского   орла.   Мне   даже   почудился   разгневанный   клекот   и
отвратительный чмокающий звук, словно на части рвали нечто студенистое и
упругое одновременно, а затем мой полет вновь обрел стремительность.  На
смену радужным стенам пришли серебряные, сияющие столь ярко, что  я  все
же закрыла глаза. И сознание покинуло меня окончательно...

2231 год от В.И. 21-й день месяца Собаки.
Лунный остров. Каплица Ларэна

   Роман стоял над мертвым алтарем. Погасший  огонь  мог  означать  лишь
одно - Залиэли больше нет. Будь  она  ранена,  в  плену,  без  сознания,
колдовское пламя продолжало бы гореть. Пусть не  столб  синего  огня,  а
тоненький язычок, как у грошовой церковной свечечки, но  он  бы  мерцал,
бился, жил. Рамиэрль слишком много видел и знал, чтоб  позволить  ложной
надежде убаюкать себя. Залиэль погибла, и скорее всего  Рене  тоже.  Без
эльфийской магии "Созвездие" не  продержится  в  таком  гиблом  месте  и
десятинки. А вот он, Роман, совершенно неожиданно  уцелел  и  теперь  не
знал, что с этим делать.
   Все последние дни он провел  в  ожидании  своей  смерти,  которая  бы
выкупила для Герики проход в иные миры. Цена, назначенная  тем,  кто  по
своей воле желал оставить Тарру, была высока. Обойти запрет  Светозарных
можно было лишь ценой добровольно отданной жизни. Из двух вступивших  во
Врата проходил лишь один, причем ключом, открывающим ему дорогу, служила
жизнь второго.
   Рамиэрль родился и вырос в мире без богов, и потому в его  голове  до
сих пор не укладывалось, как высшая сила сумела  навязать  свои  условия
двум кланам эльфов. Хотя, если взглянуть правде  в  глаза,  сделано  это
было во имя благих целей. Неведомая Рамиэрлю, но хорошо памятная Залиэли
Адена, про которую та говорила одновременно с благоговением  и  злостью,
не желала бросать Тарру без защиты. Она прекрасно знала эльфов  и  нашла
способ заставить их сражаться за мир, к которому Перворожденные были,  в
общем-то, достаточно равнодушны. Эльфы с готовностью ушли бы  за  своими
богами, мимоходом погрустив о судьбе покидаемых ими земель, но  они  (по
крайней мере, лучшие из них) не стали бы платить жизнями  своих  близких
за право преклонить колено перед престолом Света.
   На то, что любимые дети Творца захотят остаться по собственной  воле,
дабы охранить покинутые Светозарными Рассветные земли, Адена  в  отличие
от Ангеса не рассчитывала. Правы же оказались оба. Просто Воин  думал  о
таких, как Ларэн и Эмзар, а Дева о таких, как Эанке.  Рамиэрль  из  Дома
Розы прекрасно помнил свою сестру, воспитанную в лучших традициях былого
величия, и понимал, что в канун охватившей Тарру междоусобицы таких, как
Аутондиэль, было большинство.
   Что ж, затея двоих из семерых Светозарных удалась, хоть и не в полной
мере. Клан Луны раскололся на две части. Тех, которые решили остаться, и
тех немногих, кто ушел,  бросив  жребий,  кому  жить  в  Свете,  а  кому
послужить для этого живым мостом. С Лебедями было иначе. Их королева  по
ведомой лишь ей причине скрыла тайну Врат. Сделать же так, чтобы ее клан
не успел уйти с пятью другими, ей ничего не стоило. И  Лебеди  опоздали,
причем даже муж Залиэли не узнал истинной причины. Права  ли  она  была,
сейчас не смог бы сказать никто. Во всяком случае, Рамиэрль  не  рискнул
судить нежданно-негаданно отыскавшуюся мать своего отца.
   Лебединая королева дорого заплатила за свое решение, он же, Рамиэрль,
скорее всего поступил бы на ее месте точно так же.
   И не только потому, что самое страшное право  -  право  решать,  кому
умирать, а кому радоваться жизни за чужой счет!  Рамиэрль  Звездный  Дым
был  еще  и  либром  Романом  Ясным,  любившим  исхоженную  им  землю  и
считавшим, что ее  стоит  защищать  любой  ценой.  Да,  Адена  поступила
жестоко, но, по большому счету, благородно, хотя ему ближе был искренний
и порывистый Ангес. Поэтому  Роман  без  колебаний  согласился  на  план
Залиэли, казавшийся единственно возможным.
   Чтобы обезопасить Тарру от нового воплощения Ройгу и в  конце  концов
вернуть Проклятого, нужно было сберечь Герику, Эстель Оскору,  устоявшую
в схватке с Ройгу благодаря своей любви. Но в этом мире до нее  бы  рано
или поздно добрались или уцелевшие ройгианцы, или адепты Неизвестного, а
значит, ее нужно было отправить  за  пределы  Тарры,  причем  как  можно
дальше. Сама Герика никогда бы на это не согласилась, но, если она будет
думать, что спасает Рене, пойдет на все. Дело же Романа - открыть Врата.
   Один должен сгореть, чтоб другой прошел, и этим "вторым"  может  быть
только он, Рамиэрль из Дома Розы. Эта жертва,  этот  выбор  должен  быть
добровольным и осмысленным, и сделать его может лишь тот, в  чьих  жилах
течет кровь Звезд.
   Роман не колебался, хоть и любил жизнь. Если насчет Рене и Залиэли  у
него еще были кое-какие надежды - вдруг вернутся, ведь никому так  и  не
удалось узнать, что же кроется за Жемчужным рифом, - то свою участь бард
знал совершенно точно. Судьба же в лице Преданного распорядилась иначе.
   Рысь опередила его, и - он не поверил своим глазам  -  Врата  приняли
жертву. Видимо, благодаря эльфийскому  ошейнику.  Роман  своими  глазами
видел, как пламя охватило рысь, которая на миг зашлась в жутком смертном
крике   и   рассыпалась   сверкающими   звездочками,   как   рассыпается
испепеленная  бумага.  А  затем  в  пламени  возник  овал,   сверкнувший
зеркальным блеском, расколовшимся на семь радужных цветов. В эту  радугу
и вступила Герика. Силуэт женщины окружили два ореола  -  темно-синий  и
черный, а потом тарскийка исчезла, а радуга погасла.  Остался  мечущийся
на алтаре костер, то взлетающий к потолку, то прижимающийся к мраморному
основанию, но потом погас и он. Дальний бой был окончен.
   Итак, главное им  удалось.  Герика  далеко  и  вне  опасности.  Силы,
направленные на то, чтобы  уничтожить  Залиэль,  подняли  такую  эфирную
бурю, что никто и никогда  не  сможет  проследить  путь  Эстель  Оскоры.
Теперь остается уповать лишь на ее стремление вновь  обрести  Рене,  для
чего  Герике  придется  осмыслить  и  подчинить  своей  воле   как   всю
доставшуюся ей от Прежних Силу, так  и  мощь  взятого  ею  тайно  кольца
Эрасти.
   Тайно... Как он боялся, что тарскийка не догадается,  не  поймет,  не
клюнет на приманку! Теперь Эстель  Оскора,  если  она  уцелеет  в  своих
скитаниях и вернется,  сможет  дать  бой  Ройгу  и  проторить  дорогу  к
Проклятому, без которого Тарру не спасти. В чем, в чем,  а  в  том,  что
древний  бог  тумана  был  лишь  первым  звеном  в  цепи,  Рамиэрль   не
сомневался. Так же как и в  том,  что  все  отныне  зависело  только  от
тарскийки.  Залиэль  утверждала,  что  Темная  Звезда  способна   выжить
практически везде и что ее сила, хоть и полученная изначально от  Ройгу,
никуда не исчезает, а может лишь уснуть. Более того, сила  эта  меняется
вместе с самой Эстель Оскорой, и никто не  знает,  ЧЕМ  в  конце  концов
станет тарскийская девочка... В том же, что счет ее  годам  не  отмерен,
хоть она, как и эльфы, может быть убита, по крайней мере в начале  своей
дороги, Залиэль была уверена.
   Как бы то ни было, но пока Герика бродит по иным мирам, Ройгу  и  его
Хозяин не добьются своего. Даже если Геро погибнет, им ничего не светит,
ибо Тарра может породить новую Эстель Оскору, лишь приняв  в  свое  лоно
останки прежней. Конечно, ройгианцы и без материального воплощения Ройгу
могут натворить бед, особенно на пару со своим заморским советчиком,  но
с этим все же можно бороться, хотя сын Астена полагал, что этим займутся
уже другие.
   Рамиэрль не задумывался о том, что именно случится потом, потому  что
его собственная жизнь  должна  была  закончиться  на  алтаре  Ангеса,  и
дальнейшее к нему не имело никакого  отношения.  Единственное,  чего  он
боялся, это не успеть отшвырнуть на  безопасное  расстояние  оставленный
ему Рене браслет с Жаном-Флорентином. Маленький  философ  не  заслуживал
небытия...
   Оставшись же живым и невредимым, эльф растерялся. Он молча смотрел на
темно-синий  остывающий  камень,  отчего-то  чувствуя  себя  предателем.
Слишком памятен был тайный разговор, когда он и  Залиэль  решали,  каким
образом спрятать Герику, чтобы никто не  только  не  мог  пройти  по  ее
следу, но даже догадаться, куда же она делась. Залиэль  предложила  путь
двойного обмана, а он, Рамиэрль, скрепя сердце согласился. Они словно бы
заключали договор - три жизни в  обмен  на  надежду  для  Тарры.  И  вот
оказалось, что его вклад не нужен.
   Чем ему заняться теперь, бард не представлял. Конечно,  в  этом  мире
оставалось много дел, но ничего такого, с чем не справились бы те,  кому
это было по чину. Феликс будет  укреплять  свою  Церковь  и  бороться  с
нарождающейся циалинской ересью, а сын Рене с помощью Мальвани и  Димана
править Благодатными землями. Шани и Ланка наверняка уже  забыли  ужасы,
омрачавшие их прошлое, и  гоняют  настоящих  -  не  белых!  -  оленей  в
таянских лесах, торгуют с гоблинами и любят друг друга.  Рыгор  вернулся
во Фронтеру, новоиспеченный герцог  еще  не  стар,  и  Гвенда  наверняка
подарит  ему  полдюжины  сыновей;  Лупе  отрешилась  от   своего   горя,
окунувшись с помощью Кэриуна в зеленую магию, а Криза... Криза с Урриком
счастливы друг с другом, и хватит об этом!
   Рамиэрль из Дома Розы не сомневался, что его друзья  будут  рады  его
визиту, но что ему с ними делать? Петь песни? Помогать? Но они обойдутся
и без него. Конечно, оставалась Башня Ангеса, но без кольца он мог войти
туда, но не выйти. А права на покой он еще не заслужил, да и не хотел он
покоя. Увы! Простая жизнь была для сына Астена  слишком  предсказуема  и
скучна, а великие тайны оказались  не  по  зубам.  Единственной  мыслью,
которая не пришла в голову Рамиэрлю, была та, чтобы навсегда вернуться в
Убежище. Он, конечно, заглянет туда, расскажет все Эмзару и уйдет.
   Его дом - Благодатные земли, и покинуть их для него было бы столь  же
странно, как для дельфина искать удачи на суше. Жаль  только,  что  море
нынче стремительно превращалось в болото...
   Что ж, займемся самым простым. Для начала нужно что-то сказать  людям
Ягоба, подготовить их к  тому,  что  на  сей  раз  Счастливчик  Рене  не
вернется.
   - И долго ты собираешься предаваться  столь  бессмысленному  занятию,
как самобичевание? - Жан-Флорентин заговорил как всегда неожиданно.
   Философский жаб выглядел неважно, видимо, разлука с Рене повлияла  на
него больше, чем он хотел показать, но своей способности к  максимам  он
не утратил. - Главное, - жаб поднял вверх изрядно усохшую и потускневшую
лапку, - примириться с тем, что ты не можешь изменить,  если  уж  ты  не
смог изменить то, с  чем  ты  не  в  силах  примириться.  К  тому  же  в
происшедшем есть глубокий сакральный смысл. Вы, разрабатывая  ваш  план,
совсем забыли о том, что  Герику,  когда  она  вернется  (а  она  должна
вернуться,  так  как  в  противном  случае  все  случившееся   было   бы
бессмысленным, а мироздание не терпит бессмысленности), нужно встретить.
Так вот, - Жан-Флорентин издал короткий писк, равнозначный  откашливанию
для двуногого оратора, и продолжил:
   - Совершенно  очевидно,  что  Герика  возвратится.  Своевременно  или
несколько позже. И кто-то должен ее дождаться,  ибо  Эстель  Оскора,  не
зная, что случилось за время ее отсутствия, может совершить непоправимые
ошибки. А кто предупрежден, тот вооружен. И, разумеется,  очень  удачно,
что ты - эльф, следовательно,  практически  бессмертен.  Иначе  тебе  бы
пришлось жениться,  завести  наследника,  воспитать  его,  передать  ему
тайну, затем внушить ему, что он точно так же должен передать ее  своему
сыну, и так далее.
   Это очень неудобно, особенно с учетом  того,  что  людям  свойственно
забывать самое важное, сосредоточиваясь  на  второстепенных  деталях,  а
также исправлять по своему усмотрению прошлое. Нет, очень удачно, что ты
бессмертен...
   Роман молча смотрел на маленького философа. В первый раз в жизни  ему
не было смешно от жабьих сентенций.

2231 год от В.И. 22-й день месяца Собаки.
Последние горы

   - Я не понимаю,  что  с  ним,  -  Гредда  озабоченно  склонилась  над
плачущим ребенком.
   - Когда это началось? - Рэннок, спехом вызванный с Совета  Старейшин,
пощупал лоб маленького Стефана-Уррика. - Холодный...
   - С самого рассвета - я проснулась от его крика. Рэннок! Дети так  не
кричат. Что-то случилось... Может, его отец  или  мать?  Что-то  с  ними
произошло? А вдруг Криза?!
   - За девчонку не волнуйся, - буркнул  старый  вогораж,  -  она,  хоть
Уррик ее и взял, малому не родная кровь, да и с Урриком все должно  быть
в порядке... А женщину ту я не так уж  давно  видел.  Она  жена  Шандера
Таянского, с ней беды не должно быть. И, однако, это все неспроста.
   Рэннок поднял плачущего малыша и принялся его раздевать.
   - Гредда, ты сняла подарок Уррика?
   - Какой? - женщина недоуменно подняла глаза. - Не понимаю.
   - Черный браслет. Уррик получил его от дочери Инты и  оставил  своему
сыну.
   - Я ничего не трогала, - пробормотала Гредда, - да и как бы я могла!
   - Посмотри, - Рэннок  поднял  ручку  ребенка,  -  браслет  исчез,  но
остался след...
   Действительно, на нежной кожице явственно проступало  темное  родимое
пятно, охватывающее запястье...

2231 год от В.И. 22-й день месяца Собаки.
Эр-Атэв. Эр-Иссар

   - Я выслушал тебя, пастырь хансиров, - смуглая рука лениво потянулась
к блюду невиданных в Арции фруктов, - ты получишь все,  что  просишь,  и
даже более того.
   - Творцу угодно добро в отношении его смиренных  слуг,  -  Иоахиммиус
сохранял  свою  всегдашнюю  доброжелательность  и  невозмутимость,  хотя
присутствие последователя безумного  Баадука,  к  тому  же  непонятного,
непредсказуемого и могущественного, не могло не смущать.
   Калифа же, похоже, общество  клирика  забавляло,  во  всяком  случае,
Иоахиммиус и последовавшие за бывшим кантисским кардиналом монахи вторую
кварту сидели в Эр-Иссаре, окруженные вопиющей, по их мнению,  роскошью,
назойливо отвлекающей от молитв и праведных  рассуждений.  Майхуб  и  не
думал отпускать  гостей,  заваливая  их  неуместными  дарами,  а  самого
кардинала удостаивая ежевечерней беседы. Однако на  сей  раз  повелитель
атэвов был несколько рассеян.
   Иоахиммиус  за  проведенные  среди  князей   Церкви   годы   научился
распознавать настроение собеседника по едва заметным признакам. Кардинал
не сомневался - мысли собеседника заняты  чем-то  очень  важным.  Майхуб
коснулся пальцами кисти винограда, глядя куда-то вдаль, а потом  подался
вперед  неожиданным  резким  движением.  Полусонные   глаза   вспыхнули,
безупречные брови сошлись  на  переносице;  изнеженный  красавец  исчез,
перед Иоахиммиусом сидел вождь - сильный, умный и безжалостный.
   - Раскрой свои уши шире, пастырь хансиров, - Майхуб свободно  говорил
по-арцийски; в сочетании с сурианской витиеватостью в речах это пугало и
сбивало с толку, - я берег эти слова для дея Арреджа, да  освежит  ветер
его лицо, но следы Волка Эланда смыли волны, и я говорю тебе. Миджед  не
был предсказанной бедой, ибо родился глупцом, обманувшим себя самого,  а
глупый враг - не враг. Миджед стал  кучей  навоза,  на  которой  взойдут
семена  и